«I’m such a fool Take off your coat»
— Может быть, снимешь костюм, — Райан опасливо поглядел на отца, — и переоденешься? Наверное, его стоит постирать. Давай, я помогу! — Нет, нет, не спеши чемпион, хаха. Хоумлендер с натянутой улыбкой похлопал по детскому плечу, накинул на сына сползающее одеяло и аккуратно подоткнул под бока, но детское лицо так и осталось напряженным. Главное, что они наконец-то вместе, пусть общение и дается им с трудом. Когда Райан пошел с ним, он испытал облегчение и радость. Какое-то восторженное тепло гнездилось в груди. Ему больше не нужно притворяться и плясать под дудку всех этих идиотов. Единственный человек, который был для него важен, теперь на его стороне. Но чем ярче сиял свет, тем гуще становилась тьма вокруг. Все равно что-то было не так. Сомнения не покинули его окончательно. — Я рад, что мы вместе, — еле слышно отозвался мальчик, — спокойной ночи, пап. — И я рад. Спокойной ночи, сынок. Райан наконец-то расслабленно улыбнулся, повернулся на бок и прикрыл глаза, но не заснул. Кому как не Хоумлендеру знать, как выглядят спящие люди. Мальчишка наверняка наблюдает за ним сквозь закрытые веки. Эта мысль заставляет мужчину улыбнуться чуть шире и легонько взъерошить светло-каштановые волосы на маленькой голове. Вокруг него внезапно оказалось чересчур много людей, думающих, что видят его насквозь. В отличие от тупых простаков Райан в действительности наделен этой способностью. Он встал с детской кровати и покинул детскую, выключив свет. Хотя это абсолютно бесполезно для него, но может Райан еще не видит в темноте. Наверное, ему стоит расспросить его. Завтра. Сейчас им обоим нужно отдохнуть. Последние дни выдались очень насыщенными: сборы, встречи, переезд. Небольшой домик в пригороде идеально подошел их требованиям. Несмотря на всеобщее обожание, люди выматывали и утомляли его. Торчать в башне полной идиотов, предателей и лжецов ему нравилось, а переезжать совсем в глушь не захотел Райан. И Хоумлендер прекрасно его понимал. Он не желает своему сыну собственной участи. Его сын не должен провести детство и юношество в заточении. Райан будет свободно летать и делать то, что захочет и как захочет, а он научит его всему, что знает, поддержит и будет рядом. «Чему ты его научишь? Силой он и без тебя овладеет» Сквозь всплеск воды до него донёсся собственный насмешливый голос. Хоумлендер обнаружил себя в ванне, замершим над раковиной с открытым краном. Он не помнит, когда пришел сюда. Из зеркала на него посмотрело испуганное лицо с запекшейся кровью на скулах. «Ты даже не знаешь, как костюм постирать. Ничтожество» В ушах зазвенело и в глаза проскользнула тьма. Еще мгновение и он вынужденно присаживается на край ванны жмурясь, ощущая бешеный стук сердца. «Ебаное разочарование» — Сам ты, — он осекся, поднимая взгляд в сторону детской фигуры в кровати. Райан уже мерно сопел, — такой. Тоже мне, отец. Сделав несколько вздохов, сердце унялось и приняло прежний спокойный темп. Усмехнувшись, он оторвался от прохладной поверхности и вернулся к умыванию. От воды обильно нанесенный тональный крем мерзко поплыл, обнажая сходивший синяк. Мокрые пальцы медленно и аккуратно соприкоснулись с багрово-лиловой кожей. Ему все еще больно, но как-то иначе. Мужчина усилил давление, ощущая нарастающую боль и незаметно для себя закатил глаза, издавая сдавленный стон. Вторая рука впилась в эмаль раковины, пуская темные паутинки трещин от подушечек пальцев. Опомнившись, он резко отдернул кисть и в ужасе распахнул глаза. На него смотрел простой человек. Обычный молодой мужчина с ярко-голубыми глазами. Светлые пряди растрепались, обнажая потемневшие корни, легкая бледность вперемешку с румянцем и едва заметные веснушки, местами проглядывает пара лёгких морщинок. Отпрянув от отражения, он с одержимостью кинулся приводить локоны в порядок, только усиливая хаос. В костюме стало душно, тесно и невероятно тошно. — Да наплевать! — с этими словами он выскочил из ванной и бросился в кухню к холодильнику, — чертовщина какая-то. Выцепив прохладную бутыль молока, он прошел к массивному столу и привалился к нему тазом. Слух улавливал стрекот сверчков под окнами, тихое урчание техники и отдаленный шум города. Что-то слишком тихо сегодня. Дверной замок едва заметно щелкнул, медленно отворяя вход. Странно, он не расслышал как гость подходил к дому. Хотя, кто бы ни пришел, им с Райаном он не угроза. «Пиздеж» Его бросило в холодный пот, а по телу волнами покатились мурашки, поднимая дыбом волоски. Судорожно вздохнув, он злобно оскалился. По крайней мере, ему так показалось. Хоумлендер надеялся, что выглядит хотя бы грозно, и в то же время пытался убедить себя в собственной неуязвимости. — Нашел, — с нахальной улыбкой нараспев протянул мужчина в длинном чёрном плаще и медленно закрыл за собой дверь, не сводя с него глаз. — Ха! Можно подумать, что я прятался, — очередная мерзкая ложь. — Ну-ну, — неторопливо приближающийся тяжелый шаг больших ботинок теперь громовыми ударами отдавался в тишине, нарастая. — Если ты пришел за Райаном, то он никуда не пойдёт, — Хоумлендер вздергивает подбородок, а всколыхнувшиеся волосы прядями ниспадают на лицо, слегка перекрывая взгляд, — и это его решение. — Да клал я на пиздюка. Я пришел за тобой. Не самое удачное время. Вот почему именно сегодня? Ночь на дворе, да и не хочется ему сейчас бодаться с этим козлиной. Наверняка пришел не один. Эта мысль ему не понравилась. И это еще мягко сказано. — Валяй, — с натянутой усмешкой сквозь зубы цедит он, шумно втягивая ноздрями воздух, — только не перенапрягись. Смотря прямо в наливающиеся золотом глаза напротив он готовится располовинить урода лазерами. Прямо сейчас. Вот-вот. Ноги немеют, становясь ватой, вынуждая плотнее осесть и вжаться ягодицами в стол. Еще раз. Снова. И снова. За неудачными попытками он пропускает приближение Бутчера. Тот уже вплотную стоит рядом, с понимающей нежностью глядя на него сверху вниз. — Что, не выходит? С мужиками такое рано или поздно случается, не расстраивайся, — елейно спрашивает низкий голос, когда его обладатель настойчиво упирается ему в пах бедром, — можешь попробовать еще раз. — Как… Как это возможно?! Ухмыляясь еще шире, Уильям нежно разглаживает складки на груди его заляпанного кровью костюма и склоняется к самому уху, опаляя раскаленным дыханием вмиг ставшую чересчур нежной кожу: — А вот хрен я тебе скажу, Джон. — Не смей… — упираясь со всей силой руками в поношенную гавайскую рубашку кричит он осознавая, — нет, нет, нет, нет. НЕТ! Бутчер любовно смотрит на рассыпающиеся волосы и проступивший румянец и непоколебимо терпит едва ощутимые удары в область солнечного сплетения, живота и лица. От него пробуют уползти, но достаточно лишь слегка придержать рукой напряженную талию и любые попытки становятся бесполезны. Ему даже напрягаться не надо. Он просто продолжает стоять, прижимаясь ногой к елозящему Хоумлендеру. — Ладно, ладно! Уф, — от энергичного размахивания руками он выбился из сил, впервые ощущая отдышку и боль в костяшках, — что тебе нужно?! Убьешь меня, а потом Райана? Продолжишь уничтожать всех сверхлюдей пока не останешься один? Таков твой план? Ебучий лицемер! Он продолжает выкрикивать оскорбления в робкой надежде, что Райан проснется. Хотя лучше бы не просыпался. Что он скажет, когда увидит его таким? Убьет его? Снова уйдёт с Бутчером? Сначала скажет, что тоже разочарован, что он ничтожество? Назовет педиком? Нет. Тогда пусть лучше не просыпается. Он стерпит что угодно, только пусть не видит его таким. Пусть не говорит этого. Все мысли отозвались болезненным комом в горле, туманя взор, кривя черты лица. Казалось, еще чуть-чуть и голова лопнет от напряжения и скопившихся внутри мыслей, а грудная клетка взорвется изнутри от раскаленного нечто. — Это почти лучшее, что я видел, — наклоняя голову, мужчина касается дрогнувшей скулы ладонью. Мягко смахнув большим пальцем крупные слёзы, он подносит его ко рту и широко проводит по нему языком, — и что пробовал. — Ч-что? Проморгавшись он смотрит на мужчину и убеждается, что ему не привиделось и не послышалось. Все обретает неправильный оттенок, ухая тяжестью внизу живота. Это всего лишь отвратительная издевка и жест. Его бессилием, очевидно, упиваются. Смеются над слабостью. — Что слышал. Вот и все. От тебя остался только костюм, — тепло горячих рук проникает сквозь ткань и греет кожу, — да и то ненадолго. Ты пустышка. — Вздор. — О, нет, это чистейшая правда. — Заткнись. — Не-а, ты почти пустой под этой цветастой одежкой, дорогуша. На последних словах Хоумлендера начинает потряхивать. «Дорогуша» — гулким эхом отдается в опустевшей голове, падая звонкой монетой на дно глубокого высохшего колодца. Без сил у него ничего и никого нет. Без сил во всем нет никакого смысла. — Чего ты резину, блять, тянешь?! Кончать меня пришел, так вперёд. Давай, ну! — Тц, кто учил тебя манерам? — с жуткой лаской произносит мужчина, не отрывая рук, ведя к застежкам, пробираясь пальцами в щель и вызывая судорожный вздох, — куда спешить? У нас вся ночь впереди. Пропитанная кровью ткань с резким хрустом рвётся, обнажая его торс. Подняв ошарашенный и не верящий взгляд, он встречается с довольным лицом ухмыляющегося Бутчера. Его руки делают еще пару движений в разные стороны разрывая костюм у солнечного сплетения и живота, пока в бедро все настойчивее упирается в пах. — Кто бы мог подумать: большой и страшный Уильям «мясник» Бутчер теперь насильник и по мужикам, — еще одна провальная попытка выскользнуть и такая же неудачная вывести спокойного как удав верзилу напротив из себя, — неужели тебе класть и на твою обожаемую мертвую женушку? — Я бы оскорбился, не ощущая, — в подтверждении этих слов, он опустил руку надавливая и оглаживая выпирающий бугор, — твой стоящий член, упирающийся в мою ногу. — Что?! Нет! Это не то… — Думаю, это то самое, детка. Джону приходится закашляться, чтобы хоть как-то скрыть вырывающийся стон от требовательного прикосновения. Впервые не слабого и едва ощутимого, а настоящего и полного. Ему хочется податься на него, навалиться сильнее и неприлично вжаться в ответ. Умолять продолжить. В то же время хочется разорвать наглеца на части и сбежать так далеко, как только возможно. Противоречия раздирают его. Отчего его кожу топят раскаленные прикосновения сквозь оставшуюся ткань. Отчего ему так погано и так охуенно одновременно. Отчего чужой взгляд, который должен быть полон ненависти, смотрит на него с жадностью, грустью и похотью. Лицо напротив смягчается, приближаясь. Это все ложь, все обман. Смыкающиеся губы на его кадыке лишь издевка. Укус на ключице и медленный влажный след языка по его податливо подставленной скуле — чужая прихоть. Собственное сбивчивое дыхание и лопающаяся ткань, освобождающая его стоящий член — ебаная шутка. Сквозь его постыдные и сдавленные стоны пробивается низкий шепот дурманящий разум: — Похоже ты всю жизнь думал, что тебе не хватало мамкиной титьки? На самом деле все, что тебе было нужно — это папочкин член. Слова застревают в глотке, ему нечего ответить, пока руки пролезают под оставшуюся часть костюма и зубы оставляют заметные следы на коже. — Давай, убеди меня, что это не так, — отстраняется от него мужчина, — и все кончится быстро. — Убийца и насиль… — он не успевает договорить, потому что тяжелая рука крепко сжимает его за челюсть. — Правда? — Бутчер скалится, приближается снова и проводит пальцем по синяку, — расскажи тогда, что это было, а? Думаешь я не видел как ты трогал себя и весь такой «ммм, да, еще». Изображая его, Бутчер едва приседает и елозит по напряженному бедру, пока сам Хоумлендер жмурится и пытается скрыть стремительно краснеющее лицо за руками. Проклятые волосы падают на кисти, ребра сводит, а от бархатного смеха у него сводит желудок. — Знаешь, быть человеком тебе идет больше, чем супером, — чуть усилив касание другого синяка на груди он получает красноречивую реакцию, подтверждающую его правоту, — об этом я и говорю. Тебе даже отвечать не обязательно. — Ты что-то сделал со мной, — сдаваясь пылающим прикосновениям шепчет он, налегая на него, — все твоя вина. — Как скажешь, дорогуша, но ты и сам знаешь, что это пиздеж. Ухватившись за шиворот, Бутчер резко стягивает остатки костюма с плеч. Душная ткань стягивается с него без усилий. Как состарившаяся кожа с рептилии, которую давно стоило сбросить. Бутчер аккуратно тянет за пальцы на его левой перчатке, пока он сам рывками зубами тянет с себя правую, всем телом ощущая на себе пожирающий тяжелый взгляд. Никто и никогда не смотрел на него так. Некому было разделить с ним этот секрет. Дать ему настоящие ощущения. Золотые искры гуляют в глазах, завораживая, отдаваясь трепетным разрядом под самой черепушкой. Не успев подумать о всех разнообразных взглядах, что ловил на себе, его отвлекает требовательная ладонь, скользнувшая к пояснице. Оттуда кисть двигается по ложбинке к ягодицам, сжимая и подтягивая, вжимая таз ближе к бедрам. Вместо стона из него вырывается кашель. Из-за частого дыхания горло обожгло и он закашлялся, отвлекаясь от всего происходящего. — Забавно, насколько чувствительным становится тело, когда неуязвимость спадает. Небось ты и не простужался никогда. Идеальный во всем, даже полностью без сил, растрепанный и в ссадинах. Он таращится вверх, пока замерший мужчина не убирает с его подвздошный косточек руки и не начинает отстраняться. Джон не верит своим ушам. — Что ты сказал?! — схватившись за ускользающий рукав приказным тоном хрипит он, — скажи ещё раз. Повтори! — Тц, тц, тц, кто же так просит? — давление на пах тоже медленно ускользает, оставляя томную тяжесть и ноющее чувство, — а где волшебное слово? — Хрен тебе, — огрызается, но не может разжать кисть, сильнее растягивая ткань плаща. — Это тоже можно, — на краткое мгновение его снова вдавливают в стол, с довольной улыбкой ловят стон, и снова отстраняются, — если правильно и вежливо попросишь. — Повтори, — он мнется и в голос проскальзывает мольба, — пожалуйста? — Хороший мальчик, — давление на пах и одна рука возвращаются к его покрытой мурашками пояснице, а другая подхватывает подбородок, — я сказал, что ты простынешь и будешь страдать. — Нет! Не это! Под низкий смех он снова ударяет в грудь обеими руками. Слезы, которые он пытается стереть, предательски хлынули из глаз. Его кисти мягко отрывают от лица и покрывают поцелуями, когда он слышит тихое: — Ты идеальнее любого, когда неидеален. — Ох, ммм, — его вибрирующее горло снова кусают, теперь уже с рыком, — еще… Пожалуйста? — Безупречный? Тихонько шмыгнув, он рвано вздыхает, закатывая глаза, поддаваясь рукам и давлению. Остатки костюма спадают до колен, его зад касается холодного ребра стола и отдаленно он слышит клацнувшую пряжку ремня. — Пожалуйста, — просьбы даются все легче, лишь бы он продолжил трогать его и оставлять следы. — Золотце, тебе так идет быть покладистым. Сквозь настигающую агонию он, кажется, слышит хриплое «повернись-ка» и покорно разворачивается лицом к столешнице, мазнув своим влажным и вовсю стоящим членом по гладкой поверхности. Шум в ушах нарастает и он с трудом понимает, где его собственные продолжающиеся мольбы, а где мгновенная реакция Бутчера на них. Он просит еще и еще, и ему всего мало: чужого дыхания на коже до мурашек, поцелуев и укусов, пальцев, сжимающих податливую кожу, и бывшего ненавистным низкого хриплого голоса. Становится неважным как он потерял свою силу, как его смогли одурманить, откуда в нем столько неестественно сильного желания. Когда в него проникает фаланга большого пальца он задыхается. Когда пульсирующее колечко мышц сжимается на второй, из дрожащих ребер вырывается звучный стон под аккомпанемент тихого смешка сзади. — Похоже заполнение пустоты нужно начать отсюда? — услышав сдавленные ругательства и проклятия Бутчер собирается отнять руку, но чужая кисть останавливает его. — Почему? За что? — кажется, он видит свое искаженное лицо в наполированной столешнице, залитое светом уличного фонаря, — так быть не должно, ммм, — мимолетную пустоту заменяет давление уже пары пальцев и волна мурашек поднявшаяся до загривка. — Да я не ебу, — отзывается изумленный голос, — но я не остановлюсь пока твоя славная мордашка не поплывет. Пока все вокруг не сгорит, начиная с тебя. Кажется, он уже горит. По пылающим щекам катятся такие же раскаленные слёзы в ответ на размеренные и растягивающие движения сильной руки, что приносят стыдливое удовольствие и вытягивают из него звуки, о существовании которых он и не подозревал. Уильям продолжает звать его, упираясь своим стояком в бедро то сжимая ягодицу, то гуляя по мышцам груди и пресса. Джон поднимает взгляд и пытается сфокусироваться на настенных часах, силясь удержаться в сознании. Словно он видит их впервые и не может понять какое время они показывают и как долго его пытают шершавые руки, смешливый шепот и тяжелое дыхание. Обстановка кухни вроде знакомая, но что-то с ней не так. Цвет плывет, неправильная геометрия шкафчиков. Бутчер перенес его, а он и не заметил? — Вот дела, ты что, посмел отвлечься или заскучать, засранец? — обладатель голоса спешит усилить давление, — тогда время переходить к самому интересному. Джон хотел бы что-то сказать, но резкий толчок заставляет его задохнуться, вскрикнуть, а затем запачкать стол под тающий низкий раскат хохота где-то в затылке. Бутчер успевает сказать «ну ты и скорострел, золотце!» и что-то еще, но слова исчезают в слепящем глаза свете. — Пап, пап! Чертов стол разрезается пополам, стеклянные двери плавятся, а занавески вспыхивают как спичка. Райан испуганно бросается тушить огонь. — Проклятье! — Хоумлендер тоже подлетает к сыну и помогает ему избавиться от остатков ткани. — Кошмар приснился? — Да, — неловко мужчина потирает затылок, не заметив сажи на перчатках, и издает странный смешок, — вроде того. — Мне тоже иногда снятся. Они неловко смотрят в разные стороны. В повисшей тишине Джон ощущает как под костюмом по его ляжке что-то медленно стекает. — Бл… ин, как же так, — он резко отворачивается от Райана, делая вид, что расстроен беспорядком, прикрывая плащом пах, — слушай, кажется, мне все же понадобится твоя помощь со стиркой. — Хорошо! — мальчик засиял. Джон медленно прошелся руками по застежкам и двинулся в ванную, вспоминая, что запасного у него нет. Заперевшись, он стянул с себя верхнюю часть, тихо и мучительно застонав, отлепляя нижнюю. Можно просто выбросить его, в башне у него есть запасные. Раздумья прервал голос Райана: — Ээ, пап. Тебе, наверное, понадобится другая одежда, я нашел в шкафу, эээ, надеюсь, подойдет. — Оставь под дверью, — теплая вода еле еле смывала с бедра липкую и белесую жидкость, — проклятье. Отмывшись и натянув футболку, Джон приуныл, глядя на совершенно уродские бриджи с карманами. Решив не расстраивать ребенка, он все же надел их, а также нелепые сандали, отбросив носки. После Райан закинул его костюм в барабан и, бормоча под нос что-то невнятное, нажимал на кнопки. Пикнув, барабан завертелся, мальчик хлопнул в ладоши и с довольным лицом повернулся к нему. — Молодец! Спустя один завтрак и пару часов стало понятно, что он поторопился с похвалой. Лицо Райана наполнилось сожалением с примесью страха, когда он достал севший почти в два раза костюм. Кровь отстиралась, но ткань потеряла свои размеры бесповоротно, а плащ-флаг теперь подходил на простыню. — Не понимаю, я вроде бы все сделал правильно, — детские глаза полнились слезами, от которых сердце Джона сжалось похлеще дурацкой тряпки. — Хэй, хэй, все в порядке! Да плевать на него, у меня в башне с десяток таких! Давай ты пойдёшь посмотришь телек или поищешь чем бы нам заняться, а я за ним слетаю. — Можно я с тобой? — Можно, но в другой раз, — он ободряюще улыбнулся, — только не сожги дом пока мне не будет, хаха! А если все же будешь жечь, то просто выйди на улицу, на всякий случай. Устроив Райана перед телевизором, Хоумлендер отсалютовал ему и вылетел в окно. До башни лететь пара минут, но не хотелось бы оставлять его без присмотра. Кажется, он всерьёз расстроился из-за такого пустяка. Быстро собрав в первый попавшийся пакет несколько пар своих костюмов и сапог, Хоумлендер оглянулся вокруг. Ему больше нечего взять с собой. Вроде бы все здесь принадлежит ему, но даже так, в новый дом он забирает только униформу. «Ты пустой» — А ты всего лишь тупой сон, — покрывшись холодными мурашками цедит он и вылетает в окно. До дома ему лететь пара минут. Тем не менее он решает сделать небольшой крюк в забытый всеми район. К конкретному старенькому зданию, что только маскируется под заброшку.***
— Кто за то, чтобы принять Старлайт? Единогласно, — голос Хьюи немного дрогнул, когда он увидел в дверях Бутчера. Тот салютует стаканом с гадостью от докторов. Благо дело, внимание от испарины на его побледневшем лице отвлекает нахождение новой цели. Уильям угрюмо проходит мимо команды в свою комнату. Уставший и вымотанный ночью в больнице, он разваливается на стуле, отводя взгляд к окну. — Хэй, ты в порядке? — конечно же, от глаз Мм не скрылось его состояние и он уже стоял в проеме, скрестив руки и прикрыв дверь. — Охуенно, — из вежливости он все же переводит на него взгляд, ухмыляясь, — позавтракал, выспался, о чем еще можно мечтать? — Действительно, — обеспокоенность не сходит с его лица, но расспрашивать в лоб все же не решается, — небось и сны видел самые радужные? — О, да, блять, — улыбка ожесточается, дрогнув. — Суперов пачками валил? — Только одного. Мм смеётся, опускает глаза, недовольно глянув на грязный пол цокнув, разворачивается и выходит, прикрыв за собой дверь. Бутчер издает нервный смешок, провожает взглядом широкую спину и возвращается к залипанию на занавески. Переварить психоделический сон под транквилизаторами, успокоительными и обезболивающими оказалось сложнее, чем он думал. Слепящее солнце вызывало в нем какую-то лютую неприязнь и резь в глазах. Погоду можно было бы назвать чудной, если бы не его состояние. Небольшой порыв ветра колыхнул старенькую ткань на окнах и Бутчер заметил неподвижный силуэт в воздухе. Первой мыслью было кинуться к ребятам. Он даже вскакивает, но замирает и озвучивает вторую мысль: — Это, блять, что, карго-шорты?! От возмущенного тона парящая фигура едва заметно вздрогнула, отчего пряди спали на окаменевшее лицо. Решив, что ему привиделось, Уильям потирает переносицу и нетвердым шагом подходит к окну, отодвигая ткань. Ебучие гигантские карманы, пакет в руке, потертая футболка, рассыпавшиеся волосы и сходящий синяк на бледной коже с веснушками. Похоже он глазеет чересчур жадно. Он впервые видит его без тональника, навощенных волос и костюма. Глаза шарят по фигуре с макушки до пят словно против его воли, а человек напротив лишь тяжело дышит, стремительно краснея. Бутчер открывает рот, закрывает его и набирает в легкие побольше воздуха: — Охуеть, еще и сандали. — Хотя бы без носков, да? Хаха, — нервно отзывается Хоумлендер. — Говорящая галлюцинация! Ебать меня вштырило, — с настороженным удивлением посмеивается Бутчер и оглядывается по сторонам, — привидится же такое. — Райан хотел помочь со стиркой костюма, — пытается перевести тему и избавиться от нависающей паузы, — пришлось лететь за новым. Подтверждая свои слова, он приподнимает просвечивающий фирменный пакет и все же замолкает. Какого черта он здесь вообще забыл?! Которая по счету светская беседа с Бутчером без посторонних глаз? Будто это становится своеобразной нормой. От этого ему становится не по себе и он наконец замечает, что нервно теребит пальцами подол футболки. В итоге опускает взгляд и бесцельно смотрит куда-то вниз. — А ты даже на человека похож, — низкий голос заставляет его снова вздрогнуть. — И… как тебе? — В смысле? — Бутчер до сих пор считает его видением, оттого и расслаблен до ужаса, а вся ситуация его явно забавляет. — Ну, лучше так или в костюме?! — раздраженно выпаливает Хоумлендер. Чье-то сердце начинает учащенно стучать в его ушах. Неужели его собственное? И что за дерьмо он несет? А почему этот нахал выглядит таким довольным? В глубине темных глаз не плещется золото, но от того они не становятся менее прекрасными. Широкая нахальная улыбка растягивается по лицу. Да что не так с ним?! — Лучше без костюма. Смекаешь? — Извращенец! — Сказала галлюцинация-сталкер в сандалиях! Собственная реплика заставила его засмеяться и с неестественной для него теплотой и грустью глянуть в чужие голубые глаза. Удивительно насколько иначе он может восприниматься. Ненависть, обида, злость куда-то пропали, уступая место усталости и опустошенной темноте. — Чертовы, — Бутчер хватается за косяк, силясь удержать равновесие и заваливаясь назад, когда ощущает тепло рук под поясницей и в районе шеи, — колеса. Джон не дыша опускает бессознательное тело на пол. Что-то с ним не так. Он не врач, но видит отличия в чужих внутренностях. И ему это не нравится. Он смотрит сквозь черепушку и в уже приоткрывшиеся глаза. — Даже в этом уродстве, — похоже Уильям пытается посмеяться и поднимает руку то ли для удара, то ли тычка. Но вместо этого едва ощутимо отлаживает скулу, — тебе больше идет, чем в цветастом трико. — Ох, ладно, ладно. Бутчер вырубается и окончательно обмякает в его руках, уронив руку на его плечо. Вскочив от прикосновения как от огня, он отлетает к окну и собирается уйти. Вот только как скоро его найдут? Да и должно ли это его волновать? Откинется и ладно. Наверное. Подельники точно не слышали падения, а судя по габаритам, туша Бутчера должна была наделать немало шума. Осмотрев комнату, он пинает стул и молниеносно покидает помещение. К кретину тут же врывается вся бестолковая компания. — Бутч, Бутч! Слышишь меня? — Не ори так, златовласка. Че, первый раз что ли мужика… Осекшись, он приходит в себя. Пять пар глаз сверлят его с нелепым недоумением. Обладатель шестой напряженно наблюдает сквозь крышу. — Похоже кое-кто завалил определенного супера. — Ага, и не в привычном смысле, пхаха, этого слова. — Почему бы и нет, — Бутчер растягивается на полу, под смех окружающих, закидывает руки за голову и глядит в потолок, лукаво ухмыляясь. — Все понятно. Он ебнулся, пошлите. — Лучше и не скажешь, — тихо бухтит Бутчер, когда все выходят и продолжает мечтательно смотреть вверх, — иначе чем объяснить стояк на эту растрепанную милашку в… На этих словах Хоумлендер рванул обратно к сыну. Румяное донельзя лицо кривилось от невозможности взять под контроль расползающуюся идиотскую ухмылку, ошалелые мысли и беспокойство, ворочащееся глубоко внизу под самыми ребрами. Надо все обдумать. Надо избавиться от подступающей одержимости. Надо будет приглядеть за Бутчером. На всякий случай.