Как виноград

Она посмотрела в окно абсолютно бесцельно, будто бы не видела этот пейзаж каждый день. Находилась она там, сколько себя помнила. Это действие было скорее ритуалом, без которого она чувствовала себя странно. Она говорила себе, что ничего не изменилось, всё в порядке, всё продолжает идти своим чередом. Пора идти. Тоже ритуал ­­– сказать это себе перед выходом, хотя ей было некуда спешить. Она спустилась и подошла к дивану, на котором в хаосе ярких вязаных шалей сидел её друг. Она подошла, и он перевёл на неё взгляд и привычно прищурился. О нет, опять. Он в последнее время всё чаще не шёл на работу. Уходя из дома раньше, на работе он оказывался всё же позже неё – появлялся среди кустов, будто из ниоткуда и молча присоединялся к ней. Она кивнула, повернулась и пошла к двери, скрывая непонимание. Почему он не шёл за ней? Она чувствовала себя странно, когда краем глаза не видела его срезающим виноград. Почему? – Что случилось? – раздался громкий скрипучий голос сзади, но по ощущениям будто бы из её головы. Звук отражался эхом от стен и атаковал её. Она замерла в ужасном, несвойственном ей дискомфорте. Пытаясь успокоиться, она заметила, что два пальца её руки покоятся у неё на кончике носа – он говорил, что она часто бывает в такой странной позе. Она скосила глаза в его сторону, не поворачивая головы, но ей в этом положении были видны лишь кривые морды летучих мышей. Она вздрогнула и всё же повернула голову к другу. Всё было хорошо. Он всё ещё смотрел на неё. Это только её фантазия. – Почему ты не идёшь? – резко спросила она. Он опустил взгляд на пол, быстро и тяжело, будто сброшенный с обрыва камень. Из-за полузакрытых век она редко видела его глаза. – Мне нехорошо. Я устаю, – медленно проговорил он на одном дыхании, – Извини, прошу тебя. Это не должно тебя дёргать. Проехали. Иди, работай. И она не могла не послушать. Они жили вместе всегда, он был для неё самым близким человеком и был рядом в каждом отрывке её памяти. Они после работы обнимали друг друга и молчали, а иногда всё же обменивались некоторыми словами. Они не говорили много, они знали друг друга наизусть. Будто были вместе всегда. Они жили и работали на островах и каждый день собирали виноград. За островами было море, туман и бескрайняя вода, а на островах – их дома и ряды бескрайних кустов винограда. И луга с жёлтыми цветами, которые тоже были похожи на жёлтое-жёлтое море. Она забыла о винограде и вернулась на дорогу, где остановилась и чуть не упала на колени от резкого, непривычно сладкого, будто она засунула в рот несколько кубиков сахара, запаха жасмина. В голове всплыли обрывки воспоминаний с того края сознания, где она помнила, что такое запах и как он плавает в воздухе, словно перышко в воде. Он согнул её напополам и, широко раскрыв глаза, она принялась жадно глотать воздух со слабой надеждой не излить содержимое желудка прямо на землю. Хотелось разорвать себя изнутри ногтями, чтобы больше не ощущать этот ужас. Два пальца её руки снова нашли нос, – какая странная всё же привычка, – но они совсем не препятствовали дыханию. Вскоре вонь жасмина стала не такой резкой и кружащей голову, и она медленно, боясь вернуться к прежнему болезненному состоянию, поднялась. Она не могла различить никакой другой запах кроме жасмина, но могла видеть дорогу впереди, усыпанную камнями, и то, как где-то в ста метрах от неё вразнобой стояли дома. И, присмотревшись к горизонту, она увидела девушку. У неё перехватило дыхание. Было всё тяжелее дышать, пока девушка подходила ближе – то ли от того, что именно от неё шёл этот жасминовый запах, то ли от того, какие противоречивые чувства вызывало её существование. Её тело было скрыто под серо-зелёной рубашкой с закатанными рукавами, а поверх нее – чёрным платьем до колен. Когда девушка подошла ближе, она смогла уловить взгляд её зелёных глаз на смуглом лице. Смутившись от неожиданного контакта, она перевела взгляд сначала на родинки на лбу собеседницы, потом на опущенные кончики губ, подведённых чёрной помадой. Они разминулись, девушка пошла дальше, а она осталась стоять в странном и тревожном оцепенении. В её глазах вдруг стало размываться и её снова начало тошнить. Она повернулась и посмотрела вслед уходящей яркой девушке. И тут же заметила, насколько бледен мир по сравнению с ней – она слишком выделялась на фоне дороги и дальних размытых домов. Это тревожило и пугало, будто девушка была из другого мира и пришла, чтобы разрушить то, что ей близко. – Стой! – крикнула она вслед таинственной девушке, отчего незваная гостья вздрогнула и с большим интересом повернулась в сторону новоприбывшей. – Откуда ты? – спросила она как можно менее грубым тоном.  Их взгляды снова встретились, но вскоре она всё же отвела глаза, совсем ненадолго, чтобы потом снова поднять их. Девушка приподняла брови в удивлении. – Я издалека, – её голос был спокойный и тихий, но почему-то заглушил все остальные звуки. – Я ищу кое-кого уже долго. – Кого? – спросила она.   Девушка сверкнула глазами, будто проходясь по её коже острым изумрудным лезвием. – Девушку на грани смерти, что живёт в блаженном неведении. Руз Деккер. Её семья ждёт её уже давно. Имя Руз Деккер вспыхнуло в её сознании яркими образами и пламенем самых разных чувств и так же быстро потухло, оставляя в голове отголоски воспоминаний. Она слышала его много, очень много раз. Создавалось ощущение, что Руз Деккер некогда была ей очень близка. – Я её знаю, – тихо сказала она.  Лицо девушки исказилось эмоцией то ли удовлетворения, то ли одержимости. Резко подойдя, она схватила ее за руку, отчего она захотела кричать – прикосновение было ужасно горячим, как лава, на контрасте с ежедневными прохладными объятиями. Девушка проговорила ей в лицо: – Где она? – уверенный голос звучал как из другого мира. – Я не знаю, – проскулила она, борясь с чувствами, вызванными прикосновениями незнакомки. – Я её видела очень давно, наверное. Девушка издала странное, возмущенное рычание и отпрянула от неё, выпуская её руку из хватки. Помедлив, внимательно наблюдая за каждой образовавшейся морщинкой, за изменениями в лице девушки, она аккуратно спросила: – А ты вообще знаешь, кого ищешь? – Она чуть младше меня, – выдохнула девушка, – и чуть выше. Не могу вспомнить её облик, хотя видела её я не слишком давно. Да и найти среди вас её сложно – у вас будто нет оболочки. По её спине пробежал холодок. Она поняла, почему девушка такая яркая. Она выделялась среди остальных, потому что просто не видела их внешность – та просто казалась незначительной. В панике она завертела головой, пытаясь рассмотреть хоть какую-то деталь в дороге, в дальних домах, но не могла, будто вся голова была в тумане. Самым страшным было то, что она не могла от этого избавиться. Она начала задыхаться, ужас выталкивал из неё воздух. Она осела на землю, закрыла глаза, но даже темнота собственных век пугала ее. Она не хотела там находиться. Там страшно. Но как бы она ни пыталась, она знала, что не сможет убежать. Никогда уже не сможет. Кошмар, кошмар, кошмар. Пламя обожгло левое плечо. С коротким выкриком она дёрнулась, заставив девушку убрать руку, и, не удержав равновесие, упала на спину. Лежа на земле, похныкивая, она внезапно для себя снова смогла дышать. Прикосновение девушки будто вернуло её в реальность, и пронизывающий ужас начал отступать. Казалось, она пролежала целую вечность перед тем, как открыть глаза и увидеть над собой небо. Возможно, там были звезды, ну, или луна. Но яркая девушка никуда не делась. – А ты? – слабо проговорила она. Слабее обычного. – Кто ты? Вопрос застал девушку врасплох: ты удивленно хмыкнула, но тут же вновь обрела невозмутимый вид. Она с интересом наблюдала за её лицом – интересно, а она так может? А она так могла? – Меня зовут Джаннек, можно просто Дженн. У неё было имя. Девушка, которую звали Джаннек. Девушка, которую звали Дженн, молчала, ожидая ответа. – А ты не хочешь спросить, как зовут меня? – возмутилась она. – А ты помнишь своё имя? – усмехнулась Дженн. – Не помню. Она не помнила. – Тогда зачем мне спрашивать? Она посмотрела на свои руки – кисть, пальцы, фаланги, ногти. Она безуспешно пыталась найти какую-то незначительную мелочь. – А зачем тебе нужна Руз? – спросила она. – Я должна её спасти от смерти, – сказала Дженн, копаясь в откуда-то взявшейся походной сумке. Интересно, она всегда была при ней, или просто раньше не было заметно? Похоже, именно оттуда и шёл запах. – Это жасмин, – объяснила она, заметив реакцию собеседницы. – Он нужен мне, чтобы я следила, не умираю ли я сама. Всё дело в резком запахе. Она кивнула, пытаясь выровнять дыхание. – Однако это довольно слабый показатель, – продолжила Дженн отстраненно, будто говорила только себе и никого другого здесь не было. – К такому запаху, если он всегда при тебе, быстро привыкаешь. Она вынула из сумки мутную колбу с какой-то жидкостью и вынула пробку. – Ртуть лучше, – Дженн вылила содержимое себе на ладонь. Она тут же отстранилась от Дженн, машинально закрывая нос и лицо. Она вдруг испугалась именно этой жидкости, будто та сможет её убить. В её голове проносились тысячи обвинений Дженн в глупости, но она продолжала с интересом наблюдать за тем, как серебряная жидкость шипит, передвигается и скатывается в шарики, точно она живая и готова вырваться на свободу. Дженн смотрела на оживление в своих руках с большим вниманием – по её лбу проскользнула тревожная морщина, но тут же сгладилась при виде результата реакции. Потом она с лёгкой улыбкой понаблюдала за движением живой жидкости и бросила шипящее серебро на землю, притаптывая его, уничтожая с концами. – А почему ты умираешь? – подала голос она. Дженн посмотрела на неё и покачала головой, словно окончательно смирилась с её вечными вопросами. – Здесь умирают все, – голос Дженн прозвучал отовсюду, как если бы ветер подхватил её слова и закружил их. Она дрогнула всем телом, еле заметно, но вдруг её кожа начала чувствовать всё вокруг, будь то ветер, одежда, холод ночи, тепло Дженн, запах жасмина. И всё это только из-за голоса Дженн. – И я сюда пришла абсолютно живая и здоровая, но с каждой минутой здесь я умираю, и моё сознание медленно-медленно разлагается. Мне нужно найти её, пока я или она не умерла. Я уже не знаю, сколько времени прошло. Выждав пару секунд, Дженн сказала: – Прощай. – Стой! Я могу пойти искать её с тобой. Дженн остановилась, посмотрела на неё заинтересованным взглядом и пожала плечами. – Только не мешайся под ногами. Возможно, это будет последнее интересное приключение в твоей жизни, хотя я бы предпочла спокойную смерть. Она догнала Дженн и поравнялась с ней, после чего та повела её по дороге, все дальше от виноградника. – А почему последнее? – Потому что ты скоро умрёшь. О нет, только не впадай опять в панику. Дыши: что я могу сказать. У нас много дел. Как бы дурно ей ни было, она всё же пошла за Дженн. – Ты грубая. – Неужели? Несколько минут они молчали. Потом она начала описывать окружение самой себе. То, как она шла каждый день по этой дороге на работу. То, что, если подумать, времени тут нет и «каждый день» – лишь удобное обозначение – ведь здесь всегда тьма. Она рассказала о море, которое совсем не пахнет и не ощущается как море, о том, как всё лишено красок и глубины, в отличие от вещей, связанных с Дженн. Девушка внимательно выслушала описание её губ, тела, одежды, тепла и запаха. Когда Руз сделала паузу, Дженн не смогла сдержать вырвавшийся из неё смешок, напугавший Руз. По сравнению с её спокойным, малоэмоциональным голосом её смех звучал громко и искренне, отрывисто. Он медленно потух, но в её голове продолжало звучать его эхо. Похоже, теперь она запомнит этот звук навсегда. А потом она начала вспоминать. Она забыла обо всём, даже о Дженн, окунаясь в давность воспоминаний, произошедших раньше первых объятий и разговоров с ним. Странное, несуществующее тепло окутывало её, когда она цеплялась за оборванные, подпаленные края сокрытых мыслей, связанных с её прошлым. Истинным прошлым. – Я помню родителей. Они меня очень любили, а я любила их. Я помню слёзы, подступающие к горлу и смех, горящий в моих лёгких; и как было страшно и больно, когда я взлетела; как резало стекло. Я помню, как увидела настоящую смерть, лежащую со мной в луже крови в тот день. Я была совсем одна, пока не забыла даже то, как сквозь сон меня звали по имени. Руз. Руз Деккер. Она встала как вкопанная, с концами упуская нить воспоминаний. Борясь с беспричинным ужасом, она подняла глаза на Дженн, на её улыбку и довольное, пугающее выражение лица. – Я нашла тебя, светик, – с притворной нежностью, но самой настоящей самоуверенностью заявила та и схватила её за руку, вызвав болезненный стон. Дженн собралась ускорить шаг, крепко держа её руку – руку девушки, которую звали Руз. Руз стояла на месте, скрывая боль: руку, казалось, готовы были вырвать с корнем. Дженн, недовольно фыркнув, дёрнула её руку, выводя из равновесия, и потащила вперёд по дороге. – Стой! – взвизгнула Руз так громко, что даже Дженн вздрогнула. – Я никуда не пойду с тобой! Отпусти меня! – Я слишком много времени потратила, чтобы без тебя возвращаться! – Я не могу просто так уйти! У меня здесь есть родной человек! – Который скоро умрёт! Руз с большим усилием смогла вырвать руку и спрятала её за спиной. Она вдруг почувствовала то, чего не было уже так давно – слёзы, подступающие к горлу. Слёзы страха и отчаяния. – Я должна поговорить с ним. Может я даже смогу его спасти. А потом забирай меня куда хочешь. Дженн подарила Руз осуждающий взгляд. Он был таким уничижительным, что в любом другом случае Руз повиновалась бы каждому приказу. Но не в этот раз. Она попыталась повторить это выражение лица и посмотрела Дженн в глаза. Голова Дженн дрогнула в еле заметном вынужденном кивке. Если бы Руз не заметила это движение, эту дрожь, она бы продолжила стоять там вечно. Но она вдохнула полной грудью и побежала в сторону дома. С этим вдохом пришло головокружение и волна воспоминаний в хаотичном порядке. Вот на этом повороте она при смерти, а на камнях извилистой дорожки она маленькой девочкой проливает слёзы из-за того, что провинилась перед матерью. Ступив на дорожку перед своим домом, она успела пережить тысячу воспоминаний. Подняв кулак, чтобы постучать, она периферийным зрением увидела искривлённое в ужасе лицо Дженн – та с широко раскрытыми глазами смотрела на дверь, а её губы быстро шевелились в подобии молитвы. Она стала совершенно невозмутимой, когда Руз повернулась к ней – лишь в непонимании приподняла бровь. Руз потрясла головой, избавляясь от тревожного наваждения, и постучала. Дверь не отворилась ни через секунду, ни через две, ни даже через минуту – только в тот один момент, когда Руз испугалась своих догадок. На неё смотрели два совершенно тусклых глаза, подобных человеку, которому они и принадлежали. Он ускользал от её взгляда, как бы она ни пыталась сфокусировать на нём своё внимание. Она протянула руку и, отчасти грубовато, ухватилась за его подбородок, провела ладонью по такой холодной щеке. Он не обратил внимания, лишь продолжал смотреть на неё, но она не увидела на его лице ни намёка на скрытую эмоцию, ни тени улыбки. От него действительно осталась лишь оболочка. Не сумев совладать с эмоциями, она с тихим воем обняла его, и из её глаз полился дождь страха, боли и воспоминаний, который копился в ней, кажется, очень долго. Он даже приобнял её в ответ. Было такое ощущение, что она обнимается с холодной пустой подушкой. – А кто ты? – подал он голос, некогда громкий и яркий, она точно это помнила, теперь же с каждым слогом он постепенно слабел. Это вырвало из неё ещё долгое, мучительное, скуление, которое она попыталась скрыть в его плече. Дженн объяснила кто она такая и кого она ищет. Руз отстранилась от друга и начала рассказывать все воспоминания, приходившие в её голову. Он слушал внимательно, казалось, он действительно все понимал. Когда она закончила, он задумался: – Я помню, что любил синий. И моё имя начиналось на букву «г» или «дж». Я помнил его раньше, чёрт. И у меня была двойная фамилия. И я почувствовал спокойствие, когда оказался здесь, я надеялся никогда не вернуться обратно. – Почему? Он взял её руки в свои. – Время спешит совсем по-другому для нас двоих. Я не доверяю ей, но ты не должна здесь оставаться и наблюдать, как я медленно сдыхаю. Когда ты вернешься, меня уже не будет. Я не заслуживаю тебя и твоей компании, поверь. Никогда не заслуживал. – Это неправда! – заявила Руз. – Ты не смеешь уходить, я обязательно спасу тебя, ты увидишь! Дженн, достань ртуть. – Делать мне больше нечего, – отрезала Дженн. – Достань сейчас же! – закричала Руз и даже не сразу заметила недовольство на лице Дженн и то, как у неё в руках оказались две колбы. Не колеблясь, она вылила ртуть на ладони себе и ему и начала смотреть на его руки. Когда реакции у него не последовало, она захотела упасть на землю и истошно закричать. Ртуть просто существовала в его руках. Не посмотрев на активную реакцию у себя, она уронила жидкость на землю и устремила взгляд в никуда.  Её обняли за плечи. – Пожалуйста, просто живи и забудь обо мне. Руз посмотрела на закрывшиеся двери их дома. Их безжизненного старого дома. С томящимся в сердце страхом она, сделав последнее усилие над собой, распахнула двери в пустоту. Но там никого не было. Из тьмы родного ей некогда места лишь вылетели десятки кожанов и устремились в небо, переплетаясь в летящем танце долгожданной свободы. Руз провожала взглядом каждую летучую мышь, игнорируя крики ужаса Дженн, которая пыталась закрыться от неконтролируемого страха в объятиях собственных рук. Когда последний кожан превратился в тёмную точку на небе, а потом и вовсе пропал, Руз осела на землю, прощаясь с каждой его частицей, с каждым взмахом его крыльев. К утихающему крику Дженн прибавились рыдания Руз, которые вскоре начали звучать в одиночестве. – Руз, он, – начала Дженн охрипшим напуганным голосом, осеклась на секунду, но продолжила, – Он умер. Будто умер в смерти. Такая тавтология. Вдруг всё стихло. – Руз, нам нужно кое-что чтобы вернуться… – ИДИ ПРОЧЬ! Из Руз вырывалось что-то совершенно непохожее на неё саму, нечто звериное, что хотело бежать, рвать и метать. Она укусила Дженн за руку, она била её ногами и пыталась вырваться, когда Дженн её схватила и потащила куда-то. Оказалось, она такая сильная. Или просто Руз такая слабая? На удивление крепкие руки Дженн держали её мёртвой хваткой и вскоре, спустя какие-то минуты (или часы) движения в неизвестном направлении, Руз успокоилась и обессилено опустила голову. Когда Дженн осторожно опустила её на землю и отошла, Руз всё же посмела осмотреться. Она сидела на тропинке у небольшого здания, которое можно было бы назвать святилищем. Дженн вырывала с корнем жёлтые цветы, расстилающиеся морем по обе стороны от дорожки. Закончив, она жестом приказала подняться и повела её внутрь святилища. Интерьер был простым и вызывал у Руз удивительное ощущение спокойствия. По привычке скосив глаза вбок, она, однако, заметила, что нечёткие ранее стены будто шевелились и на них рождался барельеф какого-то рисунка, исчезающего, если на него посмотреть прямым взглядом. У неё закружилась голова и она села холодную землю. Посередине святилища стоял стол, на котором Дженн разложила янтарь из её сумки и жёлтые цветы. – Извини. Это скоро закончится. Руз не знала, что чувствовала. Какую-то усталость и сосущую печаль. Из неё вынули что-то родное. От бессилия, горечи и непонимания у неё в глазах снова начали закипать слёзы. – Там нет родных мне людей. Он был здесь. Он был, а теперь его нет, – пробормотала она. – У тебя есть любящая семья, которая верит, что ты вернёшься. – Зачем? Когда я плакала, они говорили что мне надо работать. Они любят меня, я знаю, но разве именно я им нужна? Они тебе говорили, как много мир без меня потеряет? Какая я умная, золотая девочка, у которой всё получается в учёбе? Каким педагогом или лингвистом я стану, если только ты меня спасёшь? Дженн опустила взгляд. Да, говорили. – Я больше, чем мой ум. Они этого не видят. Дженн могла бы начать уверять её в обратном, но она молчала, лишь только тяжело вздохнула и потёрла переносицу. – Ты, верно, меня видишь бесчувственной сволочью, которой просто нужно получить оплату за услугу, – медленно проговорила она. Теперь на её лице не было никакой маски, но отчётливо читались напряжение и печаль. – Это так. Обычно, когда я достаю людей с того света, у меня получается быстрее. Я ещё никогда не видела такой привязанности к другой умирающей душе, как это было у тебя. Кроме себя в давности. Дженн обошла комнату и села на колени рядом с Руз. Она только сейчас, вблизи, разглядела её слегка расхристанный вид, тревожную линию морщин на лбу и бледные, еле заметные круги под глазами; её веки были опущены, а часть помады съедена. Вечно спрятанная за стеной безразличия, она оказалась таким же человеком, которым была когда-то и Руз. – Впервые я попала сюда, когда умирала моя сестра. Она была больна, и я однажды заснула рядом с ней. Я подумала, что это обычный кошмар, когда наблюдала, как она медленно растворяется и ускользает от моих глаз. Я смогла сбежать, только когда она стала вихрем осенних листьев. Тогда проснулась только я. Знай я, что делать, я бы спасла её или хотя бы попрощалась. Но я не смогла. Потом я научилась спасать их от смерти – сначала домашних мышей, потом кошек, потом людей, но семья меня так и не простила и не позволила объяснить, что мои способности – во благо. Они совсем изменились после её смерти. Я им не угодила даже когда привела в дом девушку, а не парня. Им никогда не нравилась эта хмурая я за книгой. Прервав свой монолог горьким смешком, она задумалась, и помещение начала душить тишина. – Я тебя не виню, – внезапно сказала Дженн. – Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Всё это время сидевшая в оцепенении Руз взяла её за горячую руку – сама: – Я тоже тебя не виню. Ты так много пережила и мои проблемы, наверное, слишком ничтожны по сравнению с тобой, чёрт… – Что ты! Я не могу знать, что чувствуешь ты, а ты – что я. Думаю, в этом и прелесть общения. Родители вот точно не понимают. Из Руз вырвался самый искренний и живой, пусть и слегка печальный смешок. – Может, к чёрту их? Мы тут умираем, но до сих пор думаем, что должны зависеть от них, с какого-то хрена. Пожалуй, нужно их деликатно послать. Дженн заулыбалась и встала на ноги. – Но для этого нам нужно вернуться домой, да? – она устремилась к столу. – Янтарь – есть, володушка, забавно, – есть. Нет, не спрашивай – долго объяснять. Осталась только душа, которую надо вернуть. В глазах Дженн сверкнули слёзы и нежность, её губы продолжали держаться в улыбке. Она протянула Руз над столом обе свои руки, за которые та, напоследок оглядевшись, крепко схватилась – наплевав на приевшийся запах жасмина, огонь кожи Дженн и покалывающую боль где-то в груди. – Пошли домой, Руз Деккер. И все чувства этого странного, отдаленного от реальности мира смешались во всех своих тусклых красках, слабых запахах и тихих звуках в одно сияющее пятно, разбившееся на сотни крохотных звёзд. Они оставляли за собой виноградник, тихие дома, тьму и бескрайние моря. И тысячи жизней тоже остались там. Всё закончилось, будто никогда и не было Джаннек, Руз Деккер и её умершего друга. Об их существовании ещё некоторое время напоминал шлейф жасмина, слёзы на камнях и еле заметная на синем небе чёрная луна, что глаз летучей мыши. Вскоре и они бесследно пропали. Но, конечно, они обе ещё вернутся.

***

Руз боялась открывать глаза. Она уже не спала, но и не шевелилась – её тело было будто сковано. Она слышала хор машин на улице и неприятное попискивание кардиограммы. Пахло чистотой, хлоркой и фенолом. Она открыла глаза, только убедившись, что всё в порядке. Ей надо было привыкнуть к яркости вокруг, но шевелиться она всё ещё не могла. Руз хотела что-то сказать, но из неё вырвалось лишь кряхтение, которое дало знать о бескрайней пустыне у неё в горле. – Ничего не говори, подожди, – рядом послышалось слабое, но вполне разборчивое хрипение. Вскоре вбежала обескураженная медсестра, издававшая такие звуки удивления, которые, увы, трудно передать словами. Дженн, так громко, как могла в данной ситуации, заявила, что вообще-то они тут умирают от жажды. Сестра подорвалась на месте, а позже вернулась с бутылкой воды и двумя стаканами. Дженн смогла выпить два стакана воды сама, а Руз, которой не хватило и трёх, понадобилась помощь. Потом сестра восхитилась, что у Дженн всё получилось, и какое это чудо. Польщенная Дженн резко села и застыла, привыкая к затемнению в глазах. Руз смогла встать только через пару часов. – А мы могли бы, – начала тихо Руз, разглядывая Дженн, – знаешь, ну… сходить куда-нибудь вместе? Дженн изумилась и на её губах появилась улыбка. – Я не встречаюсь с кем попало, извини, – сказала она и выдержала паузу. – Но мы столько всего вместе, буквально, пережили, что я не против. Только вряд ли мы так скоро отсюда выйдем. – Можем сходить в буфет, – пошутила Руз, но тут же поняла, что это было очень глупо. Дженн громко рассмеялась, и смех этот был сладкий, как виноград. – Хорошая альтернатива. Руз улыбнулась и на её душе впервые за долгое время стало легче.