Неправильный выбор

      Катамаранов шел домой после очередной встречи с Зиной. Дома его уже ждала прохладная бутылка скипидара, в которой можно утопить все свои тяжкие мысли. На самом деле много о чем нужно было подумать. Игорь никогда не хвастался своими отношениями с Зинкой. Так, спутались пару лет назад при странных обстоятельствах, как-то начали сами собой встречаться… Кажется, что это уже было неправдой. Да и разве это отношения — устраивать спонтанные свидания пару раз в месяц, чтобы потом проснуться в постели Зины? Казалось, что Кашина будто бы срывала на нем все свое одиночество и злость, а потом тихо шептала:       — Ты только никому об этом не говори…       Не говорил, держал вверенное слово. До поры до времени это устраивало Игоря, но сколько будет продолжаться все это? Рано или поздно поползут слухи, мол, Катамаранов с Кашиной опять куда-то под ручку пошли. Не поверят в то, что сердобольная коллега повела одного выпивоху до дома, ох не поверят. Понимала это и сама Зина, потому легко отпустила своего товарища домой. Что с ним теперь станет? Да неважно уже. Все, что горело, давно прошло.       Может быть, именно поэтому Игорь сейчас думал не о Зине, а о своем старом друге. Недавний сон все никак не выходил из головы. Вот вроде бы и снились нечасто, но уж слишком часто были, что называется, «в руку». С другой стороны, подумаешь, чего такого? В очередной раз маленький Игорек довел своего одноклассника до слез. Вот только приснилось то, с чего и началась неожиданная дружба с Кешкой — с разбитых чудаковатых очков, так похожих на маску водолаза. Навязчиво напрашивался один вопрос: когда они в последний раз виделись с Иннокентием? Когда Катамаранова выставили с работы, тогда и виделись. Вот вроде бы и жили в одном доме, учились в одной школе, даже относительно безобидно дружили, но во взрослой жизни общение все как-то не складывалось. Вообще. Как бы сказал Кешка, «очень вообще». Тем более, куда уж теперь, раз Женеров самолично уволил Игоря, зато сам стал директором Катамарановского НИИ. Если и была обида, то вся давно выветрилась, как сигаретный дым из окна.       Вытащив скипидар из холодильника, Игорь положил бутыль во внутренний карман, затем поднялся на пятый этаж. Два коротких звонка и один длинный — своеобразный позывной для прежнего Кешки. Когда он вот так просто приходил в квартиру Женеровых? В прошлой жизни, наверное, где не было этого скипидара, где были тихие обиды без этих игр во взрослых людей. Катамаранов даже криво улыбнулся, когда вспомнил посиделки из детства, помнит ли Кешка? Может, вообще сейчас откроется дверь, а там прежний школьный товарищ. Будто бы не было этого затянувшегося сна, взрослой жизни и скипидара с привкусом горечи. Вот только дверь открыл не прежний неуклюжий товарищ, а заметно помятый взрослый Иннокентий. Не тот нахохленный и чрезмерно важный директор, а удивленный и просто человек, словно призрака увидевший. Ну да, конечно, призрака из прошлого, которого сам же взашей и выгнал.       — И-игорь? Да… Заходи.       Странный Кешка. Игорю хотелось забрать назад свои обиды. Уволил и уволил, лишь бы у Женерова из-за него проблем не было. Катамаранов прикрыл за собой дверь, привычно закрыл замок. Нет, правда странный. Прошел вглубь квартиры, даже дверь за незваным гостем закрывать не стал. Понадеялся на удачу и просто ушел? Или все же подумал, что Игорь исчезнет сам собой, словно незванный призрак прошлого?       Женеров, будь ты сотню раз неладен! Что с тобой стряслось? — хотел крикнуть ему в спину Катамаранов, но вместо этого поплелся следом за старым другом.       А другом ли уже? Так, товарищи по несчастью и шальному детству. Если Игорь притягивал приключения в компанию, то Кеша как-то скованно пытался подбадривать приятеля, пока Сережка, наоборот, пытался урезонить всех, призвать к спокойствию. Такие вот три товарища, как гуси у той самой бабуси — серый, белый и бедовый на всю голову. С прибамбахом даже.       — Ты стр-ранный, — заплетаясь языком, произнес Катамаранов. Мысли шли, если не перли, вот только складывались в совершенно емкие по смыслу рваные фразы. — К-шк, случилось ч-во?       Тяжело вздохнув, Иннокентий жестом предложил сесть прямо на пол, будто в обжитой еще родителями Женерова квартире не было ничего. Такой потерянный и грустный, словно в том самом сне, разве что не плакал. Игорю хотелось отчаянно растрясти потерянного во всех смыслах друга. Что с тобой? Расскажи мне все, только не молчи, не осуждай своим взглядом! Все обиды свои глупые прощу. Насовсем прощу, только не молчи!       — Особа от меня ушла. Собрала все свои вещи и уехала к маме.       — Ну ушла и ушла, — отмахнулся Игорь. — Зато, от, я пр-р-шел.       — Да что ты понимаешь? Она же ведь совсем ушла, — Женеров засопел. Глаза на мокром месте, на губах возникла ломанная улыбка. — Ну, вообще, совсем.       — Ты ч-во? — Когда Катамаранов в последний раз видел своего приятеля плачущим? — Водолазк, ты эт, не пла-ачь.       На короткий миг тонкие губы Иннокентия еще раз изобразили кривую улыбку. Игорь даже сначала не поверил своим глазам, вот только товарищ из детства снова скрыл лицо в ладонях. Он явно не умел плакать — это так и осталось чем-то неизменным, чем-то из детства. Ненужные очки свалились на пол. Взрослый Кеша все также по-детски размазывал слезы по лицу, хватал воздух губами между всхлипами, тихонько подвывал. Катамаранов все думал и думал, но не мог сказать ничего вразумительного в силу своего заплетающегося языка. Знал наверняка, что это все явно не доведет до добра, только заплетется лишний раз, а мягкосердечный Кешка поймет все не так.       — У меня тут а-амп-лка ск-хипидр-рчика, бу-ишь? Спасет от любых нев… — внезапно даже для самого себя предложил Игорь, и тут же его язык предательски заплелся. — Год? О, гор-р-стей!       Покрасневшие глаза Иннокентия округлились от удивления. Что еще ожидать от такого товарища? Один позабытый детский спор обернулся долгим падением в бездну. Кто знает, может быть из Игорька бы вышел какой-нибудь великий архитектор или целый градостроитель, если не этот роман со скипидаром. Впрочем, это же не щебенкой азотную кислоту закусывать.       — Игорь, ты бешеный, что ли? Им краску растворяют, а ты его, ну, того… употребляешь, что ли? Пьешь, — запинаясь в словах, ответил Женеров. — Ты, что, получается, с тех пор…       Тяжелым одеялом комнату накрыла внезапная тишина. Игорь почему-то зарделся и отвел взгляд, слишком странно. Иннокентий все еще помнил, как Игорек в цветущей юности на спор выпил небольшую бутыль скипидара. Сам же распалял и без того азартного товарища на подвиги, пока Сережка из последних сил взывал к голосу разума. Снова стало совестно. Если у Катамаранова и была зависимость к скипидару, то появилось это как раз из детства. Этот глупый спор с подбадриваниями до хрипоты — это не Зинку вызвонить на свидание, чтобы потом посмеяться над наивными чувствами девочки из-за буйно цветущих зарослей сирени. Все оно из детства. Конечно, Иннокентий ощущал стойкий перегар, но и думать не знал, что это не водка, а самое настоящее терпентинное масло. Вот только помнил ли Игорь, как раздосадованный Кешка плакал у кровати товарища, пока без сознания лежал под капельницами, промытый донельзя? Откуда бы ему знать, как Женеров терзался из-за этой отчаянной волны азарта, возненавидел себя за извечные подстрекательства? Катамаранов оказался на удивление живучим, но с тех пор жизнь его пошла под откос.       — Отчубучу те все, что хо-шь, — странновато улыбаясь, ответил Игорь. — Хоть п-течку, хоть бутылечку!       — Буду, — согласился коротко, почти не задумываясь. — Сейчас я, только стаканы принесу, что ли…       Иннокентий ушел на кухню, где готов был умереть от стыда. Вместо того, чтобы мчаться в ночь следом за Особой, он решил свести счеты с жизнью. У Женерова явно не такое лошадиное здоровье, как у Игоря, — слишком велик риск напиться и упасть замертво. Зато Особа сразу узнает, даже вернется, даром что к остывшему во всех смыслах этого слова телу. Отмахнулся. Один не помрет, тем более сам согласился. Иннокентий вернулся со стаканами в гостиную, взглянул на Игоря и снова обругал себя. Да что такое у него в голове творится?! Присел рядом, взглянул в темные глаза, скрытые за длинной непослушной челкой. Неожиданно отточенным движением Катамаранов разлил по граненым стаканам терпко пахнущий скипидар. Прозрачный как вода, но ядреный, хуже горькой. Женеров засомневался, ощущая легкий дурман. Вроде бы еще не пил, но это уже как-то чересчур. Но ведь согласился. Недолго думая, придвинулся чуть ближе к Игорю. Все также на полу, хотя можно было также сесть где-нибудь на кухне или хотя бы на диван. С другой стороны, если это все разольется, то потом Особа точно придет, чтобы забрать последние вещи и уехать уже навсегда.       Может быть, так оно будет лучше? — задумался Иннокентий. — Она будет свободна, и я тоже… Один, правда. Особа-то быстро себе кого-нибудь найдет… Особа-Особа, что ж ты так, ведь…       — Ст-оп! — воскликнул Катамаранов, аж стакан в руке дрогнул. — К-шк, у тя водка есть?       Женеров растерялся, опустил глаза на полный стакан. Только что готов был едва ли не утопиться в стакане из-за своих неразделенных чувств, а тут от него что-то требуют. Водки не было, зато где-то была початая трехлитровая банка с синтезированным спиртом. Не пил, но иногда по хозяйству пригождалось. В последнее время бухгалтерия задерживала зарплату, именно поэтому иногда стены НИИ покидали разные реактивы. Разве это кража? Так, заимствование. Даже Виктор Сергеевич иной раз варил на рабочем месте какие-то отварчики, а потом потаскивал их в потайном кармане пальто. Лешка вообще реактивами свою шевелюру мыл прямо на своем рабочем месте. Чем Женеров хуже? И потом, кто знает, вдруг завтра уволят, а у уважающего себя инженера даже спирта дома нет? Можно, конечно, и водкой разжиться, вот только где ж ее взять с такой-то зарплатой? Доверившись собственному глазомеру, Иннокентий набрал в мензурку обычной воды из кувшина. Слишком много спирта и слишком мало воды.       — Крепковато, конечно. Явно не сорок градусов, — растерянно констатировал Женеров, но тут же отмахнулся. — Да и шут с ним, со спиртом казенным! Помру так помру, зато хоть буду знать, ну, отчего помер.       И это прежний Кешка? Выдул бы он столько спиртяги в одно горло? — присвистнул Катамаранов, но в слух пролепетал:       — Эт, бу-шь ск-хипидар запивать. З-куски лучше нет, звиняй.       Чокнувшись стаканами, Иннокентий отпил один глоток и тут же закашлялся. Игорь же осилил свое залпом, затем придвинул банку со спиртом к Женерову поближе. Понятное дело, он-то скипидар ни разу не пробовал, а зря. Может быть, нелегкая инженерская жизнь стала бы куда проще?       — Запивай, ч-во ты?       Инженер некрепко взял в руки банку и отпил небольшой глоток. Катамаранов даже дрогнул — вдруг уронит? Потом ведь придется как-то этот спирт впитывать, чтобы вся квартира не заспиртовалась. Уж что-что, а об этом строитель знал достаточно. Даром, что ли, его соседи со второго этажа заливали скипидаром? Игорь автоматически вскинул руки, чтобы придержать тяжелую банку, но почти сразу же отнял их.       Подумаешь, прошибло маленько, словно током, — подумал он. — Может, скипидар на спирт наложился, оно так и вышло. Ладно, неважно.       — Бр-р, плохо пошло, — отозвался Иннокентий, — и спирт какой-то сладкий.       Это Кешке только казалось, что пошло плохо, вот действительно плохо — это когда выпитое просилось наружу. Он почти сразу раскраснелся, наверное потому, что в последнее время был трезвенником. Со странной улыбкой Игорь подал недопитый стакан товарищу.       — Уверен, что это хорошая мысль? — недоверчивый взгляд сквозь толщу очков.       — Д. Ты пей, ч-во тянешь?       Катамаранов, словно завороженный, уставился на Иннокентия, будто впервые его увидел. Вот вроде бы столько лет общались, а увидеть Кешку плачущим, а потом и вовсе пьющим — нечто непривычное. Взгляд карих глаз напротив смягчился, поплыл, а исхудалые щеки как-то зарделись, хотя, куда уж хлеще? Каждому гражданину разные реакции на выпитое. Недолго думая, Игорь плеснул в два стакана еще скипидару. Может быть, если они хлопнут еще раз по двести, то оно станет понятнее? И потом, что одному отравление, то для Игоря Натальевича — стабильное состояние… Нет, агрегатное!       Прям как на мой день рождения, когда Кешка хряпнул стопочку за здоровье именинника и упал, — отметил Игорь. — И по мне тоже градус шарахнул, раз я так уставился на Кешкины губы. Так вот почему на трезвую голову иногда жить страшно.       — Ты чего на меня так смотришь, Игорь? — покрутив пустой стакан в руках, захмелевшим голосом спросил Иннокентий.       — Эт как, так? — потупив взгляд, задумался Катамаранов, но тут же ответил: — Слежу, чтоб ты не в-р-рубился.       Женеров понадеялся, что последнее ему явно послышалось: «слежу, чтобы ты не влюбился».       А что делать, если я, того, ну?.. Влюбился, — подумал Иннокентий, отставил стакан в сторону. — Когда плакал над Игорьком в отключке лет так десять назад. Видел, как жизнь школьного товарища катится под откос, но ничего не сделал. Даже когда у него появилась Зинка — ничего не сделал. Только в угол самого себя загнал.       В отчаянном порыве Женеров подполз к Катамаранову, опустил ладонь на его плечо, второй коснулся щеки. Такое впечатление, что он решил буйную юность вспомнить. То тетя Наташа фингал ему поставит по синьке, то на танцах в самую гущу драки влетит, а потом возвращается к Кешке с Сережкой, слушая их увещевания. Помнится, что ради этого в морозилке у Женеровых лежали пакеты с водой.       — Так и помяли тебя за что-то, как в стародавние. Из-за кого-то, — Иннокентий осторожно коснулся небольшого синяка на скуле холодными пальцами. — Жаль, что не с Особой за меня…       Игорь опешил, взглянул в хмельные глаза за толщей очков — заблестели, может даже от алкоголя. Легкая прохлада приятно бодрила. Может, не надо было отбивать Зинку от того спортсмена, не стоила та странная связь на один вечер никаких передряг? Запоздало лицо Иннокентия бросило в краску, руки прилежно опустились на собственные колени. Вот он, позабытый товарищ по несчастьям — сидит напротив и трогает лицо своего товарища. Сейчас еще метнется карасиком на кухню за пакетом со льдом. Теперь растерялся Катамаранов. Ожидал, что окажется за дверью, чтобы потом со спокойной душой единолично выпить бутылочку скипидара в своем жилище, но вместо этого сидел с Женеровым на полу в гостиной, а за окном уже давно стемнело. Что ни говори, а под выпивку время пролетает незаметно.       — Может быть, к черту это все, эти все обязательства перед этими… Любовь эту вот, — далеко не сразу ответит Иннокентий. — Говорю, может быть уже обратишь на меня свое внимание?       Кешкин язык заплетается, последнее пришлось повторить несколько раз, но Игорю было достаточно и той невнятной фразы с первого раза, чтобы многое понять. Неужели так много забыл? Неужели этот чертов скипидар выжег все самое важное, что было связано с застенчивым Кешкой? Нетрезвый разум щедрой рукой подкидывал те немногие воспоминания, что хотелось забыть — от первой встречи во дворе до полыхающих щек Женерова. От врагов до товарищей по несчастью. Никакой Сережка не мог успокоить разгоряченного Игорька, подбадриваемого Кешкой. Вроде с виду правильный, но топил за любой кипиш. Стянуть чьи-то простыни с веревки во дворе, натереть доску в кабинете математики мылом, написать на заборе ГУСЬКОВА ДУРА или даже скипидар этот на спор выпить. Недолго думая, Игорь впился в губы своего товарища. Зачем слова, если можно доказать делом? Их так долго тянуло друг другу сквозь обиды, года, сложности, эту чертову скипидарную хмарь. Тянуло страшной, неотвратимой силой, вот только Женеров это всячески отрицал, скрывался. Бедный, бедный Кешка…       Иннокентий даже опешил от напора чужих губ, потому отдался крепким рукам и вверился воле Игоря. Уж что-что, а Катамаранов явно был более сведущ в амурных делах и поцелуях больших… По-французски же! В этот момент Женерову уже не хотелось сгореть от стыда, когда он в девятом классе просил Игорька научить его целоваться «со всеми делами». Что ни говори, а слово свое Игорь Натальевич все же сдержал, пусть и сильно запоздало. Первым отстранился Иннокентий — не хватило воздуха. Почти сразу же пришло осознание.       — Господи, Игорь, что ж мы творим? — руки сдавили голову. — Это же, ну, неправильно как-то. Мы же друзья, товарищи детские, из детства. Зачем это все по-напрасное?       Мальчик мой, зачем тебе эта Особа? — сотней ракет рвалось в мыслях Игоря, но он лишь глупо смотрел в глаза напротив. — Зачем все усложнять? Оставь все свои горести и сомнения своей Особе.       В последнее время Катамаранов редко видел Женерова, с женщинами подавно. Хотя, нет, было пару раз, когда к нему Зина ходила, но тут уж дело ясное — коллеги. Больше того, с недавнего времени Иннокентий вовсе стал директором НИИ, а сам Игорь — безработным. Вся злость растворилась в скипидаре. Чтобы обрести что-то важное, нужно чем-то жертвовать. То хотя бы в стенах института виделись изредка, но тогда Кешка шарахался от него, как от прокаженного. Казалось, избегал даже случайных взглядов в его сторону. Это теперь Катамаранов понял — просто боялся выдать себя с головой. Может, именно поэтому и хотелось упиваться скипидаром, а потом творить безобразие в стенах института?       И все же, кто эта Особа? — задался вопросом Игорь. — Пусть даже уехала, но квартирка-то, совсем как холостяцкая берлога! Кажется, что даже у меня нет такого бедлама, как у Кешки. Может, ее и нет вовсе?..       — З-чем она те? — наконец спросил Катамаранов. — За-чем? Особы твоей…       — Знаю…       Иннокентий быстро сдался, опустил взгляд на дрожащие руки. Еще раз подумал, нужна ли ему эта Особа? Хотелось уже излить свою душу, признаться. От одиночества и отчаяния люди не только лезут на стены, но и сходят с ума. Особенно, когда Игорь шел под ручку с Зиной. Бегала за Женеровым, а спала с другим. Это у него была Особа — придуманный рай для одного.       Нужна, конечно нужна! Как же иначе-то? — разозлился Женеров. — Ведь именно Особа спасла меня от этой глупой влюбленности в Игорька, от этих больных стихов в старой тетрадке, от мук совести за свои чувства.       — Я просто хотел быть нужным кому-то, — прошептал Иннокентий, пронзительно взглянул в глаза Игорю. — Тебе-то что? У тебя Сережка есть, Зина. А у меня? Только и осталась Особа.       Дрожащие руки подхватили бутылку скипидара. Осталось на самом донце, но Женерову и этого хватит. Вот как выпьет, так и упадет сразу замертво. Лишь бы не объясняться перед пьяным Игорем за чувства прошедших лет. Все равно ведь не поймет, так потом еще и будет давить на больное. Такое ведь было, когда Кешка в юности засматривался на одну девчонку из параллели. Все не так, все неправильно! Хотелось верить, что наутро Катамаранов даже не вспомнит об этой спонтанной попойке, терпкий привкус скипидара на чужих губах, все свои глупые школьные переживания, нежный взгляд карих глаз напротив и эти ненужные слова. Чуть прохладный скипидар охладил мысли Иннокентия, прокатился в желудок. Уже не так бьет по шарам, почти привык и горько улыбнулся. Также, как к своей Особе. Ведь она всегда будет рядом! Впервые, что ли, она уезжает к маме или в какие-нибудь командировки?       — Ее не существует. Выдумал, — наконец решился Иннокентий, дрожащим голосом повторил: — Вы-ду-мал!       Игорь видел отчаяние в глазах товарища. Кажется, он всегда был такой, держал все в себе. Пока Катамаранов пропадал с Серегой по дворам, у Кешки были только учебники, учеба, стены квартиры, потом инженерия, работа, коллеги… Почему он держался в стороне, когда ему так отчаянно нужна была помощь? Уж если что, то взял бы в охапку Жилина, приставил к стенке и узнал обо всем, даже если бы дело дошло до кулаков. Вот только время безнадежно упущено, потеряно где-то на улочках оставшегося безымянным городка. Игорь даже сам себе удивлялся. Скипидар давал такую ясность мысли, но все напрасно. Хотелось так много сказать, достучаться, объяснить, а он все блеял что-то нечленораздельное и односложное.       — Хо-шь, я те-р-рь всегда с тобой бу? — тихо спросил Катамаранов. — Любые конкур-рсы для тя выигр-рывать бу-у.       — Хочу. — Твердо и уверенно. Почти также, как и согласился пить скипидар.       Большего и не нужно было. Теперь Игорь сгреб в охапку растерянного Кешку, разливая банку с разбавленным спиртом. Какая теперь разница? Обветренные губы слились в очередном пылком поцелуе. Будто те двое мальчишек наверстывали упущенные годы и возможности, разгоняли старые предрассудки и обиды. И вправду, может, к черту этих женщин, от них лишь одни страдания!       Катамаранову явно не хватало чьей-то искренней любви, а не интриг на пару вечеров, ровно также, как и Женерову, хотелось чувствовать себя любимым и нужным кому-то. Обернись назад, поверил бы прежний Кешка, что спустя почти двадцать лет он будет отчаянно целовать странного мужчину, в далеком детстве разбившего его очки? Иннокентий и не верил, стягивая видавший свои лучшие годы ватник с угловатых плеч Игоря. Дрожащие пальцы, вымазанные в мазуте, путались в бесконечных пуговицах, пачкали любимую рубашку в клетку. Если и сходить с ума, то хотя бы в эту пьяную ночь вместе со старым товарищем по несчастью.       — Если бы ты знал, если бы ты только знал, — шептал в губы Женеров.       — Зато те-р-рь знаю, — ответил Катамаранов, пьяно улыбнувшись. — И никому тя не а-дам.       — Отдам, Игорь…       — НЕ-А-А-ДАМ! — вспылил Игорь, что есть сил рванув оставшиеся не расстегнутыми пуговицы. — Я те-р-рь везде тя найду, из любых д-р-ряг вытяну, даж если в топь ухнешься или сбежишь от меня. Не сбежишь, по-эл?       Иннокентий растерялся, но только на самый короткий миг. То ли от внезапной близости Игоря, то ли от его исхудалого тела. Щеки залило румянцем. Вроде бы и худой, но крепкий, жилистый. Может, еще и на руках до кровати донесет?..       — Дер-ржись к-р-репч, Водолазк! — Катамаранов неожиданно подхватил Женерова на руки.       — Я, что, вслух? — изумился Иннокентий.       — Не-ет, в глазах у тя прочел, Водолазк, — лукаво улыбнулся Игорь и подумал: — Вслух, конечно.       Ведомый памятью, Катамаранов крепкой поступью шел в комнату прежнего Кешки, неожиданно бережно опустил его на кровать, затем улегся рядом. Пьяные карие глаза смотрели на Игоря с молчаливой благодарностью. Дошел бы сюда сам? Собрал бы все косяки в доме, а наутро удивлялся свежим синякам. Мазутные руки оставили замысловатые узоры на худом теле Иннокентия. Кажется, рубашка осталась лежать в луже спирта рядом со стянутым ватником и майкой Игоря. Кажется, завтра кому-то будет стыдно…       — Ты только не оставляй меня, — прошептал Женеров, добавил: — Хороший мой…       — И не подумаю. Хо-шь, даже на ночь с той… тобой останусь, — отозвался Катамаранов. — Двер-рь закр-рыл.       Иннокентий снова прильнул к Игорю. Почему с ним рядом так спокойно? Что скипидар спиртом запивать, что лежать, что целовать — все одно. Вот только что-то было неправильным. Взгляд невольно скользнул по телу, на короткий миг задержался явно не там. Если бы можно было сгореть от стыда, Женеров бы сгорел прямо здесь. Вот уж действительно — достоинство. И все же, что-то неправильно. Одно дело, когда привел домой девушку, раздел… А здесь — мужчина. Как оно правильно?       — Игорь?       Раскраснелся. Видимо, тоже не понимал, как правильно. Может быть, для начала все же нужно раздеться? Не с первого раза, но Иннокентий все-таки расстегнул треклятый ремень, Катамаранов помог стянуть помятые брюки. Пусть все эти проблемы достанутся Кешке из завтрашнего дня! Все равно завтра будет законный выходной, уж если что, до воскресенья будет еще целая суббота. А истерзанные губы все шептали:       — Если бы ты знал, если бы ты только знал…       — Любишь меня, что ль? — усмехнулся Игорь.       — Даже если и так. Это… плохо?       — Не. Я тя тож люблю, К-шк.       Казалось, что тело Игоря горело под касаниями пальцев, прикосновениями губ. Они знали друг друга, но явно не с той стороны, не в этой ситуации, куда их угораздило. Медленно горел и Иннокентий. Выпитое уже не било по голове, но явно развязывало руки, усугубляло отчаянные ласки.       — Да как же оно? Да куда же? — терзался Женеров, скользя руками по чужому телу.       С хитрой усмешкой рука Игоря скользнула вниз по животу, что заставило Иннокентия вздрогнуть. Недолго думая, его рука скользнула по телу Катамаранова. Дрогнул и он, закусил губу, лишь бы не выдать себя. Пусть в этом доме были не самые тонкие стены, а сверху завывали эти беспокойные «волосатики», беспокоить соседей как-то не хотелось. Женеров готов был взмолиться, но лишь сдержанно заскулил.       — Что ты делаешь со мной?       Губы слились в поцелуе. Катамаранов навис над Иннокентием, хитро улыбнулся. Одной близости его горячего тела явно было мало. Рука Игоря внезапно скользнула вниз, заставила Женерова охнуть. Вздох заглушило отчаянным касанием губ. Пропитанные разлитым спиртом, взмыленные и разгоряченные, но вместе. От непримиримых врагов до двух товарищей, от умирающих в груди слов любви до отчуждения, чтобы оказаться в эту недужную ночь в квартире Иннокентия. Игорь чуть сильнее сжал ладонь, движения стали чуть короче, дыхание давно сбилось.       — Я… кажется… почти…       Поцелуй на грани отчаяния, сдавленный стон в губы. Игорь прижался еще сильнее, явно подгонял разнеженного Женерова. Катамаранов чуть слышно рыкнул, оставил укус на нижней губе. По его телу прошла волна приятной судороги, в ладони стало влажно. Немного задержавшись, пружиной сжался Иннокентий. Игорь медленно перекатился на кровать, утянул на себя своего старого товарища, улыбнулся. Товарища ли теперь? Любимого, несносного и такого пьяного Кешку. Приятная усталость, словно одеяло, накрыла двух мужчин. Так они и уснули, только Иннокентий все же сполз на кровать, чтобы лишний раз не тревожить уставшего Игоря.       — Ты ч-во? — сонным голосом прошелестел он, затем прижался ближе к Женерову. — Во.       Недолго думая, Иннокентий положил свою голову на вздымающуюся грудь Катамаранова.       Не об этом я думал, — едва заметно улыбнулся он. — Всего-то хотел признаться, а делов наворотил… Может быть, проснусь, а Игорек уже, того, уйдет?       Вот только наутро Катамаранов не ушел, все также лежал рядом и сопел, изредка бормоча что-то во сне. В конце концов, сам пообещал, что не отдаст и не уйдет. Впрочем, утро ли? За окном уже давно светило солнце, а Иннокентий и Игорь все лежали в кровати.       — Это уже как-то совсем неромантично, — пробормотал Женеров, затем сказал чуть громче: — Игорь, вставай. Игорь? Ну, пожалуйста, вставай, ну чего ты?       Иннокентий осыпал лицо короткими поцелуями, но Катамаранов только нахмурился.       — Ну ч-во ты, а? Я так устал.       — Не хочешь — не надо.       Делать было нечего. Женерову пришлось встать, хоть это и не получилось с первой попытки. Коротко осмотрел себя, будто бы еще раз убедился, что ему определенно нужен хотя бы легкий душ. Если следы ночных «преступлений» еще можно было смыть, то темные отметки уже вряд ли. После душа Иннокентий взглянул на себя в зеркало, прикинул, будут ли видны эти мелкие синяки.       — Не будут, Кешк, — ухмыльнулся за дверью Игорь. — Как для себя старался.       — Бешеный…       — Я тя не бил, я тя любил, — смеясь, ответил Катамаранов. — Хо-шь, еще таких засосов тебе наставлю?