Сказание об обмане, колдовстве и белой флейте

      Жил однажды великий мастер. А звали его Феанором, пламенным духом. Была у него дочь и семеро сыновей — дети один другого краше, сильнее, ловчее, умелей. Было у Феанора два брата по отцу и две сестры, было всё, чего можно было желать великому мастеру — от камней самоцветных до тёплого камина.       Закручинился однажды мастер, как зашёл в кузню свою, так и запропал там надолго, никого не впуская. Не ест, не пьёт, не спит Феанаро, и беспокоятся его родные.       Не спят умельцы-сыновья, не спит красавица Анориэль, ночи напролёт думает, как же отцу помочь, чтобы он не надорвал сил своих.       Однажды, гуляя в саду отцовского дома, встретила Анориэль дядю, первого брата Куруфинвэ — Финголфина. И заметил он невысохшие слёзы на бледных щеках племянницы, заметил тёмные круги под глазами и дрожащие руки. — Что случилось с тобою? Отчего так печальна ты, Анориэль? — спросил Финголфин девушку. — Ах, дядя, если бы знал ты! — Анориэль, устав, присела на скамью, — Отец мой запропал в кузне, не ест и не пьёт, не выходит к нам уже долго-долго. Боюсь я за него, как бы не случилось ничего плохого. — И никто не может вытащить его из мастерских? — изумился второй принц. В глазах его мелькнуло любопытство, яркий огонёк, тот же час исчезнувший — Никто, дядя, как бы мы ни пытались, — горько вздыхала племянница, — Но, может быть, сможешь ты? Всем известно, насколько вы дружны с отцом, насколько понимаете друг друга. Отчего бы не попытаться тебе, дядя Ноло? Если получится у тебя — проси всё, чего пожелаешь в награду себе! Ни в чём не откажу я тебе, и братья мои будут благодарны тебе до конца эпохи и долее её! — Всё, чего пожелаю, дочь брата моего? Обещай мне это!       Заподозрила неладное Анориэль, да отвернулась, не видя улыбки, уродующей красивое лицо Финголфина. — Всё, дядя, чего пожелаешь. Обещаю.       Да только не знала Анориэль, что не с дядей разговаривала она. Под личиною отсутствовавшего на охоте третий день Финголфина скрывался Мелькор — Моргот — чёрный враг, мятежный вала, сумевший пробраться в благословенный край из своих владений. Прошёл он в кузницу, словно и не было на двери чудесных замков.       Очарован был Моргот красотою Феанора: широкими плечами его, гибким станом, силой и сердцем пламенным, таящимся в глубине этого тела. Очаровался, едва увидев синие Феаноровы глаза, длинную чёрную косу, острые скулы. И возжелал забрать Куруфинвэ к себе, в чёрный замок, обрядить в шелка, винами поить драгоценными и брать его тело и дух ночами жаркими. И околдовал тогда пламенного духа Мелькор, заставив думать, что он и есть Финголфин, его любимый брат. Не потребовал, выйдя из кузницы с братом Финголфин награды у племянницы, отговорился тремя днями на размышления.       И вот, на пиру, когда через три дня возвратился с охоты настоящий Финголфин и незаметно вошёл во дворец, спросила Анориэль у Мелькора в его обличии: — Скажи же, дядя, выбрал ты награду себе за избавление отца моего от тоски, от этой страшной напасти?       И воскликнул тогда изумлённо настоящий Нолофинвэ, обратив на себя внимание: — О чём говоришь ты, Анориэль? И кому!       Понял тогда Моргот, что раскрыт его обман. Подхватил он на руки заснувшего колдовским сном Феанаро, обернулся чёрным вихрем и кинулся в окно. Только и видели его в благословенном краю.       Горько плакала обманутая Анориэль, считая себя виноватой, хмурились братья её, как умея утешая сестру. А Финголфин решил, что поедет вызволять брата. Оседлал он своего верного коня, облачился в сверкающий доспех, опоясался блестящим мечом и взял крепкий щит. Отказал он детям Феанора, что предлагали ему помощь, не взял их с собою для подмоги. И тогда, выйдя провожать в долгий путь дядю, преподнесла ему Анориэль чудесные дары. — Устал у тебя конь, дядя. Возьми моего, — и подвела Нолофинвэ чудесного белого коня, без седла и узды бегающего, быстрого, словно ветер. Сияли будто глаза его, и шерсть его блистала в солнечных лучах. Подивился Финголфин, но взял первый дар. Молвила тогда девушка: — Не годится тебе твой меч, дядя Ноло. Стар он, весь щербатый. Возьми лучше мой, — с этими словами вытащила она из богатых ножен меч Финголфина и бросила его на землю. Разбился меч, со звоном разлетевшись на тысячу осколков. А взамен дала другой, сияющий звёздным серебром. Принял и этот дар Финголфин. Забрала Анориэль щит у принца с такими словами: — Не поможет тебе щит в этом деле, только мешать станет. Возьми-ка эту вещицу, — и протянула дяде флейту из белого дерева, сияющую, словно серебристая луна в ночном небе. Спрятал у сердца чудесный инструмент Финглофин.       И тогда оглядела племянница дядино облачение, прищёлкнула языком и хлопнула его по спине. Кивнула, приказала принести зеркало. Глянул на себя принц — обомлел! Из стеклянной глади глядит на него другое лицо, неизвестное, но прекрасное. И одежда вместо доспехов не его, но простая, удобная. Только на вороте серого плаща серебряными нитями вышивка богатая видна. — Вот теперь готов ты, дядя. Помогла я тебе чем смогла, да большей помощи никто оказать тебе не в силах. Пусть же сберегут тебя мои подарки и помогут в пути.       Анориэль подняла руку, прощаясь. Тронул пятками коня Финголфин, да скоро и след его простыл.       А в это время Моргот руки потирает, радуется, что такое великое сокровище у него есть. Пробудился Феанор от колдовского сна, да забыл обо всём: о дочери-красавице и семерых умельцах-сыновьях. Забыл про мастерские свои, про брата. Внушил ему Моргот, что всегда Куруфинвэ любил его страстно и не находил Феанор сил бороться с тёмными чарами лжи. Всё было у него в чёрной твердыне — и яства заморские, и шелка мягкие, и вина сладкие, и ночи жаркие, пьянящие нежными ласками и сладкой истомой после. Только засматривается иногда Феанор на западный край небес из окна своих покоев и сердце его кричит, как тоскующая морская чайка. Отчего — не помнит, но кричит. А Мелькор опять заставляет забыть поцелуями властными, прикосновениями нежными.       Год прошёл, другой, третий, всё ездит по степям и лесам, горам и холмам Финголфин. Всё так же зорки его глаза, неутомим конь и остёр меч. И подъезжает наконец Нолофинвэ к воротам чёрной крепости и трижды ударяет в них ладонью.       Выходит Моргот к нему, да спрашивает: — Что нужно тебе у ворот моих, путник? Никак заплутал? Так подскажу дорогу. Голоден ты или устал? Проходи же, я накормлю тебя и дам тебе кров. Как имя твоё, странник?       И ответил Финголфин: — Устал я, это правда. Имя моё Итилион, — так звал его Феанаро когда-то, сравнивая красоту брата с красотой луны, — Но не путник я, а ищу господина крепости этой, чтобы предложить службу свою. Скажи же, не нужен ли тебе страж врат, охранник или ещё кто-то?       Подумал Мелькор, отворил ворота и сказал: — Нужен. Давно ещё нужен был, да времени найти не было. Определи награду свою, да скажи мне потом, а сейчас надо тебе накормить коня своего, самому поесть, да и отдохнуть было бы неплохо, Итилион.       И потянулась служба. Ни в чём Итилион не отказывал себе, исполнял свой долг верно и получал щедрую плату. Не видел он брата, но искал и всем сердцем желал найти и увидеть поскорее. А Куруфинвэ тосковал всё сильнее, всё чаще и всё с большим жаром отдавался Морготу, не понимающему, отчего же всё-таки чахнет его пламя.       День прошёл, другой, третий… Стало много дел у властелина чёрной крепости, а Феанаро собрался на охоту. Оседлал горячего вороного коня, взял гибкий лук и готов был уже ехать, да заметил, как Нолофинвэ чистит своего чудесного белого скакуна. Потянуло мастера к жеребцу — глаз не оторвать, так красив, так совершенен. — Послушай, — обратился он к чуть вздрогнувшему от звука знакомого голоса брату, — Поезжай со мной на охоту. Только позволь мне ехать на твоём коне, а ты бери моего. — С радостью, — отвечал принц. — Да скажи же, как имя твоё? — спросил Феанор, гладя по мягкой гриве белого скакуна. — Итилионом зовут меня. Охота не ждёт, юный господин.       И понеслись два коня голова к голове: мнут ковыль, переплетаются гривами, ржут радостно. А охотники наслаждаются ветром и стреляют молодую дичь. Вспоминает что-то Феанаро, как давний сон.       Подъезжают всадники с богатой добычей и спрашивает у Итилиона Куруфинвэ: — Чего хочешь ты в награду за это? — Желаю только того, чтобы вы, юный господин, пожали руку мне.       Удивился Феанаро такой простой просьбе, но выполнил её. И тогда первая сеть лжи спала с глаз мастера.       Ещё три дня прошло и вновь заскучал Феанор. Всё не возвращался Моргот, всё был занят. И решил тогда Куруфинвэ позаниматься с мечом во дворе. Наточил Феанаро свой меч, вышел и застыл в изумлении. Чистит меч звёздной стали Итилион, да любуется. Подходит к нему мастер и просит: — Уж прости, Итилион, но позанимайся со мною на мечах. Больно скучно мне. Только дай мне свой меч, а сам возьми мой. Кивает Финголфин, а сам насмотреться на лицо брата не может — бледен он стал немного, да всё равно красив.       А Феанор гладит меч по лезвию, в руке взвешивает. А как начался поединок — будто и вовсе стал продолжением руки мастера прекрасный клинок. Возвращаются к нему воспоминания, словно отрывки из прочитанной некогда книги.       Заканчивается поединок и спрашивает Феанор: — Чего желаешь сегодня ты, Итилион? — Объятий ваших желаю в награду я, — отвечает брату Нолофинвэ.       Обнял тогда Феанор Финголфина и спала вторая пелена лжи с разума его.       Вернулся на третий день ближе к закату Мелькор. Да не стал ночи ждать — с порога бросился к Феанору с поцелуями, повалил на мягкую кровать, да только и слышала крепость сплетённые в единую мелодию звонкие стоны и рык своего повелителя. Горько было Финголфину, одолела его тоска и чёрная мысль, будто не сможет он брата вызволить. Поднялся тогда принц на крепостную стену, достал спрятанный у сердца третий дар племянницы — белую флейту — и стал наигрывать на ней какую мог мелодию. Словно из сердца его стал рождаться звук чудесной музыки. Плакала флейта, как плакала душа Нолофинвэ и пела о горькой утрате, долгом пути, полном надежды и о тоске. Флейта пела о любви.       Стихли стоны, зашло солнце, а Финголфин всё играл на чудесной флейте. Посреди ночи проснулся Феанор, услышал прекрасную мелодию, живо напомнившую ему о доме. Вспомнилось прекрасное лицо брата, вспомнились мастерские и дивный сад, дочь и семеро сыновей, вспомнились звёзды и путь домой — об этом пела флейта.       Вышел Феанаро на крепостную стену, очарованный музыкой. Он слушал и слушал её и вспоминал о своей чёрной тоске, о том, как Моргот заставил его забыть о всём том, что так любил Феанор… — Играй же, играй до рассвета, милый певец. Играй, чудесный странник, — едва слышным, сорванным от стонов и криков за этот день, голосом шептал Куруфинвэ. Он упал на колени рядом с братом, полностью поглощённым музыкой, и тихонько заплакал.       Но когда рассвет окрасил восточный край неба в нежные цвета будто пробудился Финголфин и спрятал у груди флейту. Заметил он брата и поспешил поднять его на ноги.       И молвил Феанаро вновь чистым и громким своим голосом, ибо рассвет и любовь брата исцелили его: — Чего хочешь ты за эту чудесную песнь, Итилион? Не молчи, назови любую цену и я дам тебе это, как бы ни пришлось долго искать твою награду. Ведь ты дал мне больше, чем я мог бы ожидать — ты дал мне утешение. И ответил, не дрогнув, Финголфин: — Поцелуя твоего я хочу, Феанаро. Самого чистого и страстного, на какой ты только способен.       И Куруфинвэ осторожно вплёл свою широкую ладонь в шёлковые волосы на затылке Итилиона и поцеловал его так, как только мог целовать любимого. Нежно, но настойчиво, мягко, но разжигая невиданную доселе страсть. И тогда вновь воспылавшее сердце мастера сожгло третью паутину лжи, которой опутал его Моргот.       Спали чары Анориэль, узнал Феанор брата, узнал и обнял его, обрадовавшись. — Чёрным сном спал мой разум… Прости же меня, Ноло. — То не твоя вина, Феанаро. Околдовал тебя чёрный враг, утащил к себе. Мы сядем на белого коня и он отнесёт нас домой, брат мой любимый, и ты никогда больше не увидишь стен чёрного замка, — пообещал Нолофинвэ.       Открылись тяжёлые железные ворота, посадил Финголфин брата, укутанного в тёплый серый плащ, впереди себя на чудесного скакуна, проверил, хорошо ли вынимается из ножен меч, да на месте ли флейта и поскакал во весь опор. Куда там ветру угнаться за ними! Обогнал конь и ветер, перескочил реки, несётся по зелёной степи.       Проснулся Мелькор, обнаружил пропажу и обозлился. Понял, что провели его Нолофинвэ и дочь Феанора и кинулся в погоню. Развевается грива огромного чёрного коня, мерно отсчитывают копыта лигу за лигой, и настигает наконец Моргот беглецов!       Тут бы и конец им настал, да развернулся белый конь, ударил в грудь копытами скакуна Мелькора. Соскочили всадники с лошадей, вытащили мечи: бьётся Финголфин подарком племянницы, сияющим, как пресветлые звёзды, а у врага меч чёрный, тяжёлый, всё ломается и щербится.       Устали воины, отбросили мечи, да только вспомнил Нолофинвэ про чудесную белую флейту. Выхватил принц её и начал играть волшебную мелодию о свете, добре и о победе над чёрным врагом.       Сдался Моргот — не осталось у него на борьбу и чары больше сил. Попросил только: — Делай со мною все, что хочешь, победитель. Только не убивай меня. Отпусти — я буду верно служить тебе! Попроси богатств — они будут у тебя сей же час!       Ответил ему Нолофинвэ: — Не вправе я судить тебя, Моргот. Это сделает тот, кого обманул ты и заставил страдать. Анориэль, дочь Феанора и моя племянница, вынесет тебе приговор.       Побледнел Мелькор, ибо знал он, что столь же страшна в гневе Анориэль, сколь и прекрасна она.       Связал Куруфинвэ руки врагу серебряной нитью, которой была сделана вышивка на плаще, привязал ею чёрного коня. Ибо то была непростая нить — легче пёрышка и прочнее стали были эти оковы, а выбраться из них или порвать было невозможно.       Вернулись братья в благословенный край, приехали домой. Осудила Анориэль Моргота на заточение в вековечной тьме, полной горя и страха, подобные тем, в которых жила она, терзаясь за судьбу отца и дяди, и было это справедливо. Не было в те дни пира богаче, чем устроенный в честь возвращения братьев их родными. И не было большего счастья, чем то, которое таилось в глазах их, когда смотрели они друг на друга.