Конфетка

Дом семьи Йегер выделялся на фоне остальных ярким пятном в череде серых однотипных коттеджей. Именно такое впечатление сложилось у Леви, когда он увидел его впервые. Стоял тёплый сухой октябрь, с прозрачно-синим небом и ползущими по нему тяжёлыми облаками, с яркими солнечными днями и по-летнему зелёной травой. Лишь раскрашенные всеми оттенками оранжевого, жёлтого и красного листья говорили о том, что осень неумолимо вступает в свои права. Ему было пятнадцать, он привык к невзрачным многоэтажкам спального района, где даже соседи по лестничной площадке оставались незнакомцами. Но, несмотря на это, всё было привычным и понятным. Чужим был новый неизвестный мир коттеджного посёлка, населенного, по большей части, средним классом, со всеми этими идеальными газонами, одинаковыми почтовыми ящиками и белыми заборчиками. Он бывал здесь пару раз в детстве, но воспоминания давно стёрлись и померкли, как померк весь мир после смерти матери. Какие-то люди, её коллеги и знакомые, возможно, дальние родственники устроили всё сами, пока Леви сидел у портрета с траурной лентой, глядя в одну точку и не понимая, как жить дальше. Двоюродный дядька появился в день похорон; моложавый и белобрысый, он совсем не был похож на их чернявую белокожую родню. Из-за его плеча выглядывала смутно знакомая женщина азиатской внешности, едва заметно печально улыбаясь. — Ты помнишь нас, Леви? — спросила она, и Леви кивнул. — Мы бы очень хотели, чтобы ты согласился жить с нами. Согласился. Будто у него был какой-то выбор. Хотя, несомненно, можно было выбрать между фостерной семьёй и приютом. Но на тот момент Леви даже не думал об этом. Они очень мягко, но всё же настаивали на том, что жить с родственниками намного лучше, чем с чужими людьми. Позволили взять все вещи, которые он хотел, а затем погрузили их в машину. Леви даже удивился, что их не так уж и много. И после прощания его сразу повезли в новый дом. — Мы не стали готовить для тебя комнату, — заговорила тётушка, когда они только вышли из машины, — пока поспишь в гостевой спальне. А когда будешь готов, сделаем всё, как ты захочешь. Выберем, в какой цвет покрасить стены, купим мебель и другие вещи, чтобы ты не чувствовал себя гостем, — она взяла его за ладонь и слегка сжала. — Спасибо, — хрипло после долгого молчания поблагодарил Леви, — я побуду здесь ещё немного. — Конечно, — улыбнулась та, — а я пока приготовлю нам что-нибудь перекусить, пока твой дядюшка заносит вещи. Леви глубоко вздохнул и посмотрел на небо. Раньше он считал полной ерундой, что души попадают на небеса и оттуда наблюдают за теми, кто им дорог. Его мнение не изменилось, но, прикрыв глаза, он мысленно сказал матери, что с ним всё будет хорошо. Ответа не последовало. Лишь ветер слегка потрепал спадающие на лицо пряди волос. Заставив себя отбросить хоть на пару минут печальные мысли, он огляделся. Дома по соседству не особо отличались друг от друга. Близился конец октября, и на каждом крыльце стояли тыквы. На всех деревьях висели круглые бумажные фонарики, ничем не отличающиеся от тыкв. Где-то украшений было меньше, где-то больше, но один дом всё же выделялся особым изобилием. Он, словно огромное рыжее пятно, затмевал все остальные. Видимо, хозяева очень трепетно относились к подобным традициям. На крыльце своего нового дома он насчитал семь тыкв, вырезанных весьма коряво и неаккуратно, словно труд принадлежал непоседливому ребёнку. Вероятно, это была его сестра. Леви её почти не помнил, она, будучи младше на пять лет, была совсем малышкой, когда они виделись последний раз. Сейчас он и не узнал бы её и полагал, что их представят друг другу. Шорох за кустами он услышал спустя несколько минут бесцельного стояния на тротуаре. Задерживаться ещё дольше поводов не находилось, но и шагать в новую жизнь торопиться не хотелось. Сначала он подумал, что это пробирается кот, но быстро отбросил эту мысль, когда разобрал за шелестом листвы шиканье и шёпот. Ноги сами понесли к краю живой изгороди, и он заглянул за нее, едва его достигнув. Притаившуюся парочку, усердно делавшую вид, что их там нет, сложно было не заметить. Они вжимались в куст, но задрали головы, едва поняли, что обнаружены. Впереди сидел мальчишка лет десяти, большеглазый, глядящий с вызовом, с растрёпанной копной каштановых волос, ссадинами на коленях и пластырями на локтях. То, что у пацана явно шило в заднице, догадаться было нетрудно. Из-за его плеча выглядывала девчонка, похожая на свою мать как две капли воды. Та самая сестра, которую он видел ещё младенцем. Они пытливо смотрели на него двумя парами таких разных глаз, что Леви растерялся, не найдя слов. Первым навстречу поднялся мальчишка. Смело и уверенно шагнул ближе, шмыгнул носом и протянул руку. — Я Эрен, — представился, чуть вздёрнув голову, желая казаться выше и взрослее, — живу по соседству, — и кивнул на тот дом, что был украшен по самую крышу. — Леви, — отвечая на рукопожатие, сказал Леви, отмечая, что пацан хоть и младше на пять лет, ростом почти что с ним вровень. Микаса поднялась следом, повторяя за Эреном все движения, словно тень. Только руку не протягивала, лишь кивнула, выглядывая у того из-за плеча. И Леви кивнул в ответ, понимая, что Эрен так и не отпустил его руку. Он сжимал её крепче, чем нужно, будто хотел показать, что давно не мелкий слабак и способен встать на защиту, если придётся. То, что защищать он будет Микасу, сомнений не было. Как и ответа на то, с чего он решил, что Леви собирается её обижать. Ладонь у Эрена была сухой и тёплой, тыльная сторона вся пестрела царапинами, характеризуя Эрена без лишних слов. Леви аккуратно освободил руку, наблюдая в изменившемся лице Эрена странную эмоцию, будто ему было жаль. — Ещё увидимся, — как можно добродушнее сказал он и развернулся, чтобы уйти в дом. — Мы будем видеться очень часто, — пообещал ему вслед Эрен. Обещание он сдержал. Порой казалось, что они с Микасой двойняшки, настолько часто их можно было увидеть вместе. Порой к ним присоединялся ещё один член их маленького трио, добродушный постоянно смущающийся белобрысый Армин, полная противоположность Эрену. Порой и Леви составлял им компанию за просмотром фильмов или настольными играми. Конечно, когда не был занят учёбой. Школу пришлось сменить, добираться до старой было слишком далеко, и новые педагоги требовали гораздо больше, приходилось прилагать усилия, чтобы не отстать. В целом, новая жизнь ему нравилась. Он тосковал по матери, иногда перед сном мысленно рассказывая ей, как прошёл день, но не по их старой квартире и серым будням. По утрам он сопровождал сонную троицу до школы, на обратном пути следил, чтобы они никуда не ввязались. Миссис Карла Йегер, с которой он познакомился в первый же вечер, постоянно извинялась, благодарила и просила приглядеть за бедовым непоседливым чадом, что могло устроить апокалипсис на ровном пустом месте. Леви приглядывал, ему нравился мелкий задира, что при нём сразу как-то смирел и успокаивался, что не мешало ему обзаводиться новыми синяками, ссадинами и царапинами раньше, чем успевали заживать старые. С тех пор они жили, росли и взрослели вместе. У Леви появились школьные друзья и приятели, но никто не мог стать приоритетнее непутёвой троицы, что ходила за ним хвостом. Спустя пару месяцев жизни в новом доме тётушка позвала его на разговор. Она рассказала, что корни её семьи находятся далеко на востоке в Японии и они каждый год уезжают туда летом на пару месяцев. Рассказала, что несмотря на то, что страна очень развита, по-английски там говорят очень мало, и чтобы хоть немного понимать местных, лучше подучить язык. Рассказала, что постоянно занимается с Микасой и та осваивает японский с раннего детства, и хотела бы, чтобы и Леви присоединился к ним на занятиях и в поездках. Леви не возражал. Он неплохо владел французским, и заслуга полностью лежала на матери, что просто обожала французские фильмы и музыку. Она не владела языком, ей просто нравилось его слышать, и она постоянно смотрела французские фильмы на языке оригинала, не читая субтитры. А Леви читал. Сам не заметив, как начал запоминать звучание фраз. В школе тоже повезло, преподаватель был очень толковым, и Леви буквально схватывал на лету. Японский на французский похож не был, но на лету удалось схватить и его. И он сам не заметил, как втянулся, освоив минимальную базу к первой поездке. И всё было прекрасно. Новый, совсем не похожий на привычный, мир. Другие традиции, люди, правила. Всё было ново и интересно. И лишь одно не давало покоя — Леви внезапно обнаружил, что безумно скучает по Эрену. Эрену, что прощался с ними, провожая в аэропорт, едва ли не со слезами на глазах. Требовал писать и присылать фотографии, и Леви был уверен, что Микаса с этим успешно справлялась. Сам он, конечно, тоже писал, хотя, скорее, отвечал на робкие «как дела?» Леви даже сам себе объяснить не мог, но чувствовал, будто Эрен внезапно стал смущаться, непонятно по какой причине. Встречал их Эрен не менее драматично, поджидал, сидя на крыльце с самого утра, а потом нёсся навстречу, раскинув руки, и кидался с объятиями сначала на Микасу, а после и на самого Леви. С того момента всё возвращалось на круги своя и не менялось до следующего отъезда. И именно во вторую поездку Леви понял, что безумно скучает и что Эрен занял в его сердце намного больше места, чем просто соседский мальчишка и близкий друг сестры. Но Эрену было двенадцать. Он был ребёнком, и думать о нём в подобном ключе было непозволительно. И Леви не позволял. Он отвечал на сообщения, отправлял фотографии, рассказывал, где был и что видел, чтобы Эрен не чувствовал себя брошенным. Потому что именно такое выражение лица у него было при прощании. Он снова их провожал и в этот раз не ограничился рукопожатием, а обнял крепко, как Микасу, шепнув, что будет скучать и ждать их возвращения. А потом бросился на шею, едва они вышли из такси. Подросший в их отсутствие, загорелый, повзрослевший и такой родной, что сердце сжималось от одной мысли. Но Леви не позволял себе думать лишнее. Заставил себя не думать и с оптимизмом принял предложение дядюшки с тётушкой получить высшее образование в Японии. Они собирались уехать туда на несколько лет, чтобы Микаса окончила там старшую школу и университет, ещё до того, как Леви стал жить с ними. Менять планы они не хотели, Леви был совершеннолетним и вполне мог остаться и учиться в привычном месте, в привычной обстановке, они лишь предлагали ему выбор. И Леви свой выбор сделал — он выбрал Японию. Эрен рос, становился всё привлекательнее и притягательнее, и Леви не был уверен, что сможет устоять и не поддаться соблазну. Он видел, что у Эрена в глазах стояли слёзы, когда он узнал новость. Видел отчаяние, когда он перевел на него взгляд, словно у него отобрали самое нужное и важное, что было в жизни. Леви разделял его чувства, но не смел дать слабину и остаться здесь, рядом с ним, влиять на его жизнь, самоопределение, взросление. Эрен должен вырасти, и Леви не должен этому мешать. С такой мантрой он провёл последние месяцы жизни в Штатах. Не отступил ни на шаг. Только когда они прощались, едва ли не навсегда, позволил себе прижать Эрена к себе, обнять так крепко, насколько хватало сил, вдохнуть его запах, напитаться его теплом. — Я буду скучать, маленький засранец, — шепнул он ему в ухо. — А я - ждать твоего возвращения, — услышал в ответ. И в этой короткой фразе было столько надежды, что Леви не верил, что слышит это. Но он хотел её слышать, желал больше всего на свете. И он бы соврал, сказав, что пять лет пролетели незаметно. По факту он пробыл в Японии лишних полгода, проходя стажировку в местной фирме, прежде чем вернуться. Это были бесконечные пять с половиной лет. Несмотря на то, что первые месяцы учёбы были сущим кошмаром, выявив, что язык он знает не так хорошо, как ему казалось. Кроме основных заданий приходилось в темпе навёрстывать пробелы, изучая всё новые и новые иероглифы и их бесконечные значения. Времени едва хватало на сон, и если бы кто-то спросил, как прошел первый семестр, он бы не нашёлся, что ответить. Он не помнил, словно в какой-то момент очнулся от бесконечного бега в колесе. Потом стало легче, понятнее, привычнее. Появилось время на прогулки, недолгие посиделки с одногруппниками, позже даже на подработку. Эрен напоминал о себе нечасто. Каждый раз рассыпаясь в извинениях, что отвлекает. Рассказывал редкие новости, делился успехами, интересовался делами Леви. Присылал фото. Эрену исполнилось тринадцать уже после их отъезда. Учебный год в Японии начинался непривычно — в начале апреля. Эрен прислал ему фото в колпаке и с куском торта. А потом ещё одно в четырнадцать. В пятнадцать. В шестнадцатый день рождения Эрена Леви понял, что обратной дороги нет, он влюбился в большеглазого мальчишку окончательно и бесповоротно. И тем страшнее было думать о возвращении, снова увидеть его рядом, ощутить тепло, услышать голос не через динамик телефона, когда они с Микасой болтали по видеосвязи, а Леви, заметив это, ненадолго присоединялся. Было страшно. Страшно выдать себя и напугать, встретить непонимание, потерять то доверие, что было прежде. Потерять Эрена навсегда. Оттого было страшно возвращаться в Штаты, в дом, что хранил так много воспоминаний, в жизнь, которая уже никогда не станет прежней. Но он вернулся. Прилетел один, с небольшим чемоданом и спортивной сумкой, остальные вещи были отправлены морем и должны были прибыть через месяц. Была третья декада октября, и всё вокруг пестрело оранжевым, даже серая хмарь, затянувшая небо, и редкий мелкий дождик не могли это затмить. Дома на их улице не уступали, даря ощущения дежавю, когда Леви вышел из такси. Только дом семьи Аккерман стоял безликим пятном в окружающем праздничном убранстве, и менять хоть что-то Леви не собирался, у него была куча дел по приезде. Нужно было привести в порядок пустующий столько времени дом, съездить за продуктами, созвониться с представителями компании, что пригласила его на работу. А длительный перелёт давал о себе знать, но на сон и отдых не было времени. Леви шагнул в сторону дома не сразу, немного постоял, вдыхая в себя прохладный запах прелой листвы, посмотрел на запущенную изгородь, за которой когда-то давно впервые увидел Эрена, и улыбнулся. Тогда он услышал тихий шорох и шёпот, сейчас были другие звуки, что-то большое и тяжело дышащее приближалось с каждым мгновением. Леви интуитивно попятился назад, собираясь, в случае чего, рвануть к двери. Даже ключ в кармане нащупал, когда из-за изгороди на него вылетел золотистый ретривер, едва не сбивая с ног. — Вилле, а ну стой! — прозвучал следом такой знакомый и незнакомый голос. Эрен выскочил за ним, когда пёс уже успел навернуть вокруг Леви три круга, усесться рядом, раскрыв пасть и вывалив розовый язык, шумно дыша. Он застыл долговязой статуей, таращась на Леви, как на привидение, несколько долгих секунд, а потом бросился вперёд не менее резво, чем его пёс до этого. — Леви! — завопил на всю улицу, оглушая, и налетел, сжимая в объятиях. И Леви почувствовал, как теряется в его руках, каким маленьким и беззащитным ощущает себя, как сердце начинает стучать быстро-быстро, разгоняя кровь, и та бьёт жаром в лицо. — Привет, засранец, — прошептал в ответ, позволяя себе маленькую блажь, и обнял в ответ, прижался тесно, чтобы почувствовать тепло, вдохнул полной грудью, чтобы запомнить новый запах. Он оставил его мальчиком, но Эрен им больше не был. Он стал юношей, безумно красивым, высоким, с потрясающим телом и по-прежнему открытым взглядом, смотрящим восторженно и смущённо. — Мы ждали тебя, — едва отлипнув, затараторил Эрен, — кругов пятьдесят по округе навернули. Уже собирался лезть на сайт аэропорта и проверять, приземлился ли твой рейс. Беспокоиться начал. — В пробке немного застряли, — ответил Леви. — Должно быть, ты чертовски устал, — с сочувствием продолжил Эрен, — но тебе придётся потерпеть меня хотя бы полчаса, — он подхватил чемодан и зашагал к крыльцу. — Пять с половиной лет, не верится, что ты вернулся, — шепнул, когда Леви открыл дверь. Эрен перешагнул порог первым, на ходу сбрасывая кеды с прилипшими к подошве травой и листьями. — Лежать, Вилле, — скомандовал, продвигаясь сквозь прихожую к кухне. Пёс послушно улёгся у двери, едва Леви её закрыл. Он не спешил вслед за Эреном, включил свет, чтобы осенняя хмарь не преследовала его и в доме, втянул в себя позабытый запах и удивился. После столь долгого отсутствия он не ожидал почувствовать запах свежести и чистоты, полагая, что на уборку придётся потратить не один день, ещё дольше проветривать от застоявшегося воздуха и прогревать, избавляясь от сырости. Но в доме было тепло и сухо. — Не удивляйся, — выглянул из кухни Эрен, едва щёлкнула кнопка чайника, — тётушка позвонила маме неделю назад, попросила вызвать клининг и химчистку, они тут всё отдраили и вычистили мебель. — Оу, — единственное, что нашёлся сказать Леви. Было странно, но в доме, где он должен был чувствовать себя своим, он ощущал себя гостем. В отличие от Эрена, который говорил и вёл себя так, будто не было тех лет разлуки, что они находились на разных концах мира. Хотя, какое-то едва заметное смущение всё же было, словно Эрен намеренно старался вести себя непринуждённо. — Ещё мама приготовила сэндвичи, на случай, если ты проголодался, и кексы, — добавил, словно извиняясь, и скрылся из виду. — Давай уже проходи, выпьем чаю, расскажешь мне, как там Микаса, и я дам тебе отдохнуть, — пообещал из кухни. — А вечером мы ждём тебя на ужин, и это не обсуждается. Мама с утра хлопочет, только о тебе и говорит. Эрен снова возник в дверном проёме, улыбаясь так, будто извинялся за мать, но поделать ничего не мог. Леви залюбовался. От худого долговязого мальчишки с вечно разбитыми коленками, казалось, и следа не осталось. Но глаза по-прежнему были большими, распахнутыми, губы покусанными и потрескавшимися, а непослушная копна каштановых волос стала ещё больше. Эрен явно пропустил визит к парикмахеру. Уверенность Леви, что сможет жить рядом, трещала по швам. И он впервые задумался о том, что позже можно подыскать квартиру поближе к офису. — Я с удовольствием, — ответил Леви и шагнул вслед за Эреном в кухню. Потом они пили чай и Эрен много увлечённо рассказывал, особенно об учёбе в университете, и что был глупцом, когда жаловался на то, что в школе их слишком загружают. Ещё больше он спрашивал о Микасе и дядюшке с тётушкой, о разнице в учёбе и работе, нашел ли Леви себе друзей. Леви охотно отвечал, не переставая замечать, что за чередой вопросов скрываются какие-то недоговорки, словно Эрен не спрашивает о том, что его на самом деле интересует, пытаясь завуалировать или зайти с другой темы. Сэндвичи и кексы оказались действительно кстати, даже Вилле получил порцию, и Эрен на полном серьёзе взял с него слово не рассказывать об этом маме. Леви даже рассмеялся его дурачеству и абсолютно честным глазам пса. Затем они перебрались на диван в гостиной, и только приняв удобное полулежачее положение, Леви почувствовал, что его клонит в сон и усталость берёт своё. Он даже не заметил, когда Эрен умолк, почувствовал только, как что-то тёплое и мягкое накрывает его, потом тихие шаги и едва слышный хлопок входной двери. Проснулся он спустя не менее пары-тройки часов. За окном едва заметно опускались сумерки, и тёплый свет фонарей отражался от стёкол. Леви взглянул на часы — до ужина оставалось ещё достаточно времени, и он хотел успеть принять душ, когда на крыльце что-то глухо грохнуло, а потом раздалось шипение. Леви поднялся и направился прямо к двери, открыл и шагнул наружу, даже не подумав обуться. — Что ты делаешь? — спросил у Эрена, который балансировал на стремянке с гирляндой из жёлто-оранжевых кленовых листьев. — Прости, я разбудил тебя? — испуганно вздрогнул Эрен и опасно покачнулся ещё раз. — Нет, но я спросил о другом, — ответил, делая шаг ближе, и взялся руками за лестницу, не давая той качаться. — Спасибо, — выдохнул Эрен и зацепил ещё несколько частей гирлянды на гвоздики. — Я вспомнил, что коробки с украшениями всегда стояли в мастерской, и подумал, что у тебя вряд ли будет на них время. — Только не говори, что до сих пор ходишь за конфетами, — усмехнулся Леви. — Что? Нет, конечно, — фыркнул Эрен, — разве что тыквы вырезаю. Он так забавно смутился, отворачиваясь и цепляя остатки гирлянды, что Леви счёл это ужасно милым, но не показал этого. Он и впрямь не собирался заниматься глупостями вроде украшения дома, развешивания фонариков и поездок за тыквами. Тем более вырезания по ним. Все эти предпраздничные хлопоты давно ушли из его жизни и успели забыться. Вероятно, Эрен думал иначе. Он резво спрыгивал со стремянки, нырял в огромную коробку, доставал оттуда очередное украшение и забирался вновь вверх, чтобы повесить его на привычное за многие годы место. Леви не стал его останавливать. Эрен явно старался угодить, и обесценивать его труды не хотелось, зато хотелось утолить собственное желание и побыть с ним рядом, хотя ничего хорошего из этого не могло выйти, и Леви не позволял себе об этом забывать. — Ты бы оделся, — заметил Эрен спустя минут пять бодрого скакания вверх-вниз. — Вообще, я душ принять собирался, — ответил Леви, почувствовав, что ноги начали подмерзать. — О, чёрт, прости, — затараторил Эрен, — не хотел нарушать твои планы. — Ничего, — пожал плечами Леви, подавив зевок, — я вроде как сам навязался. А потом был ужин в, казалось, позабытой тёплой и дружеской обстановке дома семейства Йегер, в котором если что-то и изменилось, то самую малость. Леви снова отвечал на тысячу вопросов, выпил пару бокалов вина с Карлой и порцию виски с главой семьи, прежде чем собрался уйти. Эрен выскочил провожать, оправдываясь, что они с Вилле всегда прогуливаются в это время. В итоге прогулка затянулась чуть дольше предполагаемого. Сначала Леви предложил составить им компанию до конца квартала, а затем согласился обогнуть его по кругу. Эрен продолжал говорить с таким усердием, будто до этого много лет молчал, хотя по-прежнему испытывал смущение и неловкость. Леви чувствовал это в его голосе, мимике, жестах. Временами он намеренно отвлекался на пса, лишь бы оттянуть момент для вопросов, которые его интересовали на самом деле. — Ты извини маму, — заговорил Эрен после недолгой паузы, когда они оказались на финишной прямой, — порой мне кажется, что она забывает о том, что мы уже не дети и задаёт неуместные вопросы, делает намёки. — Всё в порядке, — ответил Леви. — Мне вот, наоборот, показалось, что именно ты спрашиваешь о чём угодно, кроме того, что тебя интересует на самом деле. — Раскусил, — рассмеялся Эрен и растрепал волосы. — Просто хотел спросить, будешь ли ты здесь жить или переберёшься поближе к центру? — Честно, я не успел обдумать это, хотя такой вариант возможен, этот дом слишком большой для одного, — ответил Леви. — Буду составлять тебе компанию, — ещё громче расхохотался Эрен, а потом вмиг утих. — Прости, порой я забываю, что давно прошло то время, когда ты возился с нами мелкими. Теперь ты взрослый и явно не горишь желанием проводить время с малолетками. Просто я правда очень скучал, — выдал как на духу и уставился на свои кеды. Леви не заметил, как они дошли до дома. — Я тоже скучал, — ответил тихо. Эрен засиял не меньше солнца, улыбаясь широко, открыто и так счастливо, что Леви не устоял и улыбнулся в ответ. И Эрен снова обнял его, крепко, как только мог, прижал и не отпускал несколько долгих секунд. А потом так же резко отстранился. — Тогда мы с Вилле заглянем к тебе завтра после занятий, — крикнул, убегая в сторону дома. — Доброй ночи, Леви. И Эрен заглянул. Он с поразительным успехом умел держать слово. Вечерние посиделки за чаем с очередным кулинарным шедевром от миссис Йегер стали неотъемлемой частью недели, а после они выходили на вечернюю прогулку с Вилле и огибали квартал по периметру, болтая обо всём на свете. И вроде бы всё снова приобретало дух беззаботности, что царил между ними до отъезда, да и сам факт столь долгой разлуки как-то стёрся и забылся, давая ощущение, что вот такие встречи и прогулки давняя привычная обыденность. Но всё же что-то мешало поверить в это. Что-то незаметное, едва ощутимое подползало грозовым облаком. Какая-то недосказанность, мимолётность взглядов, неловкость прикосновений. Леви думал об этом долгими бессонными ночами, проваливаясь в сон лишь под утро, но не мог найти ответа. Что-то в поведении Эрена настораживало, что-то давало эфемерный повод надеяться, но Леви не смел в него верить, с каждым днём убеждая себя, что стоит подыскать квартиру. Только просмотр объявлений всё откладывался, находились более важные дела. И однажды Леви нашёл в себе силы, открыл ноутбук и отыскал нужный сайт фирмы, занимающейся арендой жилья. Правда, объявления посмотреть не успел — в дверь постучали. Эрен стоял на пороге его дома, держа в обеих руках по тыкве, и улыбался как-то обезоруживающе дурашливо. — Это ещё зачем? — спросил Леви без приветствия. — Хэллоуин завтра, — ответил тот и попытался протиснуться в дом. Леви не сдвинулся с места. — Если бы мне нужны были тыквы, я бы купил тыквы, — чуть раздражённее, чем было на самом деле, проворчал Леви. — А у нас, как обычно, целая куча, не убудет, если поставить к тебе парочку. Только вырезать я не успел, — Эрен говорил и выглядел виновато, явно верно расценив тон, которым его встретили. — Тебе заняться больше нечем? — спросил Леви, наблюдая, как Эрен, устав держать тыквы, ставит их на широкие перила крыльца. Было ощутимо прохладно, и Леви начал подмерзать, да и Эрен в лёгкой олимпийке не внушал веры, что ему тепло. Ничего не оставалось, кроме как позвать его внутрь. — Я слишком навязчив, да? — опустив голову, тихо спросил Эрен. — Нет, — выдохнул Леви, чувствуя вину и угрызения совести. — Я просто не хочу, чтобы ты тратил время, развлекая меня. Потусуйся с друзьями, погуляй с девушкой, занимайся своей жизнью, ты не обязан проводить со мной столько времени. — Нет у меня девушки, — буркнул Эрен. — Но друзья-то есть, — Леви был непреклонен. — Ты тоже мой друг, — не сдавался Эрен, даже голову вскинул, пронзая насквозь взглядом. — Твой друг Микаса, а не я, — заговорил Леви после недолгой паузы. — У нас сложились хорошие отношения, но мы никогда не были близки, и ты это прекрасно знаешь. Мне приятна твоя компания, но непонятно, зачем ты тратишь на меня столько времени. — Потому что люблю тебя, — прошептал Эрен, и Леви потерял дар речи. Он был уверен, что ослышался, потому что это не могло быть правдой. Эрен помолчал пару бесконечно долгих минут и поднял голову, чтобы они могли встретиться взглядами. — Потому что я люблю тебя, Леви, — повторил громче и увереннее. — Если это такая шутка, то она вовсе не смешная, — ответил Леви, не узнавая свой голос. — Какие уж тут шутки, — слегка раздражённо дёрнул плечами Эрен и шагнул вперёд. Остановился, опомнившись, что так и не снял обувь, разулся и прошёл в гостиную, но не подходил к Леви. — Пять с половиной лет. Ты даже не представляешь, что это были за годы, когда я понял, что мне не просто не хватает друзей и привычного течения жизни, что я не просто скучаю по вам, а что тоскую. По тебе тоскую, Леви. Когда понял, что по «просто друзьям» и приятелям так не тоскуют, не рыдают от бессилия в подушку, не смотрят часами на фото, не ждут неделями и месяцами пары строк сообщения, — Эрен говорил и говорил, громко, с надрывом, выплёскивая всё то, что копилось годами, и Леви не смел его перебивать. — Мне было тринадцать, какая любовь, скажешь ты. Я тоже так думал. Злился на самого себя, считал, что перерасту. Но прошел год, и два, и три, и пять, а я не перерос. Я каждый день засыпаю, глядя на твои фотографии, Микаса присылала мне их, о половине ты, наверное, и не догадывался. И было так страшно, что ты не вернёшься или вернёшься не один. Но вот ты здесь, и я дал тебе целую неделю, чтобы вспомнить меня, — последняя фраза была похожа на вызов, и Леви решил, что теперь его черёд что-то сказать, хотя понятия не имел, что, но Эрен продолжил: — Я немного надеялся, что когда ты приедешь, окажешься вовсе не таким, как в моих наивных фантазиях, мы не найдём общего языка и совсем не будем подходить друг другу. Тогда я смогу успокоиться, вздохнуть свободно и спокойно жить дальше. Но мы нашли общий язык, и ты именно такой, каким я тебя представлял. И я не собираюсь ждать ещё пять лет, пять месяцев или пять дней, чтобы расставить все точки. Я уже с ума схожу. Даже пяти минут не вытерплю. Даю тебе четыре. Он демонстративно посмотрел на часы и уставился в стену. А Леви почувствовал себя таким дураком, каким не чувствовал никогда в жизни. Он не просто влюблён, а влюблён взаимно и очень давно, и от этого не столько радостно, сколько тяжело от мыслей, что Эрен так долго переживал всё это в одиночку. Хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать. — Что скажешь? — поторопил его Эрен; четыре минуты прошли слишком быстро. — Тащи свои тыквы, — ответил Леви. — Что? — растерялся Эрен. — Тыквы, говорю, свои неси, будем рожи на них вырезать. Хэллоуин уже завтра, сам же говорил, — повторил громче, наблюдая, как на лице Эрена расцветает счастливая улыбка. — Я пока инструменты принесу и газеты. Эрен выскочил на крыльцо, даже не потрудившись обуться, подхватил тыквы и прискакал назад, размещая их на кухонном столе, а затем вернулся закрыть дверь. Вырезать тыквы, сидя почти друг против друга, было неловко. Иногда они пересекались взглядами, и Эрен смущённо улыбался, но смотрел с надеждой, ведь его не отвергли и не указали на дверь, советуя выбросить эту чушь из головы. А Леви чувствовал умиротворение. Было так тепло, хорошо и спокойно под хруст тыквы просто молчать, перекидываясь взглядами и обмениваясь редкими касаниями ног под столом. Работа заняла без малого два часа, после которых Эрен достал из кармана маленькие фонарики и поместил внутрь тыкв. — Вместо свечей, — пояснил, подхватывая свою. Леви последовал его примеру, разве что в этот раз настоял на том, чтобы обуться, а не выскакивать в стылую сырую темноту босиком. Эрен покорно согласился, и они вышли на крыльцо, размещая тыквы по обе стороны от ступеней лестницы. — На упаковке написано, что одной батарейки хватает на тридцать шесть часов, — подал голос Эрен и шагнул ближе к двери. — Вот и проверим, — ответил Леви, делая свой шаг. Они не торопились заходить обратно, хотя поздний вечер быстро выгонял тепло из тел. Леви ждал непонятно чего, пока просто не поднял голову и не посмотрел на стоящего рядом Эрена. Тот тихо улыбался, и Леви не удержался, протянул руку и коснулся прохладной щеки. И Эрен не отпрянул, наоборот, прильнул, как кот, выпрашивающий ласку, к таким же прохладным пальцам и прикрыл глаза. А потом наклонился ниже, словно чего-то ждал, и Леви не стал его разочаровывать. Коснулся холодных обветренных губ на пару мгновений и отстранился, уводя за собой обратно в дом. Они ничего не обсуждали. Леви молча сделал горячий шоколад, Эрен включил фильм и достал плед. Они сели рядом, накрываясь и стараясь согреться, и честно смотрели в экран почти полчаса, пока Эрен не завозился. Он отставил пустую чашку, порылся в карманах и протянул Леви ладонь, сжатую в кулак. — Сладость или гадость? — спросил с усмешкой и раскрыл ладонь, на которой лежала конфета. Леви взял её за край цветастой упаковки и постарался разглядеть мелкий рисунок. Там был нарисован зомби с глазами навыкате и разодранным брюхом. — Какая гадость, — скривился Леви и выбросил конфету куда-то за спину. — Сегодня я выбираю сладость, — ответил уверенно и, схватив Эрена за воротник, дёрнул на себя для настоящего и такого долгожданного поцелуя. Они отлипли друг от друга только тогда, когда губы окончательно онемели, а лёгкие выгорели от экстремального недостатка кислорода. Леви сделал глубокий вдох, насколько это было вообще возможно, ведь Эрен очень быстро затащил его к себе на колени, а затем повалил на спину. — Ты чертовски тяжёлый, — подал голос Леви, едва шевеля зацелованными губами, и похлопал Эрена ладонью по пояснице. — Этот диван слишком тесен для нас двоих, — ответил Эрен, приподнимаясь над ним, и скатился на пол, раскидываясь звездой. Леви повернулся на бок, немного свесив голову, чтобы видеть его, и залюбовался. В приглушённом свете, слегка растрёпанный, с покрасневшими губами, Эрен был прекрасен, как мечта, которая неожиданно решила сбыться. — Это было круче, чем я думал, — заговорил Эрен, — но мне хочется ещё. Пойдём наверх? И подскочил на ноги так легко и быстро, будто и не валялся совсем недавно в расслабленном блаженстве. Он протянул руку, и Леви без раздумий ухватился за тёплую ладонь. — Как скажешь, конфетка, — улыбнулся он и позволил вести себя. Сначала из гостиной, затем вверх по лестнице, минуя спальню Леви, кровать в которой была немногим шире дивана и явно не могла уместить двух взрослых людей, по узкому коридору к гостевой комнате. Леви едва успел подумать о том, что кровать там не застелена, лишь заправлена покрывалом, прежде чем Эрен обнял его, прижимая к себе до тесноты, и завалился вместе с ним на постель. Они не целовались, лишь обнимались, обмениваясь теплом и дыша друг другом. — Родители не хватятся тебя? — спросил Леви, когда время явно перевалило за полночь. Они лежали, как две морские звезды, раскинув руки и ноги в стороны, но при этом максимально близко и просто наслаждались моментом. — Они знают, где я, — тут же ответил Эрен, поворачивая голову, и оставил на виске Леви мягкий поцелуй. — Время позднее, — напомнил Леви. — Ну и что, — пожал Эрен плечами и повернулся на бок, обнимая и притягивая ближе к себе, — говорю же, они знают. — Что знают? — спросил Леви, хотя начал догадываться. — Всё, — выдохнул Эрен и сжал объятия ещё крепче. Леви напрягся. Он ещё не успел подумать о том, как будут развиваться их отношения, не осознал, что у них вообще начались отношения. Он вообще ни о чём подумать не успел, кроме того, что у Эрена потрясающие губы, что он божественно целуется, сладко пахнет и вообще выглядит, как лакомый кусочек, который хочется съесть. На всё остальное времени не было. Эрен заметил его заминку и оценил её верно. Отстранился, а после вообще встал с кровати, обошёл её и остановился у окна, немного приоткрывая раму. — Ты отлично умеешь скрывать чувства, — заговорил спокойно, глядя в чернеющую даль за окном, — не знаю, как давно возникла твоя ко мне симпатия, но явно не в момент, когда я всё на тебя вывалил, и не вчера, не неделю назад. Это давнее чувство, и мне немного больно, что ты скрывал его от меня. Я скрывать не умею, я эмоциональнее, разговорчивее, и, конечно, родители заметили, что ребёнок с вечным шилом в заднице изменился до неузнаваемости. Я выдал им всё подчистую. И их реакция ничем не отличалась от моих собственных ощущений — пройдет и забудется. Но не прошло и не забылось, я даже к психологу ходил, — он обернулся на пару секунд, чтобы убедиться, что Леви слушает. Леви слушал. — Пытался переключиться, даже на свидания ходил, но не срослось. Вытащить тебя из головы и из сердца не получалось. Тогда родители подарили мне пса на семнадцатый день рождения, чтобы я мог отвлечься, чтобы мог любить ещё кого-то. И я пообещал им, что расскажу тебе о своих чувствах, когда ты вернёшься. И что если вернёшься не один, ни за что не полезу в твою жизнь. А если отвергнешь, то приму это достойно и буду жить дальше. — Но я не отверг, — заметил Леви. — Да, — выдохнул Эрен, и стекло немного запотело, — на этот случай сценария у меня не было, кроме долго и счастливо. — Придётся пользоваться тем, что есть, — усмехнулся Леви. — Смешно тебе? — фыркнул Эрен. — А сам-то лучше? Как ты вообще мог уехать и оставить меня? — Боже, Эрен, ты был ребёнком. Надоедливым задиристым сопляком, что вечно вляпывался в неприятности. Мне даже думать было страшно, не то что находиться рядом, — Леви говорил спокойно, пытаясь донести свои мысли и взгляды. — Поэтому ты удрал, — подытожил Эрен. — Но я вернулся, хотя ни на что не рассчитывал, — отбил подначку Леви. — Как тебя вообще на куски не растащили, ты же выглядишь, как сладкая фантазия. — Льстишь, — протянул Эрен с улыбкой. — Ничуть, — ответил Леви и похлопал по месту рядом с собой. — Иди сюда, конфетка, будем навёрстывать упущенное. Эрен фыркнул, пытаясь скрыть смешок, и завалился обратно, обхватил Леви руками и ногами, утыкаясь носом в шею. — Больше никогда никуда тебя не отпущу, — пригрозил шёпотом. — Ни за что от тебя не уеду, — ответил Леви и нашёл такие нужные сейчас губы. Поболтать они ещё успеют. Вопреки обещаниям производителей, лампочки в тыквах погасли через два часа.