neon generation

С наступлением сумерек их жизнь только начинается. Ночные улицы Пальметто светят ярче, чем днем, — силенок тьме не хватает пробиться через ксенон нескольких десятков фар. У каждого случайно заглянувшего на вечеринку челюсть вниз со свистом летит от изобилия разноцветных монстров, полукругом выстроенных посреди дороги. От глубинных черных глянцевых боков до сверкающего в свете неона вырвиглазных оттенков капот за капотом в ряд стоят миллионы потраченных долларов и сотни часов работы на полу гаража, провонявшего машинным маслом и бензином. Литые диски блестят, начищенные и отшлифованные, в них, как в зеркало, глядеться можно — ни одной детали не упустишь. Тонкие, изящные линии вперемешку с острыми, опасно-кричащими изгибами — здесь можно выбрать машину на любой вкус. Их количество все прибывает; близятся выходные, и гонщики не находят ничего лучше, чтобы отвлечься от недельной рутины, чем вновь свои силы попробовать в паре-тройке заездов. Ярко-красная Бугатти, черная Агера, лимонно-желтая Ламбо, оранжевая Ферарри… Список настолько впечатляющий, насколько и бесконечный. Здешние ребята не экономят ни на понтах, ни уж тем более на начинке под капотом красивой обложки. Излюбленное место сбора всех уличных гонщиков не пустует ни дня, люди собираются здесь постоянно — когда больше, когда меньше, особо не скрываясь и уж точно не опасаясь быть пойманными. Под капотом каждой малышки скрываются бесчисленные дюжины лошадиных сил — ни одной полицейской тачке не угнаться за ними. Музыка электронными битами заполняет собой каждый уголок центральной улицы, но жители окрестных домов давно привыкли и перестали выказывать какие-либо недовольства. Из все прибывающих машин выскальзывают молодые девушки, счастливые от одного лишь шанса оказаться здесь — в кругу лучших водителей города — и ощутить атмосферу ночи, вплетенную в азарт и скорость гонки. Их крепкие бедра и круглые попки не скрывают ткани кожаных юбок, а высоченные каблуки звонким эхом цокают по асфальту. Они, как на подбор, статные, грациозные, но меркнут на фоне изящных хромированных изгибов. Цель здесь лишь одна — отдаться ритму музыки и свободной жизни, показать свои тела и, возможно, достаться в награду одному из победителей. Водители привычно жмут руки знакомым, обнимаются и оглядываются через плечо на новеньких, закидывая руки на плечи очередной красотки, жмущейся к боку. Новички частенько заглядывают, пытаясь собственные силы испробовать, а сегодня — сам бог автомобильных дорог велел. У них всех еще есть немного времени, прежде чем старт будет дан, собраться с мыслями или, наоборот, отключить все, что мешает слиться с дорогой и ощутить каждой клеточкой тела скорость и монотонную работу мощного мотора. Никто из них проиграть не боится — азарт движет, побуждает как можно скорее один на один оказаться с диким зверем, ревущим под капотом, и монотонной лентой дороги. Отсутствие правил, оков, свобода в чистом ее понимании — то самое, что собирает здесь каждого. То самое, что жизнь смыслом наделяет и кровь с адреналином намешанную по сосудам гнать заставляет. Эштона Кёнига — выходца из Германии — за глаза все называли Джеско. Откуда пошла эта мода, никто не скажет, но дело, скорее всего было в фамилии. Почему именно так? Кто знает, что Кристиан Кёнигсегг напихал в подарок для отца? Так и появление Эштона в их тусовке — тайна, покрытая мраком. Та же Агера с ее гордым видом хранила меньше секретов, к ней возможно было подобрать подход. Эш, конечно, про прозвище знал, но не подавал виду, что то его волнует. В открытую не одобрял, но и недовольства не высказывал — словно мимо ушей пропускал. Такое сравнение ни разу, кажется, не льстило ему. Кёниг всю свою жизнь предпочитал мощные американки, поэтому в его обладании находился темно-зеленый челленджер, стоявший чуть позади всех разрисованных иностранок. Поначалу он тоже гонял здесь — всех новичков обкатывают без исключения. Но в последнее время занялся скорее координированием этой беснующейся массы. Он отбирал машины и водителей, хотя в большинстве своем они заявлялись сюда сами. Устанавливал банк и был же хранителем вложенных денег. Всегда был в курсе внутренней кухни полицейского участка. Имел огромное доверие и уважение. Несколько раз особо резвые и наглые новички пытались шутить на тему, что он захирел и ничего, кроме шершавых бумажек и сисек своей подружки, давно в руках не сжимал. Эш одним заездом научил молодняк держать языки за зубами, оставив тех позади себя почти на два корпуса. Среди музыки и отрывного веселья ребят он стоит особняком, рассматривая из-под опущенных ресниц собравшихся. Сегодня их больше, чем обычно бывает в эти дни, и, кажется, Эштон даже причину вызовется назвать. Король здешних дорог и его невидимый в ночи трон сегодня на отдыхе. Эндрю временами становится скучно иметь дело с одними и теми же лицами, тачками, дорогами. В скорость он влюблен безвозмездно и бесконечно, но тягаться с заранее слабыми противниками снижает любую мотивацию до уровня плинтуса. Немудрено, что столько народу изъявило желание покататься именно сегодня. Не каждый горел желанием быть униженным резвым Мазератти и его молчаливым хозяином. Все даже второе место считали личной неудачей. Сет Гордон, вечный баловень судьбы, только что подъехал на сером Авентадоре. В прошлом заезде он катался на Шевроле, но от нее мало чего осталось — такова была манера езды Сета. Либо все, либо ничего. Очень редко он в погоне за выигрышем не разбивал новейшие машины вдребезги. И где только потом вечно наличку находит, чтобы восстанавливать их. Или покупать еще более навороченные. Его приветствуют тепло, но с блеском предвкушения в глазах. Все ждут, чего он на этот раз выкинет. Никто не прочь воочию лицезреть главного смутьяна ночной жизни этого города. — Тачку свою ставлю, — подходит к Эштону и заявляет без лишних предисловий, а в глазах ничего, кроме азарта и святой веры в собственную непоколебимость, а на губах ухмылка сияет ярче фар. Кто-то на браваду эту хмыкает скептически в толпе, кто-то, наоборот, загорается в поддержке, свистом и возгласами выказывая одобрение. — Ух ты, — присвистывает Эштон, выгибая бровь, перебирая купюры в руках — считать нет никакого смысла — все ребята честны до скрежета зубов и не позволят себе хитрить со ставками, — а не боишься? — Ты же видишь, Эш, — продолжает ухмыляться Сет, разводя руки в стороны и маленькими шажками прокручиваясь вокруг своей оси, обводит взглядом собравшихся. Красуется безбожно, но все настолько привыкли, что даже не заостряют внимание, — здесь нет никого, кого бы эта малышка не смогла уделать. Эштон тянет уголки губ в кривоватой улыбке, больше снисходительной, нежели чем приветливой. — Не припомню, что бы раньше ты был таким смелым, — поднимает глаза с пачки денег на дерзкого парня. — Уж не потому ли, что одна машина в заезде сегодня не участвует? Толпа беснуется, яростно поддерживая подначку; любители зрелищ, что с них возьмешь. Сет оглядывается на новенькую Ламборгини, припаркованную притаившимся зверем за его спиной. — Его старье эту малышку не потянет, — в голосе уже мелькает тень неуверенности, глаза начинают метаться, выдавая нервозность, но Гордон всеми силами старается доиграть роль до конца. Совсем уж некрасивым и позорным окажется так бездарно дать заднюю. Толпа шумит громче. Протяжный гул мог значить что угодно, но факт оставался неоспоримым — никто бы не осмеливался в присутствии хозяина наводившей страх черной матовой Гран Туризмо высказываться о ней в подобной манере. Эштон молча исподлобья наблюдает за возбужденными друзьями, играясь по-прежнему с деньгами, вложенными в банк гонки. Сет каждым последующим словом в могилу себя гонит, распаляя и остальных, но с разных сторон по большей части слышатся уже не совсем уверенные смешки. — Говорить-то легко, — выдает, наконец, Эш. Его пустыми словами не удивишь, привык все вопросы и споры решать в гонке, а не разговорами. Как и все собравшиеся, ему хочется верить. — А на деле докажи, смельчак. Почувствовав накал, народ свое возбуждение уже с трудом сдерживает. Свист и воинственные возгласы забивают все пространство улицы, заглушают собой музыку. — Друг, ты здорово попал, — чья-то ладонь с хлопком опускается на плечо Гордона. Эштон улыбаться продолжает, вытаскивая телефон из заднего кармана. Он отчетливо представляет прутья клетки — толстые, стальные — и дверь, что захлопнулась прямо сейчас перед лицом Сета. — Так мы едем? — Эш вскидывает бровь, всем видом являя подначку. Гордону деваться-то и некуда вовсе перед лицом ждущей толпы и вопрос согласия вообще не стоит, но спросить просто не может. Таким образом точку ставит и окончательно припирает к стенке. — А он разве не слишком занят, чтобы опускаться до нашего уровня? — предпринимает последнюю попытку Сет. — Для хорошей гонки всегда найдет время, — заверяет его Эштон и задерживает палец над высветившимся на экране номером. Сет Гордон растерянно моргает и Эштону было кажется, он ошибся и парень окажется не таким уж смелым, даст заднюю. — Туризмо пыль будет глотать, — расплывается в широкой ухмылке Сет. Желание победить и бравада берут верх над любой неуверенностью. Эштон возвращает ему улыбку, в которой кто-то мог бы заметить проблеск гордости и одобрения, если бы хорошенько присмотрелся. Он поднес телефон к уху; знакомый полусонный голос слышится через полтора гудка. — Надеюсь, у тебя весомый повод, — Эндрю Миниярд обычно малословен, но выдает неожиданно столь длинное приветствие. Ну, или его аналог. — Погонять нет желания? — Эштон отходит подальше, потому что за басами электрической музыки слышать и без того тихий голос Эндрю вызывает некие трудности. Хотя тот и молчит, не проронив больше ни слова. Обычно это означает, что он готов слушать дальше. — Тут кое-кто изъявил желание накормить пылью твою Мазератти. Эндрю не отвечает. Эштон слушает басы, вибрацией от сабвуферов отдающиеся в его теле, и силится не пропустить ответ. Он и без того его знает, но стопроцентная уверенность не помешает. — Через две минуты буду, — на том конце слышится возня, а уже в следующую секунду ее прерывает приятный рык заводящейся Мазератти. — Только занозу свою дома оставь, — просит Эштон, — здесь и так все на пределе. Но связь обрывается еще секунд двадцать назад — как только заработал мотор. Остается надеяться, что мальчишка с золотыми руками и языком без костей находится где-нибудь вне зоны слышимости их разговора.

***

Туризмо рычит, потряхивая, набирая обороты, пока Эндрю удерживает ее на месте, перед стартовой линией. Звук этот — иной вариант тишины для него. Синоним умиротворения. Мазератти рвется в бой, и он почти готов спустить ее с поводка и дать поразвлечься, но толпа за окнами по-прежнему мнется. Эш решает там что-то, что мало Миниярда волнует. Пальцы нетерпеливо барабанят по кожаной оплетке — Эндрю, как и тачка под ним, готовы с места сорваться и уловить свою дозу адреналина. Им обоим жизненно необходимо сейчас шелест шин по асфальту услышать и ревом мотора забить все нервные окончания. Он закатывает глаза, когда видит рыжую башку, появившуюся из Мустанга и крутящуюся вокруг Эштона. Ебаный Джостен жестикулирует активно и, как минимум, принимает непосредственное участие в задержке. Эндрю гасит в себе желание выйти и придушить его на месте — прямо на капоте его только что вышедшего с конвейера Шелби. Ярость, как вспышкой пришла, так молниеносно и уходит, не меняя выражения на его лице. Эндрю ловит свое отражение в зеркале заднего вида и давит на педаль, заставляя машину мерно порыкивать, тем самым привлекая внимание к себе и побуждая уже начать шевелиться. Его терпение не то чтобы безгранично. Тем более, когда он вообще не планировал сегодня появляться на улицах. Авентадор справа дергается вперед. У Сета Гордона терпения еще меньше — земля под колесами дымится. Эндрю хмыкает. Парнишка так отчаянно желает показать себя, что тачку совсем не жалеет. Наконец-то на дороге появляется грид-гёрл. Элисон подмигивает ему в знак приветствия, пока идет к разделительной на высоченных каблуках. Она давала ему старт, сколько Миниярд себя помнит, — само начало его пути на этих улицах, казалось бы, связано с дерзкой блондинкой, что за словом в карман никогда не полезет. Эндрю вовсе не сентиментален. Они и, вправду, на улицах одновременно появились и завоевали первенство, удерживая его до сих пор. Эл вряд ли кому-то свое место уступит, предпочитая начинать крупные заезды самостоятельно. Что же сказать о нем самом? Титул короля улиц крепко переплелся с его именем, хоть Эндрю и считает его чересчур пафосным. Он всегда просто гонял. Кто ж виноват, если делал это чуточку лучше других. Тем временем Элисон направляет тонкий указательный палец на Авентадор Гордона, Эндрю не слышит в салоне, но знает — та спрашивает о его готовности. В ответ Ламборгини агрессивно подается вперед, едва ли не выезжая за стартовую линию. Процедура повторяется и с Эндрю. Он приспускает тормоза, позволяя Мазератти самой показать, как она изголодалась по скорости и крутым поворотам. На счет три Эл грациозно взмахивает руками и ее укладке приходит конец, когда с места срываются два голодных зверя. Эндрю в такие моменты спокоен и собран. Нет ничего естественнее жизни, рождения. Никто из нас не переживает просто потому, что дышит, ходит или поворачивает голову. Единение с двигателем, обороты нагоняющем, выпускающем весь табун из-под капота, с ветром, бьющим яростно в задний бампер и побуждающем двигать быстрее, порождает квинтессенцию человеческого ума и необузданной мощи машины, ему подчиняющейся. Нет, не так, работающей с ним в тандеме. Все это с самого рождения жизнью для Эндрю и стало. Естественным ее укладом. Когда Эндрю едет — Эндрю дышит, и это такая же простая истина, как зарница восхода на востоке. Один поворот сменяет другой, но все они давно наизусть выучены. Сигналы светофора не более, чем фон. Мелькающие огни чертят узоры на приборной панели. Задние стоп-сигналы в красный неон окрашивают салон и тенью ложатся на умиротворенное лицо Эндрю. Здесь его стихия. Авентадор мчится впереди, и Эндрю позволяет насладиться ему последними секундами превосходства. Какая бы мощь не крылась под капотом Ламбо, слово все равно остается за водителем. Они выруливают на двухполосную дорогу, и до финиша остается чуть меньше четверти мили. Уже на повороте Мазератти уверенно начинает догонять соперника. Сет, видя это, по всей видимости, вдавливает педаль в пол, но от черной Гранд Туризмо уже не оторваться. Сначала ее покатый капот равняется с задней стойкой, затем с половиной корпуса, и уже через жалкие доли секунд обе машины идут вровень. Миниярд поворачивает голову вправо, ловя взглядом настроение соперника. Сет удерживает зрительный контакт. На что он надеется, угадать нетрудно. Гордон кричит что-то, ругается и машет рукой. Эндрю приподнимает уголки губ, и пускай это выглядит как снисхождение. Он отворачивается и позволяет Мазератти без труда добыть ему очередную победу. Авентадор плетется на целых два корпуса позади и пересекает линию много позже. Эндрю успевает пустить Туризмо в дрифт, делая своеобразный круг почета. Нил, задницей облокотившись о капот Мустанга, смотрит на него с ухмылкой. — Никакого разнообразия, — цокает языком он, когда Эндрю выходит из салона. Толпа беснуется, радуясь очередной победе короля здешних дорог, но ближе не подходит — знают, что лучше не соваться. — Хочешь разнообразия, прокатись разок сам, — спокойно отвечает ему Миниярд, приваливаясь к чужому капоту рядом с хозяином. Следит, чтобы народ в своем восхищении черными матовыми боками победительницы эти самые бока не заляпал своими ручонками. К машине прикасаться он тоже никому не позволяет. Одно только исключение сидит рядом с ним — рыжее и скалящееся, до зубовного скрежета выводящее его. — Э не, — улыбается Джостен, — я лучше как-нибудь под капот. Эндрю давит в себе залетную мысль, что лучше бы было распластать его на капоте. — Да как ты, блять, это делаешь? — Сет Гордон, очевидно, не доволен, куда его собственное бахвальство в итоге привело. Эндрю не удостаивает его ответом, потому что какого-то конкретного у него нет. Он просто гоняет. В этом весь смысл. Эндрю закуривает. — Что, даже взглядом не удостоишь, Король хренов? — Сет и не думает снижать обороты, но это нисколько не затрагивает Миниярда. Он не собирается потворствовать чужой истерике. Хотя взгляд все же поднимает, выпуская в воздух облачко дыма. Смотрит неотрывно и устало ждет, что еще может выкинуть неуравновешенный мозг Гордона. — Вместо того, чтобы верещать, — зато у ебаного Джостена всегда найдется, что спиздануть, — выполняй уговор. И он протягивает ладонь, улыбаясь настолько мерзко, что, будь эта улыбка направлена Эндрю, он бы минут пять как стер ее с лица. Нил знает прекрасно, что Ламба эта Эндрю никуда не уперлась, не за нее он гонял, но если не поднасрет кому — считай, день зря проживет, мелкий засранец. Сет на волне адреналина силится что-то еще сказать, только вот перед лицом толпы слов не находит. Таких, чтобы простили ему зажатую тачку, которой так разбрасывался поначалу, ему точно нигде не сыскать. Их не придумали еще — тут либо отдавай, либо терпи позор до конца. Не отмоешься. Замешкавшись на пару мгновений, он все же опускает ключи от Авентадора на протянутую ладонь. Нил, не глядя, перебрасывает их через плечо. Эндрю ловит машинально, все еще предпочитая созерцать собственные ладони. Вскоре он поднимается и идет к своей машине. — Что ты сделаешь с ней? — доносится в спину. Сам Эндрю ничего делать не станет. Кроме полюбившейся и верной Гранд Туризмо, он не признает никакой другой. Отдаст гениальному мозгу и золотым рукам Джостена на растерзание. — Навешаю игрушек, разберу движок, а может, всю ее на запчасти пущу, — Нил сверкает задумчивым выражением лица, но Эндрю отчетливо в его голосе слышит струящийся яд, что только усиливается при виде закипающего от таких слов Гордона. — Какая уж теперь разница, она все равно больше не твоя. — Ах ты, мелкий… — Сет кидается на него с известными намерениями, но вкрадчивый голос заставляет его встать, словно вкопанного, в паре шагов от бесстрашного Нила. — Умей проигрывать, — Эндрю опускается на водительское кресло и захлопывает за собой дверь. Мотор заводит и медленно выруливает в сторону дома, не дожидаясь Нила. Знает, что тот все равно припрется к нему. Не видит, как его слова народ в транс вводят на несколько минут, после чего все как будто отмирают и начинают разбредаться кто куда. Сет еще долго матерится, срываясь на приятелях, а пиздливый Нил Джостен запрыгивает в Мустанг и, срываясь с места, подливает масла в огонь, отсвечивая средним пальцем прямо перед его носом.

***

Если бы у Эндрю был свой личный саундтрек жизни, то это определенно был бы звук рокочущего мотора его тачки вперемешку с непрерывным пиздежом Джостена. Миниярд буквально ощущал, как искрят внутри предохранители, сдерживающие его желание приложить своего механика о панель Мазератти. Будь у него больше денег и меньше серого вещества, возможно, он бы вбухал огромные колонки в багажник, но даже они, он уверен, не спасли бы от Нила, который не затыкается ни на минуту, пока они едут от дома, где оставили черный Мустанг, в гараж. Эндрю пару раз порывается высадить его где-то на обочине, но здравый смысл подсказывает, что техника лучше ему не найти, поэтому он стойко игнорирует язвительные комментарии в течение всего пути. Ночь сползает, как кружевной чулок с бедра, уступая место розоватому рассвету, что скромно вступает в свои права, словно смущаясь того, что творилось в городе под покровом беспроглядной тьмы. И прямо пропорционально тому, как поднимаются механические ворота, отрезая Мазератти и ее пассажиров от остального мира, у Эндрю опускается планка выдержки. — Выйди из машины, — устало цедит Миниярд, крепче цепляясь жилистыми пальцами за руль. Все внутри умоляет, чтобы Нил не стал пререкаться и вышел, иначе эти самые пальцы рискую поменять место дислокации на горло рыжего засранца. — С чего бы это? — Ты уволен. А это место для персонала. Мне нужен кто-то, кто сможет работать руками, а не языком, Джостен. — Да ладно тебе, Эндрю. Ты же знаешь, для тебя я всегда рад поработать языком, ты только попроси, — Нил подмигивает, замечая на себе взбешенный взгляд водителя. Его заносит, как спорткар на повороте, но Джостен никогда не был хорош в дрифте, чтобы вовремя нажать на тормоз. Вот и сейчас он гнет свою линию, дразнит и провоцирует Эндрю, лишь бы не выйти проигравшим из этой словесной баталии. — Как же ты меня заебал, — под нос себе бормочет Миниярд, первым покидая салон автомобиля. Но, несмотря на усталость, он не спешит подниматься из гаража в квартиру, чтобы наконец лечь спать. Вопреки здравому смыслу он ждет Нила, который спешит к нему присоединиться, считая, что еще не завершил свою миссию по выбешиванию Эндрю до чертиков. — Я переночую у тебя, — не вопрос, а утверждение. Для них в порядке вещей оставаться друг у друга, в зависимости от того, в каком районе проходит гонка, и до чьего дома ближе. — Оставайся, но, если ты не заткнешься, ты плохо кончишь, — елейно заверяет Джостена Эндрю, но вместо тишины эта фраза побуждает лишь дерзкую ухмылочку со стороны техника. — Обычно ты всегда ответственен за то, что я хорошо кончаю, — подначивает Нил. — Ебаный паршивец, — он больно хватает чужое запястье и рывком тянет парня за собой, опрокидывая его на еще горячий капот, от чего Нил шипит, дёргаясь, но отстраниться ему никто не дает. — Наказывать будешь? — в голосе проскальзывают довольные нотки с крапинками игривости. Несмотря на свою почти ангельскую внешность, внутри Джостен отличается плутовской натурой, которая вечно жаждет приключений на задницу. И сегодня он гарантированно их нашел в лице взбешенного Эндрю, который с недюжинной силой вжимает его в металл машины. Худые ноги, плотно обтянутые тканью джинс, разъезжаются в стороны, чтобы пропустить меж собой Эндрю, который все сильнее придавливает парня к капоту. Эндрю захлестывает азарт, он, как истинный хищник, чувствует волнение своей жертвы, и это подстёгивает хлеще, чем алкоголь. Всё равно, что выйти один на один со своим соперником, а потом обойти его за секунду до линии финиша. Миниярд горящими глазами скользит по лицу парня, впитывая в себя красивые черты, точеные скулы, тонкие, покусанные от волнения губы. Ресницы трепещут — Нил не смеет посмотреть в ответ на Эндрю. И эта притворная покорность сбивает с толку, распаляя вместо злости возбуждение. Миниярд серьезно сомневается, чего он теперь хочет больше, — оторвать голову нерадивому юмористу сразу или поиздеваться немного, доводя жертву до разрушения. Конечно, он не садист, но ему нравится, как Нил буквально пытается слиться с капотом, совершенно озадаченный тем, что может ждать его дальше. Эндрю, кажется, только больше во вкус входит, куртку кожаную с себя сбрасывает на пыльный пол гаража, оставаясь в одной футболке и джинсах. Так гораздо удобнее. Джостен покорно дрожит, в глаза горящие, словно фары, смотрит и оторваться не может. Воображает себя смелым заклинателем змей, упрямо вздергивая подбородок, только Эндрю его практически гипнотизирует, хлеще любой кобры, магнитом вытягивая с самого дна зрачка все сокровенные желания. Он готовится к нападению. — Тщ, я не буду делать тебе больно, — шепчет гонщик, пальцами нежными линию скулы оглаживая, чуть царапает короткими ногтями, отчего глаза напротив закатываются, а рот томно изгибается, пропуская наружу тихий стон. — Пожалуйста, — Нил выдавливает из себя тихую просьбу, сам не понимая, чего он хочет. Лишь дышит носом через раз. Языком проводит по пересохшим губам, теряя над собой контроль от напряжения. Мышцы натянуты, как трос ручника. Эндрю дважды просить не надо, он ниже парня толкает, пригвоздив его к капоту, чтобы сразу же своим телом накрыть сверху. В венах кровь закипает от близости. Ладонью горло сдавливает, глупости всякие шепча на ухо, а Нил только жмурится и воздухом давится, сглатывает, стараясь остаться на краю сознания. Руки проворные к одежде тянутся: первой в расход идет футболка, откинутая куда-то в сторону, туда же отправляются и джинсы с бельем. Никого из парней не заботит, что они могут испачкаться, ведь Нил едва держится на ногах от возбуждения, а Эндрю глазами тело стройное обводит с головы до кончиков пальцев, наслаждаясь видом. Ему насрать на шмотки и усталость, что недавно скручивала мышцы. Сейчас его заботит только Нил, который неуверенно за плечи хватается, ведь пальцы слушаются плохо от напряжения. Каждый из них понимает, что пути назад уже нет, и, кажется, никто не желает останавливаться. Тонкие пальцы вплетаются в темные пряди на затылке, лаская и успокаивая с каждым движением. Эндрю губами шею обследует поцелуями влажными, а потом резко выпрямляется, между разведённых бёдер устраиваясь. По одному пальцы Джостена медленно разжимает, чтобы стянуть мешающую футболку с себя тоже. Ткань летит куда-то на пол, а Нил в это время с восхищением гонщика разглядывает, будто в первый раз. Даже в потёмках видно рельефные мышцы, он губы непроизвольно облизывает, желая почувствовать силу этих мышц на своем теле. Гонщик довольно улыбается и руками талию оглаживает, пока губы исследуют шею, ключицы, темные горошинки сосков. Лицо у Нила пунцовеет, но полутьма помещения скрывает то, как сильно смущен Джостен. Эндрю немедля к губам припадает, языком их раздвигая, чтоб внутрь проникнуть, и целует с упоением. Оба вздрагивают, когда их языки переплетаются, но Нил только рот шире открывает, позволяя углубить жадный поцелуй. Миниярд отстраняется слишком быстро, срывая недовольный стон с губ Нила. Он всасывает кожу на ключице, оставляя россыпь красноватых следов. Своих меток. Руками ниже скользит, наконец, напряжённого члена касаясь. Фиксирует бёдра парня, не позволяя навстречу двигаться, отчего тот хнычет, потому что возбуждение давно приобрело болезненный оттенок. Эндрю помогает перевернуться Нилу, и тот оказывается распластанным по стальному капоту. Член касается еще теплого метала, оставляя несколько капель мутной жидкости на глянцевой поверхности. Джостен громко стонет. Эндрю толкается вперёд, потираясь о раскрытые ягодицы. Член Нила дёргается, когда шершавые подушечки пальцев нежно обводят головку, он почти готов кончить, даже не переходя к основным действиям. Миниярд поочередно целует ямочки на пояснице и оглаживает ягодицы, прежде чем раздвинуть их большими пальцами и приникнуть губами к сжатому входу. Нил отчаянно скулит на одной высокой ноте, прокручивая в голове единственную мысль «хорошо, что успел принять душ перед гонкой». Ему самую капельку стыдно и неловко, но так ебейше хорошо, что он прекращает зажиматься, в награду получая смачный шлёпок по ягодице. Ощущения слишком острые, так непривычно чувствовать язык там. Эндрю дразнится, то вылизывая его, то посасывая. Иногда отрывается, кусает кожу рядом, помечая, как свою собственность. Джостена колотит, но сильные руки удерживают его, не давая пошевелиться. Вводит язык глубже, стараясь доставить партнеру максимум удовольствия. Трахает языком, пока руки на боках парня не сжимаются до побелевших костяшек. Эндрю уже настолько заведен, что почти не в силах сдерживать себя и меняет язык на смоченные в слюне пальцы. Тело Нила рефлекторно дёргается в попытке отползти, а с губ срывается протестующее хныканье. Не смотря на возбуждение, он слишком остро ощущает пальцы в себе и боль от них. — Тише, — шепчет Эндрю, ласково прикусывая загривок. Он не позволяет Нилу вытолкнуть растягивающие анус пальцы. Действует аккуратно, пока парень под ним сам не начинает подаваться навстречу. Нил вжимается лбом в запястье, лишь сильнее прогибаясь в пояснице. Ему страшно, но подсознательно он знает, что мужчина не причинит ему боли намерено. Сильные руки дарят удовольствие и чувство защищённости, заставляя покоряться. — Пожалуйста… Я готов, хватит, — стонет и умоляет Нил. Он нерешительно заводит руку за спину и обхватывает длинными пальцами сочащийся предэякулятом член гонщика, чтобы толкнуть его в себя. Он входит слишком туго, и Эндрю с чертыханием порывается отстраниться, чувствуя, как Джостен вытягивается струной под ним от боли, стараясь избежать контакта. — Не выходи! Пожалуйста! — всхлипывая, просит Нил. Первые толчки Эндрю старается делать мягко, плавно, вжимаясь каждой клеточкой в парня под собой. Он потирается подобно коту, целует, сведённые от напряжения, лопатки, зарывается носом в темные, влажные волосы на затылке. Руками обхватывая живот, поглаживает косые мышцы, а потом спускается к члену, двигая ладонью в такт толчкам. Во время одного из толчков, Эндрю попадает по простате, от чего с губ Нила срывается громкий стон. А потом бессвязные мольбы «Ещё» и «Эндрю, пожалуйста». Оргазм первым настигает Нила, и, если бы не крепкие руки гонщика, он бы упал на не успевший остыть капот машины. Но Эндрю крепко и бережно удерживает его, сам едва не теряя сознание от удовольствия, когда тугие стеночки сжимают ствол. Ему требуется пара мгновений, и он кончает внутрь парня, все ещё сжимая его в руках. Нил издаёт последний тихий стон и обмякает в объятиях. Он совершенно обессилен и вяло реагирует на попытки Эндрю расшевелить его, чтобы одеться и подняться в квартиру, где можно будет привести себя в порядок и забыться сном.

***

Там, куда свет фар не доходил, скрываться легче всего. Черная машина и черная кожанка прекрасно сливаются с теменью сегодняшней ночи. Как только отгремели победные фанфары гонки, он садится за руль Камаро и медленно выезжает на пустующую дорогу. Теперь-то здесь тихо, хотя всего пару минут назад улицу разрывали громкие басы и ревущая толпа, чествующая победителя. Останавливается ровно на том месте, где стояла победительница Гранд Туризмо. Неподалеку припаркован оказавшийся вторым Авентадор — никто пока за ним приезжать не собирается. Выходит из машины, оглядывается и закуривает. Дым облачками пара устремляется ввысь, почти незаметный на фоне черноты ночного неба. Он присаживается на корточки, пальцами свободной руки касаясь тормозных полос, оставленных после пущенной в дрифт Мазератти. Ведет, следуя линии, с нажимом. Подносит их к лицу, молча рассматривает, по всей видимости, что-то для себя решая. После чего поднимается и облокачивается на капот едва различимой в потьмах Шевроле. Мысли несутся быстро, а ухмылка сама с собой расползается на лице. В Азии он обогнал всех, кого можно, самое время сменить одного черного монстра, наводящего на здешних гонщиков дрожь, на другого. Самое время сменить погрязшие в страхе к нему и рыку мотора Шевроле Камаро, упрятанного под матовый капот, улицы Токио на непокорные дороги штатов. Король здешних улиц абы с кем гонять не станет, придется начать с малого, а в собственной победе сомнений нет. Что ж, он здесь засиделся. Дел предстоит вагон. Дворцовый переворот — задачка не из легких.