Царь.

      Чёрная стужа его не страшит. Аякс помнит бездну и её холод; и то, что спрятано в её неге. Сердце его Царицы — бездна. Оно всепоглощающе и бездонно, но в нём нет места для него. Там сплошные му́ки и ярость дикого зверя, уродующие её.       — Служи верой и правдой, и Царица полюбит тебя. — сказал Пульчинелла. — Она добра к тем, кто с нею честен, и никогда не бросает тех, кто ей верен.       Аякс был честен и верен и, став старше, разглядел в нескончаемой буре благосклонность Царицы — она наградила его орденом за хорошую службу: он стоял на коленях, понурив голову, и не сводил глаз с её узкой тени, пока она крепила к его погонам хрустальную снежинку.       — Пока ты со мной, Чайлд Тарталья, я благословляю тебя на победу во имя мира. Используй моё благословление мудро, и я буду любить тебя.       Её голос убаюкивал его. Он слушал её нежный шёпот и горел. Когда она протянула ему руку в белой узкой перчатке, Аякс несильно сжал её грубыми пальцами, прикоснулся к ней горячими губами, затем своим лбом, и понял, ради кого он должен теперь сражаться.       Ради Архонта Любви.       Время от времени ему снилось, как Царица тихо плачет. «Каждая капля крови взамен на твою слезу», — писал он к ней: «Чем чаще ты плачешь, тем скорее умирают твои недруги. Я их убиваю». Она его писем не получала — он их копил.       Когда время прошло, и Чайлд Тарталья пал в тяжёлом бою, она не вспомнила о нём. Век Архонта слишком долог, чтобы лить слёзы по тем, кто не больше жука. Выходит, её сердце и впрямь черно и уродливо, и в нём нет ничего от человеческого? Неясно. Быть может, когда пройдёт несколько суровых зим, Царица вспомнит о преданном ей солдате, спустится к его гробу, укроет его своей шубой и так же нежно ему прошепчет: «Ты достоин любви». По крайней мере, ему бы этого хотелось.       А пока Аякс — ничем не запоминающийся вояка с горячим сердцем — будет ждать здесь среди других.