Самурай на воеводстве

— Есть что? — Нагакура вышел на солнце, щурясь, как кот. — Какая-то чушь про краденых коней. Группа остановилась в отделении почты. Хиджиката расположился на брёвнышке под открытым небом, изучая свежую газету. — Где наши? — Спустились в город. — Одни? — Сам жалею. Сомневаюсь, что до вечера они смогут найти нам ночлег. — Хиджиката свернул газету и принялся набивать трубку. Нагакура опустился на брёвнышко рядом с ним и замер. То ли уснул, то ли медитирует, впрочем, Хиджиката никогда не умел отличать одно от другого в его исполнении. — Найдут. — Изрёк он, не открывая глаз, когда дым от трубки коснулся его ноздрей. — Можем поспорить. — Хиджиката тоже прикрыл глаза. — Можем. — Нагакура протянул руку в его сторону. Хиджиката затянулся покрепче и передал трубку ему. — Зря ты так. — Единственное, что они могут найти сами — это проблемы. Не удивлюсь, если они и вовсе не вернутся. — Ну-ну. Постучаться в дом старосты у них ума хватит. — Нагакура выпустил пару дымных колечек. — Может и хватит. Только никто не впустит в дом людей с оружием. Народ суеверен. — Ты тоже. — Трубка вернулась к Хиджикате. Они помолчали. Отделение почты стояло на пригорке, и хоть оттуда был виден весь посёлок, дорогу, ведущую к почте, видно не было. Киравус поднялся на пригорок первым и обернулся на проделанный путь. Кадокура поднялся следом, спустя пару минут, тяжело дыша. — Дом старосты уже занят. Боюсь, здесь просто негде остановиться. — Передал он свои наблюдения отряду, пока Киравус копался в подсумках в поисках мелких денег. — Если послушаете моего совета, стоит двинуться прочь из этой деревушки. Побродил я вокруг, кажется гостей старосты недолюбливают, даже дом его пытались поджечь два дня назад. — Думаю, глядя на это, гости старосты потеснятся. — Хиджиката откинул полу пиджака, демонстрируя меч в ножнах. — Это вряд ли. — Кадокура пожал плечами. — Судя по нашивкам — эти ребята военные. Если выйдем, они мигом сообщат, куда следует… — Это меньшая из проблем. — Хиджиката насупился и посмотрел из-под кустистых бровей на Нагакуру. Тот слушал их, не открывая глаз, будто в полудрёме. — Действуем по старому плану! — На этих словах уголки губ Нагакуры едва заметно поползли вверх. Рыночная площадь — самое людное место в посёлке. Здесь и пузатые заезжие торговцы, и местные торгаши со своим скудным товарчиком, и домохозяйки, присматривающие что-то на обед всему семейству, и служки из богатых домов, прогуливающие своё жалование, чьи-то снующие туда-сюда дети, ослы, груженые поклажей так, что под поклажей порой не видать самого осла. Прохаживались по рынку и бравые военные ребята, присматривая дешёвые подарки для местных девиц. Ходили между людьми и нищие, кто-то просто выпрашивал милостыню, а кто-то и присматривал, чего бы украсть. Среди рыночной суеты прямо посреди площади с протянутой к людям рукой стоял слепой старик. Периодически он обходил площадь по кругу, пряча подачки в мешочек под накидкой. В этот раз он бы тоже закончил свой проход, но путь ему преградили. Купец яростно отбивался от яростного покупателя, а приятель того рьяно своего друга от прилавка оттаскивал. Начальник тюремной стражи Кадокура родился под несчастливой звездой, поэтому на рынках его всё время обдуривали. Даже в этот раз ему положили порченных яблок, притом так мало, что отдавая монеты продавцу Кадокура отметил, что мошна не на много тяжелее мешка яблок. Сам по себе он даже смирился с этой несправедливостью, но в этот раз при нём был Киравус. Заметив недовес, тот принялся громко торговаться и ругать товар. Слово за слово и вот горячий парень из айнов уже лезет на купца с кулаками. Кадокура хотел бы не вмешиваться, их план был просто прогуляться по рынку, не привлекая лишнего внимания, но что-то как всегда шло наперекосяк. Когда трость Хиджикаты стукнула его по пяткам, конфликт было уже не остановить. — Чтоб тебя черти драли. — Буркнул он, глядя из-под соломенной шляпы в воображаемую слепую пустоту. — Что ж вы делаете то, дайте пройти человеку! — К ним уверенной походкой двигался огромный, как медведь, человек в военной форме. На лице его была печать честности, а в глазах блестела непроходимая тупость бывалого вояки. — Генеральская морда. — выдохнул Кадокура сквозь зубы и опустил очи долу. — Этого бравого дядьку он уже видел при взятии тюрьмы Абашири. Казалось, тот был немного меньше в плечах и пузе, но тогда на фоне лейтенанта Цуруми и его ребят он всё равно выделялся. — Помогите слепому! Помогите слепому! — тут же подал голос Хиджиката. Тучный генерал ухватил Хиджикату под локоть, чуть не распахнув его юкату. Тот одёрнул полы, скрывая меч на поясе. — Что ж ты, добрый человек, по рынку шатаешься. — Помогите слепому! — На вот тебе. — Генерал вложил ему в руку горсть монет. — Ступай от сюда, добрый человек. — Да какой же он добрый человек! Это ж тот самый седой конокрад. Из-за него ещё дом старосты чуть не сгорел! — Подал голос Кадокура, почуяв, что Генерал не клюнул. — Да не он это! — Включился Киравус. — Разве мог Слепой старик лошадь украсть. На что она ему? — А я тебе говорю — он! Морда какая преступная! — Преступная не преступная, смотри, как с ним генерал ласково. Нечего напраслину возводить. Лишь бы языком трепать! — Включился торгаш, продавший Кадокуре порченных яблок. — Люди! А генеральство ваше конокрадам платит! — Это уже Нагакура подал голос из толпы. Генерала с Хиджикатой медленно обступали. Хиджиката смотрел сквозь толпу из-под соломенной шляпы, перебирал монеты сухой рукой, шаркал палкой перед собой и ничем даже отдалённо не походил на вчерашнего конокрада. Вот только толпе этого так запросто не объяснишь. Генерал облизал пересохшие губы и утёр испарину рукавом. — Всем назад! Кнута захотели?! — Не выпуская Хиджикату, он обратился к народу. — А ведь того конокрада только ваша братья и видела! Откуда нам знать. Одно только пишут, что седой был, прям как этот. — Люди загомонили. Генерал сжал рукоять кнута, но доставать не стал. — Люди! Сами не знаете, про кого говорите! Коня украл не слепой старик, а самый настоящий демон! Столько коренных народов загубил! А вас — особенно. — Генерал тыкал мясистым пальцем в лобную повязку Киравуса. — А за то, что он столько душ сгубил, его заклеймили, всё тело татуировками изукрасили. — Толпа выдохнула, но расходиться не собиралась. — А этот… — Генерал продолжал, — ходит, просит у вас, у людей, подаяния. Смотрите сами: под этими лохмотьями не демон, а бедный старик! — Генерал рванул ворот Хиджикаты в сторону. Юката распахнулась, рубаха затрещала и разошлась, являя миру чёрные полосы татуировок. Толпа ахнула. Гордый собой генерал перевёл взгляд на старика и побелел, не то от ярости, не то от собственного позора. Он открыл рот, как карп, выброшенный на сушу, не в силах издать ни звука в повисшей тишине. Спектакль кончился. Первой эту тишину разорвала заголосившая в задних рядах баба. Люди подхватили гомон, и вот Кадокура кидает в генерала гнилыми яблоками. — Так их! Так их! — Эй, люди, айда в дом старосты, погоним генеральскую сволочь! — Нагакура, размахивая каким-то дрыном, уже собрал вокруг себя человек десять местных мужиков. Хиджиката набивал трубку, сидя на крыльце дома старосты. На нагретое закатным солнцем место рядом с ним присел Нагакура и протянул ему свёрток с копчёным окороком. — Люди передали. Хиджиката принял подношение и сунул свёрток в рукав. Молодёжь копошилась на задним дворе, восстанавливая дом после пожара. Самого старосты в доме не было. Куда его дели бравые полицейские, пока что ясно не было, но это было Хиджикате только на руку. — Вредный ты. — Хиджиката повернулся к Нагакуре. — Я молчу. — глаза его смеялись. — Потому и вредный. — Что я тебе говорил? Они нашли… — Молчи лучше! — Хиджиката от него отмахнулся, но раскуренную трубку всё-таки передал. Нагакура её принял и задымил. Завитки дыма сдувались в сторону Хиджикаты. — Не буди во мне демона. — Твой демон не спит. — Как думаешь, кого мы упустили? — Ты про конокрада? Да мало ли ходит олухов среди местных. Тихо здесь, местные не поедят, а в зубах ковыряют. — А про татуировки? — Якудзы тоже метят себя. А их, сам знаешь… — Нагакура вернул трубку Хиджикате. — Давно их не видно, что-то. — А на что тебе? Хиджиката засмеялся: известно, зачем! — И не надоест тебе их дразнить? — Ну и вредный же ты. — Хиджиката отсмеялся и снова передал ему трубку. Солнце почти село, когда у плетня замелькала тёмная макушка. Хиджиката и Нагакура, не сговариваясь взялись за мечи. Это был просто дар свыше. Местный житель, пришедший в отсутствие старосты просить защиты у кого угодно, кто в доме старосты засел. Таких либо жизнь научит, либо пощадит и оставит в сладком неведении до самой смерти. Это же надо так слепо доверять человеку, которого описывали, как демона во плоти. По началу местный дурачок пришёл сдаваться с повинной. Когда Нагакура смог таки втолковать ему, что бравых полицейских здесь больше не водится, тот рухнул им в ноги с мольбами. — Что у тебя там? Говори. Не медли! — Хиджиката поглядел на бедолагу из-под кустистых бровей. — Призрак, господин. Или злой дух. Мы его и так и эдак, а оно всё ни в какую. Спасите нас, господин. — Мужичок согнулся в поклоне. Хиджиката затянулся ещё раз, передал трубку Нагакуре. Тот трубку принял и отвернулся. В веселье с призраками мешать не будет, значит можно делать всё, что его самурайской душе угодно. — Почему я должен тебе помочь? — А как же, господин? Вы теперь у нас заместо старосты будете. А что люди болтают, вы кобылу украли, или не вы — тут уж дело ваше. — Забормотал сельчанин. — Ну так как? Поможете с духом то? Только местных суеверий им не хватало. С другой стороны, походить кругами, побормотать молитву и получить миску риса и кувшин саке за изгнание страшного духа было бы неплохо. — И что же делает этот ваш дух? Ворует еду и щупает девок? — Перед маленьким домом было тихо. Ладная девица стирала в деревянном корыте тряпьё. Домишко был невелик, но добротно сделан, крышу недавно чинили. — Как в воду глядите, господин! Девок ещё ни одной не утащил, а вот припас теряем. — На порог вышел мужик помоложе, при усах, но без оружия. Хиджиката состроил подозрительное лицо и обернулся в сторону зелёной чащобы, что начиналась прямо за домом. — А туда, господин, мы вообще не ходим. Там он днём отсиживается, ночью только выходит свои порядки наводить. — Мужичок указывал на лесополосу. Там действительно начинался перелесок, который становился гуще и страшнее ближе к склону холма. — Поглядите, так он нам весь урожай попротит. — В мешке с яблоками действительно лежало с десяток надкушенных. — Метлу нашу так ту не то что покусал, а целиком съел. Ни прутика не осталось. Странный это дух — приходит из лесу, а портит всё вокруг дома. Молодой видать. — Мужик с усами неодобрительно крякнул и вошел обратно в дом. Эх, сколько же раз этого воришку пытались гонять до Хиджикаты. Когда солнце село, Хиджиката велел хозяину с семьёй запереться в доме, и, что бы не происходило на улице - ни в коем случае не выходить его проведать. Сам он развёл огонь. — Дух, не дух, а покушать любит — Костёр дымил, запах палёной ели стучался в окна дома и прятал кромку леса от любопытных глаз. Хиджиката достал из рукава свёрток с окороком и стал коптить. К полуночи из чащи на него действительно что-то смотрело. — Когда ты последний раз ел? Мальчишка был худ, чумаз и смотрел на копчёный окорок голодными глазами. Подумать только, злой дух не дух вовсе, а обычный беспризорник. Вот так, не обнажив меча, последний самурай разделался со страшным чудищем. Чудище оказалось сговорчивым и наблюдательным, а за еду и вовсе рассказало, как обстоят дела в деревне, кто приходит, кто уходит и не было ли чего-то странного за последний месяц. Костёр перегорал, дыма становилось всё меньше. Хиджиката выдал мальчишке пару монет, собранных на рынке и отпустил с миром, наказав перебраться в другую деревеньку. Ребёнок посмеялся и рассказал, что дядька на лошади в мокрых штанах тоже дал ему монету, чтобы тот про него не рассказывал.

***

— Он двигался на север в сторону Саппоро. — Хиджиката вернулся в дом старосты затемно, довольный и загадочный. Молодёжь дрыхла по углам. — Здесь нам больше делать нечего. — Шираиши? Угомонился бы, а то опять в лес? — Кадокура высунулся из-под куртки и поморщился. Не успели они обжиться на новом месте, как снова надо было подниматься и преследовать плутоватого беглеца. Бывший начальник тюремной стражи вздохнул, в чём-то он даже Шираиши завидовал. — Его там неплохо кормят, раз теперь он подкидывает мелочь местным беспризорникам. — Нагакура, позёвывая, грел руки об чашу с кипятком. Казалось, будто ночью ему не пришлось сомкнуть глаз, но молодёжь точно не посмела бы оставлять его сторожить дверь. — Выходить из деревни будем днём, лишнее внимание нам ни к чему. — Хиджиката присел на лавку и прикрыл глаза. Да, пожалуй, отблагодарить хороших людей за заботу лишним часом сна будет вежливо и уместно. Кадокура, обрадованный внезапной милостью старого самурая, снова укрылся курткой, но уже через минуту, будто вспомнив что-то, заёрзал и выпалил, едва не пугаясь громкости своего голоса. — Во время пожара уцелела хозяйская спальня! Я… мы думали, вы… — Его перебил храп старого самурая. Хиджиката Тошидзе так и уснул на лавке, пригрев катану на коленях и привалившись к стене. — Извините… — Это было уже шёпотом. На этом Кадокура угомонился, а через некоторое время задремал сам, думая, как будет рассказывать об этом Киравусу, пока они будут собирать свои немногочисленные пожитки. И как только этот айнский паренёк умудряется так крепко спать? Нагакура бесшумно поднялся, коротко поклонился не то шутливо, не то чересчур манерно, как делали только в старом свете, и двинулся в сторону хозяйской спальни. Ночь покидала деревню первой. — И как же они тебя не увидели? — Нагакура курил трубку и недоверчиво поглядывал на Хиджикату. Они шли обратно к отделению почты. — Дым. — Ну и что дым? — Припомни, куда сдувало дым в тот день. Нагакура призадумался, затянулся покрепче и выпустил облачко дыма в сторону Хиджикаты. Дым полетел обратно в него. — То есть тебе повезло, что дом с нужной стороны от леса. — А лес с нужной стороны от дома. Путь их лежал обратно в Саппоро, нагонять Шираиши и, уж тем более, приближаться к бешенному Сугимото нужды не было, однако надолго оставлять их без присмотра не хотелось. Большое богатство и большие цели требовали большой осторожности. — Не хочу опять целый месяц шататься по лесу! — Кадокура с Киравусом плелись чуть позади. Вернее плёлся сам Кадокура. — Издеваешься? Здесь три дня пути. — И что?! Эти старики не будут искать дом ради одной ночёвки. А если снова надо будет следить за девчонкой, хорошо если землянку копать не заставят. — Да перестань! — Киравус попытался пихнуть его в бок. — Не перестану! Сам ночуй, где хочешь… — Ну хочешь поспорим, что будем спать под крышей? — Ещё скажи, что будет сад у дома и горячий ужин прямо из печки. — Бывший начальник тюремной стражи Кадокура азартным человеком никогда не был, так как знал, что с его везением на выигрыш рассчитывать не придётся, однако, если где-то затевался безобидный спор, с радостью мог принять в нём участие. — Ну так что? Спорим? — Ладно… Три дня пути, значит две ночи в дороге. Когда проведём третью ночь под открытым небом, ты… ты… — Кадокура задумался. — Ты снимешь повязку. — Я и так её снять могу, это не считается. — Снимешь повязку и будешь ходить без неё весь день. — А ты подстрелишь утку. — Из чего? У тебя самого ни пращи, ни лука, а оружие старик мне ради этого не даст. — Тогда ты принесёшь любую дичь. — Кадокура только фыркнул в ответ. — Я дам тебе кинжал, а ты принесёшь любую дичь, только я тебе помогать не буду. — Идёт. А ты что, взаправду думаешь, что я настолько негодный?! — Спор между ними становился всё жарче. — Это они ещё не знают, что от родственника мне остался домик под Саппоро, а до него мы доберёмся к завтрашнему полудню. — Пробормотал Нагакура, хотя слов его эти двое и так бы не услышали. — Можем не торопиться, пусть мальчики насладятся природой. Так они покидали необычную деревеньку, оставляя за собой слухи про конокрада из Минамифурано, легенды про духа-уничтожителя запасов и молву про самурая на воеводстве.