♡
— ты чего тут забыл? — шоколадно-карие глаза смотрят прямо в душу так, словно хотят сжечь её, превратив в пепел. — я… эм… — парень заикается, пытаясь подобрать нужные слова. это немного сложно, потому что он даже не понимает, в чём проблема. сынмин, после долгого мучительного сеанса с домашним заданием по математике решил прогуляться на своём верном друге — велосипеде по местным тропам леса близ городка, ожидая, что осенний воздух и поток ветра в лицо освежит всю его уставшую голову после бесконечных потоков цифр в примерах. но он точно не ожидал встретить здесь кого-то вроде него — ли минхо. минхо был странным. тихим и странным. а ещё, совсем малость, невыносимым в своей угрюмости. ему было пятнадцать. он был на два года старше сынмина, поэтому видеть его не было частым явлением, учитывая то, что сынмин почти всё время сидит в кабинете. они никогда толком не разговаривали, не считая глупого случая года два-три назад всё в этой же школе, когда сынмин нёс свой поднос в столовой, и, по-видимому, глубоко задумался о чём-то, так что не заметил спину стоящего на пути человека. минхо тогда кинул возмущённую фразу о том, чтобы тот смотрел, куда идёт. сынмин лишь безостановочно извинялся и лихорадочно подбирал всё, что упало с подноса. минхо ему не помогал, а только хмуро смотрел на сынмина, после чего задал странный, по мнению младшего, вопрос. — у тебя какие-то проблемы или что-то типо того? ким поднял глаза, которые были комично широко открыты всё это время от волнения из-за сложившегося инцидента. а незаурядные квадратные очки тому не помогали в борьбе с нелепостью. сынмин сглотнул и ответил неуверенным «нет». «почему он спрашивает?» — подумал сынмин, и уже готовился, на всякий случай, задать этот вопрос, как минхо развернулся и вышел из столовой, брякая двумя странными брелоками, прицепленными к его школьной сумке. конечно, это тоже не назовёшь полноценным разговором, но это был максимальный рекорд слов, которыми они обменялись за всё время, сколько друг друга знают (если это вообще можно описать как «друг друга знают»). — я… я просто проезжал мимо, а… и услышал какие-то звуки, так что решил проверить, всё ли тут в п… — всё в порядке. — не даёт договорить ему минхо. — можешь ехать дальше, куда ехал. — и не… — минхо запинается, прежде чем предупреждающим тоном сказать, — не суй сюда свой нос больше. сынмин смотрит немного шокировано и чуточку испуганно. что это вообще всё значит? минхо сейчас запретил ему ходить на… свалку? сынмин проезжал по очередной изъезженной машинами лесной дороге, когда услышал отчётливый писк и шебуршание со стороны съезда к местной свалке с мебельным хламом и решил проверить, что там происходит. да покарает его всевышний когда-нибудь за порой чрезмерное любопытство. кстати, о любопытстве. — о, л-ладно. — немного судорожно сынмин поворачивает свой дряхлый велик в сторону, откуда пришёл, но его мозг решает, что если он сейчас не спросит, что тут всё-таки происходит, то не уснёт в ближайшие пару недель точно. — а могу я спросить… — нет. — твёрдо прерывает его минхо. в голосе звучит та же настороженность и оборонительность. —…что тут происходит? — а сынмин упрямый, если кто не знал. минхо хмурится еле заметно. — какое тебе вообще дело? — тон сочится пренебрежением, но сынмин не обращает на это особого внимания. мало ли с чем это может быть связано. пока сынмин соображает, что ответить, а минхо придумывает эффектный способ изгнать того подальше, знакомый писк повторяется, и из-под сломанной спинки когда-то ярко-зелёного кресла, вылазит котёнок. а за ним ещё… и ещё? минхо садится на корточки и аккуратно подгребает в руки «предателей», как он выразился, когда присаживался и тянул к ним свои руки. убедившись, что собрал всех котят, старший все ещё хмуро, но более обеспокоенно оборачивается к сынмину, который за последние пару минут не пошевелился и не издал ни звука, а затем просто уходит куда-то за другую сторону баррикады из переломанной мебели. сынмин думает так: раз ему в очередной раз не было сказано сваливать, то можно остаться, потакая своему любопытству. он оставляет своей велик на земле на том же месте, где стоял, и шагает туда, куда ушёл минхо несколько мгновений назад. тихонько и неуклюже ступая по развалинам, ким пробирается вперёд, и даже почти сваливается набок с какой-то неустойчивой деревяшки. без лишних боле слов и вопросов, сынмин аккуратными шагами почти подкрадывается к минхо, который сидит, коленями в землю, и что-то поправляет в деревянной коробке перед собой, совсем тихонько нашёптывая ласковые слова, по-видимому, тем самым котятам. — у меня с собой есть бутерброд с колбасой. думаешь, им понравилось бы? — спрашивает сынмин, устроившись на корточках возле минхо. ли поворачивает голову и смотрит на сынмина пару тройку секунд нечитаемым взглядом, отворачиваясь после и недоверчиво хмыкая. внутри минхо идёт борьба. в нем всегда идёт грёбаная борьба между искренностью и неуверенностью. неважно, будь то вопросы морального характера или физические действия. невыносимая борьба нерешительности. чего этот парень, имя которого минхо узнал случайно на переменке между уроками, вообще пытается добиться? он хочет помочь? или он шутит так? он правда желает накормить котят? или у него в черепной коробке злой умысел их отравить? минхо не понимает, что он должен ответить, потому молчит. сынмин справа от минхо начинает чем-то шуршать, и в какой-то момент рука с отломленным лакомством в виде бутерброда тянется вперёд. писк становится слышнее. минхо кормит котят каждый день, приезжая на свалку после школы или в другое свободное время, но обязательно хотя бы раз в день, принося с собой еду, стащенную со стола во время обеда. но эти предатели себя ведут перед гостем так, будто видят еду впервые в своей жизни. котятам заметно уже есть недель пять точно. они подросшие. они поглощают кусочек за кусочком из рук сынмина, и минхо не решается смотреть на того. он просто застыл здесь и сейчас. сидит, вдавливая колени в доску под ним и смотрит на руку мальчика подле него. они возвращаются домой в тишине. сынмин обратно не едет, он катит свой велик, так как минхо пришёл пешком. и лишь когда настаёт время расходиться по разные стороны, минхо выдаёт тихое, но твёрдо-предупреждающее: не смей никому рассказывать о них, иначе я за себя не ручаюсь. сынмин провожает его взглядом, стараясь не думать о враждебности мальчика и такой, кажется, излишней настороженности насчёт всего этого, после чего прыгает на велосипед и едет по неровной дорожке к себе домой, напевая тихую мелодию из утреннего радио.♡
в следующий раз сынмин встречает минхо только через неделю в школьном коридоре и, не особо раздумывая, приветствует того настолько дружелюбно, насколько вообще способен. минхо, который стоял у своего шкафчика, бросает на сынмина недолгий и, кажется, удивлённый взгляд, после чего просто разворачивается и уходит вглубь по коридору, смешиваясь с толпой учеников. сынмин смотрит ему в спину, и ему кажется, что на долю секунды плечи минхо дрогнули, но не зацикливаться на этом, глубоко в сознании обдумывая варианты, почему старший себя так ведёт. минхо закрывается в кабинке туалета и просто смотрит в дверь, изуродованную странными надписями и не менее странными рисунками и думает о том, почему же какое-то несчастное «привет» заставило его сердце дрожать. от страха? или от чего… говорить с людьми действительно страшно. в эту ночь минхо не спит. по крайней мере, половину времени, что должно быть сном, он пропускает, бодрствуя, перед тем как неизбежно зазвонит его будильник в часах, стоящих на прикроватной тумбочке, которые бабушка минхо отдала ему, когда им вместе пришлось жить. в эту ночь минхо не спит, и думает, как побороть свой страх перед людьми. как переступить черту своей скованности и адекватно научиться разговаривать с обществом. минхо засыпает и наутро не помнит, как во сне, среди разных обстановок, сынмин с ним здоровается раз за разом, словно это не сон, а фильм на плёнке, состоящий только из сцен, где сынмин говорит «привет» минхо, улыбается застенчиво, и уходит восвояси. минхо всё также молчит раз за разом.♡
в один из свободных вечеров, сынмин застаёт себя за тем, что едет по лесной тропинке, ведущей к свалке, на которой он был пару недель назад. тишина леса окутывает. листья срываются с деревьев и летят неизбежно вниз на сырую от дождя землю. мысли сынмина плывут, как и облака над лесом. «должно быть, котята подросли», «интересно, они по мне скучали?», «будет ли там минхо?». сынмин крутит педали старательно, не делая акцент на скапливающейся под покрышкой велосипеда грязи, и на этот раз у него немного больше бутербродов в сумке, закутанных аккуратно в салфетки и кулёчек. — вот, держите, кушайте. — сынмин протягивает бутерброды, немного поломанные для удобства, радостно мяукающим котятам. — о, и тебе, вот, а ты почему не ешь, ну? ким смотрит на одного из пяти котят, которого не столько заботит то, что им принесли еду, сколько то, что пришёл человек, который может его приласкать. кот чёрно-белой окраски лихорадочно мурлычет, напевая свои клокочущие сказки и трётся об ноги и руки сынмина, подняв хвост трубой к небу. сынмин чувствует ладошкой вибрацию, которую излучает тельце возле него. шерсть котов стоит дыбом. на улице холодает. нос сынмина малость замёрз. «нужно будет посмотреть дома старый плед на чердаке для них» думает сынмин прежде, чем слышит слова, пропитанные железом. — отошёл. от. них. — чеканит голос каждое слово. сынмин узнает голос, и медленно поворачивается, чтобы встретить немного удивлённое выражение лица парня, стоящего позади. — ким сынмин. — безразлично говорит минхо, хотя по лицу пробежалось совсем теневая эмоция облегчения. — привет. я тут кормил котят… — этот голос сынмина. он немного гнусавый и так странно звучит на морозе. он оседает в голове минхо на какой-то из полок сознания, надпись у которой разглядеть пока что ему не удаётся. минхо подходит к киму и достаёт что-то из своего рюкзака, дёргая за молнию, на которой бренчат друг о друга два деревянных миниатюрных солдатика на шерстяной нити. он достаёт заметно потрёпанное, но кажущиеся тёплым покрывало. не проронив ни слова, они расстилают его в старой, но достаточно большой для пятерых котят коробке. они строят удобное пристанище для своих маленьких друзей, сооружая крышу над коробкой от дождя, и даже прикрепляя плотный занавес из старой ткани, найденный в куче хлама, закрывающий бóльшую часть домика. они снова возвращаются домой в тишине. на душе тепло у обоих. но ни один это не озвучит. потому что ни один не понимает, что это такое. сынмин больше не берёт с собой свой любимый велосипед, потому что у минхо нет своего.♡
и всё же, что это такое? в (не)случайных взглядах в школьном коридоре; в ежедневных встречах на свалке в окружении котов, которым они дали настолько глупые и милые имена, что смеяться хочется; в робких приветствиях, когда случайно встретились в местном продуктовом. минхо теперь здоровается беспроблемно с младшим. хотя общение с людьми у него всё также вызывает некоторую панику. но с сынмином легко. он не требует от минхо тысячи историй и безудержного общения громкими голосами. с сынмином у них своё, особенное общение. оно выражается в тишине между ними, во взглядах и в незамысловатых касаниях коленками, как сейчас, например. они сидят на уже привычной мебельной свалке и поочерёдно гладят ещё больше подросших котят, которые уже наелись и требуют только ласки для полного счастья. а парни и рады им её предоставить. на улице холодно, но это не мешает им удобно сидеть в позе лотоса на старой мягкой панели от чего-то, пока их колени тихонько ведут борьбу при шевелении, создавая некое тепло между точками соприкосновения в столь прохладное время. — хён? — тихим голосом зовёт сынмин. минхо не поворачивает голову. но он весь во внимании. и сынмину не нужно дополнительных знаков, он это понимает или чувствует, поэтому продолжает. — почему ты так ощетинился, когда я сюда впервые забрёл? минхо поворачивает голову в сторону сынмина. сынмин поворачивается к нему в ответ. — я боялся. сынмин немного хмурится. — кого боялся, меня? я такой страшный? — тень улыбки скользит по его губам. минхо протестующе фыркает. — ты похож максимум на побитого жизнью щенка, кто тебя испугается-то? подумав пару мгновений он продолжает. — не совсем. точнее, в некотором смысле. я боялся не тебя, а того, что ты можешь сделать с… с этими котятами. сынмин снова хмурится. — что я мог с ними сделать? о чем ты, хён? минхо вздыхает. сынмин изучил некоторые особенности минхо, и сейчас он понимает, что этот вздох излучает ауру готовности. он готов озвучить то, что самому неприятно вспоминать. — в старом, почти развалившемся доме, который стоит напротив моего, раньше жила бездомная кошка. я за ней ухаживал: приносил еду из дома, тряпки, которые были не нужны уже давно, даже игрушки из фантиков делал и приходил с ней поиграть. — минхо улыбается, вспоминая милые моменты. сынмин думает, что его хён невозможно милый, когда улыбается, позволяя себе украдкой смотреть на это мимолётное зрелище, перед тем, как минхо продолжит свой рассказ. — эта кошка в середине лета родила четверых котят. и всё было хорошо пока… пока не появились ребята, которые не очень хорошо отнеслись к этим кошкам. — минхо опускает голову вниз. сынмин неосознанно двигается ближе к нему. — я возвращался из школы, думая о том, чтобы поскорее забежать и проведать бами и котят... эм... я так назвал эту кошку. — минхо кажется немного смущённым, но продолжает. — вот. когда подходил к своему дому, увидел, что из того самого дома напротив выходят несколько ребят из класса старше и они… они... у меня залегло плохое предчувствие внутри. — сынмин кладёт на колено минхо руку. — в общем, я сорвался, и побежал туда, и… — минхо шмыгает носом, сразу же прикрывая его рукавом тёплой куртки, — и все, что меня там встретило, было ужасное зрелище. в этом доме больше… больше не было никого… в живых. это то, что теребит душу, и хочется выпустить слёзы. для минхо, очевидно, эта кошка и её дети были друзьями. очень тяжело терять друзей. сынмин не говорит «мне жаль» или что-то наподобие тому. сынмин твёрдо говорит: — этих котят мы не дадим никому в обиду. отчаянно защищающее «я не дам тебя в обиду» оседает на языке, не вырвавшись из уст. минхо молчит. они молчат, пока через некоторые минуты сынмин не прерывает это молчание. — почему ты не взял их к себе, вместо того чтобы ходить сюда каждый день? или кому-нибудь не отдал, чтобы они могли заботиться? — у моей бабушки аллергия. я не мог взять их к себе, — грустно отвечает минхо, — и я расклеивал листовки, не нужны ли кому котята, но… нам на телефон никто так и не позвонил. минхо некоторое время назад был помешан на телефонных звонках. первым делом, приходя из школы или просыпаясь, он спрашивал бабушку, не звонил ли кто с вопросом о котятах. бабушка каждый раз с сожалением говорила «нет, дорогой, никто не звонил…». минхо с каждым днём всё больше и свободнее разговаривает. рассказывает время от времени рандомные, пусть, зачастую, и странные мысли. потихоньку, действительно редко. по крохотному дюйму, но он открывается. это уже прогресс. и это главное. минхо с каждым днём всё больше говорит, потому что говорить с сынмином не так уж и страшно, оказывается. и они снова возвращаются домой всё в той же привычной и почти родной тишине, чувствуя еле заметный комок тепла в груди, когда их пальцы случайно соприкасаются друг с другом.♡
наступающее лето приносило с собой светлую пыль радости. это ведь каникулы! наконец можно забыть о ежедневном домашнем задании, о будильнике в слишком раннее время, об осуждающих взглядах на лицах некоторых ребят... сынмину четырнадцать, а минхо шестнадцать. и с недавних пор их в школе недолюбливают. средняя школа — реально отстой. сынмин это понял, когда в некогда спокойном, по его мнению, месте, стало популярным распускать глупые сплетни и слухи ради какой-то забавы и развлечения скудных дней таких же скудных на интеллект людей. — хён, они все перешёптываются. они думают, что мы с тобой… — к черту их и их никчёмные думалки. — минхо сказал, как отрезал. сынмин не хочет возражать. но это всё немного беспокоит. минхо это беспокоит тоже, но он этого не показывает. минхо мастер защитного панциря, когда дело касается эмоций или чего-то такого. сынмин и минхо сблизились. теперь стало обычным делом зависать вместе на переменах, гулять вместе вне школы, и даже ходить иногда друг к другу в гости. сынмин первый пригласил минхо в гости к себе. это было почти спонтанно, но никто ни о чём не жалеет. минхо у сынмина понравилось. он узнал, что сынмин учился играть на гитаре. просить сыграть песню он не стал из-за некоторых соображений уважения личных желаний и, может, ещё малой доли скромности. но сынмин - это сынмин. он словно чувствует всего минхо, поэтому берёт, и играет какую-то одну из самых заезженных, но ужасно романтичных песен. голос сынмина ещё больше оседает на подкорке сознания у минхо. — хён, почему они так решили? минхо, как обычно, не смотрит на сынмина. смотрит на свои руки. а затем вздыхает. кажется, он не дышал целую минуту после вопроса младшего. — они просто идиоты, не слушай их, сынмо. они сидят на старой крыше заброшки бог пойми какого недостроенного здания за городом. они уехали сюда вдвоем на великах, взяв с собой только бутылку воды. да, они оба приехали. теперь у минхо тоже есть велосипед. сынмин нашёл в гараже отца старую рухлядь, которая казалась вполне сносным велосипедом, если исправить и подлатать. он починил его не без труда и с некоторой помощью отца, которую сынмин принимал только тогда, когда сам, хоть убей, не мог понять, как починить и что сделать, для того, чтобы поднять железного коня на ноги. сынмин действительно упрям. сынмин смиренно улыбается после заявления минхо, что все в их школе никто иные, как идиоты, и придвигается к нему ближе, кладя голову тому на плечо, чувствуя, как собственные щёки приобретают излишнее тепло. сердце старшего пропускает громовой кульбит, прежде чем он с опаской и неясным звоном в ушах кладёт свою голову на каштановую макушку сынмина, которую так комфортно чувствовать щекой, невзирая на упрямые пряди, щекочущие лицо минхо. рассвет для них сегодня кажется по-особенному замечательным. тишина стала одним из самых уютных особенностей в их дружбе. поэтому они возвращаются домой уже в энный раз всё в той же уже стопроцентно родной тишине. ушам слышен только стрекочущий скрежет колёс и цепей велосипедов да хрустящего шлака под резиной колёс. в этот раз тишина между ними наполнена чем-то не только комфортным, но и чертовски громким. настолько громким, что никто из двоих не может разобрать и толком услышать что-то среди этого шума. может, стук собственных сердец мешает всё расслышать как следует? они возвращаются по домам и думают, что им наплевать на косые взгляды глупых ребят в их школе.♡
сынмину почти шестнадцать, а минхо скоро восемнадцать. это последние дни августа, и они ещё пока что достаточно тёплые. по крайней мере, настолько тёплые, чтобы надеть свободную рубашку и недлинные широкие шорты для прогулки под вечерним солнцем, уходящим всё ниже и ниже за горизонт. минхо окончил школу и вот-вот уедет, а сынмину ещё доучиваться. они не говорят об этом. не говорят о том, что минхо, вероятно, будет ужасно далеко, продолжая обучение в другом месте. не говорят о том, как будут поддерживать общение. не говорят о том, что будет дальше. впрочем, они не говорят и о том, что хочется взять друг друга за руки и держаться крепко-крепко до хруста костяшек, чтобы не потерять связь, связывающую их двоих; о том, что внутри целый апокалипсис от недолгих, но сверкающих гляделок, которые греют где-то глубоко внутри и впридачу румянят всё лицо от шеи до ушей они не говорят; не говорят и о том, как хочется по-глупому прижаться губами к губам напротив, сдирая оболочку чувств вместе с плёнкой на этих по-родному чужих губах, когда вместе лежите на старом дрянном покрывале ночью под серебряным светом луны и смотрите то на звезды в небе, то на звезду возле себя. они не говорят о скорой разлуке на неведомое расстояние и неведомое время, потому что это всё пустое и напрасное. то, чем не хочется волновать голову. это то, что смешивается в ненадёжной надежде, но сильной вере; то, что кажется явно очевидным, но таким неизвестным. в глухом стуке сердца в груди, в нежной заботе, в уютной тишине и тёплых взглядах это кажется бессмысленным для разговора. «я тебя не оставлю» — неозвученные, но почти осязаемые тонкими пальцами слова, которые скрыты в сдержанных улыбках, посланных друг другу. каждое «люблю тебя», замаскированное в обыкновенной заботе и тихом внимании. отчётливое «если жизнь нас разлучит, мы всё равно найдём друг друга» прочно в глубине разума было выгравировано у обоих по умолчанию. и, быть может, когда-нибудь, просматривая альбом с тусклыми полароидными фотоснимками, поглаживая лежащего на коленях кота, жмурясь от вечернего заката, заглядывающего в гости через окно и держа такую родную ладонь в своей, они будут вспоминать, как: «бросив велосипеды у поросшей ромашкой обочины, мы мчались, расправив руки, словно крылья; бежали в объятия свободы сквозь тентакли и тернии юношеских забот навстречу ярким чувствам».♡