Devoratrix vitae

«Ну почему всегда так? Планируешь-планируешь, а потом раз — и всё рушится». Лисёнок расстроился, когда пошёл дождь. В любой другой день ему бы дела не было до погоды. Да хоть бы тайфун прошёл по округе! Но только не сегодня, когда он должен был ехать к Нацумэ. Они так редко виделись, что становилось до слёз обидно из-за испортившейся погоды, которая рушила все планы. И хуже всего было то, что в родных местах с утра вовсю светило солнце, заливая рисовые поля и лесистые холмы теплом и серебром бликов. Лисёнок даже успел погоняться за бабочками, пока бежал к железнодорожной станции рыжим шустрым зверьком, еще не съевшим волшебного снадобья, чтобы обратиться в человеческого детёныша. А вот на подъезде к Яцухаре на стекло вагона упали первые косые капли. Затем таких следов стало больше, пока состав не накрыло шелестящей прохладной стеной дождя. «Мама всегда говорила, что это небо плачет. Интересно, что его расстроило? Мамочка, главное, чтобы ты не плакала, — Лисёнок сам шмыгнул носом, зажмурился и сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. — А я не заплачу! Мамочка, посмотри, я стал сильнее. Я теперь вообще почти не плачу. И меня перестали задирать в лесу. Наверное, я становлюсь полезным!» Когда поезд затормозил перед платформой Яцухары, Лисёнка встретил родной запах. Он усиленно завертел головой в поисках источника. У выхода со станции стоял Нацумэ с прозрачным зонтиком под мышкой и раскормленным котом на плече. Нянко-сэнсэй первым заметил гостя, ткнув хозяина лапой в щёку и указав ею в нужном направлении. По платформе к ним бежал мальчик лет десяти, лицо которого светилось счастливой улыбкой. — Нацумэ! Нацумэ! — он с разбегу нырнул в раскрытые объятия парня, присевшего на корточки, и разревелся. — Нац-цумэ, у нас ничего н-не получится-а… — Эй, ты чего? — Нацумэ опешил от такой резкой смены эмоций. — Тебя кто-то обидел, пока ты добирался сюда? — Н-нет… До-ождь… Все исп-портил. — Какой капризный, — посетовал Нянко-сэнсэй. — Можно я его съем? Раздражает своим нытьём. Нацумэ проигнорировал замечание сэнсэя, тихо рассмеялся и разомкнул объятие, поднимаясь на ноги. Он потрепал по волосам вцепившегося в его рубашку Лисёнка: — Ну-ну, не вижу проблемы. Ты уже здесь. А дождь или солнце — всегда можно найти, чем заняться. Лисёнок доверчиво поднял заплаканное лицо, в глубине его глаз горела надежда. Казалось, он ждал, что Нацумэ, словно фокусник, сделает сейчас нечто эдакое, после чего, как минимум, разойдутся тучи и засверкает радуга. Парень рассмеялся и достал из кармана платок, протягивая его Лисёнку. Со стороны они казались двумя братьями — заботливый старший и наивный младший, — было в них какое-то неуловимое сходство. — Пойдём сейчас ко мне — перекусим. А потом решим, что делать дальше, если дождь ещё не закончится. Проголодался? — Ага, — Лисёнок старался ни на шаг не отставать от Нацумэ, пока они шли к автобусной остановке. Турникет проходили поодиночке, но потом он снова вцепился в протянутую руку. — А твои родители? Ничего, что я… — Их сейчас нет, уехали к родственникам в соседнюю деревню до вечера. Но Токо-сан ты бы понравился. Она всегда рада моим друзьям, — голос Нацумэ смягчился и наполнился нежностью, как и каждый раз, когда он говорил о людях, приютивших его и показавших, что такое настоящая семья. Пока троица ехала в автобусе, Лисёнок весь извертелся, поминутно выглядывая в окно, чтобы узнать, не кончился ли уже дождь. Нацумэ пытался отвлечь его, рассказывая про места, что они проезжали, показывая свою школу, кусочек берега под мостом, где он с одноклассниками иногда ловит рыбу. Последнее заинтересовало Лисёнка. — А как люди ловят рыбу? Тоже лапами? То есть руками, — он смущённо улыбнулся, как бы извиняясь за ошибку. — Нет, они не такие ловкие. Если бы люди ловили рыбу руками, то остались бы голодными, — проворчал Нянко-сэнсэй с колен Нацумэ. — Низменные создания, ничего сами не могут. Для всего им нужны помощники или инструменты. — Ты хочешь показать мне мастер-класс, как ловить рыбу? Вперёд! — Нацумэ похлопал сэнсэя по плотной спине. — Сегодня об ужине можно не думать, его принесёт Нянко-сэнсэй. Вот спасибо! — Эй! А как же обещанный кальмарчик? А мондзю? А набэ? Эй! Эй! — тот возмущённо затеребил когтистой лапой джинсы на колене хозяина. — Так не честно! — Но я же всего лишь человек — ничего сам не могу. Вот и полагаюсь во всём на мудрого и умелого аякаси, — почтительно склонил голову Нацумэ, старательно пряча усмешку. — Не ссорьтесь. Я могу поймать рыбу! — Лисёнок смущённо переводил взгляд с одного своего спутника на другого. Он не хотел, чтобы они из-за него поругались. — Я могу наловить её столько, что на несколько дней хватит! Я теперь стал сильнее! — не без гордости произнёс он. — Ты действительно подрос с нашей последней встречи, — Нацумэ с тёплой улыбкой положил ладонь на макушку маленького ёкая. Тот счастливо рассмеялся. Дома у Нацумэ было тихо и немного сумрачно из-за пасмурной погоды снаружи. Лисёнок с интересом обследовал все комнаты и укромные уголки, пока грелась еда. В прошлое посещение он не заходил дальше коридора первого этажа, поэтому сейчас ему было интересно абсолютно всё: зачем этот крючок, что это за одежда, откуда идёт звук, когда звонит телефон, есть ли в доме ещё ёкаи, кроме Нянко-сэнсэя. Нацумэ терпеливо всё объяснял, словно маленькому ребёнку, который только-только вошёл в возраст вопросов «почему?». Нянко-сэнсэй посмотрел-посмотрел на них и, махнув на всё лапой, сказал, что уходит пить сакэ с другими ёкаями, стоило только немного разгуляться погоде. — Надеюсь, без меня за пару часов ты ни во что не вляпаешься, — бросил он на прощание, спрыгивая с подоконника на улицу. — Это не я ищу ёкаев. Они сами находят меня, — укоризненно бросил ему вслед Нацумэ. — Смотри, на улице уже нет дождя. Ещё немного и солнце выйдет, вот увидишь, — подмигнул он Лисёнку, завершившему свои исследования и притихшему за столом в ожидании еды. Вскоре перед ним появилась дымящаяся тарелка, от которой так одуряюще вкусно пахло, что желудок ёкая заурчал неприлично громко, вызывая смех Нацумэ. — Что будем делать, когда поедим? Лисёнок не мог ответить, потому что его рот уже был набит. Он только пожал плечами, то ли показывая, что ему всё равно, то ли говоря, что не знает. Нацумэ снова рассмеялся. Сам он есть ещё не хотел, плотно позавтракав с утра, поэтому сидел напротив с одним лишь чаем и с любовью смотрел на Лисёнка, словно тот и правда был его младшим братом. Было бы здорово, если бы таковой имелся у Нацумэ. В итоге, когда Лисёнок расправился с угощением, они решили прогуляться к святилищу, где жил Танума, и навестить парня, который в очередной раз присматривал за храмом и домом в отсутствие отца и не мог много времени проводить с друзьями. Пока они шли к холмам, над Яцухарой окончательно рассеялись облака, открывая голубое небо и возвращая власть солнцу. Через рисовые поля Нацумэ нёс Лисёнка на спине, чтобы тот не запачкался в грязи просёлочной дороги. Тот довольно прижимался к нему, держась за шею и впитывая человеческое тепло, почти млея от него. Он очень скучал и всё время жалел, что они живут так далеко друг от друга. Стоило парочке скрыться от посторонних взглядов под пологом леса, как Лисёнок спрыгнул на землю и из человеческого мальчика обратился в свою обычную форму — появились рыжие ушки и огненный пушистый хвост. Нацумэ погладил его по голове. — Ты действительно сильно подрос! А какой ты ёкай? У тебя всегда будет один хвост? Лисёнок отрицательно помотал головой: — Неа! Это я ещё маленький. У мамы было пять хвостов, а могло стать ещё больше, — лицо Лисёнка на мгновение омрачилось горьким воспоминанием, но он быстро просветлел и улыбнулся. — Мне ещё двухсот лет нет. Второй хвост появится, только когда триста стукнет. — То есть ты старше меня?! — у Нацумэ вытянулось лицо. Он как-то никогда не задумывался, сколько же лет Лисёнку. А сейчас в очередной раз оценил слова ёкаев о скоротечности человеческой жизни. Как же тяжело им привязываться к людям, зная, что те бабочки-однодневки по меркам их многовековых жизней. — Ага, — кивнул Лисёнок. — Но для ёкаев я ещё долго останусь несмышлёнышем. Хотя, уже и не таким бесполезным, как раньше. Они продвигались всё дальше по склону холма, пока не вышли к каменным ступеням, которые вели в храм. Можно было бы с самого начала подниматься по этой древней лестнице, но от дома Фудзивара более короткий путь сюда шёл через поля и лес. Достигнув тории на вершине холма, Нацумэ остановился и развернул Лисёнка лицом к долине, чтобы показать, какой замечательный вид открывается с этого места на Яцухару. Малыш задохнулся от восторга. Зелёные квадраты рисовых полей с островками красных крыш то здесь, то там, чуть в отдалении серебристая лента реки и плотная группа домов, являющая собой саму деревню — всё переливалось свежими красками, умытое дождём и залитое ярким солнечным светом. В это время за их спинами послышался шорох, похожий на издаваемый мётлами, которыми чистят и разравнивают гравий в святилищах. — А вот и Танума, — Нацумэ обернулся, но никого не увидел, хотя звук до этого слышался довольно близко. — Танума? — он громко позвал друга, но никакого ответа не последовало. Можно было предположить, что тот решил подшутить так, спрятавшись, чтобы неожиданно выпрыгнуть, когда того не ждешь. Но такое поведение совсем не подходило Тануме. — Странно. Нацумэ сразу стал настороженным, а его волнение тут же передалось Лисёнку. К тому же ему не нравилось, что вокруг стояла неестественная для леса тишина. Он посмотрел снизу-вверх на Нацумэ, а потом на святилище, к которому они подошли. Повертев ещё пару раз головой, переводя взгляд со своего спутника на храм, Лисёнок потянул носом воздух, пытаясь уловить запахи, которые могли бы подсказать, что их ждёт внутри. — Там нет людей, — через несколько мгновений сказал он и крепко вцепился в брючину Нацумэ. В его голосе явственно слышался страх. — Здесь был ёкай. Может и сейчас есть. Он плохо пахнет. Давай не пойдём внутрь. — Ёкай? — переспросил Нацумэ, не сводя настороженного взгляда с храмового комплекса. — Они сюда никогда не заходят — вся территория окружена защитой, которую ставил отец Танумы из-за его чувствительности к подобным сущностям. Это должен быть кто-то сильный, раз смог разрушить барьер. А что если ёкай что-то сделал Тануме? Он ведь не видит их! — в голосе Нацумэ всё отчётливее чувствовалась тревога. Секунду-другую он размышлял, что же делать, а потом присел на корточки, беря Лисёнка за плечи и глядя ему прямо в глаза. — Послушай, я схожу внутрь — проверю, что там. А ты найди Нянко-сэнсэя. — Нет! Я пойду с тобой! — Лисёнок ещё крепче вцепился в одежду Нацумэ, хотя в его глазах плескался страх. — Я уже не такой слабый, как раньше. Я помогу. — Знаю. Именно о помощи и прошу — найди Нянко-сэнсэя. — Нет! Я никуда не уйду! — Лисёнок боялся, что если сейчас послушается Нацумэ, то больше его не увидит. Как это было с мамой… Тот тяжело вздохнул, понимая, что сейчас некогда спорить, и кивнул: — Хорошо, но никуда не отходи от меня. А если я скажу — беги. Без споров, хорошо? Лисёнок неуверенно кивнул, потом ещё раз. Нацумэ погладил его по голове и выпрямился, оглядывая ближайшие заросли и сам храм. Они тихо пошли по любовно вымощенной камнями дорожке, которую делали простые монахи многие столетия назад. Лисёнку казалось, что ступают слишком громко, но люди не умели ходить бесшумно. Он всё время ждал, что сейчас откуда-нибудь на них нападут, поэтому крутил головой во все стороны, стараясь ничего не пропустить. Снова послышался шорох метлы — теперь уже глубже на территории святилища, где-то за служебной пристройкой. — Танума, — тихо позвал Нацумэ. Его взгляд зацепился за раздвинутые панели, обычно закрывающие веранду от дождя. На досках пола стояли лужи. Это показалось странным. Танума был очень аккуратен, он бы не забыл сдвинуть панели, чтобы дождь не мочил отполированное дерево. Нацумэ медленно повернулся вокруг своей оси, осматриваясь. Он вдруг увидел то, чего не замечал раньше: возле дерева, к которому привязывались неудачные пророчества, валялась метла, а рядом что-то напоминающее кроссовку. Нацумэ подошёл поближе и охнул — земля под деревом, ствол его и бумажки на нижних ветвях были забрызганы красным. То, что это кровь, не вызывало сомнений. Нацумэ потянулся за кроссовкой, но в это время слева возле молитвенных барабанов послышался шум, а Лисёнок рядом пронзительно выкрикнул его имя. Краем глаза парень уловил некое размытое пятно, несущееся на него, а следом его поволокло по земле и впечатало в опору тории. Одновременно пришла резкая боль, и левая рука онемела, в голове зашумело от удара. Тряхнув ею, Нацумэ открыл глаза, но напавшего на него уже не оказалось рядом. Только скулящий Лисёнок с полными ужаса глазами, глядящий не столько на него, сколько на его бок. Нацумэ опустил глаза, чтобы посмотреть на потерявшую чувствительность конечность, и потерял дар речи, потому что то, что сейчас болталось ниже плеча, трудно было назвать рукой: на месте предплечья из окровавленного рукава, прорвав кожу и ткань рубашки, торчала, ощерясь зубчатым краем, сломанная кость, а выше локтя отхвачен приличный кусок мяса. После взгляда на раны снова появилась боль. Нацумэ прикусил губу, чтобы не издать ни звука, потому что видел состояние Лисёнка и не хотел пугать его ещё больше. Он кое-как зажал правой рукой истекающую кровью культю и осипшим от напряжения голосом попросил: — Пожалуйста, оторви кусок рубашки и перетяни плечо, чтобы остановить кровь, — эти слова не произвели никакой реакции на застывшего от шока ёкая. Тогда Нацумэ закричал, чтобы вывести его из ступора. — Лисёнок! Сделай, что я прошу! Тот встрепенулся и сначала метнулся куда-то, порываясь встать, потом снова упал на колени и стал обрывать подол своей юкаты, неумело накладывая подобие жгута. Нацумэ искусал губы, чтобы не застонать, когда раненую конечность тревожили неловкие прикосновения. Когда худо-бедно повязка была завязана, он с трудом поднялся, поддерживая недействующую руку второй, и снова посмотрел на Лисёнка затуманенными болью глазами: — Найди Нянко-сэнсэя. Быстро! — Нацумэ видел, что Лисёнок опять хочет спорить и возражать, но не осталось ни сил, ни терпения, поэтому снова сорвался на крик: — Быстро! Некогда спорить! Делай, что говорят! Лисёнок не на шутку испугался. И не знал, чего больше — плотоядного ёкая или этого нового, неизвестного ему Нацумэ. Он стоял ещё несколько мгновений рядом с истекающим кровью парнем, мечась между вариантами, но всё же послушался его и, обернувшись настоящей лисой, нырнул в густую траву, бросаясь на поиски Нянко-сэнсэя. Нацумэ вздохнул с облегчением и застонал, утыкаясь лбом в опору тории. Отдышавшись, он нетвёрдо пошёл к месту, где его сбили с ног. Наклониться за кроссовкой не получилось — сразу же закружилась голова. Вместо этого Нацумэ толкнул её носком ботинка, отмечая, что для пустой та слишком тяжёлая. Когда же он перевернул злополучный предмет, то его замутило — из кроссовки торчали ошмётки кожи и мышц, а также осколки кости. Напрашивался вывод, что внутри находилась целая ступня. На негнущихся ногах Нацумэ отошёл от находки и двинулся к дому Танумы, страшась предположить, что он там увидит. Далеко идти не пришлось — на каменных ступенях храма парень заметил кровавый след, а из-за двери послышалось хлюпанье и приглушённое урчание. Нацумэ подумал, стоит ли идти внутрь, но потом решил, что так только загонит себя в ловушку, а ему нужно было потянуть время до прихода помощи. — Эй, ты! Грозный ёкай, что же ты прячешься? Можешь нападать только исподтишка? Эта тирада далась парню тяжело. Казалось, что вместе с куском мяса его лишили сил. Он стоял, тяжело дыша, ожидая реакции монстра. На несколько секунд всё стихло, а потом снова послышалось урчание, и следом что-то вылетело из темноты храма, пропрыгав по ступеням и приземлившись у ног Нацумэ. Тот посмотрел вниз и попятился, закричав от ужаса и спотыкаясь о собственные ноги. Он упал, больно ударившись, а в нескольких метрах впереди осталась лежать голова Танумы с застывшим по-детски удивлённым взглядом и кровавым цветком раскуроченных мышц, сосудов и гортани на месте шеи. Нацумэ не мог отвести взгляда от представшего перед ним зрелища. Как же так? Почему? — Танума, прости… Прости меня, — слёзы навернулись на глаза, но Нацумэ, перебарывая себя, поднялся на ноги и снова закричал в темноту, глядевшую из-за приоткрытых дверей. — Эй, ты! Ты же не наелся ещё, говнюк? Давай, продолжи трапезу! Эй! Сам не понимая, что делает, но полыхая изнутри гневом, Нацумэ пошёл к ступеням храма. Он уже забыл, что хотел потянуть время до появления своего хранителя. Сейчас желание было только одно — убить! Разорвать эту гадину! Сделать с ним то же самое, что он сотворил с Танумой! Эта ненависть подогревалась виной за неспособность помочь другу, за то, что Нацумэ не оказался рядом. В это время послышался уже знакомый шум, и из дверей храма появилось всё то же размытое пятно, которым казался ёкай из-за скорости движений. Но теперь Нацумэ был готов, уклоняясь с траектории его полёта и пытаясь слепо ударить куда-то здоровой рукой. Естественно, он ощутил под ней только воздух, а потом увидел внешний облик плотоядного монстра, сожравшего Тануму, когда тот остановился в отдалении, примеряясь для новой атаки. С роговыми шипами на огромной голове и коротком теле, с игольчатыми зубами, которыми щерился его жабий рот, — он был похож на какого-то героя американских ужастиков, которые терпеть не мог Нацумэ, потому что ужасов в реальной жизни хватало. Ёкай шуршал чешуйчатой кожей по гравию святилища — вот что за звук слышали они с Лисёнком, когда любовались видом Яцухары менее получаса назад. Между зубами, которые украшали рот чудища в несколько рядов, застряли куски плоти и костей, которые разлагались и окрашивали смрадом его дыхание. «Налюбовавшись» на противника, Нацумэ не стал дожидаться его атаки, а побежал из последних сил к окровавленному дереву, под которым видел метлу, чтобы иметь хоть какое-то оружие, пусть даже это будет простая палка. Он почти достиг цели, когда его нагнал ёкай, сбивая с ног и впиваясь в них зубами. Но Нацумэ всё же каким-то чудом ухватил древко садового инструмента и теперь активно тыкал его опушённым хворостинками концом в морду нападавшего. Послышался вой, и на мгновение челюсти разомкнулись. Нацумэ уже не мог сдерживать крик — так больно ему было, — когда пытался перевернуться на спину и опереться ею о дерево. Вместо ног он увидел сплошное месиво с разорванными и порезанными на тонкие ленты джинсами и мышцами. Кое-как добравшись до шершавого ствола и облокотившись на него, Нацумэ понял, что шансов у него нет. Следующее нападение ёкая будет последним. У него кружилась голова и темнело в глазах от боли и тяжёлого металлического запаха крови. А чудовище в нескольких метрах впереди шевелило челюстями, видимо, пережёвывая то, что удалось оторвать с ног Нацумэ. Парень зло усмехнулся: он не смог нанести сколько-нибудь стоящих повреждений. Расцарапанная метлой морда не в счёт — особого эффекта это не произвело. Нацумэ вздрогнул, когда челюсти ощерились, а взгляд ёкая остановился на нём. Он сжался, предчувствуя близящийся конец, и выставил вперёд метлу в трясущейся руке, намереваясь впихнуть её в пасть ёкаю как распорку. Вот контуры туши поплыли, чудовище ринулось в атаку, превращаясь в привычное смазанное пятно. Оно неслось на Нацумэ с неуклонностью скоростного состава. Тому едва хватало выдержки не зажмуриться от ужаса. И вот, когда между ним и ёкаем оставалось меньше двух метров, громовой голос прорвался сквозь пелену в сознание Нацумэ: — Как ты посмел трогать мою добычу? Мерзкая букашка! Только я могу сожрать этого человека! Всё окружающее потонуло во вспышке белого света, стиравшей из реальности даже пронзительный крик боли и ужаса, принадлежащий на этот раз не Нацумэ.

***

— Напомните, пожалуйста, определение шизофрении, — молодой врач остановился напротив двери с маленьким окошком, ведущей в одиночную палату, и повернулся к будущим интернам, направленным в психиатрическую больницу из одного из самых престижных медицинских колледжей. — Это хроническое эндогенное заболевание, проявляющееся различной негативной и позитивной симптоматикой и характеризующееся специфическими нарастающими изменениями личности, — ответила девушка, которая фиксировала почти каждое слово сэнсэя. Врач кивнул и повернулся к окошку, в котором был виден подросток, лежащий на кровати в позе эмбриона. — Здесь находится ещё один пациент, которого вы будете вести. Его зовут Танума Канамэ, 16 лет. — А что с ним? — та же самая девушка подошла к окошку в двери и с любопытством заглянула внутрь. — Почему он так лежит? Смотрится не очень удобно. — В данный момент Канамэ-кун находится в состоянии кататонии. И могу даже с уверенностью сказать, что видит фантастические картины, переплетающиеся с реальностью, с собственным участием. — Откуда вы знаете? — задал вопрос высокий парень, стоящий позади всех, а интерны заинтересованно посмотрели на сэнсэя — Это с ним не в первый раз. Его к нам привезли по «скорой», которую вызвал раненный им отец. Позже, когда мальчик пришел в себя после сильного возбуждения, он рассказал о том, что принял настоятеля храма за ёкая, пытающегося его убить, и решил изгнать духа, так как является Мадарой — хранителем Нацумэ-куна, своего бывшего одноклассника. Канамэ-кун не осознавал, что все его видения происходят только в его сознании и не являются реальностью. Во время них он застыл в вычурной позе и напугал отца, который пытался привести в себя собственного сына. — А что ещё он видит? — Раз вы так интересуетесь этим вопросом, — психиатр посмотрел на стажёров, — то вашим заданием будет расспросить этого пациента и узнать подробности текущего видения и его роль. Ранее он уже переносил своё «я» на двух персонажей: уже упомянутый Мадара, он ещё может называть его Нянко-сэнсэй, и некий Лисёнок — один из ёкаев, созданных сознанием Канамэ-куна. Только, пожалуйста, осторожно. Не будьте напористыми, а то можете напугать пациента. Не задавайте пространных вопросов. Они должны быть чёткими и просто сформулированными. И старайтесь, чтобы на них нельзя было ответить «да» или «нет». Никаких наводящих вопросов. — Сэнсэй, а почему так произошло? — не отставала от врача первая девушка, смотревшая на него влюблёнными глазами. — Существует несколько теорий развития данного заболевания. Какая именно подходит в нашем случае, мы пока не решили. Но определённо катализатором процесса послужил стресс — гибель матери. После Канамэ-кун замкнулся в себе, потихоньку стал пропускать занятия в школе: бесцельно бродил по лесу, окрестностям храма, выискивая так называемых ёкаев, а потом и вовсе оставался дома, закрываясь в своей комнате, читая псевдорелигиозную литературу, а также всевозможные сказания с преимущественным участием духов в них. Его отец частенько уезжал по работе, оставляя сына одного, и не сразу заметил, что с ребенком что-то происходит: менее эмоциональный, задумчивый, односложно отвечающий на вопросы, застывающий, витающий в облаках, иногда говорящий и спорящий сам с собой, боящийся преследования. — И какой диагноз у данного пациента? — подал голос ещё один интерн. — Шизофрения, недифференцированный тип, непрерывно-прогредиентное течение, злокачественная форма, манифестация. Кстати, почему именно такой — на этот вопрос вы мне ответите, когда пообщаетесь с Канамэ-куном? А сейчас нас ждут другие пациенты, которых будете курировать. Психиатр в последний раз посмотрел на Тануму, продолжавшего лежать в позе эмбриона и не подававшего признаков жизни. Врач тяжело вздохнул, прекрасно видя дальнейшую судьбу этого мальчика, которая не предвещала хорошего исхода, и повёл интернов дальше, отвечая на вопросы относительно их работы. Как только за маленьким окошком двери мелькнуло золото волос, Танума открыл глаза и уже намеревался вскочить, убить ненавистного ёкая, как понял, что его рядом нет — исчез в ярком, очищающем свете. Парень вздохнул и повернулся на другой бок, снова погружаясь в придуманный им мир, который считал реальностью.