tequila for free

nikitata, findmyname — escort

       Сегодня здесь особенно шумно: людей куда больше, чем накануне, неловких придурков, которые жрут взглядом, но не могут найти в себе сил подойти, тоже немало, но до них дела нет. Чимин, стоя рядом, только приваливается к барной стойке локтями, морщась от того, что его тут же пихает под рёбра какой-то неловкий мудак, а затем, немного подумав, закуривает.       Тэхён закуривает следом за ним. Он ещё трезвый — пока что, — однако это вовсе не значит, что не весёлый и не настроенный на какие-либо интриги: пожалуй, сегодня та самая ночь, когда он действительно пришёл в ночной клуб с определённой задачей, которую есть риск не выполнить. В конце концов, удача последнее время действительно редко его посещает: факт того, как лучший друг открыто зевает, тому доказательство — стоило ли вообще брать сюда почти что женатика?       — Почему ты так уверен, что сегодня он тоже здесь будет? А даже если и будет, с чего ты взял, что он захочет потрахаться? — Чимин почти портит настрой, потому что вопросы, которые он задаёт, очень точные. Раздражающе правильные, потому что шанс, ну, действительно мал, и Тэхён об этом знает прекрасно — он сам редко ходит в одно и то же место два дня подряд, потому что есть риск опять наткнуться на приключение, с которым он спал накануне. Особенно если секс был плохой: у него был опыт подобного рода, когда несостоявшийся Альфа-Ромео устроил скандал, мол, какого хуя они вчера «отлично потрахались», а по итогу Тэхён делает вид, что они незнакомы.       Парадокс заключается в том, что сегодня Тэхён именно тот, кто хочет попытать счастья вторично. Может быть, всё дело в том, что он визуально запал (на того мужика, окей, ладно, молодого мужчину, с которым он здесь столкнулся вчера, грешно не запасть), чёрт его знает, но очень хочется верить, что сегодня у него всё получится.       — Может быть, он уже нашёл то, что искал, и вовсю развлекается, — замечает Чимин, играя со штангой в чрезмерно болтливом рту.       — Он не мог, потому что клуб открылся только полчаса назад, — Тэхён раздражающе цыкает и выпивает залпом первый шот текилы, который до этого вертел в руках. Необходимо слегка накидаться: да, для развязности, да, для уверенности. А ещё — для податливости, хотя не планирует быть сладкой конфеткой, которую можно вертеть, как угодно, но он умеет быть обманчиво мягким на первых минутах для остроты ощущений в дальнейшем.       — А вдруг он вчера снял тут кого-то другого, и этот другой оказался его настоящей любовью? — тянет Чимин, который вовсе не хочет тут быть: его мужик точно скучно дрыхнет в квартире после того, как прочитал им двоим лекцию. Та была традиционной (простите за каламбур) и скучной: мол, Тэхёну уже двадцать пять лет, самое время найти себе папочку с бабками, остепениться и быть уверенным в будущем. А Тэхён бойфренда своего лучшего друга искренне любит, как мог бы любить старшего брата, но после этой тирады так же традиционно и скучно ответил, что по такой логике Чимин явно пошёл не по нужному курсу, потому что Намджун и сам не шейх нихуя, и на этом баталия кончилась.       — Прекрати портить мне настроение, скучный сварливый женатик, — и Тэхён пьёт второй шот. Вообще, он взял три, но, кажется, будет слегка маловато: Чимин же вообще сосёт колу из трубочки, злобно зыркая на каждого парня, который на него нет-нет, но косится — друг действительно чертовски смазливый лицом, а сейчас, добавив в светловолосую голову разноцветные пряди, так и вовсе рвёт все шаблоны.       Это такие, в которых у низкого роста и сладкого внешностью мальчика такая мощная аура папочки, что все любители классически сладких пассивов с высокими порнушными стонами отваливаются спустя пару секунд. А если и не отваливаются, то Чимин отваливает этих ребят самостоятельно, будучи преданным своему стоматологу, с которым два года назад решил умереть в один день лет этак в сто, превратившись в самого скучного тусовщика. Он даже пить бросил, мать вашу!       А Тэхён, да, всё ещё бельмо на глазу их радужной семейной идиллии. Намджун романтичен: любит пиздеть, что попросту не нашёл своё счастье, но Чимин знает своего лучшего друга с двенадцати лет и имеет все основания думать, что хуевертить тот будет до тех самых пор, пока секьюрити не сообщат, что он перепутал вход в клуб с домом престарелых. Самому же Тэхёну нравится думать, что он для отношений банально пока не готов после того, как год назад обжёгся о бывшего, которого застукал, блять, с проституткой. Типа, ну, с женщиной. Кризис ориентации, блять, произошёл у пацанчика в тридцать пять лет, спустя год сосания одного конкретного члена, осознал дядя, что правильнее всё-таки быть по вагинам.       Он, сука, реально сказал, что это будет для него правильнее: мол, не обессудь, дорогой, но моя мама ждёт, когда я женюсь и напложу внуков, которых Тэхёну уже заранее искренне жаль — с батей тем явно не повезёт.       С тех пор и, как мягко говорит Ким Намджун, семьянин-стоматолог двадцати восьми лет, дуркует. Говорит, мол, Тэхёну к психологу бы, но какой там психолог: типа, он правда уверен, что не делает ничего из того, что могло бы требовать вмешательства специалиста — не участвует в кокаиновых оргиях каждую пятницу, не подался в сектанты с приношением человеческих жертв. Он просто занимается сексом пару раз в месяц, а раз в три — проверяется и сдаёт все анализы, потому что за здоровьем нет-нет, а следит. Разве трахаться — это так плохо? Концепция лишь заключается в том, чтобы не повторяться: если лечь в койку к кому-то больше одного раза, можно по итогу случайно найти себя в отношениях, которых он так боится.       А если подумать о цели, с которой он пришёл в этот клуб вторую ночь подряд, то она звучит просто — мужик. Нереально сексуальный мужик, с которым они вчера пересеклись на танцполе где-то ближе к трём ночи и по итогу пили и целовались до первых лучей. Но сексом не занялись: Тэхён вообще вчера тусить не планировал, его сюда Хосок затащил после того, как они, накидавшись, фальшиво поорали трот в караоке, и как-то так вышло, что их пропустили в заведение очень хорошего качества, а не в какой-то там андеграундный шлак.       Если говорить о причинах прямо и начистоту: Тэхён очень много ел перед этим походом, а в сексе не любит быть грязным — от клизмы пару раз в месяц он не умрёт, как и от лёгкого ощущения голода перед каждым конкретным походом. А ехать в мотель, там пытаться как-то убого промыться с риском всё равно облажаться в процессе — это убить всю романтику.       Если говорить ещё прямее и чище: он мог бы отсосать этому парню, но абы какой член он в рот не берёт, это во-первых, глубокую глотку надо заслуживать, а во-вторых, он куда больше любит, когда сосёт не он, а ему. Но если бы он позволил этому горячему парню себе отсосать, тот справедливо ждал бы ответки, и здесь в силу вступает первый нюанс.       Так что, да: когда людей начали просить на улицу, Тэхён виновато улыбнулся своему приключению, сообщил, что сегодня к проникновению он не готов, но может подготовиться завтра. Ни номер, ни ID в «Какао» он у красавчика тоже не взял: в конце концов, если после хорошего секса будет контакт, то после очередного плохого будет соблазн написать для повтора хорошего. А повторы Тэхён не приемлет по всё тем же причинам.       А теперь, вот, стоит. И пьёт третий шот, пока Чимин заказывает себе вторую баночку колы и бормочет что-то о том, что вчерашнему фурору лучше бы побыстрее притащить сюда свою задницу, потому что он чертовски устал после работы и хочет уже быстрее лечь спать.       — Тебе двадцать пять, а ты ведёшь себя, как старый дед, — алкоголь на полупустой желудок берёт своё ожидаемо быстро: настроение резко подскакивает, а сам Тэхён начинает пританцовывать прямо там, где стоит — ворот чёрной водолазки начинает немного душить, хотя та очень тонкая, а броские ожерелья ценой во много денег, которые он нацепил на шею для образа, начинают давить на шею сзади своей тяжестью. Но он не жалуется, в общем-то.       — Тебе двадцать пять, а ты ведёшь себя, как подросток, — лучший друг огрызается, зло зыркнув куда-то на второй этаж, и тут его губы резко вытягиваются вокруг дурацкой трубочки, а тёмные брови подскакивают.       Так Чимин реагирует, когда замечает кого-то весьма любопытного.       — Вот это мужчина, — присвистывает с лёгким смешком. — Даже незаинтересованный я не могу не заценить. Кстати, кажется, он смотрит на тебя, но я не уверен. Он прямо над нами, считай, повернёшься — сразу увидишь.       Сердце в груди Тэхёна пропускает удар: кажется, он мгновенно потеет — вынужден откинуть со лба чёрную отросшую чёлку и, быстро облизнув губы, заставить себя не поворачиваться.       — Опиши его, — голос немного дрожит и лучший друг это наверняка слышит. Не может не слышать.       — Темноволос, лоб открытый… — посмеиваясь, отвечает Чимин. — Мой бог, он в костюме, ему не душно? И, да, я не ошибся, он сейчас тебе в затылке дыру взглядом прожжёт. Что будем делать? Он выглядит как человек, который вот-вот спустится вниз и подойдёт к тебе, и будет неловко, если твой краш заметит тебя в компании кого-то другого.       — Пирсинг, — у вчерашнего была эта примета. — Пирсинг нижней губы… кажется, справа. И брови. Тоже справа. У него есть пирсинг?       Улыбка лучшего друга становится настолько дьявольской, что ответ однозначен ещё до того, как он подтверждает догадку:       — Да, у него есть этот пирсинг. Вау, его нос достаточно крупный, — и играет бровями.       — И не только нос, — он делает шаг к барной стойке: нужен ещё один шот текилы. — Пока мы с ним сосались вчера, я уже оценил масштаб катастрофы.       — Что будешь делать?       — Сначала я выпью, далее — по ситуации, — отвечает Тэхён, вклиниваясь между рандомных тел ближе к бару в ожидании очереди. Но процесс немного затягивается: к рукастому парнишке за стойкой подходит один из охранников, чтобы что-то шепнуть прямо на ухо, и в какой-то момент Тэхёну отчётливо кажется, что они оба смотрят на него прямо в упор. Это выглядит странно, будто его вот-вот отсюда попросят, но он точно уверен, что ничего такого не сделал — не успел ещё, и поэтому, слегка понервничав, решает попросту дождаться своей очереди, а затем — и текилы.       Всё проходит гладко: бармен принимает заказ без лишних эмоций и ничего не подсыпает — он пристально наблюдает за этим для подстраховки. Однако в момент, когда Тэхён уже протягивает телефон с изображением карты на большом экране, парнишка отрицательно мотает головой из стороны в сторону, чтобы наклониться поближе и крикнуть в попытке пересилить шум музыки:       — За вас уже заплатили!       Но кто?       — Хорошо, тогда могу я попросить ещё один шот? — интересуется он. Парнишка кивает, снова быстро наливает очередную стопку текилы, а дальше становится всё интереснее, потому что когда Тэхён порывается оплатить выпивку снова, то снова получает отказ:       — За вас заплатили!       — И за этот шот тоже?       — Да. И за все последующие.       Такое вообще возможно? Откуда ноунейм может знать, сколько он собрался пить этой ночью?       В общем, плевать: два шота он выпивает залпом один за другим, морщась и закусывая долькой лайма с ободка одной из стопок, после чего решает, что с него пока хватит, и возвращается обратно к Чимину.       — О, ты дозаправился, — друг апатично салютует колой. — Ну, тогда вперёд, дорогой. Тот тип, — и Чимин заискивающе и с широкой улыбкой щёлкает штангой о зубы, — опять смотрит на тебя. Хочет тебя. А ты его хочешь?       И Тэхён не может не улыбнуться лучшему другу в ответ: в конце концов, сегодня он и пришёл в этот клуб для того, чтобы подчинить себе этого парня в приватке.       — Обижаешь, Чимин-а.       — Ура, я могу ехать домой!       — Рано пока! — и Тэхён, рассмеявшись, позволяет себе обернуться, чтобы взглянуть на второй этаж и широко улыбнуться.       Он в другом костюме сегодня: стоит, вальяжно оперевшись на перила локтями, обтянутыми в серый лёгкий пиджак, лениво зажав между пальцами рокс с характерным для него содержимым. Массивные часы на запястье, кривая улыбка и блеск пирсинга в свете прожекторов: вчерашняя мания смотрит прямо, без страха и с немым вопросом в тёмных глазах.       А затем слегка кивает уложенной черноволосой головой: мол, поднимайся. А Тэхён, отрицательно покачав своей собственной, отвечает тем же наклоном: нет, дорогой, это ты спустись ко мне на танцпол.       Молодой мужчина, которому навскидку плюс-минус тридцать, усмехается шире, а потом только кивает и говорит нарочито показательно шевеля губами — так, чтобы Тэхён мог по ним прочитать:       — Стой и не двигайся, — и залпом — какой бескультурный и нетерпеливый, оказывается — допивает свой виски, чтобы оторваться, наконец, от перил и исчезнуть на втором этаже.       Тэхён любит отдавать приказы самостоятельно, но отличается вежливостью, так что подождёт, не обломится.       — Теперь точно могу! — заявляет Чимин не без радости, а затем дарит ему воздушный поцелуй и смеётся: — Хорошего траха! Потом скажешь его никнейм в «Какао»!       — Даже не собираюсь брать ID у него, — тянет Тэхён, глаза закатив.       — А я ставлю задницу, что этот ID ты возьмёшь, — фыркает друг, нос наморщив.       — Для тебя звучит радикальной переменой ролей. Должен ли я осчастливить Намджуна?       — Ким Тэхён, детка, сходи-ка ты нахуй, — миролюбиво предлагает Чимин.       — Дорогой, ты не поверишь, но именно этим я и собираюсь заняться, — он даже не спорит.       А потом чувствует касание сильных рук на талии сзади и улыбается шире, почувствовав тяжеловатые нотки древесного парфюма. Запах дорогой и безумно приятный — да, определённо, он готов им пропитаться на эту ночь.       — Не помешал? — раздаётся уже знакомый голос прямо на ухо.       — Ты? — вполоборота интересуется Ким, позволяя мазнуть по своей скуле сухими губами с отдушкой виски. — Никогда.       — И это прекрасно, — где-то на этом моменте Чимин им обоим салютует, желая приятного вечера, и красноречиво отчаливает, а Тэхён отчаянно старается вспомнить имя того, с кем вот-вот потрахается, но не выходит: они оба вчера были слишком пьяны.       — Чонгук, — словно прочитав его мысли, рокочет аддикция, щекоча дыханием раковину. — Чон Чонгук.       — Ким Тэхён, — заново представляется он, чтобы скорее почувствовать, нежели услышать негромкий смешок:       — Да, я помню. Двадцать пять лет, пиарщик, отношений не ищешь, бывший подался в вагины.       — Я надеюсь, я не налакался вчера до того состояния, что начал показывать тебе фото собаки, — ситуация крайне неловкая: эту часть вчерашнего вечера он совершенно не помнит.       — У тебя шпиц, — не старается Чонгук ни капли быть щадящим. — У меня хорошая память.       Тэхён жалобно стонет, разворачиваясь в чужих сильных объятиях, чтобы, оказавшись нос к носу с Чонгуком, скорчить гримасу и протянуть:       — И после этого ты меня всё ещё хочешь?       — Честно сказать? — и Тэхён вновь имеет возможность лицезреть чужую улыбку. В какой-то степени она даже до ужаса милая, в чём-то даже отдаёт детской наивностью, и сразу располагает к себе, невзирая на небольшой дефект в лице чуть более крупных, нежели весь остальной ряд, верхних передних зубов. Но этому парню идёт. Ему наверняка всё пойдёт, честное слово, такие, как он, выглядят обворожительно даже в мешке вместо одежды.       — Да, пожалуй. Было бы славно.       — После этого я хочу тебя ещё больше, — честно отвечает Чонгук. — И если тебя смущает, что ты вчера по пьяни сболтнул слишком много, то не переживай по этому поводу — твоё прошлое не имеет никакого значения, важно лишь то, что есть в настоящем и будет в будущем. Ведь так?       — Ты говоришь слишком сладкие вещи, я же уже дал понять, что согласен на секс. Меня не нужно умасливать, — не улыбнуться не получается: сердце слишком сладко сжимается.       — А дело даже не в сексе, а в твоих ощущениях, — пожимает Чон плечами. — Люблю, когда людям комфортно общаться со мной.       Не мужик, а находка. Жаль лишь, что на одну только ночь.       — Любишь болтать после секса? — интересуется Тэхён в свою очередь.       — Если партнёр мне симпатичен… — Чонгук поджимает губы, силясь подобрать нужное слово, — …духовно.       — Я тебе симпатичен?       — После разговоров о шпице и о козле бывшем? Да я в полном восторге! — и громко смеётся, когда получает шлепок по плечу. И с улыбкой подводит к самому нужному: — Ты хочешь потанцевать со мной или опустим прелюдии и поднимемся в комнату?       — Честно сказать? — возвращает Тэхён вопрос, заданный ему минуту назад.       — Да, пожалуй. Было бы славно, — поддерживает Чонгук этот флирт.       — Я бы опустил все основные блюда и приступил сразу к десерту, — кто он такой, чтобы врать? В конце концов, они оба за этим здесь, и никто не скрывает истинных намерений касательно окончания вечера.       — Хорошо. Тогда следуй за мной, — и краш размыкает объятия, чтобы взять его за руку и повести сквозь толпу прямо наверх. Но не туда, где стоял с роксом до этого: берёт влево, идя мимо охраны (и кивнув дежурящим так, будто знает здесь каждого: как часто он вообще ходит сюда?), и тащит Тэхёна к двери с надписью «Для служебного пользования: посторонним вход запрещён».       — Мы будем ебаться в подсобке? — это всё выглядит странно, особенно, когда Чонгук начинает громко смеяться и тянет его на себя, запуская в контрастно тихий пустой коридор. Здесь всё обито деревом, есть два ряда дверей — справа и слева — и одна большая, прямо в конце. На приватные комнаты, где люди обычно совокупляются, совсем не похоже: скорее, смахивает на комнату отдыха и раздевалки для персонала. А если отталкиваться от этих доводов, то дверь в конце коридора — кабинет главного босса этого места.       И именно туда Чонгук его и ведёт. В голове пазл складывается просто мгновенно: ну, блять, конечно, только большой начальник мог «оплатить» всю выпивку разом, даже не зная, в каких количествах он собрался здесь пить, и только тот, кто имеет отношение к клубу, может позволить себе зайти в эту дверь, предварительно поздоровавшись с охраной на этаже!       — Ты владелец, — с усмешкой произносит Тэхён. — Самый VIP среди VIP.       — Он самый, — обернувшись через плечо, скалится Чон. — Тебя это смущает?       — Отнюдь, — и это действительно честно: какая разница, кто этот парень? Даже если секс будет плохим, в этом городе слишком много других заведений, в которые он мог бы ходить. Поэтому Тэхён только нагло ему улыбается: — Трахнешь меня на столе?       — Могу ещё у стены и на диване.       — Он огромный и кожаный?       — И чёрного цвета.       — У меня стоит, кажется, — Чонгук, вновь рассмеявшись, нажимает на ручку той самой большой двери в конце коридора, но перед тем, как открыть её, вдруг поворачивается и произносит:       — Я хочу прояснить ситуацию сразу. Я проверялся на прошлой неделе и чист.       — Аналогично, только я проверялся две недели назад и после этого ни с кем не спал, — кивает Тэхён. — А ещё у меня в заднице большая анальная пробка, а сам я был в душе меньше часа назад.       — И что это значит? — заинтригован Чонгук.       — Что ты меня сейчас тщательно вылижешь перед тем, как засунуть мне в задницу член, — сообщает Тэхён, кладя свою руку поверх чужой и открывая хозяйскую дверь.       Кабинет, что предстаёт взгляду, действительно невероятно шикарный: не будь ему абсолютно плевать, присвистнул бы или же восхитился тёмным тонам и стилю модерн, однако всё, в чем Тэхён действительно заинтересован сейчас — это поверхностями. Любыми из них, главное, чтобы были пригодны для хорошего секса, хотя, с другой стороны, с таким парнем сканал бы даже стог сена в сарае.       Стол в центре комнаты реально огромен, массивен и, что иронично, стеклянный — разводов, надо подумать, на нём после их небольшого перформанса много останется. Диван же, как Чонгук и сказал, чёрный и кожаный, а ещё просторный настолько, что на него можно спокойно лечь вдвоём.       — Выбирал мебель для таких вот случаев, да? — большой босс характерно прижимается сзади, слегка толкаясь через одежду, и лишь негромко фыркает на ухо перед тем, как его прикусить:       — Ты угадал.       — И какие отзывы были? — откидываясь затылком на чужое плечо, интересуется Ким, позволяя Чонгуку услышать, как резко дыхание сбивается, когда сильные пальцы, на которых он замечает рисунки тату, без разрешения ныряют под водолазку и, очертив контуры рёбер, поднимаются выше, чтобы слегка и одновременно царапнуть ногтями соски. Тэхён действительно безмерно чувствительный там: сразу сглатывает достаточно шумно, глаза полуприкрыв, и понимает — есть все основания думать, что сегодняшний секс будет незабываемым.       — Если честно, ты будешь первым, кто его мне оставит, — признаётся Чонгук, а затем добавляет прямо на ухо: — Давай снимем твою дурацкую кофточку?       — Не нравится? — поддевает Тэхён.       — Нравится. Но сейчас она мне мешает сделать всё то, что я хочу с тобой сделать.       — Звучит интригующе, — и это один из последних разов, когда он решает быть покорным с этим богатеньким папочкой, который ещё даже не в курсе, как сильно ему придётся прогнуться сегодня. А потому тянется к массиву из ожерелий на шее, чтобы их расстегнуть и снять водолазку без всяких проблем, однако Чонгук удивляет: развернув украшения камнями назад, он осторожно заправляет цепочки за ворот, позволяя тем коснуться разгорячённой кожи на шее.       А затем тянет, заставляя те внезапно надавить Тэхёну прям на кадык, слегка придушив: тот давится выдохом, старается было сглотнуть, но получается весьма затруднительно.       — Снимай водолазку, — подсказывают снова на ухо. — Я придержу.       — Хочешь поиметь меня в этих блестяшках? — хрипло и сдавленно смеётся Тэхён. — Они твой стеклянный стол поцарапают.       — Плевать. Куплю новый, — хмыкают сзади, свободной рукой касаясь тэхёнова паха и несильно сжимая содержимое чёрных зауженных джинсов. Несильно, но так, чтобы задницей вжать в себя и дать понять, что его ну очень хотят, и стоит огромных усилий не застонать от мысли о том, как они двое сейчас выглядят со стороны: полумрак кабинета в тёмных тонах, Чонгук, сгрёбший ожерелья одной рукой за спиной у Тэхёна и немного его этим придушивающий, ласкающий пальцами спереди, а сзади несильно, но ощутимо об него потирающийся. И сам Тэхён, да, сухие губы облизывающий, разгорячённый и прогнувшийся в пояснице и будто уже приглашающий.       Но пока ещё рано, и пусть водолазка летит на тёмный паркет, а сам он прижимается к груди Чонгука голой спиной. Костюм — это секси, но стесняет движения, а ему бы хотелось, чтобы этот папочка был с ним не только податливым, но и достаточно гибким. А потому, развернувшись, впивается в чужие горячие губы своими, грубовато и умеренно влажно проталкивая свой язык между зубами Чонгука.       Поцелуй на вкус — терпкость виски и кислинка лайма с текилой, серёжка в губе твёрдая и немного прохладная, и поэтому Ким её немного прикусывает, чтобы слегка оттянуть, а затем отпустить. Чонгук его к себе прижимает, положив одну большую ладонь на голую спину, а другой бесстыдно сминая ягодицы под джинсами, и, блять, Тэхён вовсе не против того, чтобы этот парень раздвинул их как можно скорее. Он такой, блять, во всех смыслах большой: под пальцами точно ощущаются покатые плечи, а если скользнуть ниже, то можно прощупать и бицепсы с трицепсами. Не разрывая их поцелуй, Ким изучает ту территорию, на которую смог ступить ещё накануне, и разочарованным не остаётся, когда чувствует кубики напряжённого пресса. И незамедлительно начинает расстёгивать пуговицы его пиджака, чтобы после:       — Сними его нахрен, — выходит невнятно, но Чонгук подчиняется, оставаясь в одной чёрной рубашке. — Закатай рукава, — и не может не улыбаться, когда Чонгук, отстранившись со стоном, только и может, что глаза закатить:       — Ты серьёзно?       — Серьёзно. Это пиздец сексуально, а ещё мне что-то подсказывает, что у тебя есть рукав, так что да, я хочу, чтобы меня трахал богатенький папочка в красивой одежде, — и, рассмеявшись, делает несколько шагов назад, поближе к столу, на который, наткнувшись, не глядя прыгает, благо тот полупустой. И, наблюдая за тем, как Чонгук обнажает тату, приглашающе ноги разводит, пусть в паху режет от таких вот движений.       Блять, какой он всё же горячий. Особенно в тот самый момент, когда, закатав рукава своей невыносимой рубашки и оставаясь в серых офисных брюках, разводит руками, мол, «теперь ты доволен?». И, да, Тэхён чертовски доволен видеть несколько прядей, что выбились из общей укладки, пирсинг в брови и в губе, вязь различных рисунков на правой руке и улыбку широкую, когда Чонгук замечает, что его взглядом жрут. Жрут ровно настолько, чтобы отдать дань уважения пуговицам на широкой мускулистой груди, а также ширинке на брюках, что выпирает столь характерно.       И у такого мужчины стоит на него. И именно такому мужчине он, на стеклянном столе полулёжа и опираясь на поверхность локтями, делает приглашающий жест, указывая кистями на собственный пах, не забыв добавить самодовольное:       — Мне долго лежать, держа на весу ноги в таком положении? Подойди, блять, и сделай со мной что-то, что сможет меня удивить.       Чонгук снова смеётся. У него привлекательный смех: низкий, немного рокочущий и приятный на слух — Тэхён ловит за хвост залихватскую мысль, что он даже парадоксально находит его сексуальным, особенно, когда это происходит так, как сейчас: когда Чон нависает над ним, снова целуя, и шепчет едва-едва слышно:       — Хочешь, чтобы я удивил тебя, верно?       — Всё правильно.       — Тогда давай с тобой слегка поиграем, — отстраняясь и подхватывая его ноги под икрами, предлагает Чонгук, подтягивая Тэхёна по столу к себе ближе. — Каким ты меня видишь?       Интересный вопрос. Ким задумывается на пару секунд, а затем, окончательно ложась на холодную поверхность стекла, всё-таки отвечает:       — Тот самый сын маминой подруги, я думаю… — и, конечно, сбивается, когда Чонгук ведёт пальцами по его икре вниз.       — Продолжай.       — Был успешным, любимым в семье, потом осознал свою ориентацию и твоя семья её приняла: у тебя тот самый вайб человека, который здорово оценивает свою сексуальность как фактор, а это значит, что ты никогда её не подавлял. Так как ты в себе чертовски уверенный, потому что тебя в нужный момент поддержали все члены в семье, ты подался во всякие бизнесы для развития личностных качеств. Ты любишь, когда всё идёт так, как ты хочешь и… — и Тэхён ему смотрит прямо в глаза. — Поэтому ты — тот самый уступчивый, но всё-таки папочка, который любит всё проговаривать и находить компромиссы. Но подчиняться не любишь.       — Тебе бы в психологи, а не в пиарщики, — тянет Чонгук с улыбкой, не лишённой нот подозрительности. — Или в гадалки. Всюду попал, — и накрыв член Тэхёна через ширинку, чувственно сдавливает. Ким реагирует так, как умеет и так, как ему хочется: позорненько всхлипывает и мгновенно начинает толкаться в чужую ладонь, которую не отнимают, конечно же.       — Я просто… — он слишком чувствительный, чтоб не начать тихо поскуливать и задыхаться, а пробка, крепко засевшая в заднем проходе и напрягающая подуставшие мышцы, не делает легче. — Я просто гей. И у меня друзья — тоже геи. Я знаю толк в том, что касается психологии меньшинств, дорогой, — и стонет особенно громко, когда Чонгук точечно давит на ствол указательным и большим пальцами, будто бы что-то по нему растирая, и на ощупь находит головку, ведь смотрит в этот момент прямо в глаза. — Так что за игра?.. Твою мать…       У Тэхёна от предэякулята трусы насквозь, кажется. Он так хочет этого парня, который сейчас никуда не спешит, хочет совсем по-животному и чтобы тот умолял дать ему кончить. Хочет держать в узде такого уверенного в себе альфа-самца и объезжать его всю ночь напролёт. Чтобы они были грязные, мокрые, чтобы ловили хрипы друг друга и даже без сил не могли остановиться по-дикому трахаться на всех доступных поверхностях в этой чёртовой комнате — да, это определённо то, что он хочет.       — Ну, ты сам просил меня тебя удивить, — негромко посмеиваясь (у Тэхёна, без шуток, развивается кинк на этот потрясающий звук), отвечает Чонгук. — Поэтому, да, давай сегодня поломаем стереотипы.       — И что же ты хочешь?       — Чтобы ты мне приказывал, — рокочет Чонгук.       Тэхён задыхается и, кажется, готов кончить лишь от интонации и содержания сказанного: да где это видано, блять, чтобы до вчерашнего дня совершенно незнакомые люди неожиданно — раз! — и сошлись в предпочтениях в играх? Что дальше — одновременный оргазм?!       Но внешне довольно же скалится, чтобы вновь приподняться, протянуть руку и поманить этого красавчика пальцем. Чонгук наклоняется, всем своим видом выражая готовность ко всякому разному, и Тэхёну совершенно не стыдно, когда он, зацепившись за чужой воротник, грубо тянет хозяина комнаты прям на себя. Лишь для того, чтобы, зарывшись пальцами в тёмные волосы у того на затылке, пророкотать ему в губы:       — Зубами расстёгивай и приступай к работе, красавчик. Ты помнишь, чего я хочу, верно ведь? И, если что, я очень люблю, когда много слюны, — Чонгук тихо стонет, а Тэхён заводит ногу чуть ниже — так, чтобы надавить подошвой ботинка тому прямо на пах. Аккуратно, но ощутимо — скулы Чонгука вспыхивают ярким довольным румянцем, рот приоткрывается и соблазн податься вперёд и ткнуться языком об язык очень велик. Ровно настолько, что Ким не видит причин для того, чтобы противиться, и проворачивает то, что захотелось, а затем демонстративно опускает чонгукову голову на уровень своей ширинки и добавляет: — Спустить их с меня можешь руками, так уж и быть.       Чонгук подчиняется. Большой богатенький парень с повадками настоящего папочки ему подчиняется — и от этого по телу словно проходит разряд. Тэхён не может сдержаться — в спине прогибается, когда чувствует сквозь ткань чужое дыхание, а затем Чон ловко ртом расстёгивает не самую тугую пуговицу и, зацепившись зубами за молнию, тянет вниз за собачку, даруя относительное чувство свободы.       Тэхёна по-настоящему плавит на нагретом от тепла его тела стеклянном столе. И он позволяет себе всхлипнуть и вновь вцепиться Чонгуку в волосы, когда, приподнявшись, позволяет тому спустить джинсы до щиколоток, а после вдруг чувствует горячее касание губ по члену прямо на боксерах, от чего, вздрогнув, только и может, что вновь застонать и прижать чонгукову голову теснее и ближе к себе там, внизу.       — Ты такой влажный, — вибрации голоса отдаются по члену крайне чувствительно, будто похотливой щекоткой от головки к мошонке. Тэхён бескрайне чувствителен, и отчего-то уверен, что его уже давно раскусили. — Трусы прямо насквозь.       — Я теку от тебя, как Ниагара, — признаётся в порыве, но запинается, когда Чонгук осторожно давит на головку зубами, а затем немного мухлюет: перекладывает ствол таким образом, чтобы влажная головка вышла наружу, прижавшись к животу резинкой белья.       И сразу же влажно и чертовски размашисто мажет по ней языком, слизывая предэякулят, касаясь носом разгорячённой от этих ужаснейших пыток кожи. Тэхён подаётся низом вперёд, навстречу касаниям, и мучительно стонет. Он будет громким сегодня, и плевать, если услышат работники клуба — пусть позавидуют, что он подчинил себе местного босса, и сейчас распадается из-за того, что тот ласкает уретру, обильно пуская слюну, что стекает к уздечке и впитывается прямо в бельё.       А затем, усмехнувшись, вдруг отстраняется, чтобы подхватить его прямо за талию и резко перевернуть на стол коленями и отвесить шлепок по ягодице.       Тэхён видит небо в алмазах в эту секунду, ощущая себя таким открытым, порочным, легкодоступным, развязным. И ему так это, чёрт возьми, нравится, что он не выдерживает:       — Ещё, — и ахает, когда его шлёпают вновь. — Блять, твои руки… они такие большие… а твой язык такой охуенный…       — Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? — у Тэхёна был кинк на смех этого парня, ведь так? Забудьте, дорогу новому звуку, потому что голос Чонгука, когда тот возбуждён до невозможности, — это самая сладкая пытка на свете. Он запыхавшийся, грубовато и низко звучащий, рокочущий и отдаёт хрипотцой. Одним словом — оргазм для ушей.       — Я хочу, чтобы ты меня вылизал. Сделай мне римминг, красавчик, — уперевшись щекой в поверхность стола, велит ему Ким, и больше слов Чонгуку не нужно, кроме, разве что, тихого «Айщ, блять!» перед тем, как он быстро скидывает с Тэхёна ботинки, которые мешают снять штаны до конца.       А потом он кусает его. Прямо туда, где до этого шлёпал, и Тэхён ощущает, что спереди становится куда более мокрым, когда невольно подаётся назад — на чужое лицо.       А потом Чон делает это.       Спускает с него боксеры до самых коленей и разводит ноги пошире, и теперь Тэхён перед ним уязвим максимально, и от того распаляется ещё больше — ровно настолько, что стоит Чонгуку коснуться его голого члена почти невесомо, самыми кончиками потрясающих пальцев, что не выдерживает и бурно кончает на стекло сильной струёй.       — А ведь я ещё не показал всё, что умею, — член очень, очень чувствительный, а от силы оргазма звенит в голове, и Ким фактически воет, когда ощущает, как к его ещё сжатой мошонке прижимаются сзади губами. Приподнявшись на дрожащих локтях, он смотрит вниз, отмечая, что капли спермы попали даже на боксеры: белёсая лужица на стекле выглядит жалко, собственный член, налитый кровью, крупно пульсирует, и на нём вздулась каждая вена, в то время как головка стала тёмно-багровой и восприимчивой даже к дуновению воздуха.       А потом он натурально кричит и давится криком, потому что от самой мошонки Чонгук ведёт губами с языком прямо к ней, что, напрягшись, из-за позы немного повисла. Он не даёт ему даже шанса на то, чтобы выдохнуть: бесстыдно губами обхватывает, довольно мыча и наслаждаясь членом Тэхёна во рту так ярко и явно, что сил терпеть нет — задохнувшись, Ким толкается глубже, но всё же случайно выскальзывает.       Чонгук негромко смеётся.       — Ты такой вкусный.       И срывает два новых кинка за раз, добавляя к ним третий, потому что, кажется, Тэхён готов получить новый оргазм лишь потому, что Чон Чонгук только что назвал его вкусным.       Но он ему этого, конечно, не скажет.       Но скажет иное:       — Я хочу, чтобы ты меня вылизал, Чон, — голос даже звучит нахально и повелительно: и не скажешь, что только что кончил так, как, кажется, либо никогда не кончал, либо настолько давно, что уже и не помнит.       — Как скажешь, — и Чонгук распрямляется, чтобы снова огладить его ягодицу, явно раздумывая, можно ли…       — Шлёпни меня, — разрешает Ким, негромко посмеиваясь. — Там уже наверняка всё красное, да?       — И есть отпечаток укуса, — не спорят с ним с улыбкой, что патокой сочится через слова, — мне нравится.       — Вытащи из меня пробку зубами.       — Мне нравится, как у нас сходятся мысли, — и Тэхёну вновь становится уязвимо до невозможного, потому что в ту же секунду он чувствует новый сильный шлепок, а после его ягодицы покорно раздвигаются под умелыми пальцами. Покрасневшая кожа приятно саднит: он отчётливо чувствует, что спустя всего несколько тягучих минут незатейливых ласк заводится вновь, когда ощущает нежной кожей промежности чужое дыхание.       И, боже, Чонгук действительно делает это: цепляется за тёплый круг пробки зубами и медленно тянет. Игрушка податлива, смазана, а мышцы чертовски устали сжиматься вокруг неё и сильно растягиваться, и это причина, по которой Тэхён так отчётливо чувствует, как та скользит из него, на расширенной части распирая сфинктер особенно сильно. А после этого приходит долгожданная лёгкость, что сопровождается судорогой в руках и ногах, а также горящим лицом, спрятанным в сцепленных в замок пальцах.       Он точно не выдержит, грохнется здесь на шпагат и сломает себе, нахрен, член, потому что то, как Чонгук мгновенно влажно присасывается к его заднице — это безумие чистой воды. Чон действительно помнит все его пожелания: слюны много настолько, что та, перемешавшись с остатками смазки, вязко стекает прямо к мошонке, прохладно щекоча. Звуков много, один другого грязнее: Ким невнятно мычит, бесстыдно стараясь насадиться на чужое лицо, а Чонгук его правда очень громко вылизывает, не стесняясь немного грубить — несильно, но ощутимо прикусывает уставшие мышцы, провоцируя у Тэхёна очередной хриплый выкрик.       А потом он слышит плевок, и не понимает сначала, а затем осознаёт: пальцы Чонгука, которые тот смыкает кольцом вокруг его члена, оттягивая одну ягодицу свободной рукой, сука, влажные. Слюна — далеко не лучшая смазка, но он снова течёт, как очень смелая девственница, и поэтому по стволу скользится очень легко. И приятно: те звуки, которые Ким издаёт, когда его ласкают в двух чувствительных точках за раз, человеческими уже сложно назвать — до второго оргазма ему пока ещё далеко, но такими-то темпами он снова испачкает стол, и это уже как-то даже будет позорно.       Он абы какой член в рот не берёт и куда больше любит, когда сосёт не он, а ему. Однако Чонгук доказал, что заслуживает, так что на очередном стоне Тэхён, уже испугавшись остроты своих же реакций, слегка поднимает дрожащую руку: заканчивай.       Чонгук отстраняется сразу же: рука исчезает, оставляя его, такого истерзанного, тяжело дышать на столе.       А затем Ким берёт себя в руки и переворачивается на спину, игнорируя сперму на дурацком столе: он хотел быть во всех смыслах грязным? Наверное, это входит в пакет класса премиум. Затем неловко подтягивается к противоположному краю: именно так, чтобы головой наполовину всё ещё оставаться с определённым упором на что-нибудь, но всё же быть немного за пределами.       И говорит:       — Подойди сюда, — Чонгука дважды не надо просить, он мальчик неглупый, но замерев у стола прямо там, где сказали, больше не двигается. Ждёт разрешения. — Давай, — выходит хрипловато, с надрывом, а после того, что он хочет подарить этому парню, говорить будет ещё тяжелее. Но он так старательно его ублажал, что заслужил все ответки на свете. — Штаны не смей снимать, я хочу отсосать тебе так. Но ремень придержи, чтобы я не словил по лицу, — и Чонгук снова смеётся, но подчиняется.       У него член… охуенный. Настолько красивый, насколько член может таковым, сука, быть, идеальной толщины и размеров — не дубина, которой можно порвать что рот, что жопу, а увесисто, весьма ощутимо, но не для пыточной. А ещё Чонгук выбрит, что тоже немаловажно — и Тэхён в этом никому никогда не признается, но это тот самый случай, когда он берёт в рот не с удовольствием, а с предвкушением.       Он скользит в его глотке просто потрясно. Он такой вкусный с этим привкусом предэякулята и чистой кожи, что Ким все усилия бросает на то, чтобы сделать максимально приятно. Его глотка расслаблена, рот открыт широко, чтобы Чонгук мог в любой момент резко сорваться и его именно выебать, а губы слегка напряжены для того, чтобы ощущение трения было острее и чувственнее.       И, Господи, как охуенно, когда партнёр стонет. Не мычит на рывках, не в силах сдержаться и глотая половину человеческих звуков, превращая их во что-то ужасное, а именно стонет, не сдерживаясь и выражая своё удовольствие. Чонгук, в данный момент задыхающийся, совсем себя не стесняется, кайфуя от всего того, что происходит, и понимание, что партнёру нравится очень, бьёт по Тэхёну не хуже оргазма, честное слово.       Ради таких вот реакций даже хочется стараться побольше.       Ради таких вот реакций и сдохнуть не грех.       И Тэхён правда очень старается, пока его трахают в рот: помогает Чонгуку изнутри языком так, как выходит из положения тела в пространстве, вцепившись в поверхность стола влажными от волнения пальцами. Собственный член снова лежит на животе тяжело, тоже в прямом смысле свербит — ему хочется, хочется, хочется, чтобы тоже коснулись, дали вновь кончить, но пока рано, потому что сейчас должен кончить Чонгук.       Но не кончает: когда рывки становятся резче, а Тэхён уже готовится перечеркнуть все свои моральные правила и проглотить всё до капли, Чон отстраняется.       И в этот момент Тэхён может его, наконец-то, увидеть. Взмокшего, загнанного, тяжело и шумно дышащего — выпущенный только что изо рта член крупно пульсирует, тёмная чёлка прилипла ко лбу, татуированные руки дрожат, губа закушена, а голова немного закинута вверх. Кадык ходуном ходит, брови заломаны и он крепко зажмурился, а та самая капелька пота, что течёт по виску, служит лучшей наградой.       Он довёл этого босса до исступления и ему ни капли не жаль: расплываясь в улыбке и чувствуя привычный для таких дел комок в горле с лёгкой тяжестью где-то на связках (пизда завтра голосу), Тэхён садится на столе голой задницей (всё ещё влажной), и разворачивается ногами к Чонгуку. Об ожерельях, гремящих по стеклу всё это время, вспоминает в последний момент, а потом делает лёгкую гадость: берёт одну из блестяшек и зажимает между губами в немом ожидании, когда Чон уже откроет глаза.       Голый чувствительный парень с подвесками, одну из которых держит во рту, на его испачканном спермой и естественной смазкой рабочем столе, готовый к тому, чтобы его хорошо поимели.       Чонгук открывает глаза и снова жмурится:       — Блять, ты что со мной делаешь?..       — Сегодня, кажется, многое, — выпуская изо рта украшение, хрипло говорит ему Ким. — Но сейчас я хочу, чтобы ты вошёл в меня.       — Сначала… — и Чонгук, снова на него глядя в упор, на ощупь открывает один из ящиков в тумбочке и достаёт бутылку воды, которую кидает Тэхёну. — После такого-то наверняка нужно, не так ли?       — Согласен, — он жадно пьёт, но оставляет немного, чтобы мог попить и Чонгук. А когда та летит в урну куда-то под стол, тот задаёт главный вопрос:       — Стена или диван?       — Нахуй стены, я хочу оценить качество кожи. Может быть, в другой раз, — и ухмыляется криво.       Чонгук кивает. А затем, не говоря больше ни слова, подходит и подхватывает его на руки с неожиданной лёгкостью: Ким успевает лишь ахнуть.       А через пару шагов уже чувствует спиной мягкость кожи большого дивана. И вот сейчас — только сейчас — протянув руку, хватает наклонившегося к нему Чонгука за воротник, притягивая к себе ещё ближе с негромким:       — Снимай штаны, но верх не трогай. Ты в рубашке богичен, но если у меня получится испачкать её, будешь богичнее, — и Чонгук, фыркнув, целует его (Тэхён эту вольность ему всё же прощает), и, разувшись, скидывает одежду прямо на пол, ногой откидывая её в сторону. А затем щёлкает пальцами предусмотрительно, разрывая их поцелуй, и отходит обратно к столу, а точнее — к ящикам рядом.       Да, за смазкой и презервативами, что понятно, но куда важнее что-то иное: Тэхён прямо сейчас может видеть лучшую задницу в мире, и почему-то отчаянно хочет её укусить. И когда-нибудь вылизать её точно так же, как Чонгук вылизал его не так давно.       — Я раскатаю, — предупреждает Тэхён, когда Чонгук возвращается с фольговым квадратом и небольшой прозрачной бутылочкой. — А ты меня смажешь.       — Слушаюсь, папочка, — остро улыбается Чон, и Тэхён за руку укладывает его под себя даже бережно, чтобы упереться коленями с двух сторон от чужой грудной клетки. Его член слишком близко к чужому лицу, а сам он стоит, прогнувшись в спине и раздвинув свои ягодицы в немом ожидании, но не смущён ни на йоту. А Чонгук вновь вольничает, потому что в момент, когда он вводит в него два смазанных пальца, то, приподняв голову, прихватывает губами мошонку, заставляя Тэхёна негромко, но ахнуть.       — Ты так доиграешься, и я сейчас тебе кончу прямо на нос, — нервно смеётся, чувствуя, как в нём тщательно двигаются чужие охуенные пальцы.       — Я не расстроюсь, — Тэхён хорошо растянут: пальцы проходят свободно, и сейчас Чонгук лишь быстро готовит его для себя, что займёт не так много времени, так что он берёт в руки презерватив и надрывает его, чтобы в момент, когда Чон с ним заканчивает, быстро раскатать его по этому нереальному члену.       Тэхёну нравится поза наездницы. Она позволяет разглядеть его во всей красе прямо сейчас: со всеми этими подвесками, что негромко звенят, и вставшим потемневшим членом. На другой же он садится достаточно медленно, дышит прерывисто, но не загнанно — просто, крепко зажмурившись, задерживает дыхание, впуская Чонгука в себя понемногу. И когда приходит к успеху и садится на него полностью, то облегчённо вздыхает от распирающего изнутри чувства наполненности — он точно такой, какие Тэхёну подходят на десять из десяти.       Он достаточно бесстыжий и опытный, чтобы не паниковать, сидя верхом на партнёре, и совершенно без комплексов, чтобы казаться зажатым: движется на большом боссе быстрыми круговыми движениями, позволяя тому наблюдать, как бьётся о живот его член. Каждый толчок — короткая вспышка-разряд прямо по венам, прямо до кончиков пальцев, чтобы тяжестью сосредоточиться внизу живота и заставить снова быть влажным. Он любит такое: движения быстрые, но не хаотичные, потому что они оба уже чертовски устали, но слить концовку не хочется — Тэхён даже не держится, прыгая на этом охуеннейшем члене, но пикантности ради берёт руку Чонгука и толкает себе в рот два пальца, зажимая те между губами и глядя тому прямо в глаза. Чон снова громкий — господи, как же ему это нравится — а ещё невероятно чувствительный: это становится ясным, когда Ким, наклонившись над чужой грудью и заставляя своё приключение хорошо поработать толчками, всасывает его правый сосок. Чонгук действительно всхлипывает, и только от этого звука есть все шансы кончить — он и без того слишком долго терпел.       И ощущает себя потрясающе, когда понимает: толчки в него становятся размашистей, резче, а собственный член начинает предупреждающе крупно подрагивать: так всегда происходит, когда он так возбуждён, что аж пере-, и шутка про одновременный оргазм таковой быть действительно перестаёт.       Стонут они очень громко, синхронно и замерев в унисон: Чонгук толкается в него так грубо и сильно, что Тэхёна приподнимает наверх сильнее всех разов до, а Тэхён, в свою очередь, вцепившись в чужие сильные руки и неосознанно переплетая их пальцы, всё-таки исполняет мечту — пачкает дорогую рубашку чёрного цвета, и ему безумно нравится то, что у него получается.       А, скатившись с Чонгука и радуясь ширине дивана из чёрной кожи, наконец, выдыхает, а затем нервно смеётся. Чонгук, кидая наполненный презерватив прямо на пол, тоже смеётся: так, будто они вдвоём только что выбрались из заварушки живыми или вроде того, но этот звук всё ещё потрясающий и он Тэхёну нравится очень.       — Двадцать пять, пиарщик, есть шпиц, — едва ворочая языком, внезапно вдруг произносит, и Ким громко фыркает, к нему поворачиваясь:       — Ёнтан, да. Ему пять лет.       — Познакомишь? — вскинув бровь, задаёт Чонгук опасный вопрос.       Говорят, что если после хорошего секса в телефоне будет контакт, то после очередного плохого будет соблазн написать для повтора хорошего, что может случайно привести к отношениям. У Тэхёна с этим достаточно худо: год назад он обжёгся о бывшего, которого застукал, блять, с женщиной. Тот реально сказал, что любить вагины будет для него правильнее. Что в этом правильного, он не может понять даже сейчас, однако сейчас, лёжа на широком диване, почему-то хочет сказать козлу большое «спасибо», ведь если бы тот не повёл себя, как мудак, то Тэхён бы никогда случайно не встретил этого парня, с которым у него так же случайно произошёл лучший секс в жизни.       А потому, ухмыльнувшись, Ким ему отвечает:       — Только если ты будешь согласен на два условия, которые я тебе сейчас выдвину.       — Что за условия? — Чонгук становится очень серьёзным, а Тэхён, в свою очередь, пожимает плечами:       — Условие первое: больше никакой бесплатной текилы. Я так сопьюсь, — и снова потрясающий звук невозможного смеха уши ласкает:       — Так, а какое второе условие?       — Я познакомлю тебя со своим псом только после того, как узнаю твой ID в «Какао» и схожу с тобой на пару свиданий, — и позволяет обнять себя, прижать к себе и нежно поцеловать прямо в скулу.       — Без проблем. Куда хочешь пойти?       Какую часть тела там ставил Чимин?       Нужно будет обрадовать его зануду-бойфренда.