Что находится между кафелем

Руки тянутся к горлу; пальцы сжимают удавкой кожу, прихватывая артерию. Венти прикрывает глаза. Ему не хочется видеть, как эти пальцы превращаются в терновый венец, колючками впивающийся и вспарывающий кожу, — он чувствует, как фантомная кровь стекает ему на пальцы, заползает под ногти. Руки стягивает дрожь: прошивает от локтей до фаланг. Каждый нерв кричит от подступающего напряжения. Тошнотворное ощущение. Тук, тук, тук, тук, — сто три, сто четыре удара за минуту; он тихо скулит, шепча бред: какой же стыд. Кафель холодит кожу; она покрывается мурашками. Сяо теряется в ощущениях. Язык, загипнотизированный, всё тянет облизать потрескивающиеся губы, разинутые, блестящие от слюны. Течёт подводка, мажется по щекам, усугубляя его вид. Дыхание спирает. Он метается по полу, — дергается туда-сюда, обдирает облупленную затирку между плитами ногтями, запрокидывает голову назад, — словно в лихорадке. А губы сами складываются в «сильнее, пожалуйста, сдави сильнее». Всё это до неразумного смехотворно: обугленные, оголённые клубки нервов сцепляют шеи, руки, тела. Выцветание лишённое вкуса. Венти диким зверем ластится, лоб к лбу. Нельзя. Глубоко вдыхает горячий воздух. Как раскроет глаза, страх сам нарисовывается на его лице, все опасения. В горле пересыхает; ему хочется слизать пот с его лба, поцеловать надломленные губы, хмурые брови, — он лишь стискивает пальцами шею сильнее. Руки стягивает судорога. Дрожат пышные ресницы. Мазута заполняет лёгкие, горча на корне языка. Он имитация, замена, подделка, иллюзия предыдущей панацеи, паразитом уходящей под кожу. Он — людожорливая тератома, уничтожаящая всякие барьеры в два укуса. Всё что он мог — это портить. И сейчас, единственное, что он делал — разбирал по частям Сяо, уничтожал его разум и тело: оставлял синяки и шрамы, гасил блеск в его глазах, с упоением смотрел, как его выворачивает наизнанку и обратно. Внутренности не вкусные: сырые, с металлическим привкусом. Каждый раз ему приходилось зализывать раны на крыльях, надеясь что переломы затянутся, и начинать сначала. Словно слепая курица, желающая научиться летать. Эту человеческую оболочку не так-то просто разломить. Он не возражает против поцелуя; Венти, нервно дернувшись, прикладывается губами к его, пока Сяо пускает слюни, стекающие с подбородка на растянутую футболку и ключицы. Ослабляет хватку на шее, давая шанс вдохнуть. Снова стягивает чуть сильнее, резче, выбивая весь проглоченный воздух, — издевается. В ушах набатом стучит кровь; голова наливается свинцом. Поперёк горла кость. В черепе словно извиваются тысячи личинок. Сяо собакой ёрзает на затекающих коленях; вот-вот пустится в пляс за собственным хвостом. Жажда крови капает с языка; царапины на шее, едва видные полоски алого, зудят, — и Сяо позволяет своему мозгу расплавиться. Его расплывчатый, мажущий вгляд — извращённая игла по коже; бросая в холодный пот, скручивает пищевод в узел. Одичавшее сердце трепещет: он ждёт, когда с хрустом сломается трахея, когда першение в горле достигнет апогея и он ногтями соскребёт с себя кожу. Венти, зажатый между потолком и кафелем, расплывается; в глаза лезут белые мушки, пятнами ядерных цветов обманывая зрение. Сосредоточиться не получается ни на чём. Он не слышит собственного сердцебиения; Не слышит дыхания; Умышленный гамбит? Это поедание дёгтя ложка за ложкой в надежде на каплю мёда, танцующую на языке. Венти отпускает руки, когда Сяо, сгорбившись, перестаёт сопротивлятся, а на его штанах появляется мокрое пятно.