***
Он рисует безостановочно где-то уже часов 13 и покидает этот процесс, только разве что в уборную сходить, да запасы кофеина в кружке пополнить. Он нашёл клиента, который готов был заплатить ему неплохо за один проект, и блондин взялся за это дело. Вот только само оно было до ужаса вычурным, сложным, каким-то высокотребованным и невнятным. Клиент потребовал за это здание целый Тейват запросов: какие он хочет окна, стены, фундамент, пол, покрытие. Всё бы ничего, вот только он сам толком не понимал, чего хотел. Мужчина вроде как пришёл за обычным домом, а рассказывал и просил сделать чертёж на палац не хуже того, что у самой госпожи Нахиды. Он хотел сразу несколько разных стилей декора и понятия белого не имел, как всё это разруливать Каве – тому, кто должен воплотить это в жизнь. Вот и выяснилась причина того, почему молодой человек весь день просидел, пытаясь скрепить из этого всего хоть что-то. Он не мог понять, как ему объединить все эти запросы и разные стили во что-то, что сочеталось бы друг с другом и смогло бы нормально держаться много десятков и сотен лет. Повсюду возле него лежали где-то скомканные, а кое-где просто закрашенные от злости неподходившие рисунки проектов. Каве даже представлять не хочет, сколько же бумаги на черновики он потратил и сколько ещё должен потратить на это здание. У него уже появились мешки под глазами, так как не спал он где-то почти двое суток. Вечером прошлого дня, прямо перед тем как идти домой и ложиться спать, у него и появилось это задание за хорошую цену. Поэтому, даже пытайся Каве заснуть, он не смог бы от количества нахлынувших идей. Решив не терять время, он сразу же принялся за проект и пытался поскорее сделать его, чтобы, не приведите к этому Архонты, клиент не отказался от него. Он должен был заработать деньги любым способом. Это, возможно, и было главным его стимулом сейчас не выругаться от досады за своё отсутствие идей, ужасной головной боли, усталости, и продолжать попытки придумать хоть какой-то набросок этого проклятого архонтами дома. Где-то в мутном соображении уловился приход Аль-Хайтама домой. Он всю ночь после прихода блондина где-то пропадал, и только сейчас видимо смог вернуться. Каве бы, возможно, сейчас задумался о том, какая работа могла бы быть у секретаря ночью, да мысли заняты совершенно не этим. Шаги приближаются, и сероволосый заходит в комнату, паралельно разминая плечи. Он, наверное, ожидает увидеть Каве где-то в своей комнате, возможно даже уже спящим, поэтому вскидывает брови, увидев его сидящем на кухне у окна ещё со вчерашнего вечера. Блондин не имеет силы поднять на него взгляд — боится спугнуть сейчас свои силы и концентрацию на работе, которая всё ещё никак не идёт. — Каве? Ты должен был бы спать в своей комнате сейчас. С вечера так и сидишь здесь что ли? – его голос глубокий, но спокойный, даже немного холодный почти всегда. Он подходит поближе, слегка переживающе глянув на разбросанные рисунки блондина. Архитектор с трудом поднимает голову, из-за чего теперь видно его плачевное состояние: от бледности светлого лица, что почти сливается с бумагой, на которой он рисует, до достаточно тёмных мешков, которые заметно выделяются. Руки у него уже сильно дрожат от перенапряжения. — У меня появился клиент, – слабо, даже почти хрипло говорит он, жмурясь от бьющей в висок ноющей боли, – Он достаточно много мне заплатит, если я сделаю ему чертёж его "дома мечты". Проблема в том, что я не могу никак собрать всё, о чем он меня просил, в чертёж так, чтобы всё это подходило по визуализации и было надежным. Я не могу ничего сделать и нарисовать, а потерять его не могу — это моя единственная возможность заработать хоть немного,– шепчет он, пытаясь внятно проговорить все слова, пока Аль-Хайтам садится на подоконник недалеко от него. Секретарь к концу его тирады удивлённо вскидывает брови, после чего снова проходится по Каве взглядом. — Каве, и зачем ты это делаешь? – спрашивает он, устало выдыхая, затем тянет руку к чужому лбу, измеряя примерную температуру. Она, к счастью, в норме, значит головная боль у Каве не из-за лихорадки, что, безусловно, хорошо. Но, судя по тому как блондин морщится, она наверняка вызвана стрессом и переработкой организма. Это уже плохо. — Не строй из себя ангельское существо, ты знаешь зачем,– устало огрызается он, на что зелёноглазый предпочитает не реагировать. Итак понятно, что он хочет уменьшить траты Аль-Хайтама на него, поэтому всё это делает, даже если признает это, разве что, на том свете. Сероволосый подхватывает его полегчавшее за несколько стрессовых для Каве недель тело и несёт в его комнату. Где-то на пол-пути из уставших рук блондина выскользнул карандаш, создавая небольшой шум. Он как-то и вправду последний месяц цеплялся за каждую возможность заработать, даже если она была слишком мелочной или сложной, но сегодня он и вправду превзошёл сам себя. Каве бы не против для вида побрыкаться, назвать Аль-Хайтам самовлюблённым холодным павлином, да поспорить как всегда, но боль уж слишком сильна, а секретарь наоборот придаёт спокойствие и комфорт одним своим присутствием, поэтому пусть уж заботится. Светловолосый уже знает, что через несколько дней подумает об этом случае и упрекнёт себя в том,что этот идиот его как ребёнка носил, но это всё потом. Аль-Хайтам, на деле то, редко показывает кому-то свою заботу. Ему легче самому себе сделать гору комплиментов и подраться лишний раз, чем позаботиться о своём друге открыто. Уж слишком для него это в непривычку. Тем не менее, Каве это не касалось. Они как-то со временем привыкли к друг другу настолько сильно, что забота, частые разговоры и иногда тактильность казалась приемлемой в их отношениях. Да, на людях предпочтение они отдавали перепалкам или шуткам, но дома всё же любили привычное друг другу общение. Аль-Хайтам, дойдя до чужой кровати, осторожно кладёт на нее вымотавшегося архитектора, сразу же накрывая лёгким, предназначенным для уж слишком теплых ночей Сумеру, одеялом. — Пока не засыпай, я приготовлю тебе что-нибудь поесть быстро. Хорошо? – спрашивает он, пригладив чужую бледную щёку. У него всё ещё холодное выражение лица, а вот глаза искрятся еле заметным переживанием. Всё же, Каве действительно явно переусердствовал во всём. Блондин кивает измученно. Как ни крути, но поесть ему нужно сейчас. Проанализировав, секретарь заключил, что Каве не ел все то время, что сидел за своим проектом. Аль-Хайтам лишь надеется, что он успел что-то поесть до того, как получил заказ. Нужно быстро скормить ему что-то, от чего он не поведёт носом — организм часто не принимает пищу после долгого голодания, призывая тошноту от одного только взгляда на еду, — и от чего Каве сможет быстро насытиться и расслабиться. Ещё было бы неплохо найти что-то, что сможет хоть немного притупить головную боль. Он вздыхает, хмуря брови и концентрируясь.***
Через час Аль-Хайтам приходит в комнату с горячим супом и тарелкой чего-то похожего то ли на мясо, то ли на рыбу. Идея с супом пришла в голову легко — это самый банальный и лёгкий способ привести больного или уставшего человека в чувства, ну а мясо приготовилось как-то даже само по себе, как что-то, от чего Каве точно не откажется и захочет съесть. Архитектор в этот раз ещё более вымотанно садится на кровати. Видят Архонты, он сейчас спать хочет больше, чем закончить этот идиотский дом-палац, но и Аль-Хайтам прав. Если он уснёт, до него будет не добудиться часов так 12 — он будет пополнять силы, а если он перед этим не ел почти два дня, о чём Аль-Хайтаму лучше не упоминать, то и то время, что он проспит скажется на пустом желудке. Тогда уже он в сумме не поест почти два с половиной дня. Не хотелось бы потом воротиться от каждой еды и пытаться съесть хоть что-то без тошнотворного чувства. — Аль-Хайтам... – зовёт он тихо. Голос от долгого молчания и хрипоты всё же ломается в конце. — Чего тебе? – отвечает привычно академик. Он садится рядом с Каве на кровати, удобно уложив поднос с тарелками себе на колени и начиная уже набирать немного супа в ложку. — Ты... прости что я у тебя так всё время на шее... Я правда скоро работу найду. – говорит он, дуя губы обиженно, как-то даже бурча. Аль-Хайтам спокойно подносит к его рту ложку, заставляя отпить немного супа. — Каве, ты не висишь у меня на шее. У меня достаточно денег для того, чтобы твои траты казались ничем. Не волнуйся об этом. – успокаивающе говорит он, прикрывая глаза, – Просто никогда не делай такого больше. Я понимаю твоё стремление к тому, чтобы не смущать меня, но я не могу позволить тебе не спать и не есть сутками из-за работы. Тот проект не стоит твоих головных болей и дрожи рук. Поэтому, пожалуйста, в следующий раз, если хочешь заработать денег, ищи нормальных клиентов и думай сначала о себе и своём самочувствии, а потом уже о них. – он поднимает на Каве взгляд и улыбается его грустному виду, зарывшись пальцами в блондинистые локоны в знак того, что он не сердится, перед этим предварительно положив ложку обратно в тарелку. — Хорошо. – вздыхает блондин, снова открывая рот для новой порции супа, когда рука,гладившая его, отстраняется. Что-что, а свои руки всё ещё несносны от тремора, что даже немного злит Каве. — Молодец. – говорит секретарь, снова принимаясь за кормление соседа.***
Суп почти полностью съеден, а вот мяса ещё многовато осталось, к великому сожалению Аль-Хайтама. Каве, хитрый лис, заставил и его поесть — он ведь тоже всю ночь на работе был, пусть перед этим и отдыхал. Сероволосый вернул поднос на кухню, помечая в мыслях не забыть потом помыть, и возвращается к блондину. — Пора тебе уже спать, Каве. – говорит он потягиваясь и, мгновенно отдаваясь слабости, зевая. — Знаю, знаю... – архитектор отзеркаливает зевок, и поправляет на себе одеяло повыше. Странно и непривычно ложится спать в день, слишком уж светло и шумновато, но радует хотя бы то, что дождь начался, из-за чего с каждой минутой небо становится всё темнее и темнее от облаков. — Ляжешь со мной? – спрашивает снова измотанно Каве, смотря на него снизу вверх. Аль-Хайтам вздыхает, приподнимая часть его одеяла. — Конечно. – и ведь и вправду ложится рядом. Каве почти мгновенно обнимает его, прижимая к себе и зарываясь носом в плечо, вдыхая запах усталости от рабочего дня, заботы о нём и нотки чего-то свежего, едва заметного. Никогда невозможно понять чего именно, но запах ещё холодного и свежего леса с утра пахнет точно так же. Это однозначно приятный аромат. Аль-Хайтам обвивает руками чужую талию, устраиваясь удобнее, и расслабленно закрывает глаза, улыбаясь. — Каве, сладких сновидений. – шепчет он ему почти в самое ухо, заставляя архитектора улыбнуться от щекотки. — Сладких, Аль-Хайтам. Спасибо, что позаботился обо мне. – он невесомо целует чужое плечо и тоже закрывает глаза. — Не за что, – секретарь в ответ выцеловывает чужой висок. Как мама в детстве говорила: "Поцелуи и сила твоей любви всё залечит". Сейчас в мыслях эта фраза так и крутится. Он надеется, что его поцелуи и вправду помогут. Зевнув ещё раз, Аль-Хайтам наконец расслабляется, когда по окнам начинаем бить прохладный дождь. — Я всё же правда попытаюсь найти какую-то работу, чтобы ты знал,– шутливо, на остатках уже дремлющего сознания, шепчет архитектор, посмеявшись. Над его ухом раздается многозначительное шипение. — Заткнись, идиот, – отвечает не менее шутливо Аль-Хайтам, и, снова поцеловав чужой висок, проваливается в сон. Он всегда холодно отвечает Каве, как и всему миру. Вечно дразнится, говорит только о себе, посмеивается со всех и вся, предпочитая книги больше, чем всю человеческую расу, но, всё же, мягкое сердце у него есть. Оно у него нежное, как свежий тофу, поэтому Хайтам его прячет за такими чертами характера и манерой общения. Оно, если говорить на чистоту, принадлежало этому тупому, не думающему о себе архитектору, делящему с Аль-Хайтам квартиру. Завтра они проснутся вместе, и секретарь всё ещё будет нежно о нём заботиться, а позже, когда Каве наконец придёт в прежнее состояние, будет ругать его за любую вещь в мире, дразнить, да постоянно жаловаться на него самому себе под нос. Потом, по вечерам они будут гулять вместе, или, взобравшись куда-то высоко, смотреть на звёзды. Может, Каве, обозвав его блюда абсолютной безвкусицей, проведёт весь вечер, пытаясь научить Аль-Хайтама делать самые простые из существующих блюд, расхваливая самого себя в процессе и игнорируя факт того, что сам Аль-Хайтам эти блюда знает ещё лучше, чем он. Может, Каве просто будет молчаливо составлять ему компанию пока тот читает, рисуя известные ему самому задумки и идеи, а может будет трындеть о чём только взбредётся его глупой черепушке. Событий и вариантов того, что они сделают завтра и послезавтра много. Неизменными останутся, разве что, только те шуточные перепалки и драки, разговоры, когда они будут сидеть на подоконнике, книжки и листики чертежей на столе, и прижимающие друг к другу тела во сне. И, безусловно, редкие, но наполненные заботой и словами невысказаной любви, поцелуи в виски. Но это, Аль-Хайтам надеется, со временем изменится в сторону: "высказанных, взаимных поцелуев". На это у него есть и будет вся жизнь, как и у Каве, главное когда-то смелости набраться. У них будет всё.