И пусть же это положит начало всему, ибо конца не существует...
___
Грязное. Все это было таким грязным, таким отвратительно грязным, что хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть. Она улыбалась, оглядываясь внимательнее, ощущая, как страх клокочет в теле напротив безумным потоком, который даже не может вырваться в закрытый крик. Ей самой хотелось кричать. Закрыть глаза, заплакать, попросить маму забрать ее домой, но она бы так не сделала, ни за что бы не сделала. Шаг вперед - и он пятится, стараясь отойти подальше. Губы в недоверии шепчут: «Сумасшедшая». Она и так это знает. Поэтому она тут, не может остановиться. Безумие не изжить - оно в крови, в нервных окончаниях, в сознании. Одна знакомая сказала: приживётесь. А после девушка пропала. Кажется, у нее было то же самое. Можно ли с ним сжиться? Да, но расплата будет велика. Выбор один - живи или погибай. Она хочет жить, она слишком боится смерти, того, что будет, проколись она. Руки заносят нож. Если она закроет глаза, то снова увидит садик. Пустой, разрытый. И, как маленькая девочка, начнет звать маму. Мама не придет, мама давно уже к ней не приходит. Зато снова ступит она. Улыбнется, сверкнет холодными глазами, захлопнет дверь наружу. Стены начнут дрожать, тело биться в конвульсиях, смерч из нереальности перейдет в жизнь. Или ты, или тебя. Безумие везде. В каждом оттенке сознания. Поэтому она не закрывает глаза. Она заносит нож, чтобы убить - ведь за смертью последует избавление. Короткое, болезненное, но избавление. Она готова принять это почти с благодарностью. Только бы не смотреть, Господи! Перед глазами предстает лицо брата. Кажется, он знает этого парня. Да, точно. Они дружили энное количество времени назад. Он будет расстроен. Старший братик будет расстроен, потому что его сестра убийца. Глаза резко поднимаются и останавливаются на испуганном взгляде. Тик-так, тик-так. Стрелки начинают свой быстрый оборот. Тело пронзает дрожь. Тут холод, повсюду холод. Что ей делать, куда бежать? Тик-так, тик-так, тик... Я не могу. Минутная заминка. Осознание. Пронзительный стук ножа, крик и вой боли. Ее собственный вой, ее собственный крик. Господи, спаси! Тело бьет дрожь, сознание уходит, резко открывается дверь. Голубые глаза потрясенно распахиваются. Она бы засмеялась, но не может. Похоже, она проиграла. Не смогла. Просто оказалась слишком слаба. Или сильна? Что правда? «Это конец», - внезапная мысль. Слышится серена. Значит, и правда. Конец.___
Меня не зовут. У меня нет имени и племени, я что-то сбоку. Притертое, надоедливое, уставшее. Мне нет имени. Все давно это знают. Почему же он думает иначе? Хороший... Такой хороший... Даже жалко. Если бы у меня было имя и право - все было бы иначе. У меня его нет. Но я привыкла, правда. Почему же ты пытаешься найти мое имя? Меня нет. - Вы не можете с ней так обращаться! Она ничем этого не заслужила! - Тварь... - голос хозяина повышен, чистой нотой в нем звучит гнев. Какой красивый звук. Всегда любила музыку. Ей тоже нет имени, одно название - звучание. Она совершенна, в любой ипостаси, в любой надежде - совершенна. Совершенна ли я? Ведь у меня тоже нет имени, только ознаменование. Когда-то оно, кажется, было. Я уже не помню. Он помнит. Он отстаивал мое имя. Я не совершенна, потому что у меня есть он. Однако есть ли от меня смысл без него? Музыка без человека тоже несовершенна, но ей прощают всё. Но где он и, самое главное... Кто он? Почему я не помню его? Ты же знаешь, потому что тебе тоже известно мое имя... Визг, стук, крик. На тонких пальчиках алые капли. Металлический привкус на губах. Мне нет имени, меня самой нет. Я не знаю, что я тут делаю. Ребенок без имени, тень от былой надежды. Почему ты с такой болью смотрел на меня? Я что-то сделала не так? Я виновата в чем-то? Почему тебе больно из-за кого-то, кого почти что нет. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Ты хороший. Почти как он. Я помню его силуэт и его глаза. Добрые. Светлые. В них всегда было тепло ко мне, своя особая мелодия. Мелодия... Он был совершенен. Его несовершенством являлась я. Но где он? Где? Почему тут я? - Я прошу тебя, Леон... - продолжает хозяин, но прерван острым голосом хозяйки. Ее голос не музыка. Острый визг поверхности, по которой провели сталью. Надтреснутый, неправильный. Грубый. В голове что-то шатается. Руки притрагиваются к мокрому лбу. Кровь? Какая твердая стена... Так тяжело подняться... - Ты ничего не понимаешь, Леон. Это оно, оно забрало его у нас! - она не взволнована, она уверена, что ставит точки над і, которые помогут тебе смириться. Ты злишься. Почему ты злишься? Ты хороший, ты не должен злиться, особенно на них. Они же твоя семья! А я нет. Не злись из-за меня. - У нее есть имя! - выкрикиваешь ты, и они замолкают. - Ее зовут Рин, и она ни в чем не виновата! Имя. Такое короткое, красивое, правильное. В глазах клубится тьма. «Рин». Золотоволосый мальчик протягивает охапку цветов, неловко улыбаясь. Какой милый. «Рин…» Его губы в крови, а взгляд смотрит куда-то мимо. Слезы. «Рин, Рин, Рин, Рин, Рин…» Собственный вой пугает до безумия, визг женщины столь же отвратителен. «Рин, Рин, Рин, Рин, Рин, Рин, Рин…» «Это она виновата!» «Это случилось из-за нее!» «Он мертв». «Из-за нее». Нет. Он дышал. Она помнила, что он дышал. Как же так? Лучше бы у нее не было имени! Лучше бы у нее не было его! Она была бы идеальной! Ты склоняешься надо мной, в глазах испуг. Хлопает дверь. Дрожь не проходит. Ты виноват, ты чувствуешь это. «Прости». Мир накрывает волной.____
- Мне страшно, - шепчет она против воли, поджав губы. Я пожимаю плечами, надеясь, что она не заметила минутной дрожи. Мне тоже, в общем-то, до безумия страшно, но я не хочу показывать ей. Достаточно, она и так многое пережила. Зеленые глаза смотрят умоляюще, кажется, они просвечиваются изнутри. Ложь все это, но взгляд у нее все-таки особый. Этим все отличаются. У каждого тут разные взгляды. Я бы отдал все, чтобы никто из нас никогда сюда не попал. Мы еще не вошли, но я чувствую - это место убьет нас, хотя все говорят обратное. Она вжимается в меня, дрожа еще сильнее. Поднимаю глаза. Доктор улыбается и кивает головой на группку людей, стоящую у входа. Врач, убийца, палач. Приговор вынесен, обжалованию не принадлежит. Это конец. Глупый и щепетильный конец. Сжимаю ее руку. Все будет хорошо, поверь в это. Возможно, тебе улыбнется удача - ты еще такое чистое дитя. Может быть, еще и правда что-то будет хорошо. Шаг нестройный, растерянный, словно мы осужденные на казнь, которые не понимают, что произошло. Я бы сказал - попали по ошибке, но это ложь. Все мы тут за что-то, иногда просто за свое существование. Все мы тут за что-то, нет никого, кто бы был невинен. Она тоже не ангел, пусть и похожа на маленькую перепуганную девочку. Это место не для нее, может, оно отпустит ее. А может, убьет. Я не знаю. Лес окружает больницу, тихо ухает сова. Помогаю ей забраться в машину, отпуская руку. Она почти плачет, глядя на меня расширенными глазами, умоляя не уходить. Ухожу, улыбаюсь. Прости, солнце. Нам нельзя вместе. Там вообще нам будет ничего нельзя. Холодное место, почти как тюремные заключенные. Дорога в ухабах и прыжках. Девушка со смешными хвостиками поднимает голову и внимательно глядит на меня своими пронзительными глазами. Хвостики обвалились, во взгляде дикость, свойственная загнанным зверям. Она красива своей отрешенной красотой. Все мы скоро будем или отрешенными, или трупами. Слегка усмехается - горько, беззлобно, словно уже совершенно не о чем жалеть - и кивает. Понимание двоих у пропасти. Улыбаюсь в ответ. Дорога ждет дальняя, неба тут не видно. Будет счастье, если еще когда-то увижу. Незнакомка закрывает глаза. Все это квинтэссенция ненужных звуков. Просто однажды мы стали не нужны, нас выкинули на помойку, из-за этого мы стали создавать свою, пропащую гамму. Скоро не останется ничего, так следует сейчас помечтать на память. «Мечтайте о небе», - слова, которые я мысленно вывожу. На собственной могиле. Больше у меня ничего не осталось.