пусть каждый мой удар будет смертельным

У меня бессонница от того, кто со мной в кровати. Я нежусь, как в облачке, когда рядом ты, режусь как в стекловате я, Дьявол спит – как красиво. Аигел – На нашей стороне. Он видит этого человека мельком на похоронах Лейны Веларион. Но даже тогда, когда между ними пространство из столов, людей и бесконечной ненависти, Эймонд чувствует его запах. Вздыхает всей грудью, пока Эйгон слишком занят своим бокалом с вином и не видит насколько сильно его брата поражает их дядя. Эйгон бы посмеялся над ним, назвал малолетним идиотом или того хуже, пошутил бы, что Эймонд так впечатлен, потому что он будущая омега. Потому что его природа – подчиняться и хранить домашний очаг, вот поэтому он не может дать отпор и терпит вечные насмешки со стороны старшего, бежит плакать к маме и не имеет дракона. Приходится прятаться за спинами гостей и дышать насыщенным запахом дыма и леса как можно медленнее. Альфе подходит такой запах, если все что слышал Эймонд о Порочном принце правда, даже если там половина лжи, этой части подвигов достаточно на все жизни членов королевской гвардии. Старый дракон, медленно рассекающий людскую толпу, как небесную гладь. Размеренный и гордый в своём движении. Отец тяжело подходит к Деймону и начинает о чем-то с ним говорить. На мгновение запах усиливается, а глаза дяди становятся выжженным полем, но потом он, кажется, придумывает как парировать слова брата, кивает и уходит прочь. Вниз по ступенькам, унося свой запах как своеобразный щит вместе с собой. Отец молча смотрит ему вслед с бесконечной усталостью на лице. Рядом стоящий Эйгон, наконец, напившись до состояния «я больше не могу стоять», оседает на каменные плиты под осуждающие звуки со стороны Отто. Дети Деймона – две девочки с высокими причёсками занимают своё место в объятиях Рейнис, а бастарды Рейниры топчутся рядом как два потерянных козленка. Семеро, они похожи на цирковое представление в нижнем городе, которое так любит чернь, из-за участвующих в нём карликов и уродцев. Эймонд хочет подойти к ним и сказать хоть что-то, хоть слово сочувствия ради спокойствия умирающего отца. Но у него не хватает сил открыть рот, язык будто прилип к небу, а губы зашили нитью. Хочется уйти от этого фарса. Притвориться, что он не относится к логову гадюк, что Эймонд случайный зритель. Но убегать нельзя. Дракон не может покинуть поле боя. Тело его старшего брата настолько сильно пропиталось алкоголем, что он не может сидеть ровно и валится на Эймонда. Приходится его прислонить к лестнице, чтобы пьяница не захлебнулся в бессознательном состоянии. Эймонд смотрит на брата долгую минуту, а потом решает испытать удачу. Сделать хотя бы что-то важное в своей жизни. Перестать быть посмешищем. Незаметно над Вестеросом начинают собираться чёрные тучи; близится страшная буря. *** – Хватит, Эймонд! Эймонду не хватит. Ему никогда не хватало внимания от родителей, занятых старшими отпрысками, интригами и раздором между их семьями; уважения от обитателей замка, мейстеров и служанок, по углам сначала считавших, что он слишком слабый, а потом, что от него слишком много шума и проблем. Игнорирование похождений старшего брата было призвано, чтобы убить Эймонда. Конечно, Эйгон наследник, первый сын, будущий король Вестероса, по словам их матери. Будущий рассадник проблем и бед, по мнению самого Эймонда. Чертова бета, которая слишком сильно хотела быть альфой, поэтому сношала все, что могло двигаться и имело дырку между ног. Вечная обида на мир и нежелание брать на себя ответственность Эйгона – были призваны, чтобы стать бичами их семьи, и Эймонда в частности. Возможно, он бы лучше относился к брату, потакал его бесконечным гулянки и пьянству, если бы не милая Хелейна. Его бедная сестра, которая не слишком интересовалась людьми, заменяя их на жуков из сада, бардов с их сказками и старые книги в семейной библиотеке. Он любил Хелейну. Храни его семеро, он так любил её, что был готов стать цареубийцей, если Эйгон попробует хоть раз ей навредить; он возьмет меч и отрубит руку будущей надежде государства. А когда его казнят за измену, Эймонд не проронит ни слова. В топку оправдания, его сестра-омега заслуживает лучшего, хотя бы того, чтобы за неё хоть раз в жизни заступились по-настоящему. Поэтому он ломает брату руку, когда тот в очередной пьяном угаре пытается толкнуть засмотревшуюся на фрески сестру. Слышно, как омерзительно чавкают кости под пальцами, и пронзительно орет Эйгон от боли. Такое впечатление, что он умирает. Ему всего-то сломали руку, а не чертову ключицу. Брат воет, мать плачет, все больше становясь похожей на постаревшую корову, а дедушка Отто со всей силы бьет Эймонда по лицу и сверху давит своим альфа-запахом. Только что определивший себя как альфа, Эймонд не успевает среагировать и падает на колени под гнётом старого родственника, его повязка улетает куда-то на пол – он все еще плохо понимает, как управлять своими инстинктами, потому что слишком поздно раскрылся. Пустая глазница чешется, будто её присыпали солью, но Эймонд упрямо смотрит на Отто, не желая опускать оставшийся глаз в пол, не желая проигрывать. Наконец, дед отступает, наклоняясь над все еще рыдающей матерью, будто её любимого золотого телёнка убили, а Эймонд неуклюже собирает себя с пола. Пытается поднять с колен свою не существующую гордость. Кто-то дёргает его за рукав, а потом резко обнимает со спины. Мягкие руки скрещиваются на его талии, и Эймонд понимает, что это милая Хелейна пришла его утешить. Её лёгкий аромат шалфея годами успокаивал их семью, поэтому остаётся только посильнее вдохнуть и самостоятельно остудить себе голову. Отцу было всегда плевать на них на самом деле. Эймонд не искушает себя надеждами, когда видит Визериса в полуживом состоянии, ковыляющего через тронный зал, чтобы в очередной раз спасти свою старшую дочь. Возможно, у старого короля помутнение в памяти, и он помнит только одного своего ребенка, а, возможно, все дети Алисенты прокляты от рождения. Как бы не хотелось, Эймонд не может на него по-настоящему обидиться, он ни раз пытался подумать об этом, но с каждой мыслью только упирался в Отто и мать с её глазами коровы и сумасшедшей заботой о преемнике. Визерис – плохой король, плохой отец, но далеко не плохой человек, поэтому он до последнего защищает Рейниру и до последнего пытается сплотить их семью, изначально напоминающую кривую башню, стоящую на честном слове и ждущую, когда из основания выпадет первый кирпич. Мы обречены, с тёмным удовольствием в душе думает Эймонд, а потом его сносит знакомый запах альфы, заставляя отшатнуться на несколько шагов. Заставляя склонить голову. Но Эймонд не кланяется. Он смотрит. Пристально наблюдает, как Деймон Таргариен с заметной ухмылкой на вечно молодом лице, отступает от стражи. Кровь с Тёмной Сестры капает на пол тронного зала под похоронный скрежет доспех гвардейцев и судорожное биение сердец присутствующих. Это самая животная демонстрация власти, которую он видел, – прекрасная и пьянящая в своей разрушительности. У Эймонда раздуваются ноздри и сухо во рту от предвкушения. Его ещё с момента с Отто колотит так, что сейчас он еле стоит на ногах, поэтому приходится брать себя в руки и держаться. Запах крови сводит с ума, и только стоящая рядом сестра помогает справиться с безумием. Хелейна закрывает уши и смотрит на Эймонда в ужасе, поэтому он кладёт ей руку на плечо, успокаивая. Слишком много запаха. Слишком много страха со стороны матери и деда. Кажется, сейчас Деймон бросится вперёд со свойственной его опыту грацией и решит проблему престолонаследия раз и навсегда. И даже гвардия его не остановит – слишком подавляющий альфа. Визерис, возможно, даже не заметит, увлечённый благополучием старшей дочери и её бастардами. Позже, когда его достопочтенная мать, решает позаламывать руки перед Рейнирой и показательно закопать воображаемый топор войны, у него окончательно меркнет в глазах. Нужно выпустить ярость, нужно чтобы его или подавили, или избили до кровавых соплей, иначе Эймонд не выдержит и вцепится в глотку первому встречному. Он вдыхает больше воздуха, как искатель жемчуга перед долгим заплывов, смотрит на сидящего недалеко Деймона и начинает словесную атаку на одного из детей Рейниры. Чертов смешок со стороны мальчишки становится последней каплей в море и завязывается потасовка. Если бы у Люка хватило силы и чертового духа пойти против альфы, ударить Эймонда до звёзд перед глазами, как сделал только что Эйгон с его братом, возможно, тогда бы Эймонд его зауважал. Но нет, Люк оказывается не слишком сильной бетой, когда-то должной стать выше и шире благодаря своей наследственности от отца, но сейчас он летит на пол от не сильного толчка. Эймонд не собирается его добивать или вообще бить, поэтому продолжает словесно унижать до момента, когда чёрный стул не вылетает с другой стороны стола и зал окутывает тишина. Его ноги подгибаются, а целый глаз норовит выпасть из глазницы. Эймонд почти чувствует, как из носа течёт кровь от напряжения, а во рту становится солёно, потому что он прикусил язык. Весь организм содрогается в приступе сопротивления давлению, которое оказывает на него и всех присутствующий Деймон. Он безмолвно, как каких-то дворовых шавок, разгоняет их по углам и начинает теснить уже ничего не соображающего Эймонда без угрозы во взгляде, но с обещанием, что если тот откроет рот, то лишится языка. Когда Эймонд вылетает из зала, хоть до этого пытался идти, как можно медленнее, он не помнит себя, своего имени и где находится. Чертовы старые альфы с их подавлением спровоцировали у него преждевременный гон. Вот что ему мешало все время. Вот почему, он был так зол и хотел всех сожрать в независимости от того друг перед ним, или враг. Красная пелена мешает ему видеть, но он почти на ощупь добирается до своих покоев, распугивая служанок и гвардейцев, пытается хлопнуть дверью, но его останавливают. Знакомая рука хватает его за запястье и толкает в глубину комнаты. Деймон Таргариен закрывает дверь за своей спиной на замок, оставляя их в непроглядной темноте. Эймонд не выдерживает, затыкает рукавом рот и протяжно воет. У него больше нет сил сдерживать себя, а дядя только делает хуже своим присутствием. Жар, отказ зрения и желание разорвать все вокруг делают Эймонда неуправляемым и присутствие чужого альфы, может довести его до безумия. Деймон не спешит уходить, опираясь спиной на дверь. Нарочито небрежно и в явно свойственной ему манере, показывает, кто тут главный. – Что ваша семья делает в таких случаях? – В каких случаях? – воет Эймонда, слепо ударяясь поясницей о стол. Его восприятие сходит с ума: слишком много цветов, слишком много запахов, слишком много звуков. – У меня впервые гон. А через секунду добавляет. – Я не знаю. Мне не было интересно. У нас нет альфы, кроме отца и деда, которые не потрудились рассказать, – чудо, что он все ещё способен ещё составлять буквы в слова, потому что картинка с Деймоном, внимательно смотрящим на него своими тёмными глазами, начинает плыть. – Ясно. Служанки... – Я не Эйгон! Не смей сравнивать меня с Эйгоном! – кажется, сейчас он плох в следственных и причинных связях, поэтому перед внутренним взором встает сестра со своими руками – все в чёрных отпечатках от пальцах. Если безумие овладевает им полностью, то он пойдет в покои Эйгона и убьет его, а потом выйдет из окна. Все очень просто и понятно. Но Деймон явно против его планов, поэтому он кивает себе головой и идёт в его сторону с абсолютно непонятными Эймонду намерениями. – Что ты хочешь? – зубы стучат друг о друга и пот льется за воротник рекой, но Эймонд рад, что до сих пор не лишился речи. Подобный исход был бы унизительным. Сначала глаз, потом рассудок, затем речь. Только дракона у него не отбирайте, пожалуйста. – Я раньше спал с альфами. – Нет... – У тебя нет выбора. Или я, или служанки, потому что до дома удовольствий я тебя не поведу, а за то время, которое понадобится шлюхе дойти до замка, ты благополучно сойдешь с ума. Хочется скулить, но руки дяди тянут его за плечи на кровать и укладывают на простыни. Балдахин тёмного цвета кажется смертельным саваном и давит на восприятие окружающего мира, поэтому приходится сосредоточиться на запахе, профиле и присутствие Деймона, ужасно неспешно снимающего с себя чёрный жилет. – Я не дам себя трахнуть, дядя, – сплетать слова в связные предложения все сложнее, совсем скоро у него останутся лишь едва различимые звуки. Пальцы Деймона останавливаются на застежках штанов. Их владелец смотрит на Эймонда с нескрываемым удивлением. – Интересно, с чего ты решил, будто я собираюсь тебя трахать, Эймонд? У тебя здесь гон и тебе нужна помощь, так что сейчас мы будем немного в другой позиции. И я хочу, чтобы ты запомнил это ощущение на всю свою жизнь. Доходит до расплавленного жаром мозга Эймонда очень медленно, но осознание того, что ему предлагают почти доводит до исступления прямо на месте. Он может кончить только от мысли об этом, даже не касаясь своего члена. – Ты всем племянникам так помогаешь? – Хаха. Рейнира – альфа, пусть и не такая подавляющая как я, если ты не заметил. Ей тоже требуется помощь в некоторых моментах. – Семеро.... – Ага, – у Деймона веселая улыбка на лице и никакого страха в глазах, хотя на его месте большая часть альф бы уже загрызла только за мысль о том, чтобы встать на место омеги. – Я не испытываю с подобным проблем. У меня нет предрассудков. Но, это важно, – говорит Деймон, берёт в ладони лицо Эймонда, ловит его расформированный зрачок, – даже не смей думать, что сможешь завязать меня. – Звучит как вызов, – вяло шепчет Эймонд, но тут же дергается от давление чужих пальцев на скулы. Если сейчас у Деймона вырастут когти, и он извергнет огонь изо рта, Эймонд не удивится – дядя слишком похож на холодную рептилию, гипнотизирующую его взглядом. – Это не шутка, племянник. Никто не выдержит такого, даже я. Омеги – созданы для узлов, а не беты, и, тем более, альфы. Если ты попытаешься завязать меня, я просто оторву тебе член, так что держать себя в руках – единственный выбор. Как бы не хотелось и как бы твои инстинкты тебе не приказывали. Я сегодня видел, что ты способен сопротивляться, поэтому не разочаровывай меня. Если станет совсем плохо, скажи мне. Ты понял, Эймонд? Слабый кивок – и Деймон начинает развязывать завязки уже его воротника, давящего на кадык. Эймонд даже не успел заметить, как тот полностью разделся и сел на него. Приятная тяжесть дарила потерянное чувство заземления, а перекатывающиеся под светлой кожей, усечённой шрамами, мышцы отвлекали от жара в голове. Запах, который теперь окружал их, имел успокаивающий эффект, и со временем стал смесью из спокойного аромата Деймона и резкого – Эймонда. Наконец-то, можно было дышать полной грудью. Интересно, куда делась стража? И если она ещё осталась на свои постах, если они не распугали бравых рыцарей, что они чувствуют, стоя у покоев Эймонда? В голове прояснилось в тот момент, когда дядя дёрнул его за руку, чтобы снять верхнюю часть одежды, а затем тут же принялся за нижнюю. – А тебя, как я понял, раньше, эм пытались, э.., – он искренне пытался найти слова. – Завязать? – отстраненно спросил Деймон, выкладывая последнюю часть их импровизированного спектакля на кровать – масло для рук. Он остановился и задумался, усевшись прямо на стоящий колом член Эймонда. – Когда мне было десять и девять лун, на мой день рождения, захотелось поразвлечься и попробовать что-то новое. Я был слишком пьян, чтобы осознавать происходящее. На самом деле, мало что помню с той ночи только, то что с меня сняли не менее смертельно пьяного стражника. У него тогда начинался гон, и со спины он принял меня за омегу. Видимо, забыл, что не только женщины-омеги носят длинные волосы. – Он жив? – Эймонда впал в медитативное состояние и катался на волнах жара и блаженства каждый раз, когда Деймон смещал свой таз на дюйм на его члене. Возможно, он делал это нарочно. – Ты кем меня считаешь, мальчик? – хищно улыбнулся дядя, лёгким движением спуская штаны с Эймонда и подхватывая баночку с маслом. – Я лишил его члена, а потом жизни. Поэтому больше не сплю с альфами в пьяном состоянии. Вино можно оставить на потом. Холодная жидкость полилась на руки Деймону, а потом мелкими каплями на часто дышащего Эймонда. Аккуратно размазав масло, дядя погрузил в себя сразу два пальца. Другая его рука приземлилась на грудь Эймонда, уже было рванувшего вперёд, и вжала его в подушки. – Не так быстро, племянник. Мне нужно твое терпение. Иначе ты ничего не получишь. Эймонд зарычал схватившись за бедра дяди, как за последнюю точку опоры. На белой коже остались красные полосы от ногтей, но Деймону было все равно: он был слишком сильно занят приготовлением себя. Его лицо приняло сосредоточенное выражение, а светлые брови сошлись на переносице. Пока что ему удавалось держать контроль и над собой и над Эймондом, который, кажется, собирался сойти под ним с ума. Если будет нужно, он просто ещё раз применит свой запах, а пока член Эймонда надежно зажат у него между ног, и его владелец, считай, безоружен. Пальцы Эймонда перешли с исполосованных бёдер на ребра, а потом на грудные мышцы, надавили на старый шрам на плече, заставив Деймона тихо стонать. Нужно было на чем-то сосредоточиться, чтобы остаться в сознании, поэтому Эймонд стал водить подушечками пальцев по линиям шрамов – один за другим. Их было не много, некоторые старше других: особенно выделялся шрам-линия внизу позвоночника, идущая поперёк спины. – Неудачный турнир для спины, – заметил его безвольный вопрос дядя, все так же сосредоточенный подготовкой. Он почти израсходовал весь флакон, но упорно продолжал заталкивать в себя больше масла. – Это могло убить вас или оставить калекой на всю жизнь. – Ты не поверишь, сколько раз я был близок, то к одному, то к другому. Но я выживал и всегда побеждал, – ответил Деймон. – Ладно. Хватит. Давай свои руки. – Зачем? – опешил, уже было расслабившийся Эймонд. – Чтобы ты не сделал ничего лишнего, я буду тебя держать. Как уже говорилось, у тебя нет выбора. Не бойся, племянник, я сегодня не кусаюсь. Дальше воспоминания смешались в разноцветную кашу из белого, фиолетового и чёрного. Его пару раз выбрасывало вверх, но дядя просто ложился на него, давя превосходящим в комплекции телом: они были одного роста, но плечи Деймона были шире, а руки двигались правильно и свободно, лишённые зажатости. Когда Деймон, без лишних предисловий сел на его член, Эймонд задушено захрипел и на мгновение забыл, как правильно дышать. Некому было напомнить, потому что дядя жмурился и пытался принять позицию, не предназначенную для его тела. Не было естественной смазки омеги, облегчающей вход, а масло слишком быстро впитывалось из-за того, что тело Эймонда буквально горело изнутри, как при болезни. Не смотря на все трудности, его руки все еще были прочно зафиксированы пальцами Деймона у изголовья. В бреду придумалось: а помогал ли раньше дядя с такими проблемам Визерису, но Эймонда быстро вырвали из мыслей резким давлением на костях. Не было уверенности, что Эймонд вообще завтра сможет встать с постели, ибо дядя забыл про жалость, объезжая сошедшего с ума от похоти племянника. Было впечатление, что трахают здесь, все-таки, именно Эймонда, а не его. И оба получают от ситуации извращенное удовольствие. Оставалось только дышать и смотреть, долго наблюдать, как мощное тело извивается в оргазме прямо на его бедрах. Деймон умел получать выгоду от любого действия и сейчас старался выжать максимум от видящего звезды при каждом толчке Эймонде. Повязка слетела на пол, а белые волосы рассыпались по лицу, открывая драгоценный камень, заменяющий потерянный глаз. – Потрясающе красивый мальчик, – пальцы Деймона впились ему в скулу и бровь, их хозяин наклонился над лицом Эймонда и поцеловал холодный камень. – Дыши вместе со мной, племянник. Не хватало, чтобы ты задохнулся во время секса. Я не собираюсь объяснять твоей матери, как так вышло. Лёгкие Эймонда, как будто без участия хозяина, поддались и выпустили спертый воздух, повинуясь приказу старшего альфы. Он смог сделать быстрый вдох, а потом выдох, и, наконец, обрёл способность видеть без белых пятен. – А теперь пойдем со мной, – прошептал дядя и вцепился зубами в плечо Эймонда; того тут же вывернуло на постели так, что он даже смог Деймона приподнять над кроватью. – Давай же. Под ухом было потрясающе мокро, а плечо горело от приятной боли – на нём обязательно останется отпечаток зубов дяди, который сейчас был очень занят вылизыванием будущего шрама. Руки были свободны, поэтому Эймонд неловко обнял дядю за плечи и устроился поудобнее: ему определённо стало легче, и жар почти спал на нет. – Кажется, вы сказали, что не съедите меня? Деймон, уронивший в процессе голову ему на плечо, развернулся и улыбнулся одними глазами. Рот дяди выглядит – восхитительно, измазанный чужой кровью. Какое же зубастое и хитрое существо его дядя, отстраненно подумал Эймонд, у него даже есть клыки. – Ну, видимо, дорогой племянник, я соврал.