« если я закрою глаза, я увижу дом, который ты построил в моем сознании. и я позволю этому ожить;
пусть он пустит корни там, где когда-то был позвоночник. »
ᅠᅠᅠᅠᅠ ᅠᅠ ᅠᅠᅠᅠᅠ ᅠᅠ ᅠᅠᅠᅠᅠ ᅠᅠ Почему она здесь и где именно это «здесь», Хелейна иногда забывает. Теряется в череде однообразных дней, теряется во времени суток и спит, спит столько, сколько не позволяла себе никогда до этого; столько, сколько никогда бы не позволила ей мать. Дни сливаются в один очень долгий и бесконечный кошмарный, который с каждым витком повторения смазывается и перестает казаться реальным. Настолько, что Хелейна не чувствует кончиков пальцев, не чувствует собственного лица, когда касается. Цикл нарушается и рассыпается, когда дверная ручка поворачивается и на пороге — комнаты? квартиры? где она? — оказывается он. Эймонд мертв, вспоминает Хелейна, он убил его, а потом пришел за ней. Поглумиться ли или потому что «око за око, сына за сына, дочь за дочь», но она пальцами царапала по оконной раме, цеплялась и брыкалась, когда руки Деймона стягивали ее с подоконника. Хелейна помнит — помнит ли или привиделось? — кровь на рукаве его куртки, когда он заталкивал ее в машину, босую, зареванную и совершенно потерянную и обессиленную. И это последнее, что она помнит отчетливо. — Тебе нужно поужинать, Хелейна. У него голос обманчиво — обманчиво-обманчиво-обманчиво! он — чудовище и убийца! — мягкий, а взгляд внимательный, осторожный словно бы. Деймон порог ее комнаты не переступает, прислоняется плечом к дверному косяку и не пытается даже подойти, не то что бы поднять ее и выволочь за руку к ужину, как это могла бы сделать мать или Эйгон. Он не нарушает ее личное пространство, терпеливо ждет ответа и не давит. У Хелейны пальцы дрожат, она рукава кофты тянет ниже, вскидывая взгляд на него. — Мне нужно на похороны Эймонда, а не ужин. У нее голос хрипящий, низкий, она ни слова, кажется, не проронила за все то время, что здесь. Знать бы еще сколько она здесь, знать бы еще зачем. Он чудовище, напоминает себе Хелейна, когда он слишком легко жмет плечами и говорит то, что она меньше всего рассчитывала услышать. — Похороны были два дня назад. Дверь за Деймоном закрывается тихо. Слезы заканчиваются только к ночи, заместо них приходит головная боль и прерывистый сон. Дверь оказывается не запертой, когда на утро она пробует ее открыть. На двери и замка-то нет, понимает Хелейна — а был ли он вообще? всё ли время она вообще провела в этой комнате? — осмотревшись. Храбрости ступить за порог хватает, а вот дальше — нет. Пальцы держатся за ручку, а она нерешительно топчется на месте. Это не может быть случайностью, ни при каком раскладе незапертая дверь не может быть удачей, совпадением, чудом или еще чем-то. А вот проверкой — да. Хелейна вспоминает мягкие интонации, руки, что стаскивали ее с подоконника, и кровь на рукаве. И делает шаг. В голове хаос и несусветица, каких никогда еще не бывало, все в кучу путается так сильно, что она даже не знает сколько она здесь. Единственное четкое, то, что держится обособленно от остальной чехарды — она хотела покончить с собой, а Деймон убил ее брата. И это случилось в один день. Лестниц остается позади, Хелейна неуверенно оглядывается и шагает в сторону широких дверей, откуда приятно пахнет кофе и какими-то пряностями. В столовой совершенно предсказуемо находится Деймон, который не поднимает даже глаз на нее. Заговаривают они одновременно: — Ты можешь присоединиться. — Я здесь заложница? И от того, насколько вопросы полярные, Хелейна фыркает. И тут же рот зажимает ладонью. Деймон поднимает на нее взгляд и улыбается так, что по спине бегут мурашки. — Ну что ты, дорогая, ты здесь гостья. Самая желанная гостья. Хелена не верит, Хелена помнит кровь на рукаве — не ее ли кровь? не из-за нее ли была кровь, когда она бесновалась и царапалась? — и то, что он убил Эймонда. И все же за стол садится. На другом конце стола. И вздрагивает, когда он поднимается на ноги и вторую тарелку — почему вообще стол засервирован на двоих? — ставит перед ней. И возвращается за свое место. Они ужинают в тишине. Хелейна спускается к ужину каждый вечер. И каждый вечер сценарий один и тот же. Засервированный на двоих стол и никаких вопросов. И голове сумбура меньше, а кончики пальцев чувствуют и столовые приборы, и тонкую ножку бокала, в котором спустя две недели оказывается не вода, а красное сухое. Единственное, что меняется — рубашка или джемпер на Деймоне, мясо в тарелке. Неизменным остается даже выбранное ей в первый раз место. Всех этих игр она не понимает, никогда не понимала, но пока ее положение ее даже устраивает. Не то чтобы есть из чего выбирать. К концу месяца, осознанного месяца ее нахождения здесь, Хелейна начинает выходить из комнаты не только к ужину. Деймон ничего не говорит на это и продолжает держать и дверь ее комнаты, и двери дома открытыми. Она не бежит только потому, что сбежать все равно не удастся. А еще, может, потому, что находиться здесь совсем так же, как и дома. Только здесь от нее ничего не требуют и ничего не ждут. Хелейна напоминает себе, что он не благодетель, а убийца, когда начинает казаться, что здесь она свободнее, чем дома. Привычный сценарий дает осечку на их шестьдесят восьмом ужине. И она пугается, кажется, намного меньше, что они оба думали. На пороге появляется Эйгон с требованием вернуть ему жену. Вернуть его жену спустя столько времени. Хелейна не планирует выходить из столовой, но ее брат начинает кричать, начинает переходить на так знакомые ей капризные интонации, не оставляя ей никакого выбора. Он взъерошенный, с безумным взглядом и пьян. И, наверное, она отшатывается слишком явно, когда Эйгон делает шаг в ее сторону, потому что обычно мягкий и обволакивающий голос Деймона звучит так, что ей становится не по себе. — Еще хоть шаг сделаешь, и я тебя убью, мальчик. — Это моя жена! Ей стоит дорогого чтобы не поморщиться от того, как привычно и пренебрежительно-собственнически он это говорит. Он так же в детстве говорил про свои игрушки, вдруг вспоминает она. Капризно и не терпящим возражений тоном. А вот ее согласия никто никогда не спрашивал. Ни тогда, когда их обручали, ни когда им подарили квартиру, ни тогда, когда она забеременела. Ни тогда, когда она плакалась матери, ни тогда, когда убили Джейхейриса. Хелейна привыкла, что она не имеет права выбора. Особенно теперь. И вздрагивает, когда участливый голос Деймона — он чудовище, он монстр, он убил Эймонда, твердит внутренний голос, — зовет ее, повернувшись к ней всем корпусом. Хелейна здесь чуть больше пяти месяцев, они почти не разговаривают даже, лишь ужинают вместе и иногда пьют кофе по утрам на террасе, если она уже проснулась, а он еще не уехал. — Дорогая? Ты хочешь уехать с мужем домой? И он не угрожает, не давит, у него интонации снова те самые. Он по-прежнему не касается ее даже, предоставляя ей самой решать. И на секунду мелькает мысль ответить «да», чтобы узнать, отпустит ли он ее. Хелейна взгляд переводит на Эйгона и все же морщится. Он снова пьян и так раздражён и уязвлен, что это обещает обернуться для нее синяками и царапинами на бедрах, если они окажутся наедине. По спине бегут мурашки. И еще больше не по себе становится из-за того, что они бегут не из-за того, кто ее тут в плену держит, а из-за старшего брата. — Я не хочу возвращаться домой, — у нее голос дрожит, а в глазах Деймона загораются дьявольские искры. Хелейна сглатывает ком в горле, прежде чем обратиться к Эйгону: — Поезжай домой. Тебе нужно проспаться и протрезветь. И меньше позорить мать. Эйгон выплевывает едкое «шлюха», Эйгон зовет ее подстилкой и переходит на шипение. Хелейну трогает это не больше, чем все ночи, что он провел в борделях. Вот только она пальцами сжимает чужое запястье и так тихо, чтобы услышал только Деймон, выдыхает. — Не надо. Пожалуйста. Прошу тебя. Физический контакт оказывается не таким уж и страшным, как это рисовалось в ее голове. И она даже остается в живых, когда разжимает пальцы. Его выкидывает за дверь охрана, а Деймон берет ее за руку и уводит обратно в столовую. Хелейна не сопротивляется. Ее клетка захлопывается в тот же миг, когда за братом закрывается дверь. И рассыпается прахом уже на следующее утро. Потому что он предлагает ей съездить и проветриться, пройтись по магазинам и забыть о той сцене, какую устроил ее брат вчера. Он предлагает выпустить ее из дома с тактичным и ненавязчивым сопровождением и гулять хоть до самого вечера. Хелейна смотрит на него, совершенно не зная что ответить, принимает кофе из его рук и ограничивается коротким «спасибо». За кофе, за Эйгона, за безмятежность. Деймон — чудовище, монстр и убил Эймонда. Это неизменная константа ее жизни, вот только как-то так вышло, что, даже несмотря на это, вся ее остальная семья еще хуже, чем монстр, что пленил ее среди незапертых дверей, стащив с подоконника и сохранив жизнь.