***
— Минхо, мать твою, — вскрикивает Хан, когда старший магическим образом оказывается прямо позади него. — Я тебя кастрирую и твоих котов тоже, понял? Минхо удивленно поднял брови вверх, спрашивая мысленно: «Ты не охренел ли?» — и сложил руки на груди. — Приблизишься к моим котам хоть на шаг и я тебя не просто кастрирую, Хан Джисон. — Строго произносит парень. Младший понимает, что шутка переросла в реальность и тему с «комочками шерсти» лучше не затрагивать, а то мало ли… Останется еще без своих драгоценных, как жить то в этом суровом мире тогда? — Чего тебе нужно? Я занят, — спрашивает Хан, отворачиваясь к доске с овощами. — И ты, между прочим, мешаешь. Минхо расставляет руки по обе стороны от бедер младшего, облокачиваясь на столешницу и кладет голову младшему на плечо, вызывая щекотливые ощущения своими волосами для ушка, отчего Джи тянет шеей в сторону, недовольно цыкая. — Чем я тебе мешаю? — начинает. — Разделывать овощи? Мне кажется, что я вовремя. Помогу тебе что-ли, а то вдруг, вы с овощами местами поменяетесь. Младший бесится, ему хочется прямо сейчас проехаться лезвием себе по глотке и избавиться от мучений, но судьба дарует ему иное. Джисон промахивается, проходясь лезвием себе по пальцу, а хотелось бы по сонной артерии — и вздрагивает, сразу погружая палец в рот. — Минхо, блять. — вскрикивает он, все еще держа фалангу между губ. Ли смеется, подходит ближе и берет пострадавшую руку парня в свою, рассматривая ранение. — Мне нужно было появиться в начале твоего кулинарного поединка. Овощи все же тебя разделали. — Старший хохочет, доставая аптечку из верхнего ящика и толкает Джи на стул за барную стойку. Тот слушается, закатывая глаза, и опускается на кожаный высокий стул, рассматривая свой порез. Ли приземляется рядом и достает вату с перекисью, дабы обработать крайне опасное ранение на указательном пальце левой руки. — Сейчас будет щипать, — специально высоким голосом говорит Хо, делая вид, что он заботливая мамочка. — Тебе подуть на ранку? — Я тебе сейчас так подую, взлетишь. — Отвечает Хан и делает самый недоброжелательный взгляд в своей жизни. — На седьмое небо от счастья, ведь мне вдул сам Хан Джисон. — Продолжает Минхо дебаты по самым актуальным шуткам этого года. — Тебе небо не светит, Минхо, — усмехается Джисон. — Ты не ангел, тебя оттуда пинком под зад вышвырнут. Минхо складывает губы в трубочку, раздумывая крутит в руках палец Джисона и прислоняет насквозь мокрую от перекиси ватку к ранке младшего, отчего тот протестующе шипит, пытаясь вырвать руку. — Спятил? — Вновь вскрикивает Хан, отстраняя руку. — Я чуть не умер. — Ой, куда ты от меня денешься. — Смеется Минхо, убирая перекись в ту же коробочку, и ищет пластыри. — Тебе с машинками или с цветочками? Джисон закатывает глаза. Минхо чертовски нравится, когда он так делает. — С цветочками думаю подойдет. — решает за парня старший. — Нет! Стой! С машинками, с машинками, — отвечает Джи и Хо, как на зло — собственно, так и есть — достает самые обычные пластыри. — И нахрена ты меня так мучаешь, Ли Минхо. Голова Хана сталкивается с поверхностью барной стойки и тот тихо хнычет, показывая свое разочарование к шуткам всего мира, овощам и жизни. Ли убирает аптечку, вновь плюхаясь рядом и поднимает голову младшего, притягивая к себе в объятья. — Ты создан для того, чтобы я тебя мучил, — отвечает Ли на по-сути риторический вопрос. — Смирись с этим, Хан-и. И вдруг, неожиданно для всей ситуации, для Хана и даже для самого себя, Минхо приподнимает голову парня, отстраняя от своих объятий и целует в уголок губ. Джисон замирает, сердце не совершает третий по счёту кульбит, а дыхание резко сбивается. В голове картинками на черном экране вопрос: «Что?». А Минхо, как ни в чем не бывало встает и выходит с кухни, прихватывая из коробочки с конфетами Чупа-чупс. Да только руки что-то предательски трясутся, а на лице улыбка глупая настолько, будто Ли из дома для одаренных сбежал. Это сейчас тоже шутка была или Минхо перешел из стадии «говорить чушь» в «делать чушь»?***
Хан думает. Очень много думает в последнее время. После того случая с поцелуем, он вдруг понял, что чушь, которую сотворил Минхо, вдруг неожиданно понравилась. Хан тоже хочет творить эту чушь, только вот, даже разговора о банальном: «что это было?» — не состоялось. Минхо делает вид, что ничего не произошло, только ведет себя более аккуратно, держит дистанцию. Особенно в присутствии других. Джисон спотыкается каждый раз, когда пытается выстроить логическую цепочку поведения старшего, потому что замочек с петелькой не сходится и чувство, будто собственный инстинкт самосохранения говорит: «На, вешайся, мыла нет», — протягивая при этом веревку. Ладно. — Купи кофе, пожалуйста, — проходит старший мимо выхода из общежития, даже несмотря на Хана, который собрался в магазин за печеньем. — У нас закончился. Джисон смотрит на странное выражение лица Минхо, который явно обеспокоен чем-то, не сложно догадаться чем именно, собирается выходить, как его окликают. — И мазь купи, — Хан оборачивается, смотря на старшего с вопросом в глазах. — Колено болит. И на этом диалог заканчивается, потому что Минхо прячется в ванной, показательно врубая воду и музыку на полную громкость. Хан приходит в комнату Ли, когда тот еще прибывает в душевой кабине, наслаждаясь теплыми струйками воды, стекающей по обнаженному телу. И тут мысли про Минхо, его одежду, точнее ее отсутствие в данный момент времени… Так стоп. Джисон мотает головой, пытаясь привести свою голову в порядок и в этот момент заходит старший, явно не ожидавший увидеть Хана в своей комнате. Раньше Ли сам заваливался к нему на кровать без разрешения, но в своей комнате младшего никогда не наблюдал. Теперь его мысли постоянно съедают за свою прошлую навязчивость и бестактность. Он корит себя за неразумные, полные влюбленности поступки, которые были совершенны то ли на эмоциях, то ли на чувствах, а может и по глупости. И Минхо кажется, что произошедшее на кухне явно было не глупостью, потому что слишком осознанно. Не было это эмоцией, потому что организм был в состоянии покоя. Это было чувство, самое настоящее и неподдельное. — Ты чего тут? — спрашивает старший, проходя к шкафу с одеждой. На нем одни домашние серые штаны, свободного кроя. Большое полотенце свисает с плеч. Мокрые после душа волосы роняют на подтянутое тело капли воды, а сами спадают на лицо. Минхо сейчас провоцирует. И Хан ведется. И оба не осознают ничего из содеянного. — Пришел отдать тебе крем, — протягивает младший картонную коробочку, при этом лежа на кровати. Минхо накидывает футболку, которую достал из шкафа и направляется к Хану, хватаясь за коробочку. Но Джисон держит, не отпуская. — Эй, — возмущается старший, дергая крем на себя. — Ты чего? Джисон улыбается, приторно-сладко, хватает второй рукой за запястье, чтобы не лишиться возможности поговорить. — Я отдам тебе крем, если обсудим сам знаешь что. — Ставит условие Хан, смотря прямо в кошачьи глаза. — Джисон, — произносит жестко Ли, он никогда так не называл своего Хан-и. — Ты не представляешь, как у меня болит колено. Просто отдай крем. — Мы поговорим? — продолжает добиваться ответа Хан. — Поговорим. Хан самодовольно улыбается, усаживает Минхо рядом и открывает коробочку, забирая ее из рук старшего окончательно. Ли смотрит, ожидает, хочет много чего сказать и объяснить, но лишь иногда открывает рот, сразу же закрывая его обратно. — Какое? — спрашивает младший, ощупывая правое колено через ткань штанов. Минхо шипит, совсем как кот, Джи уже не сомневается. — Понял, это. Музыкальные пальцы касаются штанины, задирая ее выше. Минхо чувствуя холод от кожи младшего, произвольно вздрагивает, покрывается мурашками, и Хан это видит, но молчит, лишь приподняв уголок губ вверх, растирает мазь. — Прости, — произносит старший. — Я не хотел. Хан поднимает брови, слегка нажимая на колено, слыша, как Хо протестует насчет таких действий. — Не хотел значит? — спрашивает Джисон. — Зачем поцеловал тогда, дурак? Смеется младший, как-то издевательски, и Минхо опускает голову, над чем-то раздумывая. — Хотел… — тихо, себе под нос. Хан поворачивает голову, заглядывая в темные омуты. Он все слышал и хочет услышать еще раз. Потому что знать, что это все было не случайностью вызывает какое-то новое чувство. Оно разливается по венам, смешиваясь с его кровью, образуя новые ощущения. Вещество, как наркотик, поселяется в тканях и становится твоим личным сортом, от которого ты зависим. И Джисон зависим. И Минхо. У них одно вещество на двоих. — Почему тогда ведешь себя так? — спрашивает Хан, складывая мазь обратно в упаковку. — Потому что не переставал хотеть. Все. Мир взорвался, осталась только эта комната, Ли-чертов-Минхо и Хан-мать-его-Джисон. Прелестный набор, особенно, если взять в счет то, что колено прошло, как только младший благополучно уселся на них, утягивая Ли в долгий, желанный каждой клеткой тела поцелуй. Губы соприкасаются на грани грубости. Минхо кусается, оттягивает, проникает в полость рта младшего, сплетает языки, удерживает и не отпускает. По комнате разносятся тихие, несдержанные стоны и тяжелые, громкие вздохи, которые образуют ту самую симфонию любви, видную не каждому на этом свете. Хан обхватывает бедрами крепче, валит Ли спиной на кровать и, упираясь в его плечи, целует еще резче, с большей отдачей, забирая инициативу себе. Повествует, описывает то, что творится внутри него, хочет знать, что происходит и у старшего. А у Минхо хуже в миллионы раз. У него капилляры под кожей взрываются, вены на руках вздуваются от нетерпения, тело ощущает только Джисона, никакой боли в колене или где-то еще, вообще все неважно. Крыша едет, встает обратно. Глаза, как в тумане, видят лишь силуэт парня напротив, но это не мешает, потому что Хо чувствует его губы, его руки, тело. И все кажется таким ненастоящим, что хочется в голос кричать. Бессмысленно, долго и громко, чтобы все услышали. Минхо возвращает себе власть: переворачивает Хана, нависая сверху, проходится ленивыми поцелуями по линии челюсти и ведет к шее. Старший чувствует холод рук младшего, вцепившихся в его бока, сминая ткань чистой футболки и Хо на мгновение отрывается, снимая верх собственной одежды, представая перед младшим в той красе, которой Джи показалось мало в начале сего «разговора». Минхо возвращается к своему занятию, пленяя мокрыми поцелуями острые ключицы, мешает продолжать только ненужная ткань, которая в ту же секунду оказывается на полу, пролетая перед этим парочку метров. Перед глазами старшего возникает неземное существо: тонкая талия, широкие плечи и карамельная кожа. — Хан Джисон, — проговаривает на выдохе Минхо, еще раз скользя взглядом по телу младшего. — Ты чертовски красив. Хан в ответ усмехается, притягивая к себе парня за шею и впивается в пухлые губы. Поцелуй становится нежным, тягучим, легким и чувственным. У Минхо мурашки, дрожь неописуемая по всему телу и чувства. Такие сильные, объемные и плотные, что в воздухе ощущаются. Пухлые губы припадают к груди младшего, вбирают сосок, раззадоривая, играясь язычком. Джисон дышит, глубоко, тяжело, пытаясь отыскать в этом жарком помещении побольше воздуха. Минхо усмехается, шепчет какие-то ругательства, при этом не отрываясь от карамельной кожи и мокрых поцелуев. Старший доходит до резинки штанов, останавливаясь, заглядывая в мутные глаза парня, видит в них пелену чистого желания и чуточку беспокойства. — Я буду сверху, — говорит Минхо. — Даже не претендуй на мое место. Джи резко останавливает Ли, хватая его за плечи и смотрит так, словно и не собирался подаваться в кандидаты, но точно что-нибудь сейчас эдакое ответит. — Не упади только, — улыбка сама лезет на лицо младшего. — С седьмого неба, ангелок. В следующее мгновение Минхо затыкает этот поганый рот поцелуем. Хан решает играть по его правилам, отвечая, и Ли, безусловно, радуется этому, стягивая штаны с желанного тела сразу с бельем. Джисон краснеет, не ожидав такой резкости от старшего, но не прикрывается, дает насладиться собой. Минхо рассматривает, исследует, ведет руками по оголенным, упругим бедрам вверх, по талии, по груди, упирается руками в матрас. Джисону на секунду кажется, что старший глядит прямо в душу, в сердце, видит его всего насквозь своими кошачьими глазами и не ошибается. Минхо видит ту же любовь, что и в себе каждый раз, когда стоит перед зеркалом. — Я люблю тебя. — резко выпаливает старший и Джисон на мгновение поднимает бровь, улыбаясь уголком губ, размышляя, было это сейчас сказано на эмоциях или нет. — Шутишь что ли? — смеется он и Минхо видит, что поверил, просто Хан отдает должное юмору, как это было всегда. — Да, хочешь покажу насколько сильно? И не дожидаясь ответа сталкивается с чужими губами, проходясь по нижней, сминает одну за другой, сплетает языки в настойчивом танце, мешает вкусы — новые, неизведанные и тает, словно снег ранней весной. Джисон тянется к паху старшего, чувствуя возбуждение через ткань штанов, а после слышится громкий вздох в пространстве от неожиданности действий этих шаловливых ручек. Минхо проходится языком по внутренней стороне своих зубов, усмехаясь над смелостью Хана. Последний же садится на постели, заставляя Ли подняться и стягивает с него спортивки, давая возбуждению немного свободы. Минхо хватается за плечо младшего, который, оставляя их в этой позе, берет в руку твердую плоть, проводя медленно к основанию. И Минхо соврет, если скажет, что его не несет с этих ощущений как первого девственника во всем Сеуле. Его очень сильно несет, явно не в том направлении, но оно ему нравится. Не направление, а Джисон, если быть точнее. Ладонь скользит по члену еще несколько раз, собирая на головке естественную смазку, а Ли уже не выдерживает. Нет, серьезно, он сейчас ощущает себя тем, кто впервые познает значение секса в жизни человека, хотя с девушками у него было. А с Джисоном, объектом своего воздыхания между прочим, не было. Поэтому это, наверное, нормальная реакция, да? Ли толкает младшего обратно на кровать, терпеть эти мучения, которые совершает рука парня, невозможно. Взять все свои руки будет лучшим решением, а применить эти руки в деле — просто чудесным решением. — Хан-и, — проговаривает старший хриплым от молчания голосом. — А лубрикант…? А Хану два раза повторять не нужно. Он хоть и не имеет профессиональной защиты и смазки, но в тумбочке, пропахшей шоколадным печеньем, точно что-то найдется. — Может, — младший переворачивается на кровати, укладывая свою тушу на живот и тянется к тумбе, открывая дверцу. — Крем с увлажняющим эффектом подойдет? Джисон хочет вернуться в изначальную позу, но сильная рука Минхо не дает этого сделать, надавливая на лопатки, чтобы парень остался в том положении, в котором был недавно. — Лежи-лежи Хан-и, — пристраивается сзади, забирая крем, предложенный вместо смазки. — Мне нравится твоя поза в данный момент. Старший шлепает по правой ягодице Джисона, вызывая неосознанный громкий стон. Голос у Хана красивый, в этом Хо не сомневался никогда, а сейчас лишь подтвердил это мнение. Тело наполняется чувством ожидания и предвкушения. Джи вздрагивает, когда чувствует холод пальцев между половинок. Это было неожиданно, хочется посмотреть на старшего в этот момент, но не получается, так как поза неподходящая. Первая фаланга, смазанная в произвольном лубриканте, проникает в сжавшееся от волнения и, в какой-то степени, страха, колечко мышц. Неприятное ощущение при полном проникновении одного пальца, заставляет сморщиться. Брови сводятся к переносице, губы поджимаются, а носик слегка поднимается. И все это замечает старший на лице парнишки. Они делают это впервые, без опыта, без специальных сопутствующих принадлежностей и без малейших познаний о сексе между мужчинами. Если Минхо знает хотя-бы то, что партнера нужно растягивать перед тем как «войти», то Хан не знает даже о банальном в своем положении, ведь до этого он думал, что ему нравятся девушки и не интересовался подобным, а сейчас чувствует лишь отголоски боли. Где то самое «приятно до дрожи в ногах» он не знает. Пока что. Минхо успокаивает, гладит по взмокшей спине младшего, зовет его по имени, просит потерпеть. А Хан слушается, принимает в себя третий палец, ждет, так преданно и верно, как щеночек своего хозяина. Дурацкое сравнение, признаем. Хан понимает через несколько минут манипуляций Минхо, что не чувствует того дискомфорта, который был в начале, лишь легкие побочные эффекты, и привстает, пытаясь посмотреть на лицо старшего каким-то образом. Ли принимает это за знак. Он переворачивает Джи обратно на спину, перед этим вытаскивая пальцы, и наклоняется к личику белки за поцелуем, в конце концов получая его. Джисон целует так, словно ведет всю игру: кусается, вылизывает рот старшего, оттягивает пухлые губки. Минхо сносит крышу от таких действий в момент, хочется взять власть над этим распоясавшимся ребенком и показать пример, но почему-то от этого Хана хочется стать беззащитным и отдаться в теплые объятия и жаркие поцелуи. Но не все так просто, потому что продолжить то, что начали, хочется до боли внизу живота. Ли тянется за кремом, в котором уже половины нет, и выдавливает себе на ладонь большое количество, сразу проходясь по перевозбужденному органу. — Хан-и, — зовет старший, привлекая к себе внимание. — Поднимешь ножки? Закинь мне на плечи, так будет лучше. Джи сомневается сначала, но кивает, приподнимая бедра и закидывая ноги на плечи старшего. Лежит покорно, ждет, пока Минхо ведет по оголенным коленкам к ягодицам и укладывает поудобнее. Головка члена проникает в горячую узость. Минхо теряет глаза за верхним веком, прикусывая покрасневшую нижнюю губу чуть ли не до крови и входит наполовину. Хан сжимается, чувствует, что больше, чем три пальца в нем это больно и прикрывает глаза рукой, прежде чем болезненная слезинка скатится по щеке. — Эй, эй, Хан-и, — зовет Минхо, волнуясь за чувства младшего. — Сильно больно, остановиться? Джисон мотает головой, произносит тихое «нет», хотя руку от лица не убирает. Минхо, кажется, не верит, но проникает до конца, все же останавливаясь, ожидая. Хан через несколько секунд все же возвращает руку на простынь и начинает толкаться сам, подсказывая, что можно продолжить. Ли поглаживает упругие бедра, ухватывается за них и делает первый медленный толчок, ощущая всю узость младшего в данную секунду. Хан подмахивает бедрами навстречу, помогая совершать более глубокие толчки и вдруг, неожиданно даже для самого себя, вскрикивает. Хо усмехается, понимая правильное направление и продолжает в том же духе, чуть ускоряя темп. И… ему так хорошо, так приятно, словно он реально девственник. Его девственность мог разрушить только Хан Джисон, и он это сделал. Сломал чары, открыл всю душу старшего, показывая миру, что тот Ли Минхо, который показывает себя холодным и "злым", совсем не такой. Он может быть заботливым и милым, осторожным и чувственным. Он умеет любить и принимать любовь. Ли Минхо любит стебать, а еще Ли Минхо любит Джисона. Через некоторое время толчки приобретают некий темп, стоны заполняют комнату, а простынь под вспотевшими ладошками Джи совсем смялась. Младший наконец-то почувствовал то наслаждение, которого так ждал. Для него боль — это наслаждение, если она от Минхо. От этого Минхо — заботливого, нежного, серьезного в своих намерениях. Джисон пытается сдерживать свои порывы удовольствия в виде вскриков, так как никто не отменял того, что в общежитии могут быть мемберы. Если Крис услышит, будет не очень. Не очень — это очень. Минхо просит спустить и раскрыть шире ноги, входит еще раз по новой траектории, опаляя соленую кожу поцелуями и припадает к губам. Целует так, словно в последний раз, оттягивая нижнюю, заглядывает в глаза, видит в них все то, что хотел увидеть уже давно. Это давно уже прошло. Есть только здесь и сейчас. И эти двое явно не тратят время впустую. Минхо проводит рукой по члену младшего несколько раз, наконец вызывая разрядку и совершает последние, завершающие толчки. Самые глубокие, самые качественные, но успевает выйти, чтобы излиться на белые простыни. Второе уставшее тело падает рядом с первым. Оба тяжело дышат, пытаясь восстановиться после полученных ощущений, рука Ли покоится на талии младшего, а последний вцепился в нее, как в последнее, за что способен удержаться. И, возможно, это и правда последнее, за что он может удержаться. У этих двоих еще множество не сказанных слов, множество невыслушанных фраз и не выполненных действий. Но время ведь идет так, как должно, лишь дожидаясь когда его начнут использовать. Мы каждую секунду тратим на определенное слово, фразу, действие или звук, неважно на что, главное мы ее тратим. — Я люблю тебя. Произносят они одновременно, не теряя секунды.