Они заплатят, мой принц

Багровый закат утонул в вечно холодных водах Узкого моря, окрашивая Драконий камень в цвет запекшейся крови. Сколько крови видели эти древние земли? Сколько тел они отправили в вечный путь, скольких оплакали, а скольких помогли погубить? Трудно было представить более печальное, но и более величественное место. Драконий камень был домом Таргариенов, потому что отражал их суть: величие, созданное на крови. Дени не спалось. Она нервно ходила по палате вперед-назад, и её теплые юбки взбивали пыль, заставляя ту кружиться. Королева уже с десяток раз отсылала служанок с просьбой не беспокоить, но они то и дело приходили, несмотря на холод и долгий путь до палаты – все привыкли видеть Дейенерис собранной и спокойной, а сейчас она металась, как загнанная лань перед охотником. По каменным коридорам и лестницам уже успел пойти слух. Люди Дени не спали вместе с ней, ворочаясь и тревожась. Им давно уже был неведом покой, но перебравшись на Драконий камень, они надеялись вновь его обрести – что могло случиться в столь неприступной крепости? Что могло добраться до них сквозь Узкое море? Но рёв драконов будил их каждую ночь, напоминая, чью сторону они избрали. Драконьи люди всегда должны были быть начеку. Драконы, как и их мать, никогда не смогут жить обычной сытой жизнью. — Когда, когда, когда же будут вести… — спрашивала вслух Дейенерис, хотя ей никто не мог на это ответить. Она пару раз уже почти срывалась, желая приказать седлать Дрогона, но вовремя себя одергивала. «Нет, не будь глупой девчонкой с горячим сердцем, наберись терпения и жди, как подобает королеве», — говорила она себе, теребя ткани юбок. Следуй она своим желаниям, она давно бы уже летела в Королевскую Гавань, чтобы самой встретиться со своими врагами и показать им, с кем они имеют дело. Но сейчас ей оставалось только ждать и надеяться, что здравый смысл вернется к узурпаторше Серсее и она примет её посла с условиями временного перемирия так, как подобает королеве. Пусть и не имеющей права себя так называть королеве. Вернее не посла, а посланницу. Дени долго не соглашалась посылать Миссандею в столицу, но Деймон уговорил её. Малый Совет совещался несколько дней, взвешивая все за и против, а потом на Драконий Камень вернулся её принц, и всё было решено, едва он переступил порог Палаты Расписного стола. На плаще Деймона еще не успела обсохнуть грязь, но он уже был в курсе дел и планов Дейенерис. — Что тут решать? Девчонка знает несколько языков, недурна собой, а также писала указы и письма королевы последние несколько лет. Вы не найдете лучшего посла, чем Миссандея, — раздраженно сказал принц, окинув Малый Совет скучающим взглядом. Он уважал людей Дени, но считал, что им не хватает твердости. Все же это он был бесстрашным воином, отрубившим не одну голову, а Малый совет был совещательным органом. Мудрецами, а не палачами. — Миссандея – не просто служанка, Деймон, — сказала Дени, и фиолетовые глаза блеснули, — она мой друг и одна из важнейших членов моего двора. Я не стану рисковать ею, отправляя в логово ко львам. — Королева без королевства, но со двором? — усмехнулся Деймон. Присутствующие напряглись. Все привыкли к прямолинейности принца, но позволить ему грубить Дейенерис было слишком. — Править – это значит идти на риски. Это значит быть готовым пожертвовать всем, что ты любишь. И если ты хочешь одержать победу не в сражении, а в искусстве дипломатии, то должна послать верного бойца. То есть Миссандею. Возразить тут было нечего. Ни дотракийцы, ни Безупречные, ни сир Барристан или Джорах не были годны для роли посла – их бы не приняли всерьез, а могли бы сразу убить. К Миссандее Серсея может прислушаться. У неё самой есть дочь, почти одного с ней возраста – быть может, она поступит осмотрительнее и умнее? Нарядив Миссандею в цвета дракона и дав ей два десятка человек в сопровождение, Дени послала свою делегацию в Королевскую Гавань. Прошло уже несколько лун, а известий всё не было – молчали и шпионы, имеющие глаза и уши при дворе, не летели столичные вороны. Неизвестность томила и мучила, и королева готовилась к худшему. Днем Дейенерис изображала покой, а ночами мучилась, думая о том, что совершила ошибку. Мучила она этим и Деймона. Его ласки не помогали кхалиси найти покой, и в конце концов ему это надоело. Он оседлал Караксеса в ночи и улетел в Королевские земли искать ответа сам, не ожидая больше никого. С тех пор Дейенерис совсем потеряла сон. Корона давила на голову слишком сильно, а от недосыпа ей казалось, что драконы на стенах начинают над ней усмехаться. Она мало ела, но много времени смотрела на северо-восток, туда, где стоит Королевская Гавань. И молила Богов, чтобы оттуда по морю на Драконий камень шел маленький корабль, а рядом рассекал воду красным хвостом Караксес. Наконец в небе раздался драконий рёв. У Дени замерло сердце, как и всегда – столь величественным и родным казался рык дракона. У неё самой их было трое, и за все годы, как она стала их матерью, Дейенерис научилась различать их голоса и даже настроение. Когда драконы игрались, звуки были более высокие, короткие и отрывистые, когда угрожали – ревели более зычно, протяжно и громко. Рёв, разорвавший ночной небо, был полон отчаяния, бесконечной усталости и… злости. И Дени не понаслышке знала, что настроение всадника часто передавалось и его дракону. Подобрав юбки и закинув на плечо косу, Дейенерис побежала навстречу прилетевшему Караксесу. Она молила Богов, чтобы он прилетел не один. На длинный мост, соединявший берег с Драконьим камнем, грузно приземлился Караксес. Он цеплялся когтями за каменную кладку, идя вперед и не думая останавливаться. Красный дракон и без того славился буйным нравом, как и его хозяин, а сейчас так и вовсе был готов наступить на запыхавшуюся Дени. Караксес дохнул жаром и остановился. С драконьих пластин, где было закреплено седло, спрыгнул её Деймон. Быстрыми шагами он преодолел расстояния между ними, поднимая дорожным плащом пыль. Дейенерис вглядывалась в его лицо, стараясь разгадать вести, которые он принес. На его скулах играли желваки, а фиолетовые глаза горели столь яростным огнем, что у Дени перехватило дыхание. «Миссандея. Миссандея», — успело пронестись у неё в голове, прежде чем она обмякла в объятиях принца. — Они убили её, моя королева. Отрубили голову, как изменнице. Смеялись над её кудряшками, а тело кинули дворовым псам, — произнес он на полувздохе, пытаясь обуять клокочущую в груди ярость. — Никто из посланных тобой людей не выжил. Серсея направила на них целую армию, чтобы точно не уцелел никто. В глазах у Дени зарябило. Воздуха стало мало несмотря на то, что ночь выдалась ветренной и холодной. Даже самые злые ветра Узкого моря не помогли бы ей сейчас надышаться. Девичье теплое тело перестало слушаться, и драконья королева почувствовала, как медленно сползает в объятиях принца. Боль выжигала её внутренности, а горячие слезы немедленно требовали выхода. Собрав остатки сил, Дени вопросительно взглянула на Деймона. — … они стреляли в нас с Караксесом. В столице явно не теряли времени зря – они построили десятки скорпионов. Один выстрел из подобного может пробить череп даже Дрогону. Даже Вхагар бы смогла пострадать. «Они убили её, убили Миссандею, а тело сбросили псам», — эхом повторялось в голове у Дени, пока руки принца прижимали её к себе всё крепче. — Они заплатят за это, моя королева. Кровью и смертью, пеплом и страхом, они заплатят за то, что сделали, — яростно прошептал Деймон, целуя Дени то в мокрые щеки, то в макушку. — Никто из них не устоит перед драконьей яростью. Мы войдем в столицу и отнимем наш дом у королевы-шлюхи и её бастардов так, как некогда это сделала Рейнира. Ярость в груди клокотала, выжигая собой доброту и милосердие, которыми Дени хотела встретить Семь Королевств. Нет, добрая королева умерла вместе с Миссандеей с острова Наат. Осталась только королева драконов, королева ярости и пепла. Она подняла мокрые от слез глаза на Деймона. За часы полета по ночному холоду лицо его побледнело, осунулось, стало еще более хищным из-за гнева и горя. Драконий камень спал, но спал, как и дракон, лишь одним глазом – всегда был готов подняться в небо, в бой, изрыгая из глотки пламя. И время пришло. Пришло время начать войну. Пришло время разразиться буре. — Заплатят, мой принц. И заплатят, сгорая в драконьем пламени, — прошептала Дейенерис Таргариен с яростью и глаза её резко высохли от слез, словно их никогда и не было.