ношпа, двадцать четытре таблетки в пачке.

      с хазиным все от коленей, у горюнова раздробленным о крапиву, у хазина размазанным по плитке, и до локтей нехорошо. илья в ответ на извечное петровское 'а что такое хорошо?' морщится, а потом случайно разливает водку на клетчатую скатерть. петр в ответ гиенисто смеется. петр весь из себя не хороший — вдоль по черной водолазке три шага от ильи до петра, от петра до ильи, если вперед, то семь, если назад, то все таки три, вдоль по свитеру шаги всегда влево, но шаг вправо-шаг влево — расстрел. нехорошо то, что пока илья шагает на красный, у петра красный размазан вдоль по локтям. ублюдок в пальто цвета пятитысячной купюры с глазами цветом, как десятирублевые монетки. илье в детстве нужно было копить месяц, чтобы собрать одну такую монетку и купить корм для рыбок. с хазиным все было не хорошо слева направо и справа налево, но это являло на свет самость, твердую, как спичка или как собачьи тазобедренные косточки. хазин был такой собакой.       доберманом.       илью травило изнутри, что доберман этот шастал без намордника.       нехорошо то, что илья хочет понять.       до красных пятен вдоль по уголкам губ и сгибам локтей, до черни в хазинских глазах, до белоты. илья хочет понять, что такое вообще этот петр хазин, почему петр хазин именно петр хазин, а не илья горюнов. илье хочется понять, как то, что было до петра хазина — наверняка что-то ломкое, пережжёное, еще не перегнившее, что-то бывшее архангелом, что-то терпкое-детское — стало петром хазиным, но узнавая букву за буквой самого петра хазина — перечитывая у того в сообщениях самому себе с избежанием больших букв дозировки — он понимает, что этого до петра не было. ничего до петра не было. родился ублюдком, ублюдком сдохнет — как по осени собак стреляли, так пистолет в руках горюнова, петровский пистолет, мог бы заставить хазина скулить. если бы не проходившая мимо девочка.       девочка остановила что-то в груди горюнова       — хочешь понять хазина — думай как хазин, — говорит себе горюнов в зеркало, когда все остальное затирается гарью и копотью. вдоль по деснам капитанши не могут бежать со своих кораблей, жемчужницы устало, горько ржут и гогочут горюнову в лицо, искроволосые бедовые хазины снуют в голове как рыбки-петушки.                    это тоже не хорошо.       — о чем задумался, горюнов? — хазин щелкает зажигалкой, — больно ты парацетамольный, лицо по проще сделай, а? я тебе что, членом в глаз зарядил? прости, не хотел. или хотел. но у тебя такие глаза, что там грех не зарядить, знаешь ли! а я все таки архангел в погонах.       сигарета в руках зажигается только с третьей попытки.       — о том, почему восемь лет назад я хотел, чтобы гангрена разъела тебя изнутри, а сейчас я хочу, чтобы ты снял мою майку-алкоголичку, потому что я в ней сплю.       — а почему тебя это так... не могу глагол даже подобрать! трахаемся, как не пойми кто, и нормально. я тебя не люблю, ты меня не любишь, вот и хорошо.       — не хорошо.       хазин присвистывает, а потом затягивается.       — мои жалуются, что я при тебе совсем очеловечелся, бляха-муха, — он щелкает пальцами по фильтру, — но меня прямо-таки вот во все щели вся эта фантасмагория. чего нехорошего-то?       — а я при тебе задумался о том, чтобы купить что-то такое. твоего типажа.       — c24h31no4, — говорит хазин.       — что-что?       — формула дротаверина. но шпы, если так ясней, — хазин выдыхает дым, — а что? на что-то на уровне эскобара тебе не хватит. можем но шпой. хотя я давным-давно с аптечных слез.       хазин совсем очеловечился — пусть неясно, что стало с тем, что было до петра хазина, но сам петр хазин теперь помимо водолазок еще был про майки ильи, хотя путь от и до в три шага был размыт пунктиром морей.       аптекарша на них не смотрит.       после но шпы — на человека по двадцать четыре таблетки, по пачке — немеют губы.       — а теперь хорошо, а?       мир плывет христоматийными вытянутыми, как рыбки-петушки, пятнами, горюнова — на языке все равно запретается как гринев — мажет из стороны в сторону. то холодно, то жарко. кинопародийных бензиновых пятен нет, за то ноги гнутся во все стороны. руки дергаются из стороны в сторону. илью тошнит, но он лежит головой рядом с ладонями хазина и старается не растягивать между ними расстояние. в голове муторно, скомканно, серо, но очень ярко. мир сужается до маленькой точки и снова взрывается, все в один и тот же момент, от чего ужасно болит голова. илью клонит из стороны в сторону, ветрит и мажет.       — мне ни хорошо, ни плохо.       — а что такое хорошо, что такое плохо, горюнов?