Мятежные огни

Леви казалось, что пламенная речь Найла не имеет ни малейшего смысла. Аккерман находился в просторном зале малого дворца, в окружении остальных гвардейцев, и пытался одновременно слушать майора Доука и читать то, что было написано на ознакомительных листах бумаги, которые уже раздали каждому, от рядовых до капитанов. План празднования Национального сентябрьского праздника, однако по какой-то причине тут же была указана информация о фуршете для короля Рейсса и его приближенных, количество участников парада и даже местоположение трона, на котором будет восседать Его Величество. Леви эта информация показалась совсем неуместной, учитывая то, что каждый год церемония выглядит одинаково. Правда, в этом году трон будет куда эффектнее. В любом случае, мнения Леви никто не спрашивал, а если бы и спросили, он бы тактично промолчал, потому что не в его компетенции критиковать что-то, от чего Его Величество приходит в восторг. К тому же, это не самое безопасное, что может себе позволить королевский гвардеец, и он это прекрасно понимал. — Это не окончательный план церемонии. Если что-то изменится или будет добавлено, генерал Закклай сообщит мне сразу же, — от громкого голоса Найла становилось не по себе. — Однако, я хочу, чтобы в этом году всё прошло идеально. Надеюсь, вы тоже хотели бы этого. Мне напомнить, что значит «идеально»? Майор обвел взглядом присутствующих и некоторые из них потупили взгляд, явно припоминая свои грешки. Доук же испытующе глядел на Ханнеса, который, кажется, готов был провалиться сквозь землю. Леви уже был готов закатить глаза, понимая, к чему всё идет. — Ханнес, никаких пьянок! Никакого алкоголя во время праздника. Не хотелось бы напоминать, чем закончилось празднование Дня Святых! — Леви хотелось уже поскорее убраться и вернуться в штаб, где он бы наконец занялся делом, нежели снова слушать воспоминания годовой давности. — Я оббивал пороги кабинета Закклая с просьбами, чтобы тебя не отправили в отставку. Будь добр оправдать мое доверие в этот раз. Все знали, что Найл обожает эту историю. Леви даже был уверен, что сам Ханнес иногда жалел, что его тогда не выперли из Королевской гвардии. Не пришлось бы систематически слушать напоминания Найла о том, чей зад он тогда спас. — Пять месяцев на подготовку и тщательное изучение плана церемонии. На следующей неделе решим, кто какую роль играет. Мне нужны лучшие гвардейцы для непосредственной охраны короля в день праздника. Мы не должны ударить в грязь лицом перед лидерами других государств. — Возможно, Леви показалось, но взгляд майора вновь остановился на Ханнесе. — Что касается патрули… Его речь прервал звук распахнувшейся двери. В зал вошел генерал Дариус Закклай и все немедленно выпрямились, не ожидая его появления. Не так часто гвардейцы, помимо майора и капитанов, видели генерала. Выражение лица Закклая не сулило ничего приятного, от чего где-то позади Аккерман услышал чьи-то перешёптывания. «Не успели они утвердить приказ, как уже что-то меняется?» — недовольно подумал Леви. Не то чтобы они успели что-то решить за пятнадцать-то минут, но перемены Леви не жаловал. Еще его поражало то, как часто что-то менялось там, на верхушке. Одни приказы сменялись другими, а Леви не оставалось ничего другого, кроме как их исполнять. Закклай отвел Найла в сторону, всучил тому листы бумаги и угрюмо о чём-то рассказывал. Непроницаемое выражение лица майора вмиг переменилось и стало суровым и даже презрительным. — Неужто меняем трон короля на алмазный? — где-то неподалеку пробормотал кто-то. Леви не услышал одобрительных комментариев или смеха. В окружении генерала Закклая, майора Доука и капитанов никому не хотелось быть пойманным с поличным. Тем более, шутки, каким-то образом затрагивающие короля Рейсса и его семью, всегда имели последствия. Стоит ли говорить, что не самые лучшие? Леви помнит, как в том году было устроено публичное телесное наказание бывшего рядового. Он был слишком юн и слишком глуп, чтобы указать на пристрастие Рода Рейсса к женщинам, за что получил по заслугам. Леви, как и сотням других гвардейцев, пришлось смотреть на то, как отчаянно рыжеволосый юнец на коленях просил о прощении короля. Однако, куда больше было тех, кто по собственной воле пришел поглядеть на то, что случается с людьми, у которых слишком длинный язык. Тогда на площади собрались тысячи зевак. Самым подозрительным стало то, что после того события парнишку никто больше не видел. Ходят слухи, что его в конце концов убили, а публичную казнь не устроили лишь для того, чтобы люди думали, что король сжалился до сотни ударов плеткой, хотя мог бы отрубить тому голову или повесить. Мол, великодушно. Дариус Закклай окинул взглядом гвардейцев и что-то напоследок сказал Найлу перед тем, как развернуться и направиться к выходу. Его тяжелые шаги эхом отдавались в помещении, и никто не проронил ни слова, провожая спину генерала заинтригованными взглядами. — Что-то не так, майор? — заметив недовольство Доука и то, как крепко он сжимал в руке какие-то бумаги, спросил капитан Майк Захариус. Найл явно не был рад этому вопросу и предпочел бы, чтобы его не задавали, однако выражать недовольство не стал. Майк всё-таки был капитаном, и хоть по иерархии он стоял на ступень ниже, чем Найл, никто не позволял себе отвечать капитанам резко и недовольно. Даже Найл. А вот Закклай — совершенно другая история. Майк как-то смиренно опустил голову, так и не дождавшись ответа. Повисшую тишину нарушил негромкий звук, когда Найл бросил на стол листы бумаги, которые ему вручил Закклай несколько минут назад. Рядовые ахнули, Майк тяжело выдохнул, кто-то пытался протиснуться ближе к столу, дабы поглядеть на то, что вызвало такую реакцию, а новобранцы вновь о чём-то зашептались. В голове же Леви пронеслось всего лишь одно слово. «Блять». Это не было просто бумагой с очередным приказом или планом церемонии. Это были листовки. Листовки, которые Леви уже какое-то время не видел и думал, что больше уже не увидит. На листе красовалась эмблема крыльев, которую знает не то что каждый гвардеец, а каждый житель Митры. «Крылья Свободы» не давали покоя военным подразделениям уже второй год. Флаеры, баннеры, подпольные организации, всё больше и больше людей, недовольных властью. Со всем этим приходилось разбираться полиции, но иногда даже им требовалась помощь. Пиком активности мятежников стал ноябрь прошлого года. После подрыва королевской резиденции на западе столицы, Закклай стал созывать военных из разных подразделений, в том числе и гвардейцев. Леви никогда не приходилось напрямую противостоять повстанцам, однако он внимательно слушал рассказы Майка об отчаянных попытках революции, и Аккерману самому хотелось перерезать горло каждому мятежнику за неугомонные попытки подорвать режим. Впрочем, в декабре они притихли и генерал торжественно объявил, что они перебили большинство повстанцев. Теперь же эмблема крыльев на листовке будто бы смотрела на них с откровенной насмешкой.

«Это ваше будущее. Так выберите же его сами».

Вполне в их духе. Только вот Леви не знал, за какое будущее сражаются эти террористы. За всё это время им не удалось выйти на их лидера или узнать план их действий. Повстанцы не раскрывали свои карты даже после многочисленных пыток. Хоть ногти им выдирай наживую, хоть пытку крысами проводи. — Эти крысы вернулись, — выплюнул Найл. — Генерал Закклай считает, что это лишь вопрос времени, когда они дадут о себе знать с новой силой. Леви одновременно с ним покосился на листы приказа о церемонии. Они переглянулись. Никому не хотелось озвучивать очевидное, но Доуку всё-таки пришлось это сделать. — Высока вероятность, что они планируют устроить засаду на годовщину. Разочарованные вздохи прокатились по толпе. Никому это, очевидно, не нравилось. Эта мысль даже звучала слишком радикально, хоть и имела место быть. «Крылья» никогда не занимались своей деятельностью открыто, на людях. Они действительно были как крысы, снующие по закоулкам столицы и вынюхивающие всё больше и больше деталей. Мятежники появлялись внезапно. Распространяя пропаганду, они так же внезапно исчезали. Поначалу ни Закклая, ни Рейсса не волновали повстанцы. Наверное, так было потому, что режим короля еще не сталкивался с оппозицией. Впрочем, поначалу этих бандитов успешно игнорировали. Подумаешь, кучка людей низшего класса, которые чем-то недовольны. У короля и без них забот хватает. Однако приверженцев «Крыльев» становилось всё больше. Их пропаганда распространялась куда более активнее. Всё больше и больше людей в кабаках и на улицах стали говорить о таинственной организации. Тогда же все действительно забеспокоились о сохранности порядка. После подрыва резиденции Рейсса в районе Клорва всем стало ясно, что решение игнорировать мятежников было опрометчивым. Нужно было пресечь распространение этой дряни еще с самого начала. — Леви, Майк, Нанаба, — Найл обратился к капитанам, — вечером вы отправитесь в Шиганшину, — Леви чуть было не скривился об упоминании этого южного района столицы. Найл указал на листовки. — Именно там был найден этот мусор.

***

Самым злачным районом Митры, без сомнения, был район Шиганшины. Здесь в изобилии было всё, что Леви ненавидел всем своим нутром: бордели, вшивые ломбарды и кабаки, битком забитые представителями низшего и среднего классов, которые с удовольствием распивали дешёвое пиво и устраивали мордобои. На тесных улочках Шиганшины ошивались попрошайки и, ещё хуже, карманники, которые обладали невероятным талантом обчистить любого зеваку. Проститутки громко зазывали в публичные дома, а за невысокую цену можно было приобрести кодероин. За всю свою жизнь Аккерман посещал этот район всего лишь пару раз, и то по долгу службы. Здесь не было людей с, как Леви считал, хорошей и достойной жизнью. Здесь были те, у кого она настолько удручающая и жалкая, что иного выхода и нет. В воздухе витал тошнотворный запах отчаяния. Леви захотелось хорошенько вымыться, дабы смыть его с себя, как и любое воспоминание об этих трущобах. — Ну и запашок тут, — поморщился Майк. Капитан славился отменным обонянием, но сейчас Леви считал, что это сродни проклятию, ведь тот способен уловить вонь каждой лужи рвоты. — Клоака под стать чертовым «Крыльям», — кивнул Леви. Неудивительно, что любая их активность начинается именно в Шиганшине. Видимо, подходящий контингент. — Нужно разделиться. Возьму на себя главную улицу, не обессудьте, — главная улица была известна тавернами и прочими забегаловками. Леви не особо хотелось идти в квартал публичных домов или трущобы, где ему пришлось бы разбираться с воришками. Из трех зол он выбрал меньшее. Так и порешили: Нанаба взяла на себя жилой квартал, а Майк не побрезговал пообщаться с куртизанками, которые будут совсем не против что-то да и рассказать высокому блондину в форме. Захариус даже как-то повеселел. Ещё бы он отказался поболтать с пышногрудыми девицами, которые его окружат со всех сторон. Леви же там ловить совершенно нечего. Проходя вдоль улицы, Леви не заметил ничего странного, если не считать сверлящие взгляды горожан. Нечасто к ним наведываются носители черной формы Королевской гвардии. Он слышит шум где-то впереди и осматривается. Кажется, очередная потасовка. Он делает несколько шагов, как к его ногам с глухим звуком падает грузное тело пьяного мужчины, которого работники таверны «любезно» выперли из заведения. Леви его осматривает и, заметив его неудачные попытки подняться из лужи, обращает взор к небу. Он вздыхает и, хватая пьянчугу за предплечье, резко поднимает того на ноги, чтобы в конце концов усадить на деревянную лавку у входа в таверну. Не валяться же тому в луже весь вечер и всю ночь. — Вот же гадость, — пробормотал он, заметив следы грязи на рукаве формы. Теперь он был грязным не только по внутренним ощущениям, но и физически. Леви убедился, что пьяница не свалится с лавки, и резко отшатнулся от него, когда его внимание привлекло что-то на сырой земле. Листовка. Точно такая же. С эмблемой крыльев и идиотским лозунгом. От возмущения у Леви сперло дыхание и он быстрым движением поднял её. Прикасаться пальцами к этой дряни совсем не хотелось, она будто обжигала кожу огнем. И это смыть придется. Аккерман поднимает голову и замечает, как посетители забегаловки, наблюдавшие за пьяницей у двери, смотрят на лист бумаги в руках Леви. Их глаза расширены, а выражение лиц стало растерянным и даже встревоженным. Они поспешили ретироваться обратно в здание, что Леви показалось довольно подозрительным. «Гады. Что-то ведь знают». Небольшое помещение таверны было забито людьми. Они выкрикивали тосты, проливали пиво на пол и гоготали так громко, что Леви вмиг стало так противно, хотя, казалось, он достиг апогея этого чувства еще на улице. Народ, завидев гвардейца у двери, вмиг притих, внимательно того рассматривая, а заприметив листовку с фирменным изображением крыльев в его руке, поспешно вернулся к своим разговорам. За стойкой стоял мужчина средних лет, усердно вытирающий кружку, и, в отличие от посетителей, он продолжал смотреть на Леви так, будто сама смерть наведалась в эту таверну и его жизнь теперь зависит от чистоты пивной кружки. Кажется, он побледнел еще больше, стоило Леви подойди к нему. — Добрый вечер, сэр! — спохватился мужчина, откладывая до блеска начищенную кружку в сторону и вытирая рукавом пот со лба, — Гости вроде вас такая редкость у нас. Чего изволите? Пива? Или же мы подаем замеча… — Чай. — Чай? — У вас нет чая? — Ну… по правде говоря, нет, — он слегка растерянно оглядел Леви, лицо которого, как ему показалось, стало чуть угрюмее. Аккерман бы не удивился, если бы оказалось, что он первый посетитель этого клоповника, попросивший чай. — Тем лучше, потому что я тут не за этим, — бесстрастно ответил Леви, положив листовку перед мужчиной. Тот нервно сглотнул, переводя взгляд с бумаги на Леви и обратно. — Капитан Королевской гвардии Леви Аккерман. — А…Аккерман? — Леви вопросительно выгнул бровь, не понимая замешательства работника, как тот начал мямлить что-то несуразное. — Боже правый, я, сэр, признаться, совсем не… — Говори всё, что знаешь. У меня нет времени, — повернув голову вправо, Леви встретился взглядом с молчаливыми посетителями, которые услышали тему их разговора, но те быстрым движением отвернулись к своим стаканам. Это безмерно раздражало Леви. Эти люди, несомненно, знали о «Крыльях Свободы», но так старательно избегали разговора о них, будто от этого что-то зависело. Будто любая информация о повстанцах не должна была дойти до военных. — Сэр, ох, капитан, мы правда не располагаем никакой информацией, — мужчина старался выдавить из себя что-то наподобие улыбки, а Леви лишь склонил голову, с прищуром глядя на собеседника. — Тогда почему ты так разволновался? Вдруг Леви слышит смешок позади и медленно оборачивается. За столиком у стены сидел щуплый мужчина и откровенно пялился на него с насмешливым выражением лица. Гвардеец моментально теряет интерес к собеседнику и направляется к человеку, чей упорный взгляд раздражает Леви еще больше. — И что же смешного я сказал? — спрашивает Леви, глядя на него сверху вниз. Пять пустых пивных кружек на столе говорили о том, что ни о какой трезвости и говорить не стоило. — Много чего, крысёныш, — отвечает тот и Леви с взглядом, полным бесстрастия, продолжает смотреть на него. Ему хотелось прижать пьяницу к стене, а после бросить в карцер на неделю и кормить куском хлеба и водой. Повязать за оскорбление представителя власти, да только было что-то в нём, что заставляло Леви сохранять самообладание. Вокруг них все замолчали и глаз не сводили. Кто-то смотрел на них в предвкушении, кто-то с сожалением, а кто-то глядел на выпившего мужчину и качал головой, явно предостерегая того. — Никак поймать их не можете, а? Всё бегаете за ними и бегаете. Еще с прошлого года. А они вас за нос водят, ей-Богу, — мужчина отхлебнул пива из, кажется, шестой кружки, а Аккерман не смел даже слова сказать, дабы не отвлечь забулдыгу от монолога, который безумно гневил Леви, но он наконец нашел того, кто хоть что-то говорит о проклятых мятежниках. Много чего можно сказать по пьяни. — Ничего, скоро вам туго придётся. — Что это значит? — нахмурился Леви, когда тот замолчал после своей полной презрения речи. — Так я тебе и рассказал, крысёныш, — усмехается тот. У Леви нет времени и желания для полемики или задабривания. Он хватает того за сальные волосы и рывком опускает руку, заставляя своего собеседника запрокинуть голову назад и смотреть в свои глаза. — Ну же, отвечай, урод. До него, казалось, не сразу дошло, что сделал гвардеец. Он смотрел на Леви с каким-то остервенением и шарил рукой по столу в поисках кружки. — Королевские подстилки, вас же никто даже не поддержит… — прошипел он, как в следующую секунду Аккерман резким движением ударяет того головой об стол. Он слышит чей-то приглушенный вскрик, негромкий хруст и болезненный стон, продолжая прижимать лицо пьяницы к липкому от пива столу, пока на нем не начала растекаться лужица густой крови. — Я провожу тебя в карцер. Может, утром на свежую голову будешь сговорчивее. У тебя еще хватает целых костей. — Леви обвел взглядом притихших посетителей, которые, кажется, и шелохнуться не смели. Никому не хотелось подобной участи. Жители Парадиза давно усвоили, что лишней болтовни в сторону власти или её представителей режим не потерпит, а те, кто этого не понимал, получали заслуженные наказания. Аккерман не знал, чего пытаются добиться повстанцы. Их стратегия была неизвестна, их люди ускользали сквозь пальцы, а если каким-то образом военным удавалось поймать бунтовщиков, те молчали как партизаны. Они стойко выдерживали пытки и с гордо поднятой головой выслушивали приговоры за государственную измену. Жители о них не говорили вслух, но завидев их эмблему, задерживали дыхание. И Леви уже понял, что не от страха или презрения, но от какого-то благоговения, и это их чувство нужно было пресечь еще давно. Они больше не могли недооценивать «Крылья Свободы». Леви самолично попросит Найла доверить ему преследование повстанцев.