nagito komaeda - death, sanctify me.

silencer - death, pierce me.. nagito komaeda - death, sanctify me. это не было чём-то мерзким, скорее безумным воплем, скорее глобальной метафорой на злобу всему человечеству, что погрязло в отчаянии. туман пустился на город, мужчина осторожно покачивался... его время иссякло, деменция практически поглотила его, и пусть рак отступил, нагито сгорал заживо прямо здесь и сейчас, как сгорает весомый фитиль, всё ещё изнуряя огонь. огонь уже потух, фитиля на свечи оставалось не много. неудачник глянул на свой стол, от черного стеклянного стакана с церковной свечей оставался оттаявший свое огрызок, воск нежно капал в стакан, подставленный под подсвечником, нежно валился вниз, обнажая фитилек... дым сочился.. свеча была полностью влажной, и эта жирная слабодушная свеча утопила свою же искру. комаэда нежился в кресле с обнажённой грудью и долго смотрел на ту картину. он подметил как сочился чёрный дымок вверх, как он пытался подать хоть какой-то знак живности. дымок явно не грел и не освещал.. осторожно пальцы схватились за маленький пистолет рядом, в частном доме и не такое могло спокойно хранится. прицелился. и выстрелил. пуля рванула из дула, разгромив стакан и подсвечник.. и свечу.. она разорвалась, что на подсвечнике, что в стакане, единственное что было ясно - неминуемый конец. он умостился, вновь глянув на образ свыше... там была её фотография. старик отправил ей воздушный поцелуй, который после превратился в многократные плевки и смех, сиплый и бездушный. вновь тело покорно согнулось под зовом слабости, и всё же.. мужчина расслабился в том кресле и спокойно заснул, прикрыв бледные веки. на лице застыла спокойная улыбка.. осколок отчаяния тщательно осматривал вопящее, разорванное тело с неистовым презрением. оно вздрагивало периодически, хотя и сердце не билось. вздрагивало оно от многократных ударов тупым лезвием по конечностям, он всё так же бил, а взгляд был уже вовсе рассеянным, иногда прерывался и смотрел прямо на лицо этой женщине, тщательно пожирая и уничтожая, будто бы набираясь силой. сделав очередной глубокий вдох, топор снова рванул по руке, оголяя кровь и кость. раздался странный крайне женский запах... нежный и паршивый, что-то сладкое и явно беспощадно ядовитое. нагито освободил одну руку от отравленного отчаянием тела, а после, осторожно забрал ее себе, наслаждаясь грязным видом. воистину, ладонь была омерзительна, насквозь сочилась гноем и на ощупь была не весомой, очень лёгкой и такой же холодной. гель лак всё же отрастал, отныне ее когти были разделены на две части - естественную, такую же как смерть, и не натуральную и насыщенную, какой была жизнь джунко. несомненно, гениальность и идейность, ее прочие женские черты, которые шли рука об руку с хитростью и сноровкой, да такой степени, что упоминание имени считалось табу. такого не было ни с кем до сего живущих и только в этом, маленьком самодельном мавзолее, сделан он был исключительно по инициативе осколков отчаяния, оно вырывалось громко и с восхищением, словно имя господа бога, в благодатный полный почестей день. в подвале, около пуленепробиваемого гроба мужчина шёпотом произносил табуированное слово из разу в раз, сжимая щеку всё сильнее и сильнее, до такой степени, что она рассыпалась, в кожа становилась крайне податливой. «джунко. джунко. джунко. джунко. джунко. джунко. джунко.. » в зале было тихо, не однократно, инструменты стучали по костям, а после снова замолкали, тишина длилась не долго, изредка постанывая и тяжело дыша, отчаянный продолжал называть ее имя. взяв хирургический нож в свою ладонь, слуга отчаяния медленно наматывал на свою левую окровавленную конечность прожженные уходом волосы, которые ещё не успели остыть даже спустя столько лет. лицо было крайне спокойным, даже умиротворенным, сейчас он был похож на профессионала своего дела, который выполняет работу весьма рутинно, без излишних чувств, но с чёткостью... во взгляде было ясно, что планировалось это дело долго. осторожно, губы соприкоснулись с холодными устами и глубоко впились, в самое горло.. её мышцы около голосовых связок были сдвинуты, особенно, после поцелуя, от того, в горло комаэды отдался длительный стон, слегка скрипящий и пищащий. звериное нечто. не отрываясь, нож пустился вниз, вдоль шеи, а после, обвел шею полностью, осторожно, приоткрывая более глубокие телесные структуры гения. седовласый отлип от губ, оставляя исключительно влагу, которая остаётся на запотевших стёклах. осторожно череп остался совершенно без кожи, лицо же превратилось во что-то пустое... скальпель двигался дальше, медленно стирал грань между прекрасными чертами лица, они все были вывернуты, исключительно белая, зеленоватая кожа была видна... отбросив нож, пальцы скользнули по этой коже, а после с силой ухватились за череп. резко, по нему заскрежетала пила, прорезая всё крайне точно и осторожно, не затрагивая мозга вовсе, исключительно презентабельно открывая его, словно подарок. момент был волнительным, ноги служителя затряслись и обмякли, его спокойствие спало, на лице показался ажиотаж, уголки губ застыли в улыбке. практически не дыша, он открыл череп и осторожно, кончиками пальцев, снимая твёрдую оболочку мозга, облегченно вздохнул. всё было как по книжке. гордость проникла в отчаянное сердце.. мужчина смел продолжать. на гробу стояла заранее подготовленная банка с жидкостью, сделанной по научному исследованию абсолютной надежды.. составляющее жидкость не было известно, но единственное чего просил нагито от своего господина - вечную жизнь этому человеку. тот лишь качнул головой, а на следующий день, около матраса нагито стояла банка с тем, что нужно было ему. мозг погрузился в банку. реакция началась, он шипел и извивался, долго мостился, и всё же.. закрепился. края банки тут же охватило плёнкой. джунко начала светиться.. ее труп уже не имел никакого значения. это стало не более чем закончившимся сосудом, грязно разлагающимся. комаэда не видел ценности в том, что лежало перед ним.. его взгляд был прикован к мозгу, с интересом, он рассматривал, как всё бурлило. дрожащим и осторожным голосом он говорил и, чуть дыша, подушечками пальцев прикасался к стеклу. мозг отвечал на тепло пальцев, журчал.. он насыщался кровью медленно.... к сожалению, вернуть к телу сознание было не возможно, но можно было построить новое тело. ладони и ноги дрожали.. перед ним была джунко эношима.. весь мир потух в тот момент. не останавливая поток сознания, слуга обнимал крепче и крепче.. и дышал глубоко. его грудь давила банку настолько, что она трещала, его руки так сильно сжимали ее, что заставили покрыться трещинами, будто бы яичную скорлупку... экстаз в глазах не утехал, исключительно срывался на смех. нагито вопил.. вопил ничего кроме ее имени.. запретного и грубого, горячо ненавистного. горячо.. настолько горячо, что сознание таяло в этом безумном акте.. так же, как и таял мозг эношимы в кипятке, продолжая пульсировать и пульсировать, так же, как и таяла практически потухшая свеча. импульс за импульсом поражали прямо в сердце, отравляли здравый рассудок, выводя на исключительно сдержанный собой вдох.. дверь скрипнула где-то вдали. и подошва отчётливо стучала по полу, пробираясь по нему ближе и ближе крайне непреклонно. в момент, настырные шаги прекратились, как только служитель повернулся в сторону.. в глазах мелькнула чёрная длинная тень, которая пробиралась уже в совершенно ином направлении, будто попав в четвёртое измерение, став неуловимой. от неудачи служитель тихо прошипел, практически валясь с ног от предвкушения истинной опасности. он уже ощущал грядущие события на собственном теле. его глаза плавно закрылись, избавляясь от всякого рода боли. уже бессознательное тело рухнуло и покатилось, будто бы разрушенный монумент, который был снесён из-за перемены власти. отчаянный только и слышал, что свои тяжёлые вязкие вздохи, которые были практически утоплены в шуме каблуков над головой. после было какое-то насильственное движение, которое на долго повергло в темноту... стена жутко упиралась в спину, первое, что она почувствовала.. настолько непривычно, будто бы позвоночник был вывернут наизнанку и забит гвоздями к той стене.. второе, что она заметила, лёгкость в груди. не было привычного веса, который только делал вид более игривым и статным. в лёгком ужасе она оглянулась, прочувствовав сырой запах от себя, присущий дворовым собакам по осени. она обнаружила вовсе не своё тело.. еле-еле, та двигала шеей, и только слегка открыла рот. что-то явно мешало сделать это в полную силу. движение было прервано. серые глаза были направлены чётко на ладони.. ее ладони.. она помнила их, как свои, явно могла идентифицировать их таковыми. на ладони были трупные пятна и огромные царапины, биологические остатки.. на иной же, был исключительно воск, будто бы на тепличном магазинном яблоке. сознание было настолько слабым и ощутимым, будто бы она была в неконтролируемом сне.. все эти новые ощущения и ассоциации зарывали ее с головой, забираясь даже в горло, создавая тошнотворное ощущение.. это все было будто бы опьянение. рвота медленно полилась из чужих губ, которые мозг ощущал, как свои. ее холодные глаза медленно закатились от омерзения, окунувшись с головой в бессознательное. после рвоты язык окутало ощущение небывалой горечи. тоски придавала чужеродность всего этого. в сознании всё ещё были воспоминания, которым сопутствовал гул каблуков по влажной земле, чавкающий, как и душа ее, такой же ненасытный и грязный. она резво наступала на моральные нормы, разбивала всякие ожидания, а после поджигала заживо тех, кто смел породить те ожидания. отчаяние словно тепло от коньяка вновь разлилось по горлу, оргазм прошёлся по плотным бёдрам. позади слышались зверские возгласы толпы.. разбивая свои черепушки о асфальт, по которому шла она, люди вскрикивали строки своей личной индивидуальной лирики, в последний миг, целуя ногти на ее ногах, пока не раздуются ветром все их амбиции. который раз женщина дрожала от слизкого удовлетворения собственного эго. и в осколках этих воспоминаний, которые так и набросились на бледную сексуальную спину джунко эношимы с безумной страстью, она замечает какие-то затемнения. ее мысли прерывались на совершенно неконтролируемую самоненависть и презрение и этот приятный контраст создал внутри тревогу до скрежета их общей челюсти. самолюбие побеждало чужую совесть всякий раз.. лишь до одного момента. комаэда тяжело вздохнул, свёл свою безумную улыбку, которая стала знамением нового кадра в сознании этих двоих. с наслаждением мужчина простонал, подтверждая собственную жизнь главенствием над телом. в мозгу появлялись образы холодного трупа, ничтожного мавзолея, который уже и сам разлагался. из живота плыли органы, вытягиваясь в длинную кровавую реку.. многочисленные ранения и истязания, которые даже прочувствовать было нельзя бедной погребенной, зато она ощущала эмоциональный фонд отчаянного, который тогда только мог яростно дышать посмеиваясь... он неоднократно будет вспоминать одинокими ночами разорванный рот, раздетые кости, что были разбиты молотком, а после так же разгеванно высыпались одна за другой на пол, он не забудет и горького дурного запаха, не забудет вкус запекшейся крови на ее груди, он не забудет тот яркий кадр, когда и джунко выпила его кровь.. он сделал это красиво.. настолько красиво, что в конечном итоге, тельце красовалось на стене прибитое гвоздями в идеальных пропорциях абсолютно без внутренностей в животе и с омерзительно сухим ужасом на лице. они вместе смотрели туда одними и теми же глазами, не в состоянии даже поднять век. они явно были мертвы вдвоём, всё так же вдвоём они стали тем пустым трупом на стене, они и стали тем, кто пригвоздил его.. алюминиевые удары и отсветы всё ещё отбивали ритм сердцу этим двоим. - из.. изу.. изуру... ка.. - с тяжёлыми вздохами в унисон кричали они имя своего обожаемого, который отсек руки джунко, который отсек руки и нагито, который связал их в этой жалкой беспомощности, который и сам.. пригвоздил их. и сам изрезал слабое худое тельце до судорог, лишь бы наблюдать за беспомощностью двух величайших конфликтов. они чувствовали, как абсолютный дышал где-то в комнате, отравляя их лёгкие своей серой насмешкой. они, еле дыша, продолжали звать своего господина.. мозг изнывал от многократных швов и экзекуций. это было больше физической боли. это была какофония из мыслей и образов, которая заставила каждого сомневаться в своей воле и здравости. это и была их общая агония... глаза осторожно раскрылись через застывшие слезы, которые только склеивали веки.. впереди было раздетое и разбитое тело эношимы джунко. в кровь прыснула паника вместе с горем. воспоминания прислужника оказались правдой.. от того оба тихонько хихикнули, а после удавились ужасом. было страшно смотреть на новое, разделённое между ними, тело. ощущения той, что называла сейчас себя эношимой свернулись в грязный комок и сжимались.. и пульсировало ее тело. и ощущала она единство.. и было она хотела пошевелить собственной беспросветно уничтоженной рукой, как тут же.. обе конечности принадлежащие запястьям комаэды двинулись в неизвестном направлении. импульс задел их, заставив заиндевевшие руки биться в дрожи от напора мнимого бессилия и ненависти. раздаётся звонкий визг, когда ногти впиваются в обнажённые ноги. пустой взгляд лишь смотрит на то, слегка пуская слезу и выпучивая яблоки глазные от неожиданности.. в голове раздался самый ужасающий хохот, который много лет терроризировал това сити. тихий ужас прокатился по горлу. надменный запах истощал камукура в предвкушении веселья.. и вырвалось шёпотом, кроткое и испуганное: «моя любовь.. » всё было уничтожено, нагито стал не более чем очередным экспериментом, который с треском доказал больную гипотезу, пришедшую на ум самому комаэде.. сердце отбивало дождливый ритм. мужчина уже ощущал, что это не в его теле нечто постороннее, а он паразит кого-то. разделять свои мысли было слишком сложно, от того, непреклонная ненависть заставила опустить голову в тотальном отчаянии. джунко давила самыми травматичными воспоминаниями, и вот, уже комната не была такой безликой.. в голове появился шум самолёта, уши заложило, было слышно только ужасающий вопль. пасть распахнулась в ужасе, она так и осталось в этом мёртвой гримасе. дышать, дышать, лишь бы продолжать дышать в этом полном дыма месте. ему нужна была маска, а лучше проснуться, а лучше, открыть глаза в мусорном баке бессознательно. бессознательно... вокруг был ржавый и холодный металл, который оставил красные следы на спине и послевкусие во рту. осколки жадно впивались в плоть, вокруг шеи развивался мусорный пакет, который обвивал голову целиком. воздух давно закончился, настолько, что проступили осторожные трупные пятна. он чувствовал вкус разложения.. в пакете, в атмосфере, внутри себя, в небе и под землёй. всё разлагалось.. медленно по телу расползались личинки, которые жадно и бесцеремонно выполняли свою роль в композиции.. он вспоминал и радовался, радовался отчаянной деструкции, которая наконец покинула его с приходом ада в душу, он вспоминал как любил, как восхищался и как смерть легко возвысила его до уровня желанного человека. именно тогда, как только прислужник заметил изуру камукуру, он смело заявил.. - я люблю мёртвых - пронеслось где-то в районе челюсти трупной вместе со стоном, будто бы это ему вбили в десна эту фразу, вместе с жадным поцелуем. поцелуй не заканчивался, чужеродный язык лез в горло и плавился там же, прилипая к небу и капая глубже, глубже... и глубже. и именно на том этапе, когда желчь полностью заполнила горло и, кажется, желудок.. комаэда открыл глаза... холодная комната всё ещё была перед ним... был и холодный осколок стекла чистейший, пусть и с гигантскими трещинами... кажется, там должно было быть отражение, но единственное, что наблюдал он - абсолютно иное лицо, которое душило себя же само. образ был собран из кусков плоти.. живой и нет, он вовсе не узнал свои волосы, они были покрыты ее скальпом, впивались в самый череп и заставляли глаза закатываться от боли. стопы тоже были разлагающимися, молодой человек томно и возбуждённо делал серьёзные глотки воздуха, лишь бы насыщенно вздохнуть в свой самый последний момент. несомненно, о такой смерти он мог лишь мечтать.. и ощущать, как по его телу прокатывается вой ветра, будто бы он уже стал низшей частью пищевой цепи. стояла гнилая вонь.. настолько близко и настолько удушающе, что даже дрожь покинула тело.. потребовалась минута, чтобы слуга спокойно закрыл глаза, оперевшись на стену. «абсолютное... » таймер остановился. эксперимент продлился 3 часа 19 минут. эксперимент успешен. личность нагито комаэды была мертва из-за аутоасфиксии в два часа ночи 54 минуты в мавзолее имени джунко эношимы. на месте смерти было совершены акты некрофилии, надругательства над трупом, вандализма. так же был найден неясный состав в банке, разлитый по полу. провести анализ жидкости не удалось. следов соучастников найдено не было. тело комаэды нагито было деформировано, пересажены две руки принадлежащие, склоняясь к экспертизе, джунко эношиме, две стопы и скальп без ампутации сего. эксперты высказались, что подобное было невозможно сделать в одиночку. так же они добавили, что правая рука была ампутирована задолго до 13 октября.