Непостоянная строка донатов

— Ну все, я поехал. Отличный стрим, Саш. Удачи тебе завтра. Я с тобой. Отзвонись потом, ладно, как рука? — А ты…ты же не сегодня уезжаешь, насколько я помню? — Уже первый час. Так что, уже сегодня. Вечером. Днем еще дела есть. — Ты можешь остаться, — вырывается резковато, но приглушенно, совсем бесконтрольно. И Саша тут же замолкает. Только смотрит прямо в глаза. И уже чувствует, как сильнее начинает колотиться сердце. — Это вопрос? Ярик не выглядит слишком удивленным. Грим сейчас так некстати скрывает большую часть эмоций. Но Саша смотрит на его подрагивающие пальцы, крепко держащие ноутбук, и понимает, что друг ошеломлен. — Нет. Просьба. — Неожиданно, Саш. У тебя же завтра утром больница. Я, итак, сегодня спонтанно позвонил, приехал. Про концерт же рассказать людям надо было. — Ты можешь пойти первым в душ. Там рядом с полотенцами чистыми твой халат и эти штаны твои восточные. Я тоже пока переоденусь. — А? Ну ладно. Я останусь. Ты переживаешь все-таки, да? И вот теперь стало совсем невыносимо. Потому что снова эта забота и волнение в голосе. И смотрит своими глазами невозможными. Красивыми. Сейчас со странными белыми ресницами от грима, нереальными. — Иди в душ, Баярунас. Разговаривать с эльфом — выше моих сил. — Ты вообще-то меня пускать не хотел. А теперь, просишь остаться. Саш, я чего-то не понимаю. — Иди в душ. Ярик исчезает в ванной. А Саша устало садится на диван и зарывается пальцами в волосы. Массирует голову, трет глаза. Отчаяние и страх крадутся незаметно, рядом крутятся. Но на горизонте появляется светлая надежда. «Пусть пока думает, что это из-за операции. Так ведь проще всего. И не надо ничего объяснять». Но Саша чувствовал, что сегодня промолчать точно не сможет. Знал бы Ярик, что натворил, когда ради веселья и шутки пришел к нему сегодня в образе темного эльфа. Дроу, кажется? Да какая разница, когда такой невозможно красивый? Удивительный человек, не эльф. Снова застал врасплох, заставил чувствовать себя таким настоящим и живым, что от волнения первые минуты он даже не мог нормально соображать: бросился к камерам почти в истерике, перепугал, наверно, всех, да и потом почти весь стрим все никак не мог сосредоточиться. Все думал и думал. А Ярик, конечно же, ничего не заметил. Даже немного смутился. Но быстро переключился на «продюсера». Предстоящий концерт слишком много значил и для него. И осознание этого ничуть не упрощало ситуацию. А еще переживания и сочувствие из-за операции на руке, буквально ощущаемые кожей, но не высказанные вслух. Саша тоже слишком многое держал в себе весь стрим. А по окончании не выдержал. Он хорошо помнил все те дни, когда надпись над полосой донатов в его голове менялась, то и дело достигая ста процентов. Сначала там было простое и понятное: «Баярунас — коллега». И недолго. Ведь буквально в тот же вечер Саша пригласил его на свой концерт. А потом и в гости. И так вот незаметно Ярик нарисовался в его жизни. И не исчез после переезда в Москву. Наоборот, становился все ближе и дороже. И вскоре донатная строка уверенно сменилась на: «Ярослав — мой друг». И это легко было принять. Потому что Ярик первым назвал его своим другом, не особенно задумываясь над формулировками. И легко было с ним разделять увлечения и работу. А еще Саша чувствовал ответную симпатию, такую неприкрытую и искреннюю, в чем-то даже немного наивную и трогательную, что иногда щемило сердце. И вот тут уже строка неминуемо сменилась на: «Баярунас — как младший брат мне». Саша чувствовал в себе эту бесконечную заботу к хрупкому другу. И впервые, огромное желание помочь со всем и во всем. Чтобы видеть, как светятся от счастья глаза. И как много в них загорается всего нового и, порой, странного. Пугающего, манящего, интересного. Ярослав постоянно преподносил сюрпризы, и Саша все сильнее вяз в нем, подсаживался на чувства и эмоции от него, как на наркотик. Потому что смеялся так безумно и заразительно, он только с ним, потому что творил всякую дичь, за которую потом было не стыдно — тоже с ним, потому что искренне восхищался и офигевал от его идей и планов, потому что по-настоящему чувствовал себя живым рядом с ним. И еще на сцене. А когда стало получаться на сцене рядом с ним — тогда, вообще, донатная строка на какое-то время оставалась висеть без подписи. Потому что Саша сразу и не мог понять, кем же для него стал Баярунас за эти годы. Слово никак не хотело находиться. Потому Саша просто «написал»: «Баярунас — чертов гений» и уверенно донатил себе после каждого сообщения — «Саш, я придумал нам новый дуэт. Послушай аранжировку» и после каждой новой творческой победы Ярика, коих становилось все больше и больше. За всем и не уследишь теперь. Виделись они гораздо реже, чтобы вот так, просто побыть дома с чаем и конфетами и поиграть, поболтать о том о сем. Оба почти не сходили со сцены: кастинги, репетиции, премьеры, концерты, мероприятия с коллегами. И разговаривать стали все больше о работе. И почти совсем теперь не оставались вдвоем. Ярик так быстро влился в тусовку, точнее, даже, завладел всей этой тусовкой, что Саша все никак не мог поменять донатную строку. И их совместные мероприятия тоже никак не помогали. А потом случилось то, чего Саша так сильно боялся. О чем знал заранее, даже в шутку упоминал, но забыл. Ярик стал отдаляться от него. Меньше звонков, сообщений, вопросов. Встречи на концертах почти формальные и какие-то, неживые. И друг, слишком глубоко погрузившийся в себя, но не с целью познания, а скорее, слепо невидящий никого и ничего вокруг, кроме себя. В себе ведь намного интереснее. Особенно, если удается, наконец-то, там что-то раскапывать и выносить потом на суд публике. А публика собралась благодарная. И через чур даже неравнодушная. Саша тоже неравнодушный, но сразу почувствовал этот стремительный полет к огню, способному обжечь крылья. И вот тогда-то и сменилась донатная строка, когда от одной только мысли, что сможет потерять его, становилось нечем дышать. «Баярунас — самый близкий друг. И чертов гений». Но видеться стали все реже и реже. И писал Ярик нечасто. Но зато, когда удавалось пересечься, смотрел так ласково и тепло, что даже неловко становилось. Чувствовал, наверно, что был не прав. И бесконечно благодарил. За все. Так, как умел. И продолжал удивлять. И не только творческими идеями и свершениями. Но и собой. В один из приездов Саша его почти не узнал. Когда он успел из тонко-звонкого угловатого хрупкого подростка с бледной кожей и острыми скулами превратиться в загорелого стройного парня с красивой шеей и линией плеч? И будто бы даже выше стал. Или просто перестал сутулиться? И Саша украдкой рассматривал его и чаще хотелось шутить на грани фола, чтобы смутить. Но Ярик и в остроумии здорово прокачался. И вообще, в нем много всего поменялось. И эти перемены определенно Сашу волновали. Даже больше, чем он хотел бы. Особенно странно было, когда Ярик снова и снова заводил темы про сольник. Начинал даже рассказывать, как он сможет это сделать. И Саша все больше и больше проникался идеей. Потому что хотел. Безумно хотел и мечтал. Одну его мечту Ярик уже с легкостью исполнил — Иуда и Иисус случились в его жизни, — так почему бы не исполниться и второй мечте? И чем больше они теперь говорили про сольный концерт, тем чаще Саша ощущал удивительное тепло в груди, когда слушал бархатистый голос Ярика, когда смотрел в его лучистые от идей и энтузиазма глаза, когда чувствовал его дружеские прикосновения к плечам в порыве эмоций. И понимал, что Ярика в его жизни много, а хочется еще больше. И гораздо ближе. И после первого же сна, где он его целовал и гладил дрожащими пальцами алую букву на груди, донатная строка сменилась на неожиданное для самого себя: «Баярунас — …? — Нет». В ночи Саша сидел с текстом роли и внезапно пришло сообщение от Ярика: «Сейчас покажу, какую мы красоту сегодня сделали на фотосессии. Раз уж ты не спишь, Казьмин». Саша тут же, не задумываясь, ответил: «Надеюсь, ты там не голый. Я учу роль». Ярослав на этот подкол ничего не ответил и скинул фотографию. Саша лишь мельком на нее взглянул, а донатная строка тут же резко сменилась. И начался просто какой-то донатный дождь в его голове. «Баярунас — да. Бля!». Саша ответил кратко: «Красиво», тогда как в голове все продолжали и продолжали сыпаться донаты. И спать он лег с этой самой мыслью, что теперь с Баярунасом в его жизни все очень непросто. Работа отвлекала, уводила по темным коридорам разума, но не могла стереть донатную строку. Они виделись. Они много общались. Много работали. Они стали всерьез заниматься сольником. Точнее, Ярослав просто не давал Саше забыть о нем ни на минуту. И родилась шутка про продюсера, от которой, на самом деле, у Казьмина все внутри замирало, и едва не начинали подкашиваться ноги. Потому что ему этот самый продюсер теперь снился. Ярик в классическом костюме с иголочки (спасибо, что не в том жутком розовом с блестками), с самой своей пошлой обольстительной улыбкой и потемневшим от похоти взглядом, плавно и грациозно, абсолютно по-кошачьи, опускался перед ним на колени и клал мягкие горячие ладони ему на бедра. Закусывал губу и легко подцеплял тонкими пальцами с неизменным маникюром и кольцами пряжку ремня и расстегивал молнию. Долго это точно не могло продолжаться. Но пока обстоятельства были на Сашиной стороне. Плотный график у обоих почти не позволял видеться, и пусть Ярик теперь много времени проводил в Москве, жил он на съемной квартире. Писал и звонил только по рабочим вопросам. И Саша все думал и искал подходящего случая, чтобы хоть как-то намекнуть о своих чувствах и желаниях. Чем быстрее его пошлют, тем лучше. Наверное. И можно будет, наконец-то, сосредоточиться на концерте. Вопрос о том, чтобы ненадолго оккупировать квартиру для кое-каких записей, немного смутил и застал врасплох. Но, сверившись с расписанием, Саша быстро смекнул, что пересекаться они будут нечасто, и согласился. Да и Ярик как-то неуверенно сказал, что может, в принципе, ночевать уезжать к себе. На что Саша выдал: «У меня есть вторая ортопедическая подушка теперь». И Ярослав промолчал, едва сдерживая улыбку и сверкая ласковым взглядом из-под густых аккуратных бровей. И так и вышло. Виделись они поздними вечерами, когда оба были уже не в состоянии функционировать, потому просто вместе пили чай, кратко делились эмоциями от дня и направлялись спать. И по утрам, собираясь каждый по своим делам. Пару раз оставались дома до обеда. Саша отвлекался на уборку и домашние мелочи, а Ярик все так же залипал поочередно то в рабочий ноутбук, то надевал наушники и шаманил в жутких программах с аранжировками. Саша краем глаза видел его манипуляции и снова ловил себя на том самом, неизменном — «удивительный человек». И шел разогревать им готовую еду из супермаркета. Присутствие Ярика в квартире ощущалось теперь совсем иначе. Он и раньше, очень давно уже, правда, оставался у Саши на несколько дней, но был гостем. И Саша так к нему и относился. Теперь же, понимая, что Баярунас много времени проводит здесь без него, появилось стойкое ощущение, что он тут живет. Хотя зубную щетку тот всегда убирал в рюкзак. Да и вещи не разбрасывал. И, не смотря на предложенную подушку, чаще все-таки уезжал на ночь к себе. И Саша потом еще долго пялился в потолок перед сном, гадая, почему же он так поступал. И вспоминал их странные, немного будто бы неловкие объятия у двери с прощанием на несколько часов. И Саша первым к нему тянулся и прижимал к себе, шутливо ерошил волосы и говорил почти шепотом: «До скорого, продюсер». Ярик лишь закатывал глаза и молча скрывался в дверях, на ходу уже снова проверяя входящие сообщения и звонки. А потом Ярослав вернулся в Питер. И Саша еще острее почувствовал, что влюбился просто без памяти. Так, когда не можешь ни есть, ни спать, и постоянно думаешь о человеке. И понимаешь, что хочешь быть рядом. И это теперь уже ни в какие ворота. Поэтому звонок и, позже, явление темного эльфа, так на Сашу сильно и подействовали. Стали просто той самой последней каплей, последним донатом для стопроцентного заполнения строки: «Я влюбился, любя, в Ярослава». — Саш. Саша. Эй, алло, прием, Казьмин, ты меня слышишь? — А? Ты? — Я. Эльф по твоему велению исчез. Ты чего диван не раздвинул, Саш? И не переоделся. Саша, наконец-то, отмер и поднял голову. Ярик стоял напротив и очень пристально рассматривал его лицо. И немного хмурился. Умытый, с влажными волосами, в плотно запахнутом халате на голое тело и в своих штанах восточных. Босиком. И Саша даже немного завис, пока пялился на него и старался выплыть из вязких сладких мыслей, кружащих голову. Или это тепло от Ярика, только что вышедшего из душа, мешало? А еще виднеющиеся ключицы. И шея. И кусочек алого на груди. Черт. — Садись. Я объясню. — Что объяснишь, Саш? Казьмин, ты сегодня головой не бился, случайно? Не путал чай с виски? — Все намного хуже, Ярослав. — Не пугай меня, Александр. Мне твоих рассказов про больницы хватает, честное слово. — Прости. Я опять. — Я спать хочу. Хотел. А теперь мне страшно, Саш. — Мне тоже, страшно, Ярик. Саша глубоко вздохнул и взял руки друга в свои. Теплые, мягкие. Легче может станет? Нет, ничуть. Потому что Ярик осторожно погладил большим пальцем его костяшки и тоже глубоко вздохнул. — Казьмин, все пройдет хорошо. Я уверен. «Опять он думает, что из-за операции. Похоже, намекать я не умею совсем». — Да, все пройдет хорошо. Я не боюсь. Я хотел о другом… Ярик. Саша снова смотрит прямо в глаза, и встречается с явным удивлением на родном лице. Брови теперь не хмурятся, а приподнимаются. Ярик молчит и смотрит. А потом пытается резко выдернуть руки, но Саша держит. — Сашк. Ты чего? — Я влюбился в тебя, Баярунас. Люблю, понимаешь? — Влюбиться не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя… — почти шепотом, не дыша. — Это не про меня. — Саша чуть подается вперед, хочет коснуться дрожащей рукой плеча, но Ярик отшатывается, хватается за голову, зажмуривается. — Это шутка, Казьмин? Ты мне за эльфа так мстишь? — Я вообще-то тебя поцеловать собирался. И все еще… — Саш, а можно чаю? — снова почти шепотом. — Что? Ярик? Ты .ты… — Саша привычно возводит руки и глаза к небу, бьет себя по коленям. А потом видит, как друг краснеет и неловко смеется. И смотрит снова тепло и ласково. — Саш, пожалуйста. — Ну хорошо. Конечно. Сейчас сделаю. — Нет. Я сам. А ты…ты можешь пока переод…а нет, не надо пока. Жди меня. И Ярик просто встает и уходит на кухню. И Саша мог бы совсем поникнуть и раскиснуть, но его одаривают улыбкой и, кажется, что еще не все потеряно. И его правильно поняли. Но каков же Ярик? И что ответит? Саша все так же сидит на диване в костюме и рубашке, и смотрит в одну точку, когда Ярик возвращается и снова оказывается рядом. Теперь, кажется, еще ближе. Потому что Саша чувствует его тепло и руки на плечах. Опасливо поднимает голову. — А где чай? — Не знаю. Не нашел подходящего. Саш. Ты все это серьезно сейчас? Ты не хочешь взять свои слова обратно? — Не хочу. Я серьезно. — Черт. Я ведь совсем не был готов, Саш. Понимаешь? Я просто…я ведь после концерта твоего собирался признаться. Я еще не все продумал…свет, музыка, слова. — Ты собирался? Ты… Ярик, черт возьми. — Саш, прости, что я так, — пальцы нервно коснулись шеи, от чего у Саши сразу побежали мурашки, и мысли снова начали путаться еще сильнее. Ярик же опустил взгляд, замолчав. Кажется, ответ уже получен. — Посмотри на меня. — Саш. — Ярик. И только Ярик поднимает голову, как Саша его тут же целует, мягко прижимается губами к губам и тут же отстраняется. Гладит по щеке и с надеждой и вопросом заглядывает в медленно открывающиеся глаза напротив. Ярик улыбается. — О мой непорочный Казьмин. Иди сюда. Донатная строка у Саши в голове взрывается фиолетовыми фейерверками, звездочками, лиловыми гумбочками и прочим. Потому что целуется Баярунас так же профессионально, как умеет удивлять и восхищать всех вокруг. И особенно, Сашу. Но сегодня и Саша, наконец-то, хочет его удивить. Очень сильно хочет. И постарается для этого.