Глава 1.
Фигура молодого человека легко разрезала воздух, пока тот прокатывался туда-обратно по льду, усердно проговаривая элементы программ. Да, финал международного Гран-при был не за горами, поэтому, с каждым днём Юра с тренерами всё больше прогонял программу. Победа ближайших соревнованиях была счастливым билетом для Плисецкого, который он не мог упустить. Спортсмен слишком много трудился, сначала прошёл квалификацию, далее откатал два взрослых этапа, так что фигурист работал в поту и слезах, оттачивая каждый элемент до совершенства, а Яков и Лилия ,в свою очередь, усердно разрабатывали программу, с которой Юрий мог получить максимум баллов.***
Светлые брови в очередной раз нахмурились. Юра вкопался на месте, нервно постукивая ногой по льду. Выставив вперед аккуратную руку, парень принялся выводить причудливые кривые в воздухе, бурча что-то под нос. Словно юла, Плисецкий вертелся вокруг своей оси, то ведя ладонью спокойно, то рука быстро подлетала вверх, а спортсмен сосредоточенно считал обороты. — Так… тройной… трум-трум-трум, — напевает. — Хоп! — взмахивает рукой, попадая в такт. — Мгх, — носик недовольно задергался, видимо Юра не попал в ритм. На эту завораживающую картину Отабек мог смотреть долго. Иногда, замерев в проходе, казах просто не мог оторвать глаз от осанистой стройной фигуры. В такие моменты Юра… Он был невероятен: весь в работе, его курносый носик слегка подергивается, как что-то не по нему, а глаза горят, словно у воина. Хрупкие, но сильные плечи гордо расплавляются, когда Плисецкий поднимает изящные руки , выводя тонким пальцами узоры. Он словно парил надо льдом, прокатываясь из одной части арены в другую, а грудная клетка напряженно вздымалась, после очередного повторения комбинации. Сегодняшний день не был исключением, поэтому, появившись в дверях, Алтын замер любуясь. Сейчас он постоит так минут пять, а может десять, ну в крайнем случае пятнадцать, и пойдёт звать Юру обедать. По прошествии некоторого времени парень замялся в дверях, невыносимо хотелось полюбоваться ещё, но обед уже начал остывать, так что он пошел к бортику. Тренера уже давно привыкли, что около часа дня на корт приходил Отобек и были безмерно благодарны ему за это. Ведь Юра совершенно не мог контролировать себя, работая подряд часа по четыре, а того и больше, не слушая ни Лилию ,ни Якова. Порой фигурист настолько изматывался за день, что проходя домой, просто падал на мягкие подушки и просыпался только утром, сразу уматывая на тренировку. Подготовка к финалу давалась Плисецкому не легко, в такие моменты Отабек мог лишь быть рядом и заботься. Он часто переодевал сонного Юру в ночнушку и ,послушав недовольное бурчание, укутывал в плед, целуя в лоб. Утром встречал его завтраком, который российский фигурист не всегда ел, и они расходились, кто на тренировку, кто на учебу. Обед был единственным временем, когда они могли побыть хоть немного вместе, разговаривая, а не сопя каждый в свою подушку. Сразу в перерыв между парами, Отабек вылетал из аудитории и мчался на ледовую арену. Далее, всё-таки налюбовавшись, Отабек всегда кричал протяжное: „Юрочка!“ — потому что не позови он его, парень бы так и продолжал увлеченно шлифовать программу. И эти секунды, когда румяный, с капельками пота, немного растрепанный, радостный, но уставший возлюбленный легко катился к нему на встречу, раскинув руки, а после с размаху утыкался в грудь, протираясь носиком, вдыхая запах, были его самыми любимыми. Тогда Отабек мог долго трепать его по голове или просто крепко обнимать, таким образом, передавая энергию и поддерживая. Именно поэтому Алтын так любил приносить обед Юре прямо в ледовую арену. Было в этом что-то трепещущее и особенное. Потом пара шла в столовую спорткомплекса. Порой Юра мог быть не разговорчивым или вовсе засыпать прямо за столом, но Отабек не осуждал его, он понимал, что Плисецкому сейчас тяжело. Ему просто было достаточно быть рядом. Карьера Юры была на самом пике, в отличие от Отабека, которые своё почти откатал и посвящал себя в основном учебе, поэтому был готов поддержать возлюбленного в любой момент. Стулья скрипнули, послышались шорохи — ребята устраивались поудобнее за обеденным столом. — Хэй… — начал было Отабек, но остановился, увидев умоляющий взгляд напротив. Тогда он, поставив рюкзак рядом, раскрыл его и выудил из большого отделения ещё теплый контейнер. „Удивительно, как не остыло, пока я любовался Юрой?“ — пронеслось в Отабековой голове. Плисецкий протянул ладони на встречу, почти выхватывая обед. Крышечка щелкнула, по помещению разлетелся вкусный аромат, а Юрино довольное лицо обдало паром. Но секундой позже, радостное выражение сменилось разочарованным: — Угх, столовые приборы, — спортсмен был готов хлопнуть себя по лбу, ведь подниматься из-за стола совершенно не хотелось, после изнурительной тренировки мышцы ныли. Уловив это, Отабек встал и вскоре вернулся с вилкой и ножом, победно вручая их парню: — Золотом на финальном этапе Гран-при награждается Юрий Плисецкий! — Отабек бархатисто хихикнул, но быстро прекратил, встречаясь взглядом с лицом Юры. Оно выглядело слегка раздраженным, тонкие брови сдвинулись к переносице, а сам Плисецкий старался напыжиться, что ещё больше смешило и одновременно умиляло казаха. Он любил когда парень злился. Иногда даже зля его специально. Отабек хоть и был достаточно закрытым для других, но он никогда не упустил бы шанса получить ответную реакцию от Юры, будь то смех, злость, да хоть удар — Юрий любил иногда тыкнуть, по-другому это было не назвать, кулаком в плечо своего парня пару раз, что очень умиляло Алтына, иногда даже вводя в краску, и жутко бесило Юру. — Для золота нужно ещё потрудиться, — возмущаясь сказал блондин. — А вообще, хватит снова выводить меня из себя, тебе лишь бы поиздеваться надо мной! — Юра шутливо попытался ткнуть в Отабека вилкой, но тот мастерски увернулся, поймал маленькую ладонь в свою большую и уселся обратно за стол. Далее Отабек отпустил руку, прежде коротко сжав, позволяя Юрию наконец-то поесть. Столовая погрузилась в тишину, в которой слышалось только удовлетворенное жевание Юры, а порой вздохи удовольствия, уж больно было вкусно! А Алтын просто наблюдал за парнем искрящимися глазами. Румянец с фарфорового лица напротив уже спал, а у Отабека наоборот появился. Он просто молча смотрел на Юру, пока тот набирался сил после изматывающей тренировки. — Честно, тебе действительно не стоит так перетруждаться, Юр, — Отабек сказал это не поучающим тоном, а скорее беспокойным. Юра ничего не ответил. Слова улетели в пустоту. Казаха действительно волновало, как выглядел и чувствовал себя его парень в последнее время. Хоть Отабек и сам был спортсменом и прекрасно понимал, что нужно ежедневно работать над собой для достижения результатов, но даже в его глазах это было слишком. — Я понимаю, что ты хочешь красиво перейти из юниорской категории во взрослую, но… — Отабек не успел договорить, потому что был прерван в своих рассуждениях. — Пведстафляешь, — уже жуя один из домашних пирожков, не очень разборчиво произнёс Юра, — сегодня дорожка шагов получается намного лучше! — блондин привстал на стуле, полный энергии и , казалось, Отабек разглядел в его голубых глазах искры. Юра часто мог вести себя совершенно по-детски. Это зажигало в Отабеке свежую искорку. После плотного обеда Плисецкий всегда словно расцветал и увлеченно что-то лепетал Отабеку, но сегодня он не был настроен слушать, его действительно беспокоил тот факт, что Юра перетруждает свой молодой организм. — Так вот, делаю я вращение… — Юра остановился на полуслове. — Эй, ты вообще меня слушаешь? Отабеку понадобилась несколько долгих секунд чтобы сфокусироваться на лице Плисецкого и тот, видимо, заметив затуманенный взгляд узких глаз, повторил вопрос: — Бек, ты меня слушаешь? — Да-да, — почти формально кинул он в ответ, его мысли были далеко, — вращения ты делал. Отабек давно откладывал этот разговор, но смотреть, как Юра подрывает свое здоровье больше не мог, поэтому и постарался ранее завести этот диалог, но получился ,увы, монолог. Юра мастерски избежал этого разговора, просто переключившись на другую тему. Хотя непонятно кто из них вообще был мастером в избегании неприятных разговоров. Алтын делал это профессионально, но сейчас это действительно выводило его из себя. Смуглое лицо всё ещё оставалось бесстрастным, но внутри всё буквально вскипало. Юра закончил свой рассказ и облокотился локтем на стол, положив подбородок на сгиб руки, видимо, ожидая слов хоть каких-то слов от Отабека. Но он молчал. Стараясь сдерживаться. Получалось не очень. Карие глаза побегали из стороны в сторону, Алтын кашлянул и устремил взгляд прямо на Юрия. Сейчас он мог как обычно рассказывать что-то про учебу, смешные выходки одногруппников, беззаботно смеясь, пока Плисецкий бы его слушал, посмеиваясь тоже. Но он тревожился. Он не мог усмирить в себе ,и злость, и тревогу, и заботу. — Бека, какой-то ты странный сегодня, — Юра демонстративно скинул куртку, бережно надетую на его разгоряченное после тренировки тело, встал и задвинул стул. — Ещё и совершенно не слушаешь меня. ( Да кто кого тут ещё не слушает?) Пойду тренироваться, — надутый, тряхнул светлой шевелюрой и гордо пошел к выходу. Слова так и застряли в горле Отабека, ни звука не просочилось наружу. Он не мог выплеснуть все эмоции на Юру сейчас. Не мог быть не сдержанным по отношению к нему, в отличие от самого Плисецкого. Решил, что обязательно поговорит об этом с ним вечером, если спортсмен ,конечно, не упадет на кровать и не вырубится за секунду, как делал это прежде. Сегодня они точно это обсудят. Отабек посидел минут десять, пиная ножку соседнего стула и решил, что на оставшиеся пары уже не пойдет. Покинув столовую, он быстро глянул на корт и вышел из ледового комплекса.***
Вечер для Юрия наступал достаточно быстро, что не скажешь об Отабеке. День тянулся медленно. „Возможно, всё-таки стоило пойти на пары, “ — думал он. „Это помогло бы хоть как-то отвлечься. “ Но сейчас парень просто лежал на диване, автоматически листая телевизионные программы, особо не заостряя на них внимания, оно всё было обращено на варианты предстоящего разговора, разными сюжетами прокручивающимися у него в голове. Так он и сам не заметил как уснул. Отабека разбудил скрип входной двери, и шорохи в коридоре. Щелкнул замок, видимо, Юра запер дверь. Казаху понадобилось немного времени чтобы сознание немного прояснилось и он смог сориентироваться. Разлепил один глаз, что бы убедиться, что это его парень вернулся с тренировки. Да, он ,закутавшись в олимпийку „Russia“, тихой поступью крался через гостиную, не смотря на громкий звук телевизора. Проигнорировав этот факт, он украдкой глянул на „спящего“ Отабека и исчез на кухне. „Ужин, точно!“ — встрепенулся Отабек, но лишь внутри. Он был слишком измотан переживаниями, что бы дергаться, поэтому ,наверное, и отрубился. Алтын, словно набивная кукла, поднялся на диване и сел, потер глаза и уперся лбом в руки. На часах было уже ближе к двенадцатому часу ночи, стрелки неторопливо следовали своему маршруту, но казаху внутри было тревожно. По ладоням пробежался холодок. Чайник закипел на кухне, зажурчала вода, а где-то через минуту Юра с дымящейся кружкой вышел из кухонного проема, шагая босыми ногами через гостиную в направлении спальни. Раньше Юра всегда ластился, словно котенок, к Отабеку, когда они наконец-то встречались дома после длинного рабочего дня. Он мог просто запрыгнуть на колени, неожиданно засовывая ледяные ладошки под футболку, и долго выводить узоры на крепкой спине или на перекатывающихся мышцах торса. Мог повиснуть на шее, впившись коготками, и висеть. Мог просто повалить его на диван, зарывая в гору подушек, и целовать, целовать, сладко целовать, до головокружения, до полного опустошения легких. Иногда такие „кошачьи ласки“ плавно переходили в спальню или ванну. Но сейчас Юра прошел мимо не обмолвившись ни словом, оставив Отабека без теплого взгляда янтарных глаз. Когда ссутулившаяся фигура скрылась в ИХ спальне, хоть и сейчас Плисецкий спал там один, прогоняя парня на диван в гостинную. Ну как прогоняя… Иногда словами, которые можно было назвать скорее бурчанием. Иногда действиями, когда Отабек приходил спать, Юра уже спал, развалившись звёздочкой на всю постель. Они даже давно не целовалась. Сначала Отабек списывал всё ,действительно, на усталость, но позже стал замечать отстранённось и холодность Юры ко всему. Он не радовался больше их встречам, особенно вечерним, не радовался завтракам, приготовленным с любовью. Казаха это жутко расстраивало, а позже и вовсе злило. Он правда старался поддерживать любимого и не загружать своими загонами, но больше так продолжаться не могло. Отабек встал, скинул джинсы, оставшись в боксерах, и переоделся в ночную футболку. Подойдя к закрытой двери спальни, он два раза коротко вдохнул и выдохнул, постучал. Стук разрезал тишину квартиры, но даже после продолжительного ожидания ответа не послышалось. Парень помялся с ноги на ногу и всё же нажал на ручку и аккуратно приоткрыл дверь, заглядывая. Юра сидел, облокотившись на подушку, поджав ноги под себя, почти засыпая, но всё равно листая ленту в телефоне. Плисецкий даже не поднял взгляд, когда Отабек сделал два широких , но осторожных шага к кровати и плюхнулся на её край. Живот скрутился в тугой узел, в голове стало пусто. Чтобы успокоиться, казах провел рукой по волосам и когда понял насколько она вспотела, вытер ладошки об футболку. В комнате было тихо, даже слишком. Мысли в голове роились, но сделав контрольный вдох, Отабек всё-таки нашел силы разомкнуть губы: — Юр… — буквы улетели вглубь комнаты и ударились в темноте о стену. Молчание. Оно убивало. Убивало его, убивало отношения. Алтын крутанулся на краю постели и сел спиной к парню, чтобы было проще продолжить дальше. — Я хочу поговорить. — … — Понимаешь? — слова снова стукнулись о стену, но парень продолжал свой монолог. — С этой подготовкой к чемпионату, — он снова замолчал, подбирая нужные формулировки, попутно теребя край футболки, — ты совсем не бережешь себя… — Отабек хотел добавить: „ И меня“ , но это бы прозвучало весьма эгоистично. На кровати послышались шорохи, Юра хмыкнул, но взгляда с экрана не поднял. Отабеку было невероятно тяжело найти силы, что бы продолжить этот диалог с самим собой. Он оперся локтями на колени, потирая лицо, то ли от усталости, то ли от нервов. И после некоторой паузы выдохнул: — Ты в последнее время сам не свой… И-и-и, — Отабек сжал покрывало, так удачно попавшееся под руку, — если тебя что-то беспокоит, то мы можем это обсудить, — он закусил губу в нервном ожидании. Юра наконец подал голос: — Что-то днём ты не особо хотел меня слушать, а тут вдруг соизволил даже поговорить, — его голос был тихим и сонным, но капля яда в нём всё равно чувствовалась. Отабек впервые за десять длинных минут оторвал взгляд от пола и перевел его на лицо Плисецкого, слабо освещаемое ночником. При таком освещении его лицо казалось ещё бледнее, крупные глаза обрамляли темные подглазины, а скулы были более впалыми. Губы потрескались. Алтын не смогу перебороть навязчивое желание и медленно потянул крупную ладонь навстречу к изнеможенному лицу. Он делал это плавно и аккуратно, словно боясь, что дотронься он не осторожно и фарфоровое лицо рассыплется. Но Юра перехватил его руку своей холодной, и отвел взгляд: — Не надо, — слишком коротко и твердо, почти бесчувственно произнес он. — Я устал, — казах понимал, что это скорее всего простая отмазка и от этого сердце неприятно сжалось в груди. Отабек отпрянул, но с кровати не встал. Брюнет оперся на кровать руками, слегка приподнимаясь на них, его губы из тонкой полоски разомкнулись: — Давай отдыхать тогда. Я лягу с тобой? — аккуратно поинтересовался Отабек, пытаясь найти компромисс. — Нет, — сухо сказал Юра и погасил свет в комнате, скатился по подушке и отвернулся. Отабек молчал. Ему попросту было нечего сказать. В голове метались вопросы: почему он так холоден с ним? Где его жизнерадостный, ласковый Юра? Что он сделал не так? Посидев немного, Алтын поднялся со спального места и ,сделав короткий шажок, наклонился чтобы поправить одеяло Юры, в которое он так спешно закутался. Тот лишь задергался, стоило Отабеку прикоснутся к нему. — Уходи, — послышалось в тишине комнаты и быстро потерялось в изгибах одеяла. Спортсмен снова одернул себя и метнулся к двери, хлопнув ей сильнее, чем хотел. Выйдя, он скатился спиной по вдоль древесины. Шлепнувшись на пол, он запрокинул голову, слегка ударившись затылком, и накрыл лицо ладонями. Он просто не понимал, что случилось и почему Юра отвергал его заботу, которую он так старательно пытался ему дать, как поддержку. Зачем отталкивать того, кого любишь? „ А любит ли ещё? Нужен ли ещё ему? “ — пронеслось в голове и он сильнее вжался в трясущиеся ладони. В ту ночь Отабек до самого зарева гонял на большой скорости по широким автострадам Санкт-Петербурга.***
Утро ещё никогда не было таким тяжелым. Отабек еле разлепил глаза и просто неподвижно лежал уже битые минут двадцать. Каждое неаккуратное движение отдавалось болью в виски, а затем и по всей голове, задевая словно каждую извилину уставшей головы. Выпутавшись из простыней, парень скинул босые ноги на пол, а мир перед глазами крутанулся. Он схватился за голову, поморщившись. Ладони приятно холодили больную голову, но из груди вылетел предательский стон, а темные брови икрились, но парень всё-таки нашел в себе силы добраться до кухни, шлепая босяком. Проходя развилку между гостиной и коридором, Отабек отметил, в какой-то степени даже с облегчением, что Плисецкого уже давно нет дома. Как и предполагалось, чайник был уже остывшим. Стакан наполнила блестящая вода, сухие губы наконец-то разлепились, а пустыня во рту стала менее знойной. Со звоном поставив стакан, казах уперся руками на столешницу, растопыривая пальцы. Покачнувшись пару раз на ногах, он задумчиво опустил голову, вспоминая вчерашний вечер. Мысли путались. Он помнил неудавшийся разговор, он помнил, как был почти что послан Юрой, помнил, как наспех натянул джинсы, как накинул кожанку с берцами, схватил ключи, помнил как пыхтя спускался по лестнице, как садился на мотоцикл и стартовал с места. В голове с большой скоростью проносились ночные пейзажи Питера, мигающие светофоры, неоновые вывески — у одной из которой он торопливо припарковался и ,дернув дверь, преодолел клубы дыма, забивающие легкие, грохот музыки, ударяющий в голову, слепящие лучи, и плюхнулся на высокий стул, подзывая бармена, и попросил сет шотов. Один за другим, он опрокидывал стаканы, а жидкость обжигала горло, на душе становилось легче, голова переставала быть свинцовой. Неизвестно какая рюмка со звоном стукнулась о стойку, а за ней и голова Отабека. А дальше последовала только темнота и мрак… Он тряхул головой, поморщившись отступил от столешницы, чуть не падая на стол за спиной. На часах было уже за двенадцать и пары давно начались, но Отабек естественно решил на них не идти, впрочем, он вообще сегодня никуда не пойдёт. Не хотелось. Он поплелся в ванную, шаркая ногами, руки висели ,словно плети. Щелкнул выключатель. Зашумела вода. Ладони потяжелели. Холод ударил по лицу, пробуждая. Жидкость попадала в глаза, раздражая их, в рот. Капли стекали по носу, скулам, подбородку, прокатываясь по шее, оставляли мокрые дорожки, скатывались по ключицам под футболку. Отабек облокотился на края белоснежной раковины и уставился в зеркало. Карие омуты опухли и покраснели, лицо было неестественно бледным, он коснулся кожи лица, обнаружив темные круги под глазами, словно заболел. А может и вправду заболел? Юрой. Алтын задавался вопросом : почему люди напивались с горя? Хотя сам так сделал. Наверное, что бы убежать, отвлечься от навязчивых мыслей, заставляющих сердце больно сжиматься. Никто не хочет чувствовать боль.***
Юра уходил из дома с первыми лучами солнца, а приходил под ночь. Отабек просыпался и засыпал без него, согнувшись пополам — диван был ему короток и узок, спина невыносимо болела по утрам, но сердцу было больнее. Каждый подъем начинался с крепкого, даже слишком темного кофе и ледяного душа, что бы хоть как-то взбодриться и заставить себя идти на пары. Каждый вечер заканчивался щелчком подножки мотоцикла и звуком заглушения мотора, словно своих чувств. Он действительно старался держаться, не пропускать университет , из которого теперь почти не уходил на обед в спорткомплекс, лишь однажды Отабек всё-таки решил заглянуть в ледовый и просто посмотреть на Юру. Уж больно невыносимо было. Нить, связывающую их ,слово натянули, и каждый рывок отдавался невыносимой болью. Она всё больше затягивалась, впиваясь, резала плоть. Скучная пара закончилось, настало время обеда, стало шумно, кровь с новой силой пустилась по сложному организму общества. Отабек вышел из транса, только тогда, когда его окликнула преподавательница. — Молодой человек! — эхом разнеслось по пустой аудитории. Парень встал поморщившись. Дверь за спиной хлопнула, шум толпы ударил в голову. Ему стало душно и тошно, ноги сами вынесли его на улицу. Отабек намеревался лишь прогуляться в перерыв между парами, но подняв взгляд, понял что стоит прямо перед ступенями ледового. Что сказать, привычка. Перебарывать себя было совершенно бессмысленно, ему действительно не хватало Юры. Тем более, подсознательно парень помнил, что сегодня состоится финальный прокат перед этапом. Подрагивающими руками он открыл дверь. Холл встретил его привычным телом и запахом кофе. Администратор с улыбкой по обыденности поприветствовала его, но в этот раз с ноткой удивления в голосе добавила: — Давно вас не было видно. — Завал по учебе, — соврал Отабек, пряча глаза. — Ох, да, обучение нынче тяжелое. А я всё как не посмотрю, ваш Юрий трудится не покладая рук. Пару раз заглядывала на каток, его программа завораживает. Парню польстило, то как она назвала Юру «его» и похвалила программу. Юрием восхищались, Отабек знал это. Он понимал это с самого начала, когда только увидел Плисецкого. Алтын помнил этот момент досконально. Случилось всё в летнем тренировочном лагере Якова — нынешнего тренера Юры. Это был его первый год во взрослой лиге, но на тот момент он не мог соответствовать уровню способностей российских фигуристов. Поэтому его перевели в более младшую лигу. Казах никак не мог предположить, что желание не терять форму в летний период так кардинально изменит его жизнь. Изначально, чувствующий себя «таким взрослым и опытным», Отабек даже глазом не повел в строну маленького наглого мальчишки. Но со временем, когда после каждого падения этот паренёк плакал, но вставал и переделывал элемент с особым усердием, он начал постепенно уважать его. На тренировках взгляд сам собой останавливался на блондине и по долгу преследовал его. А на закрытии смены, когда все демонстрировали свои подготовленные программы за лето, Отабек осознал, что Плисецкий поистине его восхищал. Своим взглядом война, настойчивостью и внутренним стержнем, одновременно мягкостью и хрупкостью, своим виртуозным катанием и пластичностью, чрезмерным перфекционизмом и гонором. Тогда, будучи младше, он не понял, что это не было простым восхищением, а являлось влюбленностью. Далее жизнь затянула Отабека в свой омут. Он ,конечно, изредка следил за новостями о „русской фее“, но не более. Страны, города, тренировки, соревнования развели их и заглушили его воспоминания о Юрии. Всё взыграло по-новой, когда парень пришел посмотреть прокаты юниоров, ожидая начала взрослого этапа очередного чемпионата. Он помнил, как, зайдя на боковые трибуны, жадно зацепился взглядом за изящно парящую фигуру на льду. Помнил, как гулко застучало сердце и распахнулись глаза. Помнил, как беспамятно влюбился. Но он и представить не мог, что такой ,как сам Юрий Плисецкий, будет встречаться с ним и любить в ответ — поэтому невероятно боялся потерять его. А Юра в свою же очередь, никогда не подумал бы, что кто-то полюбит его с таким скверным характером, поэтому так же ценил Отабека. Фигурист уже не слышал, что дальше говорила женщина, не помнил как дошёл и почти поднялся по лестнице ,ведущей на боковой сектор. Преодолевая последние пару ступеней, ощутил, как в сердце закралась тревога, которой Отабек наконец-то разрешил туда пробраться, хотя до этого усердно сдерживал её. Голове стало легко. Глаза увидели его фигуру. Фигуру такого родного и любимого Юры, которую узнал бы из тысячи, хотя и был достаточно далеко, чтобы никто не заметил его появления. Алтын был заворожен больше, чем прежде, когда приходил на тренировки. Силуэт Юрия был так мал, но так велик для Отабека. Он буквально не моргал, сопровождая каждое движение взглядом карих глаз, когда Юра изящно, но уверенно выкатился в центр площадки. Скрежет льда заглушила музыка, заполоняющая всё пространство. Послышался орга’н. Блондин поклонился, настраиваясь на нужный лад, светлые пряди качнулись, а тонкие плечи сразу же расправились после поклона. Длинные руки взмыли вверх, слегка заламываясь в узких запястьях и локтях. Взгляд Юра обратил к потолку, волосы скатились, обнажая изящный подбородок. Отабек издалека не видел глаз Плисецкого, но был уверен наверняка, что под маской „агапе“ — жертвенной любви, скрывался тот самый взгляд война, тот за который он полюбил его. Казах услышал вступление — высокий, такой же изящный, но твердый голос, и замер. Юра постепенно набирал скорость, следуя за музыкой (а возможно и музыка за ним). Сливаясь с мелодией в единый организм, он кружил по льду. Это был совсем другой уровень выступления, не тот, что Отабек видел ранее, когда приходил в последний раз. За несколькими невесомыми прыжками последовала комбинация вращений — парень забыл как дышать, опускаясь на негнущихся ногах на ближайший стул. Он смог вдохнуть лишь тогда. Фигурист вытянул длинную тонкую ногу, переходя из вращения сидя в ласточку, можно было только заглядеться на изящный прогиб Плисецкого, далее Юра обхватил лезвие конька, распрямляясь, последовал бильман (пояснение: один из элементов фигурного катанич, когда фигурист вращается на одной ноге, поднимая вторую за спиной и удерживая её двумя руками над головой за лезвие конька. Элемент требует большой гибкости и почти всегда выполняется женщинами.) , являющийся козырной карточкой программы. Он замедлился, слегка скрещивая ноги, тонкие руки снова взмыли вверх и сцепились в замок. Белёсая голова откинулась слегка назад, волосы обнажили точёные плечи, часто вздымающиеся из-за сбившегося дыхания. Если восхищение было бы человеком, то это определенно был бы Юрий Плисецкий, не для всех, но для Отабека точно. Яков и особенно Виктор были приятно удивлены результатом и какое-то время тоже просто стояли, оперевшись на бортик, и аплодировали. Но минутой позже кинулись обнимать Юрия, лишь тогда один из тренеров заметил спортсмена, далеко на трибунах, кивая в знак уважения и приветствия. Никифоров знал, что у его ученика и спортсмена из Казахстана сейчас не ладилось, поэтому не привлекал внимания к гостю. Парень был благодарен, что его присутствие так и осталось в тайне, что бы оставить его таковым, Алтын тихо встал со стула и поплелся к выходу. Всю дорогу домой он был восхищён. Отабек знал, сколько сил было вложено в эту программу и она была действительно завораживающей. Финальный прокат удался.***
В тот вечер Отабек долго сидел в гостиной, но так и не дождавшись Юрия, уснул. Юра аккуратно скрипнул дверью, замок тихо щелкнул. Всё тело невыносимо ныло, хотелось упасть прямо на коврик в коридоре, но, переборов усталость, блондин кинул сумку с курткой, разулся и пошел на свет из гостиной. У дивана горел торшер, а рядом клубком спал Отабек. Сердечко кольнуло. — Не дождался, — подумал только пришедший. Юре действительно было стыдно перед Отабеком за его отношение к нему в последнее время. Подготовка ко взрослой категории отнимала все силы и высасывала все эмоции. Ничего не хотелось. Гормоны бушевали, а мышцы болели. Голову не покидала навязчивая мысль. Порой он сам не понимал себя. Хотелось отплатить в полной мере за заботу, которой никогда не приберегал казах, но Юра просто не мог. Это угнетало. Плисецкий сдернул махровый плед со спинки мебели, нежно укрывая им парня, как обычно делал второй. Руки заныли, спортсмен поморщился. Маленькая ладошка потянулась к темной макушке, хотелось перебирать смоляные волосы, разбирая на пряди, сминая в руках, но фигурист решил не тревожить спящего. Щелкнул выключатель и комната погрузилась в темноту и безмолвие. *** Настали долгожданные выходные. Последние дни перед соревнованиями спешно ускользали. Время, когда пара была наконец-то вместе дома, высыпалось сквозь пальцы, словно песок. Большая часть ушла на сборы. Отабек старательно помогал: таскал чемоданы, перетаскивал кучки вещей, и всё это, стараясь не показывать внутреннего недовольства ситуацией в их отношениях. Эмоции он скрывал прекрасно. Юра всё так же игнорировал его, утопая в собственных мыслях и переживаниях. Лишь изредка, поморщив брови, выныривал из омута и командовал. Это ему удавалось, прибывая даже в таком состоянии. Парень заметил, что в этот раз в чемодане было катастрофически мало,если не сказать, что почти не было, вещей с леопардовым принтом, это был совершенно не в стиле Юры, напряжение росло. Последний вечер и ночь перед вылетом провели обыденно, для нынешних обстоятельств. Отабек в гостиной, Юра в своей комнате. Алтын снова уснул в неудобной позе на диване. Он долго ворочался — мебель сегодня казалась жёстче и уже, чем обычно. В борьбе парня с махровым пледом побежал второй — бросало то в холод, то в жар. В спальне царила тишина. Отабек не мог знать и улавливать, что делал Юра в ту ночь. Будильник надрывно прозвенел, ударяя по мозгам. Как ни странно, они оба быстро просунулись, наверное, никто так и не сомкнул глаз перед перелётом. Вылет планировался ранний, так что казах заварил сегодня американо покрепче. Юра появился в дверном проёме, когда Отабек уже во всю звенел кружками, тот бросил усталый взгляд на маленькую фигурку и вернулся к готовке, хотя безумно хотелось подойти и обнять, огладить заспанное личико, взъерошить волосы, вжать в дверной косяк это хрупкое тело и зацеловать губы до трещин, но парень несомненно чувствовал, что они отдалились и не знал наверняка, как отреагирует на это проявление чувств Плисецкий, так что держал лицо. Выпив только утренний, до одурения крепкий, кофе, они присели „на дорожку“ и покинули ныне уютную квартиру. За ними заехали Барановская и Яков. Сев в машину, Юра что-то недовольно буркнул в знак приветствия и ,подогнув ноги под себя, накинул капюшон,зарываясь поглубже в олимпийку. Фельцман только слегка удивленно посмотрел на Отабека через зеркало заднего вида, а тот только тихонько пожал плечами. Прима-балерина на пассажирском только раздраженно вздохнула. Тренер включил радио и авто заполнила в музыка. Наконец-то, закончив оформление, они оказались в зале ожидания. Всё это время взгляд карих глаз Отабека был прикован к строчке Санкт-Петербург—Барселона на святящееся табло. Названия рейсов мелькали, как люди перед глазами, то пропадая, то появляясь, но суматоха никого не напрягала. Хотя, Алтын и следил очень пристально за электронными буками, его мысли улетали покруче всяких ваших самолётов. Юра ,казалось, спал, свернувшись почти калачиком, как кот, на стуле. Яков пару раз пытался выяснить, что у его воспитанника с настроением, но Плисецкий умело пресекал все попытки, либо бурча, либо ничего не отвечая ничего вовсе. — Просим пройти рейс „ Санкт-Петербург—Барселона„ на посадку. Терминал B. Им достались более комфортные места в хвосте самолёта. По одну сторону от Юрия сел Яков, по другую Отабек, за ним Барановская. Блондин сразу же нацепил наушники, не дожидаясь обыденного инструктажа, Яков приготовился дремать, Лилия достала книгу с кроссвордами, жестом приглашая казаха присоединиться к разгадыванию. „Эх, а сейчас бы могли как обычно смотреть фильм с Юрой в обнимку, “ — досадно мелькнуло в голове Отабека. Впереди их ждал десятичасовой перелёт и ,собственно, сама Барселона.***
По прилёте, Отабек вроде бы выспался, хотя около двух часов добросовестно разгадывал кроссворд с примой, но всё равно чувствовал себя измотанным. Юра же казался бодрым, ведь всю дорогу в итоге сопел ,как кот. Лицо Якова ничего не выражало, но внутри он действительно переживал за своего спортсмена. Когда ребята забрали багаж, они наконец-то смогли рассмотреть пейзажи виднеющегося города через панорамные стекла, тянущиеся от пола до самого потолка, опоясывая здание. Юра, чересчур активно для своего прежнего состояния, припал к стеклу, упираясь лбом и ладонями. Замерев примерно на минуту-две, Плисецкий отстранился с искрящимися глазами. Тогда то Отабеку удалось поймать снова этот долгожданно-живой взгляд родных глаз. Барселона была действительно прекрасна! А возможно, просто было прекрасно увидеть эмоции Юры, парень точно не знал. Но увы, восхищенный взгляд быстро скрылся за воротом олимпийки и фигурист снова казался до ужаса отстраненным. Такси уже ждало их у главного входа на парковке, готовое отвезти в отель.***
Проезжая сквозь терни каменного леса, Юра уже не казался таким надутым. Он бывал на выездах множество раз, но всё равно провожал каждое высокое, зеркальное, красиво блестящее здание взором изумрудных глаз. Зимняя Барселона была невероятна — Испания буквально покорила его. Барановская с тренером о чём-то оживлённо болтали, но Отабек прочти не слышал этого постороннего шума, всё его внимание было приковано к уже кажущемуся хоть немного живым Плисецкому. Этот факт не мог не радовать. Он тоже завороженно припал к стеклу. Довольно скоро они подъехали к отелю. Их встретил величественный фасад, стремящийся к небу, и , пройдя сквозь автоматические двери, спортсмены двинулись к стойке регистрации. Там их встретила миловидная девушка администратор с лучезарной улыбкой. Наверняка она прекрасно знала, что скоро здесь соберётся почти вся элита фигурного катания, но Отабек так и не понял, кому она старалась понравиться больше, поэтому просто безразлично стоял и заполнял документы, а Юрий вообще только глубже зарылся в олимпийку. Они были не из тех, кто искал себе случайные связи. Вот Кристоф , ух бы как ухлестнул за ней. Само заселение не заняло много времени: номера заранее были заказаны и оформлены, так что требовалось только подтвердить свою личность и получить долгожданный ключ. Им досталось два двуспальных номера. Лилия с Яковом в одном, парни в другом. Багаж уже утащили бэлл-бои, а компания последовала к лифтам, наслаждаясь изящным холлом. 18 этаж. Красивый коридор тянулся прямо вдоль панорамных окон. Будь у Отабека с Юрой всё хорошо, они бы обязательно посидели бы любуясь этими видами и болтая не о чём, но… Казах был почти уверен, что они точно встретят хотя бы одного фигуриста по пути к номеру, который бы с радостью кинулся к ним, сжимая в объятьях, зазывая поужинать, но тут было слишком спокойно. Они с Плисецким были почти «мировой» парой фигурного катания. Каждый считал своим долгом поумиляться с них и наделать кучу прекрасных фото с ними в свой инстаграмм, где Юра казался до безумия влюбленным, порой кривлялся, а Отабек спокойным, но только внутри. Все восхищались их парой, от фанатов до друзей и других спортсменов, но мало кто догадывался, сколько трудностей они переживали ежедневно, но счастливые моменты тоже не были исключением. „Наверное ещё не все заселились" — предположил казах, прикладывая ключ-карту к электронному замку, предварительно оглянувшись на Плисецкого, но вновь встретился с льдинами в глазах напротив. Ноги гудели да и голова тоже. Перед ужином каждый решил по кимарить. Отабек аккуратно опустился на край кровати рядом с Юрой, складывая свою теплую ладошку поверх Юриной холодной. Их взгляды на секунду пересеклись и первым отвел глаза Плисецкий, выдергивая руку. — Бека, иди к себе. Я устал.***
Обед прошел бы достаточно скучно и уныло, если бы не Джей Джей со своей женой, подсевшие за необычайно тихий столик ребят. Канадец бы так и прошёл мимо, поздоровавшись, если бы не заметил потухший взгляд Отабека и Плисецкого, угрюмо ковыряющегося вилкой в тарелке. Пара стала буквально спасением для спортсмена, он просто устал пытаться как-то завести в последнее время диалог со своим возлюбленным. Когда парни обсуждали близящиеся соревнования, Жан-Жак даже попытался пару раз безуспешно подколоть Юрия, как любил делать это ранее, но не получив должной реакции даже спросил, не заболел ли тот. Сегодня Отабек выглядел более общительным, хотя всегда российский спортсмен был главным заводилой. Подсевшему показалось это даже странным. Но Отабек прекрасно понимал почему говорил больше обычного, так он делал всегда, стараясь скрыть переживания. Это на самом деле не укрылось от Джей Джея. Девушка оживлённо щебетала об их прошедшем медовом месяце в Галифаксе, то и дело посылая влюбленные взгляды парню, который в ответ сжимал её руку. Они были поистине счастливыми, такими счастливыми, что Отабек почувствовал укол зависти. Хотя, так недавно у них с Юрой всё было хорошо. Почему отношения так легко рушатся? Он не понимал. Время спустя, Юра вдруг оживился, резко отодвигая тарелку с неодетой пастой, задевая стакан с соком, встал по струнке, а после резко облокотился руками на стол, что тот аж покачнулся, со словами: — Господи, как же вы заебали! Агрх, и кормят тут ужасно! — развернулся на носках, и спешно зашагал в сторону лифта. Сок разлился прямо на брюнетку, пачкая платье, она охнула, скорее хватая салфетки. Алтын встрепенулся, порываясь пойти за раздраженным парнем, но Джей Джей осадил его жестом, попутно помогая оттереть пятно с одежды. Отабека бросило в жар, ему стало стыдно перед парой, он бросился к персоналу и добыл таки влажные салфетки, горячо извиняясь. Изабелла ушла замывать платья, а мужчины так и остались за столом. — Емае, что происходит с нашим Юркой? — развел руками Леруа, обращаясь к Отабеку. Тот один из первых узнал об их отношениях и всегда мог дать ценный совет, вот только казах сам то не знал, что у них с Плисецким случилось. А как получить совет для того, чего не знаешь. Поэтому лишь хмыкнул в ответ: — Гм, самому бы знать. Жан-Жак быстренько чиркнул сообщение возлюбленной и почти потащил Отабека к барной стойке. Спортсмен отнекивался, но вскоре перед ним с грохотом опустился бокал с коричневатой жидкостью. Он мог позволить себе выпить, так как не выступал на этих соревнованиях, и наконец-то расслабиться за долгое время. Леруа не пил, только слушал. Первый стакан канадец почти силой влил в соседа, следующие шли куда охотнее, выливаясь вместе со словами изо рта Отабека. Он пересказал всё, начиная с их с Юрой знакомства, восхищения своим таким прекрасным парнем, заканчивая глупыми, порой смешными ситуациями и собственно сложившейся ситуацией. Кажется, он и сам почувствовал, как с его плеч свалился булыжник. У него не было особо близких друзей, только пара ребят с потока и некоторые спортсмены с которыми он лучше общался. Юра был для него ,и парнем ,и лучшим другом, и семьёй — тем, кого он безмерно любил и с кем проводил всё свободное время. Алтын почти и не помнил, что говорил ему Джей-Джей, он помнил только подбадривающий хлопок по плечу и то, как он уже уверенно шел к их совместному номеру. — Надо поговорить. Точно. Поговорить, — бубнил себе под нос казах, открывая дверь ключ-картой.***
После импульсивной выходки за столом, Юра топал к лифту, желая скорее закрыться в своем номере. Он был раздражен. Действительно раздражен. Каждая клеточка в организме была словно на взводе. Кровь бурлила, ударяя в уши, делая голову тяжелой, а руки ледяными. Двери лифта со скрипом открылись, он слишком сильно удалил по кнопке, так что даже руку стало больно и двери, слегка помедлив, захлопнулись. Тогда негативные эмоции слегка отступили и ,будучи здесь одним, он позволил себе выдохнуть и забиться в угол кабины. Подниматься до 18 этажа было достаточно долго. Он не мог понять, что им управляло, будь то страх, гормоны или неуверенность, поэтому парень просто спрятал лицо в трясущиеся ладони, тщетно пытаясь успокоиться. В абсолютной тишине,которую изредка нарушали звуки лифта, прислушиваясь, он уставился в зеркало, здесь он наконец-то мог быть собой. Таким растрепанным, с выбивающимися прядями из под капюшона олимпийски, таким слабым, забившимся в угол, совершенно не идеальным. Но он быстро потупил изумрудный взгляд, поморщившись. Ему было одновременно легко, что не нужно больше играть роль, но одновременно отвратительно. Отвратительно от самого себя. На самом деле он нифига не сильный. Он не оправдывает надежд. Двери разомкнулись и парень сам не заметил, как дотащился до комнаты. По приходу он решил принять душ. Олимпийка была откинута на пол, за ней кеды, небрежно снятые одна об другую. Неаккуратностью он старался погасить раздражение. Дверь хлопнула сильнее обычного. Носки улетели на стиралку, из тренировок Юра буквально выпрыгнул, футболка удалилась в неизвестном направлении, белье настигла участь носков. Босые ступни соприкоснулись с леденящим полом душевой, не глядя, он покрутил переключатели. Обдало сначала холодом, затем, резко поправив мешающие уже изрядно сырые волосы, почти выдирая их, наладил теплую воду. Руки, словно плети, опустилась вдоль худых боков, пока капли стекали по светлой макушке низ. Густой пар заполонил всё вокруг, скрывая и вбирая в себя всю неидеальность, усталость и раздражение, приятно ощущаясь в легких. Юра был сильным, но порой даже самые сильные устают, внутри них словно что-то опустошается, оставляя после себя зияющую дыру. Он устал не просто физически, от жесточайших тренировок, он был вымотан морально, но он не мог остановиться, словно густой пеленой, перед ним опустилась желание идеально подготовиться к первому взрослому финалу Гран-при. Все верили в него, начиная с тренеров, вложивших в него столько времени, нервов и сил. У Якова он тренировался с самого детства, будучи главной надеждой его группы. Барановская вообще целиком и полностью взялась за его гибкость и пластичность, а из-за совместного проживания, она успела стать ему почти матерью. Она грубо отчитывала его за косяки, а потом слезно извинялась , понимая, что перестаралась. Лелеяла, как родного, крепко обнимая и радуясь успехам. Он не мог не оправдать надежд, разочаровать их. Так же дедушка, всю жизнь посвятивший его воспитанию и заботе о нём, изначально вытягивая ребенка только на своей пенсии. Дедушка. Точно. Они не созванивались уже около двух месяцев, и он всё никак не успевал заглянуть к нему хотя бы на чай, но Плисецкий полагал, что жертвует этим общением во благо. Позже он привезет ему золотую медаль и старик будет гордиться им. Как жаль, что на самом деле, Николай и так был горд внуком, без всяких медалей и титулов. Но только не в Юриной голове. Фанаты. Все группы пестрили заголовками о переходе русской феи во взрослую категорию, все в комментариях писали, что уверенны — Юрий возьмёт первое место на первом же своём взрослом чемпионате. Он по просту не мог разбить их надежды, ведь они буквально восхищались и обожествляли его, он не мог пасть в их глазах. Конечно, соперники. Он так и представлял, как Никифоров на пару с Кацуки будут ухмыляться, стоит ему ошибиться. Но ведь на самом деле, Виктор всегда был рад успехам Юры,а японец вообще был готов подружиться. И главное. Он. Его невероятный парень — Отабек. Тот, в чьих глазах он был идеальным, даже когда совершенно таковым не являлся. Заспанный, в вытянутой футболке, с беспорядком на голове. Объедающийся бюргерами, когда нельзя. Падающий на одиночных прыжках и легчайших вращениях. Открыто показывающий свои гипертрофированные эмоции. Аж таким Алтын считал его своим идеалом, несмотря на все „но“. Но, Юрий даже не догадывался об этом. Казах всегда поддерживал его, особенно сейчас и Юра это понимал. Казалось, что без него спортсмен уже не сможет прожить ни дня. А он что давал в ответ? Минутные объятия и разговоры, частые истерики и беспочвенный игнор. Его бесили их разговоры за обедом, хотя он старался перебороть это, бесила забота Отабека, хотя Плисецкий знал — это ненормально, так реагировать, но ничего не мог с эти поделать. Одним вечером он эгоистично решил за них двоих, что ему стоит отдалиться, хотя бы на время, навсегда не мог. Чтобы не делать своему дорогому человеку больно. В итоге, делая невыносимо всем. Иногда Юра втайне надеялся, что казахский фигурист бросит его и найдет себе нормальную девушку, которая будет способна сделать его счастливым, а Плисецкий уж что-нибудь сделает со свей любовью, затолкает её поглубже, переборет, перестрадает, в крайнем случае, будет тайно любить. Лучше так, чем Отабек перестанет восхищаться им. — Агрх! — парень тряхнул головой, ощущая как по щекам текут горячие слёзы. Тут то он и позволил себе впервые за долгое время зарыдать в голос, громко всхлипывая, жадно ловя ртом воздух. Кажется, дыра в груди зияла только сильнее. Ему было больно и стыдно. Просто невыносимо. Завтра он откатает эту гребёбанную программу и если ошибётся, провалится в глазах каждого, кто его любил. Он сильно стукнул по стеклянной двери кабинки, не вытираясь накинул футболку и белье и направился к кровати с только одним желанием — зарыться поглубже в пуховое одеяло и провалиться в темноту. А завтра… Будь что будет. Только вот заснуть никак не удавалось. Барьер против гнусных мыслей уже не работал. Да, Юрий, выгорел. Выгорел уже на подступах к Гран-при. Он винил в этом себя. Все вкладывались в него, а он отплатил лишь так… На часах было уже около двадцати двух. Завтра рано вставать на разминку. Отабек ещё не вернулся. Ещё и запах любимого одеколона предательски почудился рядом. Что если он вообще не желает возвращаться после Юриной выходки? И не хочет завтра стыдиться за его выступление… Только вот после этих слов дверь предательски скрипнула.***
Раздался протяжный „п-и-и-к“ и дверь отворилась. Парень был настроен решительно поговорить. Отабек включил свет в ванной, что бы лучи, пробиваясь сквозь щелочку двери, хоть немного осветили коридор. Это было уже делом привычки, потому что чаще всего он старался не будить вечно спящего в последнее время Плисецкого. Нажав на выключатель, парень было хотел отступить назад, но наступил на небрежно стоящие посреди коридора кеды. Сняв свои ботики, он поставил их вместе в шкаф для обуви. Кожанку же небрежно кинул в прихожей. Уходя из коридора снова щелкнул выключателем и номер погрузился в темноту. Лишь сквозь панорамные окна, завешенные полупрозрачным тюлем, виднелись огни ночной Барселоны. В которой жизнь не прекращалась ни на секунду. Отабек остановился в проёме, облокотившись на косяк, привыкая к темноте и осматривая комнату. В номере было две отдельные кровати. У стены — Юры, а у окна — его. Он сразу занял её, так как знал, что его возлюбленный любит места поукромнее. Обычно, другие фигуристы всегда прикалывались, заходя в их номер, что наверняка они сдвигают кровати на ночь. Такие шуточки обычно смешили у умиляли Отабека, что он ,конечно, не показывал это окружающим. Российский же фигурист обычно бесился с такого юмора, но в итоге всё равно смеялся, тыкая своего парня в бок. Были же времена… Увидев, что кровать Юрия сбита, Алтын подумал, что тот уже спит и разочаровался, что сегодня они уже не поговорят. Он конечно был немного пьян, но не на столько чтобы будить спортсмена по среди ночи перед важными соревнованиями. Он прошёл мимо, попутно снимая футболку, оставаясь в одних тренировках, и плюхнулся на край кровати, потягиваясь. В голове и конечностях чувствовалась лёгкость и расслабленность, но Отабек не думал, что сможет так быстро протрезветь лишь от одного взгляда на свою постель. Там ,чёрт возьми, лежал собственной персоной Плисецкий, вопросительно уставившийся на него. — Юр, ч-что ты тут де… — не успел договорить брюнет, так как принялся сгребать в охапку уползающего с кровати Юру. Односпальная кровать жалобно скрипнула, когда Алтын переполз с края спального места на середину, подминая хрупкую фигуру под себя. В итоге парень был опрокинут на кровать, над ним навис Отабек, разговора уже точно было не избежать. Он слишком давно хотел поговорить, прикоснуться к мягким волосам, провести крупной ладонью по румянящимися под ней щекам. Слишком давно хотел ощутить Юру. Перемещая вес на одну руку, сжимающую бледные запястья, он включил ночник, что бы лучше видеть эмоции отражающиеся на лице напротив. Фигурист заёрзал под напором чужого тела, он не мог дать разрушить ледяную стену ,возведенную им же самим, между ними. Юра был убеждён — Отабеку не нужны такие отношения. Особенно если он завтра посмеет провалиться на соревнованиях. Противясь своим мыслям, он замотал головой. Светлые пряди били по лицу, ударялись об чужие руки. На острый подбородок опустилась теплая ладонь, нежно приподнимая, словно требуя обратить на себя внимание. Изумрудные глаза неуверенно поднялись и уставились в карие напротив, так и норовя снова посмотреть в сторону. Их обладателю было стыдно. Стыдно перед Отабеком, перед окружающими, даже где-то внутри перед самим собой. Плисецкий просто прикрыл глаза, не желая смотреть во всё ещё любимые, сейчас ещё более тёмные, чем обычно, омуты. — Юр… Нам нужно поговорить, — алкоголь придавал недостающей ранее уверенности. „ О чём им говорить? Вот о чём? “ — думал Юрий. Скоро он провалится, опозорится, разорвёт в клочья ту идеальную картинку, которую наверняка видел перед собой его парень. Казалось, в глаза насыпали соль, а в нос горсть перца — наворачивались слёзы. Блондин закусил дрожащую нижнюю губу, почти до крови, стараясь сдержать и скрыть собственные чувства. Отабек никогда бы не распустил руки против желания партнёра, даже под воздействием спиртного, просто он видел, что Юра на самом деле не хотел отталкивать его, поэтому медленно, смотря на реакцию, аккуратно приблизился и прикоснулся губами ко лбу. Сначала почти невесомо, словно спрашивая разрешения, затем ещё пару раз, когда почувствовал, что запястья, зажатые в собственной руке расслабились. Тепло разлилось по сосудам от головы до самых кончиков пальцев. Плисецкий чувствовал, как ледяная стена дала трещину. Теплые губы проделали дорожку к концу тонкой брови. Отабек расцеловывал пульсирующую вену в углублении виска, на секунду чувствуя частую пульсацию родного сердца. Крупная ладонь перешла с подбородка на щеку, большим пальцем очерчивая скулу. От удовольствия Юрий прикрыл очи, совершая ошибку, — выступившие ранее слёзы начали скатываться вниз. Что конечно же не укрылось от парня. Тепло с виска перекатилось. Отабек стер пару капель и губы опустились на глаза, целуя их, с легкость, словно успокаивая и осушая от слёз. Взмахнув веером ресниц, Юра выдернул ладонь от изголовья кровати и заслонил ей дрожащие, уже знатно искусанные губы. Заметив это, казах разжал руку, отпуская оставшееся запястье, и опустился на локоть. Расстояние сократилось. Юра почувствовал тёплое дыхание прямо на уровне рта, скрытого рукой. Алтын взял холодную ладонь в свою, открывая вид на столь желанные губы, но не отпустил. Лишь поднёс её ближе, касаясь губами сначала сустава большого пальца, затем, уставившись на Плисецкого взглядом тёмно-карих глаз, прошелся языком до кончика и ,приоткрыв рот, вобрал его в себя. Языком сделав несколько обжигающих кругов, отдающихся дрожью по всему телу и тяжестью в паху, причмокнув выпустил палец изо рта. Юра, сам даже не заметив этого, откинул голову немного назад на подушке. Отабек прошёлся так по всем пальцам, то целуя, то вылизывая их, закончив всё поцелуем тыльной части запястья, словно оставив там ожог — настолько сильно прошибало руку током. — Руки принца, — позволил себе такой комментарий казах, выпуская из ладони такую бледную и тонкую, аристократическую кисть. — И я готов целовать их, словно верный слуга, — алкоголь или возбуждение всё-таки дурманили разум. По лицу Плисецкого разлился румянец, но вслед за ним ещё сильнее хлынули слёзы, ручейками стекая с щёк на шею и дрожащие плечи. Послышался всхлип. „Он просто недостоин этого. Недостоин, “ — Юра так уверял себя в этом. Услышав всхлипывание, Отабек отпрянул, вглядываясь через тьму в лицо. — Тебе не приятно? Ты только скажи и я от… — он не успел закончить фразу, так как маленькая ладошка легла на колючий затылок и притянула к себе. Их губы соприкоснулись. Парень почувствовал солоноватый вкус, от чего кольнуло сердце. Прервав поцелуй, давясь горькими слезами, шёпотом блондин только смог произнести: — П-просто поцелуй меня. Рты снова встретились в жарком танце. Отабек сначала с предельной аккуратностью сминал губы, но усилил воздействие после настойчивого давления на собственный затылок — Плисецкий так и норовил притянуть ещё его ближе к себе. Невинные поцелуи переходили в более развратные. Казах пальцем слегка оттянул нижнюю губу парня, углубляя ласки. Ладонь обвила тонкую шею, под большим пальцем выступал, двигающийся при каждом глотке, кадык. Языки встретились стремительно, никто не хотел уступать в давлении, подогревая желание друг-друга. Юра протяжно застонал в губы партнёра. В серых тренировках Отабека стало тесно, с утробным звуком он потёрся пахом о пах, тут же ощущая ответную реакцию. Он переключился с губ на лебединую шею Плисецкого, проводя языком по нижней челюсти, переходя на тонкое горло. Прикусывая и сразу же зализывая, просто целуя, пока ручка Юрия ритмично сжималась в его смоляных волосах. Стоны становились всё громче, переходя от утробных к гортанным. После очередного укуса, парень снизу выгнулся, вжимаясь в пах того ещё сильнее. Отабек не заметил, как начал шарить руками повсюду, оглаживая изящные плечи, нажимая большими пальцами на тонкие ключицы, играя с уже твердыми сосками. Распластав ладонь на плоском животе, принялся ртом спускаться ниже, выводя языком узоры от шеи до ключиц, задерживаясь там не на долго и целуя ямку, продолжая блестящую дорожку до соска, вбирая его в рот и играя со вторым. На что Юра уже не мог сдерживаться и стонал в голос, лишь иногда притягивая Отабека и ,поцелуем заглушая звуки. Казалось, Плисеций даже перестал плакать, но в груди всё ещё роилось неприятное чувство. Он старался отстраниться от этих мыслей, хотя завтра он боялся провалиться. Действительно боялся. В один момент он просто взял и сплёл свои маленькие пальчики с его большими тёплыми и шершавыми. Так становилось спокойнее на душе, он даже выдохнул ему в губы, но ,казалось, Отабек не обратил на это внимание. Пока ртом он играл с бусинками на груди, ладонь с живота постепенно сползала к резинке боксеров, но прежде, чем коснуться её, Отабек поднял хоть и затуманенный, но серьёзный взгляд на Юру. Тот, весь раскрасневшийся, прикрываясь одной рукой, только слабо кивнул. На секунду задумавшись и отведя взгляд, парень собирался потянуть за резинку, но всё-таки снова взглянул на возлюбленного, то ли любуясь, то ли спрашивая разрешения. Юра снова попытался только кивнуть, но Отабек, казалось, ждал слов. Он сидя замер в ожидании, коленями сжимая худые бедра. Парень опять кивнул, уже более активно, но тот всё ещё неподвижно сидел, словно не замечая этих движений. Тогда, в нетерпении, Юра подался бедрами вперёд, чуть приподнимая их, на выдохе говоря протяжное: — Да-а-агх, — рот приоткрылся, а пальцы на ногах сжались, комкая белоснежную простыню. У Алтына во всю стояло, до боли, но он хотел, или помучать ,или точно убедиться, чего хочет Плисецкий и действительно ли хочет. Он положил ладони на тазовые кости, рядом с резинкой белья, но больше ничего не сделал. Полюбовавшись на идеально плоский, почти впалый живот, Отабек снова взглянул на лицо возлюбленного. Только от этих касаний Юра уже во всю стонал, а его глаза закатывались под прикрытыми веками. Он пару раз толкнулся бедрами в воздух, а после, разжав простыню, потянулся к резинке боксеров сам. Но только подобравшись туда, его ладошка была схвачена чужой. Тогда он положил и свою и чужую руку на выпирающий бугорок, а вторую, присаживаясь, пристроил на серых тренировках в области паха, проведя пальчиком, сжал и ухмыльнулся. Вредный мальчишка! Отабек был почти готов взвыть от возбуждения, подкашивающего сильные ноги, но превозмогая себя, скинул ручонку с собственного паха, но с Юриного не убрал. Их взгляды снова встретились, Плисецкий ,снова прикрыв глаза, принялся двигать их ладони к краю трусов. Тогда парень сжал маленькую ладошку и поднял в воздух, не давая партнёру касаться себя, поблескивая кофейными глазами. Блондин только недовольно свёл брови и потянулся свободной рукой и почти снял краешек боксеров, когда и вторая конечность была поймана и обе руки были прижаты к простыне. — Юрочка, чего ты хочешь? — тяжело дыша произнёс Отабек. Краснея, пряча взгляд, плохо сдерживая стоны, он не хотел отвечать. Они делали это несколько раз ранее, но Юра всё ещё немного стеснялся перед парнем, несмотря на свой гонор. — Агрх, — выругался он, ведь знал, что казахский фигурист обладает железной выдержкой и без слова даже не подумает двинуться. Сглотнув, Плисецкий было начал: — Я-я-… Хочу… Бека, ты придурок! — покраснел ещё сильнее прежнего, пока тот с удовольствием осматривал его, проходясь взглядом по каждому изгибу, каждой родинке. — Вставь, — всё-таки собравшись произнёс. Пах потянуло с новой слой. Отабек расцепил их руки и ,навис над Юрой, вжимаясь всем телом. Поцеловал его в губы в качестве награды, начиная спускаться ниже, пока парень от смущения закрыл лицо руками. Всё его тело буквально горело, начиная от лица, кончиков ушей, румянец переходил на шею и плечи, заканчиваясь на бедрах. Закрытые глаза Юрия, кажется, только усиливали ощущения. Резинка боксеров шлепнула, не поддеваясь с первого раза, так как даже сохраняющему внешние спокойствие казаху было трудно сдерживаться. От шлепка бедра пробило электрическим разрядом, идущим прямиком к головке. Отабек наконец-то стянул изрядно надоевшее бельё, освобождая член Юры, который ,освободившись, сразу же встал, покачиваясь и сочась смазкой —прелюдия не прошла даром. Парень застонал, подаваясь тазом вперёд, но Алтын так и не коснулся его, решив сначала сам освободиться от тренировочных штанов, которые ловко съехали по его бедрам до лодыжек, оголяя остатки торса. Предусмотрительно достав из кармана шуршащую упаковку с презервативом, потянулся к прикроватной тумбочке за смазкой, которую сам не знал зачем взял, если у них был такой разлад. Облачившись в защиту, он капнул лубрикант на ладонь и ,распределив, коснулся Юры. Его бедра сразу напряглись, готовые взорваться. Потерев большим пальцем головку и услышав громкий прерывистый стон, пару раз прошёлся вверх-вниз по стволу, тут Плисецкий одной ладонью, отрывая её от лица, неожиданно вцепился в руку Отабека, со словами: — Бека-а-а, я скоро конч… — парень чуть быстрее подрочил. — Ах-агрх, — почти задыхаясь. — Пока нельзя, — на выдохе произнёс Отабек, присаживаясь поближе и соединяя в большой ладони их члены. Снова пара плавных движений вверх-вниз, в конце которых его собственную руку свело, а Плисецкий принялся неконтролируемо вскрикивать, жадно хватая ртом воздух. — Тише, так громко нельзя. Нас могут услышать Лилия с Яковым, а того хуже кто-то из спортсменов, сам же завтра краснеть будешь, — язвил брюнет, разъединяя стволы. Юра закусил ребро собственной ладони, извиваясь, выпячивая грудь. Казахский фигурист всё-таки потерял самообладание и жадно припал к блестящим соскам. Блондин под ним заскулил, нашаривая рукой собственный член, умирая от желания подрочить, ведь пах тянуло только сильнее. Отабек почти пропустил тот момент, как Плисецкий бы сам довёл себя до разрядки, но вовремя смог оторваться от бусин и отдернуть ладонь Юрия. Тот только недовольно застонал. — Ты же сам хотел, что бы я вошёл, но раз уже не хочешь… — ухмыльнулся, глядя сверху вниз. — А-ах, хочу, всё ещё хочу, — член дернулся, пачкая смазкой плоский живот. Брюнет капнул лубрикант на кончики пальцев, слегка распределив, сам отодвинулся, разводя стройные ноги перед собой. Юра снова охнул от неожиданности. Погладив внутреннюю сторону бедра, всё ещё слегка издеваясь, Отабек ввёл один палец, который быстро обхватило кольцо не растянутых мышц. Юра сжал губы и задышал чаще. Внутри было горячо и мокро ,как и всегда, от этих ощущений в животе снова затянулся тугой узел, другой рукой парень принялся надрачивать себе с глухими стонами. Это ласкало слух Юрия, лицо он всё ещё закрывал трясущимися руками. Втрой палец вошел уже проще, Отабек мастерски орудовал своими руками. Юра всхлипнул, толкнувшись в воздух. С трудом оторвавшись от себя, парень принялся поглаживать бедра возлюбленного, вводя третий палец, тот лишь пытался насаживаться, но брюнет пресекал все попытки. — Блять, ахх, — не выдержав, выругался Плисецкий, старательно двигая бедрами. — Будешь так старательно насаживаться только на мой член, — почти шепотом, переходящим в стон произнёс он и поправил копну темных волос свободной рукой. Посчитав достаточным, Алтын вытащил пальцы и распределил смазку по своей изнывающей головке. Придвинулся ближе и приставил член к сочащемуся входу. Спортсмен в предвкушении застонал, ещё шире разводя ноги. Он ввёл сначала только головку, а руки опустил на тонкую талию, слегка сжимая, изредка поглаживая пальцами. Аккуратно качнулся, словно пробуя. Всё ещё сдерживаясь, что бы не войти во всю длину. Юра сильнее сжал ладони на лице, потупляя в них стон, и скрывая малость выступивших слёз. Пара коротких толчков и Отабек вошёл на половину. Было достаточно тесно, ух и давно же они этого не делали. От этих мыслей он было уже хотел кончить, но не хотел так быстро заканчивать, что бы отвлечься, потянулся к любимым губам, но обнаружил, что лицо почти полностью скрыто за ладошками, со словами: — Юрочка, ты можешь быть слабым при мне, — он отнял их, восхищаясь такими румяными щеками, не идеально искусанными губами, небрежно растрепанными волосами. Стер солёные капли и чувственно толкнулся, входя чуть глубже, увлекая в поцелуй. От этих слов российский фигурист только сильнее заплакал, но на душе стало тепло. Он любил его таким всегда. Всегда. Таким не идеальным. И восхищался им любым, Отабеку было не обязательно чтобы Юра был идеальным для возникающего чувства восхищения в груди. Они громко и прерывисто стонали друг-другу в губы, Плисецкий царапал смуглую кожу спины, а Отабек входил уже во всю длину, не жалея партнёра. Коснувшись определённой точки внутри, он услышал протяжное: — Да-а-а, Бека, тут, — и ощутил покачивание бедер на встречу, ускоряя темп. Так он трахал его до тех пор, пока Юра бурно не кончил первым, распластываясь на простыне с завершающим громким стоном. За ним мощно, как никогда, взорвался и Отабек, не выходя из него, ритмично сжимаемый мышцами внутри. Белая пелена встала перед глазами, опустошая голову. Они просто лежали друг на друге, часто дыша, почти задыхаясь. Всё-таки в Барселоне сегодня жарко… Пролежав непонятно сколько времени и ,кажется, окончательно запутавшись в простынях, отдышавшись первым, Алтын решился продолжить диалог, начатый им ранее: — Так что… — он не закончил, потому что Плисецкий выполз из под него и жадно поцеловал, перекатываясь на бок, спиной к нему, с словами: — Ничего. Я знаю, что ты видел финальный прогон программы и ,Бека, спокойной ночи, — дальше в комнате слышалось только тихое милое посапывание. — Да, видел и мне понравилось. Спокойной ночи, — сказал Отабек в темноту и облегченно прикрыл глаза, погружаясь в мир снов.***
Юра проснулся раньше. Аккуратно выползая, как оказалось, из постели Отабека, он отправился принять душ. После которого, стоя перед зеркалом и поправляя свой потрепанный внешний вид: замазывая тональником засосы на шее, накладывая патчи на опухшие глаза, расчёсывая леопардовой расческой растрепанные волосы, был уверен, что он откатает всю программу и не разочарует любящих его людей, ведь совершенство в несовершенстве.