Тайное место

— Тут свободно? Голос рядом раздается и Баттерс вздрагивает от неожиданности, ладошками своими цепи качели сжимая посильнее. Возможно, он слишком задумался, решил помечтать о чем-то таком необычном и сказочном, ведь когда еще можно будет подумать о городке на облаках в небе, если не сейчас. Наверняка, жители этого места так дружно живут, знают друг друга и улыбаются каждому по дороге домой. Не то, что здесь. Вокруг все слишком серое, грязное и вызывает лишь печаль. Здесь все такие грустные и слишком серьезные, что порой кажется, будто бы никто из них не знает, что такое улыбка и каково это — быть счастливым. Мальчишка голову поворачивает к незваному гостю и брови удивленно приподнимает, хлопая своими большими глазками — Кенни! — восклицает и улыбается так довольно, так счастливо, ведь слишком рад видеть друга в такой ранний час. Приятно было от того, что МакКормика можно было назвать настоящим другом, хоть это дружба была под секретом от всех лишних глаз. Не то, чтобы они друг друга стыдились, но родители Баттерсса не особо были довольны выбором своего сына, точнее говоря, они очень негативно были настроены и делали все, чтобы мальчишки не подходили даже близко к друг другу. Леопольд этого не понимал, но каждый раз, когда отец начинал вновь разговор про Кенни, он грустно глаза опускал вниз, губы поджимая, ведь не имел право что-то сказать в ответ, и сжимал в своих маленьких ладошках ткань своей пижамы все сильнее и сильнее, чтобы успокоиться и на некоторое время перевести внимание. Леопольд не понимал, почему можно недолюбливать мальчика с русыми волосами, с такими очаровательными веснушками на щеках и удивительно красивой улыбкой. Не понимал, почему все взрослые вокруг думали, что он окажет плохое влияние и испортит так, что от невинного, глупого и такого доброго Баттерса ничего не останется. «Испортить» бы не вышло, ведь младший МакКормик не такой. Он просто ученик пятого класса с удивительными историями, которые все школьники считают выдумкой, но почему-то младшему хочется верить во все это, хоть и порой все звучит как фильмах в жанре фантастика, которые обычно крутят поздно ночью. Он просто мальчик в яркой парке, который заботится о бездомных животных и старается пристроить каждого котенка, каждого щенка в хорошие руки, ведь абсолютно все заслуживают жить в тепле и в любви. Да, может, у него есть проблемы с учебой. Может, он часто влезает в драки и оказывается в кабинете у директора. Возможно, у него бедная семья, которая славится не самой хорошей репутацией. Но это все не может перекрыть то, что Кенни невероятный и добрый человек, а это разве не главное? — Я тоже рад тебя видеть, Лео. — мальчишка в оранжевой парке улыбается так широко со сверкающими глазами и садится рядом на большую качель к Стотчу, приобнимая одной рукой того. Без этого жеста не проходила ни одна их встреча, но блондин и не возражал. Совсем не возражал. Против их дружбы были не только родители Леопольда, но и друзья Кенни, которые не особо понимали, как можно дружить с мальчиком на класс ниже. Особенно с таким слабым, как Баттерс. Все считали вокруг, что он может лишь молчать в тряпочку и терпеть все издевки, горько глотая слезы. Мальчишка в оранжевой парке думал иначе. Этот четырехклассник может постоять за себя, но ему нужно чуть-чуть этому научиться. Только, никто слушать об этом не стал или просто не хотел. Лео тихо смеется на этот слишком знакомый жест младшего МакКормика, а щеки едва покрываются румянцем. Приятно до мурашек по коже, когда обнимают, и так непривычно одновременно. Не то, чтобы никто его никогда не обнимал. Иногда это делали родители на людях, но почему-то их касания вызывали лишь неприятное покалывание и холод. Порой такие ощущения пугали и появлялись мысли о том, что явно что-то не так, словно подобное было не нормой для их семьи, но никогда не выходило сказать об этом. Никому, ведь многие вокруг считали Стотчей идеальными, что никак не сходилось с реальной картиной. — О! Я так соскучился! — щебечет четырехклассник, взволнованно варежки друг о друга потирая. Он взгляд свой опускает вниз, прикусывает щеку изнутри, когда чувствует, что в нем дыру прожигают заинтересованные голубые глаза. Каждая встреча была сплошным волнением, ведь в груди некий страх был, что вдруг что-то Баттерс сделает не так и Кеннет уйдет, но сколько уже месяцев прошло, и он до сих пор здесь, рядом. Вроде бы они никогда особо много не говорили, а даже если были какие-то разговоры, то это больше был монолог Лео, который порой перескакивал с темы на тему, теряя всю связь между ними за секунды. Но старший всегда слушал, внимательно так, словно правда был заинтересован всем-всем, что только могла придумать светлая голова. Возможно, так и было, или просто хотелось в это верить. — Расслабься. Теплая рука светлые волосы взъерошит, чтобы мальчишка переключил внимание на собеседника своего, а не на поток мыслей. Уж слишком порой он громко думает, что хочется вручить ему в руки знак «Стоп». Конечно, не буквально. Вряд ли бы этот маленький мальчик смог удержать своими руками целый знак, но было бы прикольно все-таки правда отправиться с ним за каким-нибудь знаком, чтобы потом его повесить на стену, как трофей. Конечно, это могло бы закончиться участком, но приключение бы удалось что надо. — Знаешь чё? — вдруг произносит Кенни, спрыгивая с качели и поворачиваясь лицом к Баттерсу, смотря с хитрым прищуром, как у лисы. Обычно это было тем самым звонком о том, что этот пятиклассник что-то задумал, но никогда не было понятно, закончится это хорошо или плохо. Только вот Леопольда это не особо пугало. Казалось, что он готов следовать за мальчиком, как слепой щенок. Возможно, это было потому, что только этот человек мог скрасить эту однотипную жизнь, которая лишь существовало из учебы и дома, где не происходило ничего нового, кроме синяков или криков. — Я покажу тебе свое тайное логово. Это звучит крайне заманчиво, даже слишком. Во рту появляется приятный вкус предвкушения, ведь это тайное место, о котором вряд ли много кто знает? И его правда-правда покажут без обмана? Наверняка оно наполнено всякими тайнами и секретами, которые переплетены, как паутина, ведь это Кенни. По-другому быть и не может. Стотч растерянно взгляд кидает в сторону окон пятиэтажки, ища нужные, которые ведут в его квартиру. Вдруг, родители уже вернулись домой и наблюдают за мальчиками, прожигая в них дыру своими недовольными глазами из-под хмурых бровей. Конечно, это просто страх. Еще слишком рано для их возвращения. — Лео, они не узнают. — МакКормик улыбается зубастой улыбкой так, что щербинку между зубами видно. Если не это было козырем его, то что тогда? Как тут можно было отказать? — Я тебя защищу. Эти слова действуют как рычаг, который дергают так резко и неожиданно. Щеки горят, уши тоже, и Баттерс старается спрятать лицо в своем большом вязаном шарфе голубого цвета, который ему бабушка связала, как маленький подарок на новый год. Он в следующую секунду кивает, как болванчик, и чувствует, как его за руку тянут в сторону пятиэтажек с не самым презентабельным видом. Ладошку, словно обжигает чужое и такое родное одновременно тепло, даже через варежку. Улицы все еще серые и грязные. Не приносят ни капли радости, а лишь уныние. Разбитые стены зданий, пустые дороги, на которых изредка машины то появляются, то быстро исчезают за поворотом. На другой стороне стоят заводы, такие огромные и пугающие, с трубами, из которых черный дым поднимается прямо в небо. Неприятно даже просто подумать, что именно им все дышат в этом городе, и страшно даже представить, что может твориться в легких. В голове сразу вспыхивают те самые черные каракули на целые листы бумаги, которые обычно появлялись при злости. Вдруг и именно такие гадкие штучки и в организме человека мелькали, медленно заполняя все вокруг и убивая здоровые, пока что, клетки. Наверняка, там, на этих заводах, работают те самые грустные люди, которые выглядят настолько несчастными и усталыми, что от воспоминаний о них холодок по коже пробегает. Только во всем здесь есть одно большое «но». Перед Стотчем идет яркий человек, в такой же, бросающейся сразу в глаза, яркой парке и крепко за руку держит, что-то напевая себе под нос. Да, может, где-то его куртка порвана, где-то заплатки пришиты, но это было чем-то вроде особенности. — Кен, ты точно знаешь куда идти? — бормочет Баттерс, сжимая чужую ладошку посильнее, когда видит, что уже слишком далеко от домов знакомых отошли. Не то, чтобы он не доверял МакКормику или не хотел найти какие-нибудь приключения, просто хотелось более спокойного дня, без происшествий. Обстановка вокруг явно доверия не внушала, заставляя маленькое сердечко колотиться чуть быстрее, как у запуганного зайчонка. А вдруг здесь будет стая диких собак, о которых учителя в школе уже говорят на протяжении нескольких дней? А вдруг они нападут, как на ребёнка из соседнего района? — Цветик, ты сомневаешься во мне? — пятиклассник звучит приглушено из-за куртки, даже плотная ткань не скрывает ноток обиды в голосе. Наверняка, он ещё щеки надул и губы поджал, но этого, к сожалению, не было видно со спины. Но картинка этого в голове появилась сразу и была такой четкой, что никак не вышло сдержать улыбку и тихое хихиканье в варежку. –Разбиваешь мне сердце словами, Баттерс. Как тебе не стыдно? Мальчишка хлопает глазками, хмурится после и выпрямляется, как струнка. Чувство вины появляется тут же, словно по щелчку пальцев, начинает грызть изнутри, создавая неприятную дыру, которая словно вот-вот и ребра сломает. А ведь и правда- почему он вообще позволил взять сомнениями над собой вверх? Кенни взрослый уже, сильный мальчик. Явно сможет одной левой положить этих страшных псов, но совсем бы не хотелось, чтобы он пострадал. Не хотелось, чтобы он получил даже маленькую царапинку. Щелчок пальцами перед лицом раздается, следом — смешок. ‐ Расслабься, я же шучу. Облегчение, но шутка не кажется смешной. Совсем не кажется. Хочется сказать об этом, хочется брови нахмурить и, возможно, даже не разговаривать с мальчиком впереди несколько минут, но этого не выходит. Намеки на спрятанную улыбку под плотной тканью куртки у Кеннета заставляют что-то сжиматься внутри, а взгляд голубых глаз, которые выглядят уж слишком уставшими и взрослыми для его возраста, работают как гипноз в приезжающем каждую зиму цирке. Вдруг он научился гипнозу, только без часов на цепочке, у дяденьки-фокусника из того самого цирка. Это было бы даже неудивительно. МакКормик много что умеет. Он был как те самые супергерои из мультиков, которых в коробке телевизионной крутят каждое утро. Ну, или так считал только сам младший Стотч, как бы это не было глупо. Но насчёт гипноза точно нужно будет спросить чуть-чуть позже, уж очень интересно стало. –Раз это моё секретное логово, то тебе нужно закрыть глаза и не поглядывать! — вдруг мальчик в оранжевой парке останавливается, стягивая капюшон, смотрит с хитрой улыбкой и прищуром, как у лисы. — Это тайный проход, поэтому, увы, раскрыть тебе его не смогу! Леопольд неуверенно с ноги на ногу переступает на месте, оглядывается. Ну, тут явно не так опасно. Да, пятиэтажки в более аварийном состоянии, чем в других районах маленького городка, но в целом не так страшно. Детская площадка с поломанными качелями, ржавый железный объект, который напоминает ракету. На самом деле, на это грустно все смотреть. Когда-то здесь, очевидно, была жизнь, а сейчас она просто остановилась, как на снимке, который уже порван по краям и выцвел в некоторых местах. –Просто закрой глаза и держись за мою руку покрепче. Баттерс лишь кивает, жмурится, да и ладошку друга очень сильно сжимает, на что получает добрый смешок. Руку тянут куда-то вперёд, слышится хруст снега под ногами, но и то этот звук потом вовсе пропадает, а вместо него эхо появляется, как в подъездах домов. Слишком хорошо становится слышно чужое сопение, шарканье курток при малейшем движении и раздражающее капанье воды где-то наверху. Ступеньки, об которые уж слишком легко запнуться, вели вверх. Тихое «подожди» и скрип двери. В какой-то момент в голове мысль появляется о том, что стоит открыть глаза и посмотреть по сторонам на всякий случай, ведь страх в грудной клетке начинал уже беспокоить. Не нравилось думать о том, что вдруг Кеннет собирается оставить его тут, одного, с закрытыми глазами или хочет напугать, чтобы потом рассказывать своим одноклассникам. Конечно, это были просто глупые мысли, от которых мальчик решил отмахнуться и послушно ждать возвращения своего товарища. Ведь Кенни не такой. Кенни так не поступит с ним. Он пообещал показать свое секретное от посторонних глаз место, а, значит, покажет. Руку осторожно обхватывают вновь без слов, в полной тишине, и аккуратно тянут вперед, приоткрывая скрипучую дверь пошире. — Можешь открывать глаза, цветик-семицветик. — тихий шепот рядом с ухом раздается, заставляя Леопольда вздрогнуть едва от неожиданности. Мальчик открывает глаза и видит комнату, конечно, не в самом лучшем состоянии, но это не особо портит все впечатление в целом. Комната маленькая, без обоев почти, с дыркой на потолке, которая ведет на чердак этого дома, но все это не так важно и не так интересно. Больше взгляд цепляют вырезанные из желтой и оранжевой бумаги звезды на веревочках. Они свисают с потолка, кружатся вокруг своей оси, сверкают, и Баттерсу хочется даже сказать, что это намного лучше ночного неба. Это «небо» сделано своими руками. Каждую звездочку можно трогать и даже можно писать на них свои маленькие желания, которые, возможно, когда-нибудь сбудутся, как бы это наивно не звучало. На стенах висит пара плакатов и вырезок из газет с чёрно-белыми модельками машин. В дальнем углу лежит старый потрепанный матрас с пледом сверху, а рядом - маленькая тумбочка без одного ящика. Похоже, именно он остался от прошлых владельцев данной маленькой квартиры. На ней стояло радио, которое было в рабочем состоянии, а рядом лежала пара потрепанных книг и журналов. В другом углу стоит граммофон, который явно находится не в хорошем состоянии, но все равно выглядит вполне эффектно, как и пара пластинок на подоконнике. Такое явно стоит огромных денег, но кто-то просто выбросил прибор из-за того, что он больше не может прокручивать музыку, хотя это было очень зря. Как бы это глупо не звучало, но Лео здесь чувствует себя более спокойнее, чем в своей комнате. Тут явно более уютнее, совсем не чувствуется так, словно находишься в маленькой тюрьме. Никто явно не может закрыть тебя тут на ключ за плохое поведение и бить не будет за все. — Ну, как тебе? МакКормик рядом выглядит каким-то неуверенным в данный момент, вжимается в свой капюшон, который вновь на его голове оказался, и смотрит так выжидающе, словно ответ Стотча уж очень важен для него, будто бы от него много всего зависит. Таким его блондин видит впервые, но именно такой мальчишка вызывает какие-то искорки в большем количестве, чем обычно. Именно эту картину Баттерс старается так внимательно запомнить, каждую маленькую детальку вокруг, уж почему-то кажется, будто больше подобных моментов не будет. От таких мыслей сердце сжимается от боли внутри. — Это волшебно, приятель. — говорит младший и видит, как лицо пятиклассника румянцем покрывается и появляются намеки на широкую зубастую улыбку, которую, к сожалению, в данный момент ткань закрывает. А ведь так хотелось бы посмотреть на нее, так приятно чувствовать что-то теплое и порхающее внутри. Правда, так и непонятно до сих пор, почему этот человек вызывает такие неизвестные ощущения, которые порой вводят в состояние ступора, но в данный момент это было не так важно. Сейчас было так приятно смотреть на мальчика рядом, ведь точно можно сказать, что в данный момент он светится, как солнце. Такое маленькое и приятное солнце, согревающее только близких людей. — Здесь так уютно! Спасибо, что решил показать свое логово. Кенни тихо смеется, но быстро замолкает и, словно тот яркий и такой солнечный образ этого человека просто исчезает, как по щелчку пальцев. Взгляд становится таким серьезным, таким задумчивым, что становится даже не по себе. Порой такие резкие смены настроения были слишком неожиданными, и не всегда можно было предсказать их, точнее, почти никогда. — Кен? — мальчишка нервно ладошки потирает друг о друга, понимая, что в данный момент это вовсе не помогает взять себя в руки, а лишь наоборот. Казалось, что сердце словно становится все громче и громче, будто бы стук его даже в ушных перепонках раздается. Этот звук не нравился, ведь он слишком похож на сердцебиение испуганного и загнанного зверька, которым все окружающие считали Стотча. Уж не хотелось, чтобы и друг постарше его считал таковым. — Ты в порядке? Тишина на вопрос настораживает куда сильнее, чем даже стук своего сердца, ведь она слишком напоминает одно из наказаний его собственных родителей. Даже здесь младший умудрился напортачить, поэтому его не будут замечать до конца жизни. Это разбило бы сердце по-настоящему. Мальчик в парке аккуратно за ладошки младшего берет, но даже это не помогает успокоиться или хотя бы в руки взять себя, ведь почему-то именно сейчас вся эта тихая атмосфера возвращает к той одинокой комнате дома, где существует только тиканье часов, где никто не слышит или просто не хочет услышать малыша Стотча. Хочется попросить что-то сказать своего друга, хотя бы одно короткое слово, ведь, возможно, именно это поможет чуть прийти в себя. — Я могу кое-что сделать? — все-таки раздается тихий голос МакКормика и малейший холодок по коже пробегает. Конечно, становится чуть спокойнее на душе, но все равно как-то не по себе. Такой Кеннет настораживает, иногда пугает, но порой кажется - вот он настоящий. Он задумчив, подозрительно тих и даже язык тела совсем другой, словно становится более скованным. Такой Кенни - настоящая загадка, на которую вряд ли можно найти ответ. — Конечно, можешь, Кен! — щебечет Леопольд, оглядывается вокруг, словно боится, что за ними кто-то может подглядывать, чтобы помешать сделать то, что взрослый мальчишка задумал. Старший стягивает с себя капюшон, хмурит свои светлые брови, будто обдумывая что-то в своей голове, а после быстро, невинно прижимается к губам Баттерса. Этот поцелуй не был долгим, всего лишь пару секунд, но сердце в грудной клетке билось бешеным и громким стуком и казалось, что каждая пылинка в комнате слышала этот звук. Губы приятно горят, покалывают из-за оставшегося отголоска чужого тепла. Это что-то новое, неизвестное и совсем не похожее на поцелуи дальних родственников, и поэтому вгоняет в ступор. Непонятные и ноющие ощущения внутри, которые вовсе не были неприятными, наоборот, грели душу. Становится даже жарко в этой маленькой комнате, в которой уже давным-давно нет отопления, в которую так и пробирается тот самый зимний холод с улицы. Хочется стянуть с себя огромную куртку с шарфом и шапкой, чтобы хоть как-то избавиться от этого внезапного прилива жара. — Цветик? Кажется, что МакКормик с каждой минутой тишины становится более грустным, будто бы что-то внутри покрывается новыми трещинами и вот-вот все рухнет полностью, оставив лишь осколки прошлого образа этого человека. Этого допускать нельзя, совсем не хочется видеть именно Кенни сломанным. Вдруг станет такой же пустышкой, как и взрослые. Вдруг весь солнечный образ просто испарится, оставив только о себе воспоминания. — Ох-х, приятель, это та-ак неожиданно. — тихо все-таки бормочет младший, опускает взгляд вниз, боясь смотреть в голубые глаза напротив, которые уж слишком притягивают к себе, что даже оторваться сейчас не выйдет. — Ты украл мой первый поцелуй. — Украл. — пятиклассник кивает головой, руки в карманах куртки своей потрепанной пряча. Кажется, он хочет провалиться в своей теплой вещице, спрятаться так в парке, чтобы вовсе не было его видно. Он прокашливается. — Ты расстроен этим? Расстроен? Вовсе нет. Почему-то он чувствует себя по-настоящему счастливым, будто бы получил тот самый подарок под ёлкой, о котором так сильно мечтал. Хочется, как бы это глупо не звучало, прыгать от счастья, смеяться звонко и мальчишку напротив обнять крепко-крепко, насколько силы позволят. Но почему-то четырехклассник на месте стоит, обдумывая: «нормально ли это все?». Никто и никогда не рассказывал ему о том, что можно испытывать к мальчику такие непонятные чувства, нигде это не было написано. Как ему стоит вести себя в данный момент? Как стоит отреагировать? — Нет-нет, что ты — голос звучит уже как шепот, который с каждым словом становится все тише. Лео прикусывает губу, рассматривая паркет и свои маленькие ботиночки. Возможно, стоит просто спросить. Просто узнать у самого Кенни ответы, ведь он точно знает, нормально все это или нет– — Ты мне нравишься. — вдруг резко говорит мальчик напротив, пытаясь смотреть куда угодно, но не на своего друга. Похоже, он старается держать свои эмоции под контролем, чтобы не рассыпаться так внезапно. — Очень нравишься. Это не шутка. Ответы на вопрос подождут некоторое время. Сейчас просто хочется окунуться с головой в теплые чувства, просто выдохнуть и отдохнуть. Даже если это ненормально, то они обязательно справятся со всеми трудностями и проблемами, и все будет хорошо. Баттерс вдыхает в легкие побольше воздуха, щеки чуть надувает и касается губами губ младшего МакКормика. Стыдно за то, что целоваться не умеет, но словами сейчас ничего не сможет сказать, ведь они попросту застряли в горле, как надоедливый ком. Он видит, как глаза Кеннета расширяются, видит, как в них словно звездочки начинают мерцать и чувствует, что все так и должно быть. У них точно все будет в порядке.