Туман Авалона

Белый дым не желал расступаться, — будто и в самом деле происходил от легендарного тумана Авалона; будто, подобно своему прародителю, не встретив положенной магии, превратился в барьер, до срока непроходимый для смертного. Альбус знал, разумеется, что это невозможно: за прошедшие годы они с Геллертом часто пользовались астральной связью. Слишком часто, пожалуй, а ведь, будь астральный страж и правда сродни туманам Авалона, как уверяли некоторые теоретики (хотя, на взгляд Альбуса, так скорее мистики, если не сказать мистификаторы) магии, он бы и раньше его не пропустил. Ведь Альбус, подобно мифическим родоначальникам человечества, потерял свой Авалон, обретя познание добра и зла — и того, что отделяет одно от другого. Не худший размен, если подумать, — по крайней мере, для того, кому суждено жить на грешной земле. — Простите. — Едва вывалившись от порога снова не пожелавшего открыть двери астрала, Альбус ожидаемо столкнулся с настороженным и полным надежды взглядом черных глаз. — Мне, право, даже неловко, — он улыбнулся, пытаясь шуткой сгладить неловкий момент. — Репутация одного из самых сильных магов современности обязывает меня с легкостью проделывать подобные фокусы. — Это вы меня простите, — Юсуф Кама покачал головой. — Мне не следовало вас просить. — Вы меня ни о чем не просили. Я сам предложил забрать у Гриндельвальда ваши воспоминания. — По крайней мере, попробовать, — горько усмехнулся тот. Кажется, за время, проведенное с Геллертом, он успел неплохо его узнать. — Это меньшее, что я могу. Вы рисковали ради нас жизнью. В сравнении со смертью утрата нескольких воспоминаний кажется хорошей альтернативой, но я знаю, что значит потерять… близкого человека. — Слово «сестра» Альбус произнести так и не смог. — И понимаю, какими драгоценными становятся воспоминания о нем. — Воспоминания… — Юсуф снова покачал головой, на этот раз с какой-то тоскливой обреченностью. — Я следил за жизнью Литы с тех пор, как она появилась на свет. Даже когда понял, что это не поможет мне выполнить Клятву, я все равно продолжал наблюдать. Причем еще тщательнее, чем раньше. Не удивительно, если подумать: ведь из моей потенциальной жертвы она превратилась просто в мою сестру. — Он улыбнулся мечтательно и закрыл глаза, словно пытаясь вызвать в памяти удаленные оттуда картины. — Но разговаривали мы лишь однажды. И наша «близость» — не более чем иллюзия. — Если вы так думаете, то почему хотите вернуть свои воспоминания? Юсуф помолчал несколько секунд, потом кивнул своим мыслям — и резко сменил тему: — Я не знаток теории магии, но, насколько мне известно, для астральной связи нужно обоюдное желание. Разве нет? — Ну что вы! — Альбус против воли рассмеялся. — То есть да, теория утверждает именно так, но я уже на собственном опыте убедился, что она ошибается. Будь иначе, я бы не стал даже пытаться. Будь иначе, добавил Альбус мысленно, их астральные встречи с Геллером не существовали бы вовсе. Ведь они разругались еще тогда, много лет назад. Все, что их связывало, было уничтожено вспышками заклинаний — и бегством, которое ударило Альбуса даже больнее, хотя он и не решался себе в этом признаться. Осталась лишь кровная клятва — да эти встречи, наполненные бесконечными разговорами, спорами, ехидными подколками, попытками поймать собеседника на слове. Так похожие на те, летние, если подумать, — но эту мысль он тоже от себя гнал. — Быть может. А быть может, — пробормотал Юсуф себе под нос, — ошибаетесь вы, и раньше он открывал вам дверь по доброй воле. — И быстро добавил: — Цилинь предложил вам неограниченную власть над нашим миром. По крайней мере, в перспективе неограниченную. — Альбус удивленно приподнял брови — эта догадка была достаточно нетривиальна. — Но вы отказались. — Иначе он бы и не предложил. Цилини всегда присутствуют на церемонии, но крайне редко склоняются перед кем-то. Ведь подчиняйся мы лишь решению цилиня, в выборах не было бы смысла. Уверяю вас, ни одна страна мира не стала бы тратить столько денег на то, что тут же разрушится движением копыт магического существа. Но это очень редкое явление. Вероятно, отсюда и пошла легенда о том, что цилинь склоняется лишь перед кристально чистым и бескорыстным. Лишь перед человеком настолько светлым, что они рождаются не каждое поколение. Однако, после последних событий я склонен считать, что цилинь всего лишь выбирает того, кто не хочет власти. Достаточно сильно не хочет, чтобы отказаться, даже если ему предложат. Согласитесь, в норме такие люди просто не появляются на церемонии избрания. Что им там делать? Разве что происходит нечто из ряда вон выходящее — как с нами и случилось. И теперь тот, кого цилинь назвал следующим, в общих глаза все равно останется вторым. Думаю, такова система защиты мироздания. Кто-то, кто хранит наш мир, придумал эту простенькую логическую ловушку, чтобы во времена великих потрясений власть предержащие не забывались. — Боюсь, для меня это слишком сложно. Альбус и сам уже понял, что забылся и позволил себе сказать много лишнего. Хотя ничего опасного в его словах не было — он и Ньюту говорил то же самое, но тот отмахнулся от этих рассуждений, поскольку ему не было интересно, — однако он давно взял за правило не смущать окружающих людей слишком сложными для них рассуждениями и расчетами. Впрочем, Юсуф, с его замечанием о «неограниченной власти», не казался тем, для кого подобные рассуждения слишком сложны. — Боюсь, я вам не верю, — улыбнулся Альбус. — Однако я не прочь оставить философию. Я всего лишь хотел сказать, что то развитие событий не так сложно просчитывается. Тогда мы все были ошеломлены, но достаточно лишь немного успокоиться и подумать, чтобы все понять. У Гелл… У Гриндельвальда, — быстро поправился он, — нет никаких причин думать, будто высшая сила сочла меня более достойным власти, чем он. — Насколько я успел его узнать, если какая-нибудь высшая сила сочтет нечто подобное, он немедленно объявит ее не высшей силой, а шарлатанкой. И будет искренне верить в свои слова. Альбус расхохотался. — Не могу с вами не согласиться. Но… — Но, — быстро перебил его Юсуф, — вы отказались. По-моему, он этого не ожидал. И не мог в это поверить. — Он вдруг отвел взгляд. За окном клубился предрассветный туман, выпуклый и плотный, будто завеса легендарного Авалона, и из мрака проступали очертания деревьев, в это короткое мгновение казавшиеся сказочным лесом на острове блаженных. — Вы спросили, почему я так стремлюсь вернуть свои воспоминания, если не вижу в них ничего настоящего. Потому что самое страшное, что один человек может сделать с другим, — это разбить его иллюзии.

Конец