Leather in the Mirror

Я как бы … Мне на самом деле жаль, что это был не он. Может быть, если бы не он, я не впал бы в уныние в этом самом месте, где я сейчас нахожусь. Может быть, всё было бы иначе, если бы я позволил этому случиться той ночью в Вамми, когда он и я неуклюже целовались в нашей спальне, трогая друг друга под одеждой, достаточно взрослые, чтобы хотеть, но недостаточно взрослые, чтобы знать, как это сделать. Тогда он прошептал, что любит меня больше, чем кого-либо еще, и я прошептал ему то же самое и поцеловал его в темноте. Лунный свет из окна падал на его бледную кожу, на жилистое тело, мои руки касались его везде, и его руки везде касались меня. Он дотрагивался до меня так нежно, как будто я был чем-то драгоценным, хрупкой красотой. Его пальцы почти благоговейно трогали мою кожу, когда он скользил ими вниз по моей груди, животу и ниже. Это было не требованием, не принуждением, это не было дикостью. Это было … если бы мы были не так молоды … это было любовью. Это могло было быть ей. Я не знаю, почему я остановил его тогда. Я хотел этого, я любил его, и я не боялся. Так почему же я остановился? Я знаю, у меня была причина, но я никогда ее уже не вспомню. Однако я всегда буду помнить грустное выражение его глаз – грустное, но понимающее и принимающее мое решение. Наверное, я был тогда достаточно взрослым, но Мэтт был чуть старше меня. Когда я положил руку на него, он посмотрел на мое лицо. Его красивые глаза, еще более яркие от волнения и любви, смотрели на меня, и я отрицательно покачал головой. Он улыбнулся и кивнул, потом осторожно лег рядом со мной. Затем подвинулся ближе, дотронувшись губами до моего уха, и прошептал, отчего я почувствовал его теплое дыхание на моих волосах и коже: - Все в порядке, Мелло. Я могу подождать. Прошло совсем немного времени после этого, когда мы получили известие о смерти Л. Мы обнимали друг друга в ту ночь и плакали. Ни один из нас по-настоящему не знал этого человека, хотя нас постоянно сравнивали с ним, но по какой-то причине это известие стало для нас очень тяжелым. Трое из нас, вероятно, чувствовали всё это глубже, чем большинство других детей в Вамми-Хаусе. Это потому что мы были так близки к вершине. Мне повезло в каком-то смысле: у меня был человек, который меня всегда поддерживал, тот, что любил меня больше, чем я мог это осознавать. Я был уверен, что если Ниа тоже плачет, то он плачет в одиночку. И знание о том, что Ниа страдал в ту ночь, приносило мне некое удовольствие. Когда я сообщил об этом Мэтту, он был немного поражен. Выражение растерянности на его лице заставило меня плакать, смеяться и целовать его в губы довольно нежно и целомудренно. В ту ночь было полнолуние, и в тот раз, когда мы лежали в постели, свет луны касался тела Мэтта – он лежал рядом со мной, положив голову мне на грудь и слушая стук моего сердца. Так было бы проще, но я не мог оставить его, не попрощавшись. - Мэтт? Он пробормотал что-то вроде "Ммм"? в область моей груди. - Ты ведь знаешь, что завтра я уезжаю, не так ли? Он вздохнул, а затем кивнул. Потом потерся лицом о мою грудь, ероша свои волосы. Я прижал его к себе и поцеловал в макушку. - Мне жаль, – прошептал я в его волосы. Он поднял голову, чтобы увидеть мое лицо. Мы были так близко, что наши носы почти соприкасались. - Тебе никогда не нужно об этом жалеть, Мелло. До тех пор, пока мы живы. Это неважно. Ладно? Я не поцеловал его. Вместо этого мы просто смотрели друг на друга. Я поднял руку и запустил пальцы в его огненно-рыжие волосы, отливающие красным во тьме, обволакивающей нас. - Да, – сказал я наконец. В тишине я смотрел в его зеленые глаза и понимал, что люблю его, хотя не мог выразить этого словами. В Вамми нам читали лекции о сексе, конечно же. Мы обсуждали его в качестве мотива в уголовных делах, и это слово встречалось в литературе и появлялось в средствах массовой информации. Но мы никогда и ни с кем не обсуждали, что такое любовь. Я инстинктивно понял, что это такое, но не знал ни одного способа, чтобы ее выразить. Я понял, что Мэтт уже уснул. Когда он проснулся, меня уже не было. Мне говорили, что он изменился после этого. Он был подавлен, раздражителен и запирался в своей комнате на более длительный период, чем он обычно это делал. Независимо от того, насколько он изменился, не было абсолютно никакого способа, с помощью которого он мог бы измениться полностью, оставшись за кованым забором Вамми-Хауса, в отличии от того, насколько изменился я сам. Тогда я знал, что реально может мне помочь. Я устремил свой взор на мафию. Я знал человека, который мог бы помочь мне приблизиться к моей цели. Это был невысокий тощий парень. Я был выше него. Он занимался разными вещами, однако был полным уродом во всех отношениях. У него была коллекция пряжи без всякой видимой на то причины, и он утверждал, что ест только помидоры и томатные продукты. Он всегда смеялся над кем-то или чем-то, и это никогда не было похоже на веселье. Это был тот тип смеха, от которого вас охватывал озноб, словно кто-то проводил кубиком льда от начала позвоночника, медленно сползая ниже. Я нашел его номер, и он назвал свой адрес, когда я позвонил ему посреди ночи. Я пришел к нему домой, одетый в черную футболку и джинсы, и позвал его по имени. Он высунул голову из кухни. Томатный сок стекал по его подбородку. Я был в ужасе, думая, что это кровь, пока не ощутил запах овощей и не увидел томаты. - Чего ты хочешь, малыш? – спросил он, посмеиваясь, и вытер рот рукавом белой рубашки, оставив на нем красные пятна, которые, скорее всего, никогда не отстираются. Я подарил ему свою самую лучшую вампирскую улыбку, которую все боялись в Вамми. - Я хочу попасть в мафию, – ответил я хладнокровно. – Мне нужна ваша помощь. Он оглядел меня. - Иди домой, малыш, – он громко рассмеялся. - Уверяю вас, сэр, я самый умный человек, которого вы когда-либо встречали, несмотря на мой возраст или что-либо еще. Мне очень хотелось шоколада, но сейчас определенно было неподходящее время. Я сосредоточился, глядя ему прямо в глаза и даже не моргая. Он снова засмеялся, и я почувствовал дрожь. - Где ты учишься? В средней школе? Я не стал его поправлять. - Мой возраст не имеет значения, – сказал я серьезным тоном. - Нет, малыш, на самом деле – имеет. Независимо от того, что ты будешь говорить, я не собираюсь ничего делать для тебя. Если ты не хочешь, не иди домой, но ты не можешь оставаться здесь. Он отвел взгляд. Я кивнул и вышел из его дома. Так что всё прошло не очень гладко. (Он умер через две недели от язвы. Это произошло потому, что он ел кислые помидоры. Я посмеялся, когда узнал об этом). Когда я шел по улице, направившись вникуда, то увидел свое отражение в витрине магазина. Это объясняло его ответ. Я был невысокого роста, худой, и мои волосы были слишком приятными. Я был одет в черное, но из-за того, что свободная ткань одежды висела на мне, это делало меня еще стройнее, чем я был. Я действительно выглядел как ребенок, и я не выглядел необычайно умным. Независимо от того, насколько я был умен, я знал, что меня не будут принимать таким, какой я есть. Я улыбнулся, когда увидел, что продавалось в этом магазине. Кожа. Это сработает. До этого я ощущал некоторую робость, но как только я увидел всё это, я понял, что оказался в нужном месте. Я взял одежду вместе с вешалками и пошел в примерочную. Как оказалось, у меня были инстинкты, скрытые где-то глубоко в моей психике, которые мне теперь пригодились. Я, вероятно, унаследовал их от своей матери. Независимо от того, откуда они у меня были, когда я вошел в примерочную, то надел кожаный жилет. Отлично. Я знал, что я выглядел просто отлично. И нашел такие же брюки со шнуровкой. Это был тот, кем я теперь буду. Конечно, я не мог позволить себе такую одежду, и теперь мне нужно было голодать. Моя болезненная худоба хорошо сочеталась с моим новым стилем. Так что вот что я сделал. Впоследствии я делал это в течение многих лет, даже когда это было уже ненужным. Я продолжал есть почти что один шоколад. Не самый здоровый метод, но он не был самым худшим, что я мог бы выбрать для себя. Время шло быстро. Я получил адскую дыру под названием «квартира» и работу, чтобы содержать себя. Я работал над плавными движениями в кожаной одежде, работал над фразами, работал над мимикой. Я немного обрезал свои волосы, оставив концы неровными. У меня было много энергии, у меня всегда ее было много, но я обнаружил, что могу весьма убедительно выглядеть – невозмутимым и ледяным. Кто-то постучал в мою дверь. - Эй, Пэллор. Я насчет аренды, – ответили мне, когда я подошел к двери. Под именем Джона Пэллора я снимал эту квартиру. Я подозревал, что мой арендодатель знает, что оно ненастоящее, но он сдавал свои комнаты проституткам и торговцам наркотиками, так что это его не волновало. А мне нравилось это имя. Я стоял перед ним, непоколебимый и уверенный, когда он называл мое фальшивое имя и скалил на меня зубы, словно пес. Трюк с любым животным, чтобы показать, что ты не боишься. Мой взгляд стал холодным и непроницаемым. Я погасил свою привычную энергию и позволил другому ощущению заполнить меня. Холод, холод. Он сказал всё, что хотел, развернулся на каблуках и ушел без лишних слов. Он никогда не просил аренду наперед, словно знал, что у меня нет лишних денег. И то, что он сейчас пришел за ними раньше времени, говорило мне кое о чем, и мне нельзя было терять управление. Я надел свою кожаную одежду после того, как узнал, где я могу с ним встретиться. Я пришел туда, к нему в квартиру, и сел на продавленный диван. Потом расставил ноги пошире, прикрыл глаза и стал ждать. Прошло совсем немного времени. Он улыбнулся, когда вошел и увидел меня. Это была холодная улыбка. Он был высоким, мускулистым, и у него были большие, сильные руки. Я был его полной противоположностью, кроме схожести в улыбке. Он сел в кресло, которое было рядом с диваном. - Итак, ты хочешь заплатить натурой, – это был не вопрос. Я едва не улыбнулся, потому что теперь был абсолютно уверен, что мы верно поняли друг друга. Я сохранял невозмутимость на лице, однако изредка демонстрируя едва видимую заинтересованность, чтобы показать, что я всё еще живой. Голодный, однако. Я кивнул – лениво, уверенно и не отрывая от него глаз. Он также не отворачивался от меня, но не смотрел мне в глаза. Я подавил дрожь, когда его взгляд скользнул по моему телу, голодный, как и у меня, но совершенно по иной причине. Его большие руки придвинулись к его ширинке, и он расстегнул брюки, немного спустив их пониже вместе с бельем и доставая возбужденный член. Когда я посмотрел на него, его улыбка стала шире. - Ну? Я вздрогнул, но он не заметил этого. Затем я встал и подошел к нему, двигая бедрами и демонстрируя свою кожаную одежду больше, чем это было необходимо. Я опустился перед ним на колени с самой сексуальной улыбкой и наклонился ниже. Он остановил меня, дотронувшись рукой до моего лица. - О, нет. Ты не получишь всё настолько легко. Я замер. Всё, что я должен был сделать – это дать ему то, что я должен был дать Мэтту. Мое тело на блюдечке с голубой каемочкой. От того, как он сидел, я понял, что мне нужно сесть сверху и заняться с ним сексом, однако я никогда этого не делал. У меня не было никакого опыта в этом деле. И я не знал, трудно ли это на самом деле – заниматься сексом с парнем. - О, так ты хочешь секса, – сказал я с сарказмом. Затем встал перед ним и, с некоторым усилием, выскользнул из своих черных кожаных штанов. Я не мог позволить себе носить нижнее белье, поэтому я ничего не носил под брюками, но он не должен был узнать о реальной причине этого. Я наблюдал за ним, когда проделывал всё это, и он ухмыльнулся. - Сними всё. Так что я расстегнул жилет так медленно и неторопливо, как только мог, и встал перед ним – абсолютно обнаженный и беззащитный. Потом подошел к нему и оседлал его колени, слегка задыхаясь от незнакомого ощущения прикосновения к чужой коже. Я запустил руки в его волосы и поцеловал – горячо, мокро, словно единственная вещь в мире, которую я хотел сделать – это попробовать на вкус слюни этого человека. Он позволял себя целовать в течение нескольких минут, поглаживая руками мою задницу, а потом вдруг обхватил за талию. Он развернул меня к себе спиной и двинул бедрами вперед, резко входя своим членом. Он вошел в меня без всякой смазки, и я сделал вид, что мои крики были криками удовольствия, а не боли. Он разошелся и засовывал в меня свой член настолько глубоко, как это было возможно. Мне было больно, у меня пошла кровь, но я стонал, когда он трахал меня, пока не почувствовал, что он кончил довольно быстро – из-за того, что моя задница была узкой, потому что я был девственником? Затем он столкнул меня со своих колен. Я упал на пол, упираясь на руки и колени, отчего моя задница была прямо перед ним. Я собирался встать, прежде чем он воспользовался бы мной снова, однако он обхватил меня за бедра и снова проник в меня. И я снова стал кричать, но на этот раз – от удовольствия, потому что мне было приятно. Подобное удовольствие было совершенно незнакомым для меня, и я кончил со стоном на ковер. Это был мой первый оргазм, которого я достиг с кем-то. Он спросил: - Ты девственник? Я предполагал, что он заранее знал об этом. Но несмотря на это, я ответил: - А ты как думаешь? Он засмеялся. Он смеялся так, словно это было самой смешной и самой абсурдной идеей, которую он когда-либо слышал. Он встал и вышел из комнаты, а я в это время надевал свою одежду обратно. Он вернулся через несколько минут, неся в руке маленький пакетик. Потом бросил его на стол и посмотрел на меня. Там был какой-то порошок, и я смутно догадывался, что это наркотик, вероятно – кокаин. Я пожал плечами, и он дал мне купюру. Я не знаю, откуда я понял, что делать с этим, потому что был сосредоточен на боли в заднице. Так что я свернул купюру и вдохнул порошок, пока он жадно шарил по моим ногам, обтянутым узкими брюками. Это была ошибка, ошибка, которую я продолжал делать. Я трахался с ними, пока шел наверх, к своей цели, и это было не очень хорошо для меня – пробираться через ряды ублюдков, позволяя им трахать меня. Большие, грубые руки, которые избивали меня, ласкали меня, сжимали меня – в зависимости от того, в чьих руках я был. Я мог приводить этих ублюдков к себе домой или трахаться у них – в машине, в ванной, на полу, в душе, на кресло-кровати, на диване, на столе, у стены … Я был сверху и снизу, трахался с презервативами и без них, со смазкой или насухую. На меня надевали наручники, били кнутом или имели фаллоимитатором, надевали на член кольца или что-то еще, что они хотели, но это не имело значения для меня. Упираясь на руки и колени, стоя на карачках, лежа на спине, на животе, на боку, сидя, стоя – всё было несущественно. Я мог отсосать парню в рекордные сроки. Я мог заставить девушку кончить очень быстро. Я мог позволить трахнуть меня легко или же сделать так, чтобы это было сложно. Я мог трахаться по несколько раз днем или ночью. Я мог играть роль невинной и краснеющей девочки, и мог играть роль развратной шлюхи. Часто, когда я принимал душ, кровь текла по моим ногам, а сперма вытекала из задницы. Иногда я не мог сидеть нормально, потому что мой зад болел. К счастью, на моей кожаной одежде, которая к тому времени стала весьма знаменитой, не были заметны пятна крови. Характер человека может быть невероятно адаптированным. Нас легко можно сломать, и всё же есть очень много вещей, которые мы не умеем делать, но которым можно научиться. Когда ты испытываешь мучительную боль после чрезмерных и бурных занятий сексом, можно не только научиться справляться с ней, но и не ощущать себя вещью, полностью блокируя это чувство. Я знал это лучше всех. Я всегда быстро адаптировался. И наконец наступил момент, когда мое тело можно было не использовать в качестве инструмента для достижения моих целей. Настало время использовать мой ум. Несколько человек работали на меня, и я мог уже не спать с ними, но с некоторыми из них я спал время от времени. Это стало привычкой на тот момент. Или я был в ужасе от одиночества. Мне было даже неважно, кто это был, нравились ли они мне, или я ненавидел их, были они мужчинами или женщинами. Любой человек, когда я был под действием кокаина, мог стать моим партнером на ночь. Тогда я кого-то убил. Я выстрелил ему прямо между глаз. Это не то, о чем ты сможешь забыть. Вообще когда-либо. Как ни старайся, ты не забудешь лицо первого человека, которого ты убил. Ситуация не имела тогда никакого значения, но для меня это был выбор. - Мелло, – сказал один из моих людей. Его звали Раслин, и я трахнул его накануне вечером. Видимо, он думал, что у него есть привилегия обращаться ко мне по любому поводу. Я коротко кивнул ему, давая понять, что он может продолжать. - Твой план не сработает. Я посмотрел на него безжизненным взглядом, который я носил двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. - Это не должно тебя касаться, тебе не кажется? – спросил я тихо, однако мой вид был серьезным. В тот момент он должен был это понять, извиниться передо мной и перефразировать свои мысли. Другие знали об этом. Они смотрели, широко раскрыв глаза, и страх был на их лицах. Раслин, однако, только закатил глаза. Так что я выстрелил в него. Он умер сразу, конечно, потому что я разнес его мозги так, что они вылетели через заднюю часть его черепа. Он осел в своем кресле. Адреналин бодрил меня больше, чем любой кокаин, эндорфины наполнили мой мозг, и я не мог не засмеяться, наклонившись вперед, отчего мое тело затряслось в приступе безудержного веселья. Двое из моих людей неподвижно стояли там, где они стояли до этого. Переведя дух, я приказал им возвращаться к их работе, и они незамедлительно принялись за дело. - Это случилось не потому, что он сказал, будто мой план не сработает, – сообщил я им, вытирая слезы с глаз и всё еще посмеиваясь. Они согласились. Босс был прав, что бы он ни сказал. - Это случилось потому, что он сказал это так грубо и цинично, – тактично пояснил я, словно упрекал кого-то в его невоспитанности. – Я даже сказал ему, что он был невежлив. Они с энтузиазмом согласились, и я откинулся в кресле, улыбаясь. - Кто-то должен убрать его тело. И продолжить работу. Вообще, это было удивительно, что мне раньше не приходилось никого убивать. Я сделал это довольно хладнокровно – убил того, кто приносил мне определенную пользу. Но пришло время, я взял пистолет, я выстрелил, и он умер. И я плакал в ту ночь, когда мои люди ушли – один, отходящий от кокаина, уже без трупа в квартире, но всё еще с его кровью на полу. Это был не последний человек, которого я убил. Конечно, это был последний раз, когда я плакал из-за этого. Убийства были необходимы, и это было частью моей работы, и я испытывал удовольствие каждый раз, когда я это делал. Я наслаждался этим. Я потерял счет людям, которых я убил. Нет, это ложь. Я точно помню – сколько. Я всё еще вижу их лица, и я вижу их всякий раз, когда закрываю глаза, даже сейчас. Хотя я, конечно, "искупил" свою вину. Они никогда не простят меня – все эти бандиты и невинные люди, и они никогда не дадут мне спать. Мне никогда не снились кошмары – до той ночи, когда я убил Раслина. И они не оставят меня теперь. Я оттачивал свое мастерство в стрельбе. Пусть моих слов будет достаточно, но я никогда не промахивался. Я не буду рассказывать всю историю про пожар и мой шрам. Короче говоря, я взорвал здание (убив при этом еще несколько человек), я выжил каким-то образом (к моему ужасу) и я дополз домой (в агонии). Теперь я был один. Я был совершенно один, и все мои бывшие любовники и подчиненные были мертвы. Моя обожженная кожа кровоточила и была покрыта волдырями, пачкая простыни, когда я лежал голый и дрожащий в моей квартире – в темноте, свернувшись калачиком. Я не плакал. Огонь сжег все мои слезы. После этой ночи всё изменилось. Лунный свет лился сквозь окно, падая на мою кожу и делая ее молочно-белой. От этого она выглядела почти чистой. В лунном свете не были видны все мои синяки, шрамы и ожоги от сигарет. Там, где лунный свет касался моей кожи, она выглядела точно такой же, какой была в ту ночь, когда я обнимал Мэтта. Это было очень давно. Я повернул голову и посмотрел на свои часы. Было три часа ночи. Ну, 2:47, если быть точным. Потом я посмотрел в потолок. Я смотрел в потолок в течение длительного времени, глядя на трещины и пятна от воды уже в миллионный раз. Было 3:03, и я не мог отрицать того, что я знал, чего я хочу. Я опустил руку с кровати в поисках сотового телефона, потому что у меня не было тумбочки. Я никогда не сохранял этот телефонный номер, потому что всегда боялся, что кто-то использует его, но номер хранился в моей голове, и я помнил его до сих пор. Я набрал его быстрее, чем смог бы сказать его вслух, и стал ждать, когда на том конце поднимут трубку. После шестого гудка мне ответил сонный голос: - Алло … Его голос звучал по-прежнему. По крайней мере, он был похож на голос Мэтта. Может быть, он и не изменился вовсе. Может быть, он всё еще любит меня … Я чуть не рассмеялся. - Мэтт? – сказал я осторожно. - Да. Ммм … Кто это? Обычно я никому не даю этот номер, – он зевнул. – Так что … – он зевнул снова, – извините. - Мэтт, это Мелло, – сказал я шепотом. Его голос стал звучать так, словно он мгновенно проснулся. - Мелло? – повторил он, как будто я говорил на иностранном языке. Словно мы оба говорили так. - Да. - Где ты? – спросил он сразу. Я назвал ему свой адрес слегка дрожащим голосом. - Я буду там через три часа, – сказал он просто и повесил трубку. Я уставился на телефон в моей руке. Мэтт приедет сюда. И через невероятно короткий промежуток времени, конечно. Он вполне бы мог бросить вызов законам физики. Подождите! Мэтт едет сюда? ЧЕРТ! Я принялся бегать по квартире на полной скорости, пытаясь скрыть свидетельства того, что я делал в своей жизни. Я собрал все пустые бутылки и банки в мусорный мешок и сунул его в шкаф под раковиной. Бутылки слабо зазвенели в знак протеста, когда я закрыл дверцу шкафа. Я достал весь мой запас кокаина из тайника и спустил его в унитаз, прежде чем понял, зачем я делаю это. Потому я потратил драгоценные минуты на сквернословие, пока не понял, что занимаюсь ерундой. Я спрятал всю свою одежду в шкафу и поменял грязные простыни на чистые. Потом бросил ковер на пятна крови Раслина, которые никуда не делись. Оглянувшись вокруг, я увидел, что моя квартира всё еще оставалась дырой, но за то больше не было никаких уличающих меня вещей. Ну, за исключением пистолета, которого я не заметил. Я так привык, что он всегда находится со мной, что он стал частью моей чертовой жизни. Вероятно, пистолет был бы первым, что заметил бы Мэтт. Я спрятал оружие в шкаф. Я огляделся еще раз, гораздо более внимательно. Больше не было ничего такого. Я вздохнул с облегчением. И тогда я заметил, что воздух пахнет алкоголем и сексом. Я распахнул маленькое окно своей квартиры, словно это могло как-то помочь, отыскал освежитель, что остался от бывшего владельца, и побрызгал им в комнате. Я, вероятно, перестарался, но пусть лучше уж пахнет цветами, чем запахом убийства и спермы словно в доме у какой-нибудь шлюхи. Единственным, что еще нуждалось в чистке, был я. Я быстро принял душ. Затем стал рыться в шкафу, ища более-менее чистую одежду. И тут я понял кое-что, что было очень печальным. У меня не было ничего, ничего, что не делало бы меня похожим на дешевую проститутку с фетишем на кожу. Да, кожа была моей рабочей одеждой. Да, я действительно нуждался в ней, особенно когда начинал свой путь наверх. Да, я выглядел просто отлично в подобной одежде. Но это не было нормальной одеждой для Мэтта. Это было не то, что носил бы его Мэлс. У меня даже не было пижамы или футболки, потому что я спал голым. Если я не хотел встретить его в обнаженном виде после столь долгой разлуки, то я должен был надеть свою кожаную одежду. Я посмотрел на весь ассортимент, что у меня висел в шкафу, пока не выбрал что-то более приемлемое из всего, что там было. Это оказался тот костюм, который я купил в первый день – черная кожаная жилетка и штаны со шнуровкой. Я провел расческой по волосам и попытался немного подкрутить волосы внутрь, чтобы они выглядели как раньше. Мне это удалось, однако такая прическа выглядела глупо вкупе с моей кожаной одеждой. Тогда я надел еще и перчатки, надеясь, что это немного поможет. Я не обращал внимания на эту дисгармонию и смотрел на себя в грязное зеркало. Я заметил, что разговариваю сам с собой, но не пытался это остановить. Я в любом случае сошел с ума, так не всё ли равно тогда? - Мелло, – произнес я, слушая свой голос. Мое отражение не ответило, хотя его губы шевелились точно так же, как и мои. - Мэлс, – сказал я медленно, сделав глубокий вдох. – Что ты с собой сделал? Тем не менее, белокурый мальчик в зеркале ничего не сказал, только смотрел на меня холодным непроницаемым взглядом. Я уперся руками на раковину и наклонился вперед. Мое отражение тоже приблизилось, и я мог рассмотреть мелкие пятнышки на моей коже. - Ты когда-нибудь думал об этом? Болезненно худой, бледный и неестественный, мальчик напротив меня выглядел как труп. Он замолчал, просто шевеля губами, но не говоря ни слова. Я открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но у меня больше не было слов. Мальчик в зеркале смотрел прямо на меня, его рот открылся в беззвучном крике, и он глядел, как я пытаюсь что-то ему крикнуть. Мне было сложно понять его, но я его знал, и я мог видеть, что он умолял меня, просил меня спасти его. Я поднял руку, чтобы дотронуться до его лица, и он поднял руку, чтобы дотронуться до меня, и на короткое мгновение мы почти коснулись друг друга. Но когда мы соприкоснулись, мои пальцы встретили только зеркало. Раздался звонок в дверь. Мгновенно забыв про зеркало, я побежал к двери, чтобы открыть ее и встретиться лицом к лицу с Мэттом. Я могу честно сказать, что я не думаю, что он заметил, во что я был одет. Он посмотрел мне прямо в глаза, когда я стоял на пороге, и мои пальцы всё еще держались за дверную ручку. Мэтт никогда не смотрел в сторону. Он не изменился. Я был прав. Он был точно таким же, каким я его помнил. Он даже всё еще носил полосатые вещи. У него всё еще были цветные очки. Он всё еще был болезненно, отчаянно красив. И, не глядя на мою одежду, не глядя мимо, на мою квартиру, а только лишь на безмолвного меня, он улыбнулся и сказал тихо: - Ты изменился, Мэлс. Я шагнул вперед и обхватил его руками, а потом заплакал, как ребенок. Руки Мэтта тут же обняли меня, и он прижал меня к себе. Я знал, что он не отпустит меня, пока я этого не сделаю, но я и не собирался его отпускать. Так что я потянул его за собой в комнату, и Мэтт закрыл за собой дверь и пошел за мной. Я все еще цеплялся за него и рыдал, а он гладил меня по волосам, не говоря ни слова. Я думал, что упаду без сил, но Мэтт крепко держал меня, и поэтому я знал, что не упаду. - Я люблю тебя, Мелло, – тихо сказал он в мои волосы. – Я … я никогда и не переставал на самом деле. Это заставило меня рыдать еще больше. - Я другой, Мэтт, – сказал я, задыхаясь. – Ты не представляешь – насколько другой. - Тогда расскажи мне, – прошептал он. И я рассказал. Я рассказал ему не о еде и не о сне. Я рассказал ему про наркотики и выпивку. Я рассказал ему про то, что я делал в течении жизни, и я рассказал ему, как я получил свою работу с самого начала. Я рассказал ему обо всех, с кем я когда-либо трахался, по крайней мере, обо всех тех, кого я помнил. И я сказал Мэтту, что их было так много, что даже моей памяти не хватает, чтобы их запомнить. Я рассказал ему, сколько людей я убил, и как наблюдал, как уходит жизнь из глаз того, кого ты убил. Я рассказал ему обо своих ночных кошмарах с подробным описанием лиц тех людей, которых я убил, и что я помню все их имена, все их лица, все их голоса. Я рассказал ему всё. Он ни разу не пошевелился, чтобы оттолкнуть меня. Он даже не сказал ни слова, пока я не закончил свой монолог. - Вот моя история, – я повернул к Мэтту голову, чтобы увидеть его глаза. Он посмотрел на меня долгим взглядом. - Можно я тебя поцелую? Никто не просил моего разрешения очень и очень давно. Я кивнул, и вся моя система была автоматически переведена в режим поцелуя. Я влез Мэтту на колени, не задумываясь, и прижался к нему так сильно, как это было возможно. Сексуальная, соблазнительная улыбка была на моих губах, одна моя рука прикасалась к лицу Мэтта, чтобы придерживать его, а другой я зарылся в его волосы, немного потянув за них. Он улыбнулся мне и, прежде чем закрыть зеленые глаза, стянул с головы очки и положил руки на мою талию – так легко, словно не было тех лет, когда мы были далеко друг от друга. Я понял, что я делаю, и отпрянул от него так резко, что едва не упал. Глаза Мэтта открылись, и он поймал меня прежде, чем я бы свалился. Его лицо выражало тревогу. - Мелло, что случилось? Ты в порядке? Я сел обратно к нему на колени и прижался к его телу. - Да, – ответил я. – Я просто ... начинаю делать некоторые вещи автоматически. Мне очень жаль. - Тебе никогда не придется просить у меня прощения за что-то, – прошептал он. Я вспомнил об этом. На самом деле, не нужно было жалеть? Какая странная убежденность. В этот момент я не мог позволить, чтобы это было правдой. - Я до сих пор жалею. Мэтт улыбнулся мне. И в его улыбке была любовь. - Мэтт, если ты хочешь … Он откинул волосы с моих глаз, не реагируя на мой напряженный взгляд, над которым я так долго работал. - Ты же не хочешь это делать, – сказал он мягко. Да, это было правдой. Заняться с ним сексом на полу, прямо здесь, где я трахался с дюжиной парней и девушек до него? Неужели я действительно хочу приобщить Мэтта к этой части себя? - Хорошо, – прошептал я. Он прижал меня еще ближе к себе. Я не знал, что такое возможно. Я как бы ... Я на самом деле … хочу, чтобы это был он. Может быть, если бы не он, я не впал бы в уныние в этом самом месте, где я сейчас нахожусь. Может быть, я, возможно, стремился к этому всё время. Может быть, всё было бы иначе, если бы я позволил этому случиться той ночью в Вамми, когда наши молодые тела желали друг друга. - Не мог бы ты поцеловать меня еще раз? – попросил я. Он дотронулся до меня так нежно, как будто я был чем-то драгоценным, хрупкой красотой. Его пальцы почти благоговейно трогали мою кожу, когда он касался моих губ и проводил ими по линии скул, по щеке, носу. Мэтт целовал меня мягко и неспешно. Это было не требованием, не принуждением, это не было дикостью. Это было не сексом, или наркотиками, или алкоголем, или кровью. Это была любовь.