попробуй

стук пальцев по столу, тяжёлый выдох и звук отодвигающегося кресла, которые разрушают всю тишину комнаты, образовавшуюся в последние пару минут. — мне абсолютно плевать, какие у вас там дела, можешь так ему и передать. — михаил цыкает, вставая из-за стола. глазами стреляет в собеседника напротив, злобно щурится, проводя рукой по волосам и поправляет воротник пиджака, одёргивая как-то слишком резко. — успокойся, чего завёлся, — нэйтен сидит на противоположной стороне, закинув ногу на ногу, скучающе поигрывая в какую-то игрушку на телефоне. говорит тоже как-то не слишком заинтересованно, на автомате, потому что уже привык к подобному роду событий. не то, что он сам был безответственный — хотя и такое имело место быть — просто когда ничего не меняется — это стабильность, а стабильность, для такого человека, как нэйтен — дело неинтересное, не стоящее его внимания. постоянные препирания джеймса и московского тому пример. может и было весело первое время, в остальном наблюдать одну и ту же картину стало не так забавно. — я завёлся? — михаил вскидывает бровь, подходя ближе к бронксу, опираясь на край стола буквально в двадцати сантиметрах от парня. американец приближающейся опасности словно не чувствует — продолжает тыкать пальцами по экрану, периодически чертыхаясь себе под нос. — это анакост завёлся в желании присылать своих людей на мои территории, без моего ведома, так ещё и имеет наглость вести там торговлю. — голос у мужчины звенит, оседает в пространстве, а ярость растворяется в воздухе. — ты чего такой жадный, мм? ничего страшного же не произошло, — нэйтен телефон откладывает куда-то на стол, потягивается, разминая шею, зевает. прекрасно понимает, что играется с огнём, но отступать даже и не думает. так ведь интереснее, верно? московский ощетинивается, быстро сокращает жалкое расстояние между ним и бронксом, буквально бросаясь на него, грубо хватая за подбородок и сводя пальцы на шее. сам нэйтен смеётся, выдыхает в чужие губы и кашляет от нехватки кислорода. — даже не смотри на меня так, — американец разглядывает голубые глаза, которые потемнели словно море в шторм. михаил сейчас и правда как разъярённый зверь. бронкс чувствует сильное сжатие пальцев на своей челюсти, краем глаза видит бьющуюся жилку на рельефной шее. лижет свои губы, ртом старается поймать больше воздуха, смыкает пальцы на чужом запястье и старается силой оторвать от себя руку. московский в своей злости безжалостен, он пальцы на тонкой шее сводит сильнее, заставляя нэйтена брыкаться ещё и ногами — ботинком попадает по чужой голени, михаил шипит от боли, на секунду отвлекаясь, давая бронксу возможность вырваться, откинуть от себя сильные руки и пнуть мужчину ещё разок, только уже по бедру. — блядская тварь, — московский отшатывается, поджимает губы, оттряхивая штаны от грязи, которой наградил его американец. скалится, наблюдая за парнем в кресле, что судорожно дышал, кашляя в руку. — блять, ну ты и псих, — голос у нэйтена хрипит, он снова кашляет. морщится, ведёт кончиками пальцев вдоль своей шеи — наверняка она в следах от чужих рук, а позже незамедлительно останутся синяки, которые джеймс естественно заметит и поспешит указать. бронкс лихорадочно улыбается, смеётся буквально, запрокидывая голову. забавно-то как получается. михаил чужого веселья не разделяет, смотрит странно, хмуря брови. американец этот всегда такой был, не в меру выебистый, никогда не держащий свой длинный язык за зубами, огребающий за него ото всех и всюду. когда московский в первый раз его рядом с анакостом видит, то удивлённо вскидывает бровь, усмехаясь уголком губ. честное слово, он подумал тогда, что бронкс просто личная шлюха босса американской мафии. на большее это «чудо» с широкой голливудской улыбкой и с неизменными чёрными очками не тянуло. до того момента, пока не завалилось к самому михаилу в кабинет, являясь тем самым «недопредставителем» американской мафии. и лучшим её наёмником, которого джеймс предпочитал держать ближе к себе. — я смотрю ты хорошо запомнил это слово, молодец, — московский прикрывает глаза, выдыхает, успокаиваясь. некоторая злость и раздражение оставались где-то на подкорке мозга, но они больше были обращены к анакосту, нежели к бронксу. всё же дела велись с ним, и обещания с договорённостями не выполнял он же. так что нэйтен являлся внешним раздражителем, дополнительной головной болью, на которую стоило не обращать внимания, нежели тратить собственные нервы. — у меня были лучшие учителя, — нэйтен растягивает губы в улыбке, скатываясь в кресле. глазами следит за мужчиной перед ним, всё-таки снимает очки и закусывает дужку, словно в задумчивости постукивая пальцами по обивке подлокотника. — ты отличаешься от джеймса, — ловит взгляд голубых глаз. — не знаю, но я никогда не видел, чтобы он мог применить чистую физическую силу. только ствол или руками других людей, — бронкс насмешливо крутит рукой в чёрной перчатке, кивая на неё. — у тебя оружие тоже есть, — парень стреляет взглядом в сторону кобуры на поясе. — так чего с голыми руками на меня полез? — во-первых, убивать я тебя не собирался, так бы конечно было бы проще застрелить, — михаил фыркает, подходя ближе. — а во-вторых, — он склоняется над нэйтеном, отбирает очки, кладя их на стол, цепляет пальцами его подбородок, задирая голову вверх, к своим глазам. — я не твой джеймс, который получил всё сразу. усилиями, кровью и потом, собственными руками я убивал людей, шёл по головам, чтобы в итоге добиться звания того, кем являюсь. — московский молчит какое-то время, позже добавляя. — а ему даже личных шлюх сразу предоставили. американец намёк улавливает, сладко улыбается, прикусывая губу. пальцами ведёт вдоль чужой руки, держащей его за подбородок, доходит до плеча. прикосновение идёт через ткань, не только рубашки и пиджака, но и перчаток, что тоже в какой-то момент стали неизменным атрибутом образа нэйтена. но даже так бронкс чувствует весь ток, расходящийся по организму, от волос до кончиков пальцев. по чужому потемневшему уже не от злости взгляду он видит те же самые эмоции и неозвученные обещания, которые на самом деле ловил в голубых глазах чаще, чем мог себе мечтать. — ты же знаешь, я никогда с ним не спал, — нэйтен хрипло смеётся, голос с чего-то осип. михаил смотрит в его глаза, цепляет красную радужку и разглядывает, словно никогда не делал такого до этого момента. у бронкса глаза и правда необычные — алые (не линзы причём), которыми он никогда не улыбался. не в плане того, что радоваться он не умел, это была скорее особенность связанная с мышцами лица, но факт остаётся фактом — рот растягивался в улыбке, а глаза были равнодушны. возможно именно поэтому американец постоянно таскал на своём лице очки, но тут оставалось лишь гадать. — знаю, — московский колено пропихивает между ног нэйтена, заставляя того задержать на мгновение дыхание, этим самым коленом опирается на кресло, свободную руку укладывая на подлокотник слева от себя. — и мне всегда было интересно, почему, — михаил из-за положения к чужому лицу впритык оказывается, глазами бегает по нему, разглядывая вблизи очертания аккуратного носа и татуировку слезы, набитую под правым глазом. нижняя губа у нэйтена красная, распухшая, но он всё равно до боли кусает её, едва ли не прокусывая нежную кожу острым клыком. его ладонь до сих пор на чужом плече лежит, он дрожащие от возбуждения пальцы сводит на нём, хватается, стараясь часть неконтролируемых эмоций выместить, но этого слишком мало, что в какой-то момент бронкс не замечает, просто не чувствует кровь, стекающую по подбородку, с губы, которую он в порыве всё-таки прокусил. московский эту кровь сцеловывает, слизывает, а нэйтен в этот момент только приходит в себя, тихо шипя. — fuck, — он ругается на родном языке, головой подаётся вперёд, тычась губами в чужие. михаил ему отвечает, перехватывает инициативу, переводя руку в волосы на затылке, зарываясь в них, притягивая бронкса ещё ближе. американец чувствует пульсирующую рану, стонет в поцелуй, от боли или наслаждения — не особо понятно, но московский сам ведёт языком вдоль укуса, собирая выступившие новые капли крови, а нэйтен вздрагивает с непривычки, свободной рукой ухватываясь за чужой ворот, тянет мужчину, едва ли не разрывая ткань на том. михаил ладонью гладит чужую спину, переводит руку на талию, сминая кожу под тканью одежды. бронкс невероятно чувствительный, дрожащий под любым его движением, отзывчиво выгибающийся и подставляющийся под поцелуи, довольно стонущий даже от грубоватых действий. московский в восторге от такой отдачи, теперь не отдающий себе никакого отчёта в своих действиях, потому что тело под ним буквально плавилось в руках, прося большего. мужчина кусает тонкую шею, всасывает кожу и оставляет метки, которые вскоре расцветут всеми цветами синего. лижет от кадыка до подбородка, руками грубо сжимает чужие бёдра, пока нэйтен откидывается в кресле, несдержанно стонет и скулит, ерзая в кресле, старается свести ноги, но чужая нога этого не позволяет, поэтому бронкс хнычет сильнее, чувствуя невыносимое возбуждение. — я никогда не спал с ним… — американец находит в себе силы что-то сказать, хотя делает это буквально через силу, потому что в затуманенном сознании сложно сформулировать мысли. он красными глазами ловит голубые, когда всё-таки михаил поднимает голову, услышав его. — я никогда не спал с ним, потому что знал, что меня выебать хочешь ты, — у нэйтена растрёпаны волосы, он сам весь взъерошен, взбудоражен, слишком возбуждён, но всё же умудряется растянуть губы в хитрой улыбке, пока в алых глазах пляшут черти. — берёг себя что ли? как мило, — московский хмыкает, вновь притягивая бронкса за подбородок и впечатываясь в его губы. михаил чувствует невыносимое собственническое желание пометить чужое тело, вылюбовать каждый миллиметр кожи, чтобы все видели, кому оно принадлежит. он не связывает это чувство с какой-то слащавой романтикой, потому что это было бы как минимум странно, но факт есть факт. это чувство было и навязчиво преследовало его каждый раз, когда американец появлялся в его поле зрения. возможно, это была просто прихоть, потому что невероятно приятно было бы отобрать у анакоста то, что ему принадлежит. в своих желаниях московский привык себе не отказывать. — я сделаю тебя своим, — михаил шепчет в чужие губы, на секунду прерывая поцелуй. — попробуй, — смеётся нэйтен, подставляя собственную шею под горячие прикосновения.