***
— Так ты уже поняла, где Дмитрий пропадает целыми днями? — однажды вечером спросил Штольман Анну, не выдержав того, что он, кажется, один не знает того, что в его доме знают уже все. Анна покачала головой, безмолвно удивляясь тому, как её муж иногда не догадывался о совершенно очевидных вещах. — Неужели ты сам не заметил? — Возможно и заметил, но… может, дашь небольшую подсказку? Анна улыбнулась. И с чего это она взяла, что её Штольман так быстро обо всём догадается? — Наш сын влюбился.***
— Пап… Можно задать тебе вопрос? — спросил Митя немного застенчиво. — Личного характера. — Конечно, — серьёзно сказал Штольман. Ему вдруг вспомнился маленький мальчик, который когда-то давно точно так же стоял на пороге его кабинета, смотрел на него своими огромными голубыми глазами так, будто он, Яков, самый мудрый человек, который знает всё-всё на свете и ответит маленькому Митюше на любой вопрос. Сейчас же, что-то подсказывало Штольману, вряд ли речь зайдёт о внутреннем устройстве кораблей или о далёких африканских странах. А жаль. В этом он разбирался куда лучше, чем в вопросах личного характера… Дмитрий аккуратно закрыл за собой дверь и присел на диванчик. Он помолчал ещё пару минут, и Яков его не торопил, зная, что сын всегда тщательно подбирает слова перед тем, как что-то сказать. — Пап, скажи, как ты понял, что мама… испытывает к тебе симпатию? Штольман откинулся на спинку стула и улыбнулся. — Хотел бы я ответить на этот вопрос как-нибудь по-умному, но в моём случае догадался бы и самый… кхм… недогадливый. Видя, что сын смотрит требовательно, ожидая продолжения, Яков вздохнул и продолжил: — На второй или… хм, кажется, на третий месяц нашего знакомства она меня поцеловала. — Сама? — удивлённо выгнул бровь Митя, становясь ещё более похожим на отца. — Да. Ты же знаешь, что мама… умеет добиваться того, чего хочет, и ничто её не остановит в таком случае. Митя понятливо хмыкнул. Он знал это мамино качество, которое к тому же передалось по наследству и его сёстрам. Но пока не приблизившись к ответу на волнующий его вопрос, он решил переформулировать свою мысль. — Тогда… скажи, когда ты осознал, что ты должен сделать первый шаг со своей стороны и как ты понял… м-м-м… что она не оттолкнет тебя? Штольман призадумался. Сам он своим первым серьёзным шагом к Анне считал фразу «нам нужно быть вместе» и все последующие за ней действия. В общем и целом дети знали историю их знакомства, но, конечно, не во всех душераздирающих подробностях. В том числе и о том, что случилось в ту далёкую декабрьскую ночь в затонской гостинице аж за целых шесть лет до их свадьбы, Штольманы-старшие благоразумно молчали. Что ж, кажется, сейчас придётся пролить немного света на эти события. — Тогда… тяжёлое для меня было время. В силу… различных обстоятельств у меня начались проблемы на службе, довольно серьёзные, сразу столько всего навалилось, что в какой-то момент я и сам засомневался, удастся ли мне из этого выбраться. А твоя мама… она верила в меня, несмотря ни на что. И я просто осознал, что она не отворачивается от меня ни при каких обстоятельствах, что ей я важен и нужен любой: злой, уставший, расстроенный, с грузом проблем государственной важности за спиной. И тогда я решился сделать первый шаг, — Штольман ненадолго замолчал, предаваясь воспоминаниям, а потом продолжил, понимая, что сын ещё не услышал от него самое главное, — но, несмотря на то, что я понимал, что важен ей, это всё равно чувствовалось, как будто я нырнул в ледяную воду с разбега. Что я пытаюсь сказать, Митя… Нельзя быть уверенным в чьих-то к тебе чувствах на все сто процентов, пока ты не услышишь, как этот человек сам тебе говорит об этом. Ты можешь о чём-то догадываться, и это будет правильным предчувствием, а может оказаться и неправильным. Ты всё равно наверняка не узнаешь, пока не спросишь напрямую. И она не будет знать наверняка о твоём отношении и твоих намерениях, пока ты сам не скажешь ей об этом. На последних словах отца Митя покраснел. Понимая, что его вопросы недвусмысленны, он всё же смутился, что отец перестал говорить об этом, как о чём-то абстрактном. — Спасибо, папа. Я понял, о чем ты. Я, пожалуй, пойду, мне там надо… — Дмитрий, — Штольман окликнул сына практически в дверях, — скажи хоть как её зовут? Митя, уже собравшийся выскользнуть из отцовского кабинета, остановился и обернулся: — Катарина, — тихо произнёс он, глядя куда угодно, только не на папу. — Ты бы пригласил её как-нибудь к нам на ужин. Мы с мамой будем рады с ней познакомиться. — Хорошо, спасибо ещё раз, пап, — ответил Митя и наконец посмотрел отцу в глаза, на его лице читалось откровенное смущение вперемешку с благодарностью. Штольман удовлетворённо кивнул, и Дмитрий скрылся за дверью. «С ума можно сойти, — пронеслось в голове у Якова, — вот и Митя уже вырос. И когда успел?..»