Чего желает Желание

Всё начинается, как и всегда, с людей. Всё начинается с женщины, танцующей у костра: языки пламени взметаются вверх, вторя её резким, уверенным движениям, и тени на земле извиваются, как клубок змей. Женщина поёт под ритм барабанов, дополняя танцем то, чему в их языке нет пока слов. Она рассказывает о чудесных пейзажах, которые видела, закрыв глаза прошлой ночью; о зелёном крае изобилия, где не иссякают прохладные реки и чистые озёра, где в тени леса можно укрыться от палящего солнца, а на ветвях деревьев – столько сочных сладких плодов, что ими могли бы питаться ещё множество поколений. Животные, поёт она, там лишены клыков и когтей, но богаты мясом, палки с острыми каменными наконечниками всегда бьют в цель без промаха, и все, кого племя потеряло, ждут там родных, живые и счастливые. Люди вокруг молча ей внимают, грея руки. Путь был долог: чем дальше они идут, тем холоднее становятся ночи, и тем меньше еды они встречают. Дикие звери, засуха и неурожай гонят их с места на место, и многие устали. Многие не дошли: эти люди уже знают, что означает, когда очередной соплеменник падает без движения и перестаёт отзываться. Теперь они знают и другое: например, что образы, возникающие под закрытыми веками, могут быть так приятны. Им тоже хочется верить в этот прекрасный сытый край. Так рождаются Сон и его царство. Так рождается тот, кого назовут позже Морфеем. Всё начинается с мужчины, сидящего от костра дальше всех: он обгладывает кость, потому что мяса ему не досталось. Он смотрит на танцующую женщину: на то, как отблески огня сверкают на её тёмной коже, покрытой бисеринками пота. На то, как она двигает округлыми бёдрами в такт барабанам. На то, как она вздымает руки, заверяя племя, что небеса благоволят им, что идти до края изобилия осталось не так уж долго, но дойдут лишь самые сильные и самые смелые. Он смотрит на её лицо, озаряемое надеждой и решимостью, и внутри у мужчины просыпается голод, которого не утолить ни мясом, ни травяным супом. Женщина никогда не смотрит на него в ответ. Она смотрит на небо. Её песни и истории никогда не обращены к нему. Рыжие искры, оторвавшись от костра, в инстинктивном желании и неутолимой тоске стремятся ввысь, в темноту, к мерцающим наверху далёким холодным звёздам. Им никогда не достичь своей цели. Так рождается Страсть. …Это очень, очень старый сон. Страсть смеётся, вспоминая об этом, и нежно поглаживает большим пальцем сигил в виде шлема в своей Галерее. – Что было дальше? – сонно спрашивает Страдание, примостившаяся у стены. Страсть сдавливает сигил в ладонях, но тщетно: даже имитацию этого проклятого шлема не сломать так просто. – Равнодушие, сестрёнка, – говорит Страсть с усмешкой, – это самый страшный из пороков, ты так не считаешь? …Всё начинается с людей – и их желаний. Всё начинается с людей, которые видят сны. Тень скользит по самому краю бессознательного, ровно посередине между мечтами и кошмарами. Тень незаметно дёргает за ниточки: одному горячо выдохнет в шею, вызывая мурашки по коже, другому обольстительно шепнёт на ухо, заставляя задуматься о некой идее, третьего коснётся в нужных местах ловкими пальцами и жаркими ладонями, чувствуя, как человек в его руках вздрагивает от удовольствия. – Тебя не должно здесь быть, Брат-Сестра. Тень оборачивается: в дальнем углу комнаты, куда не доходит приглушённый свет, вспыхивают знакомые глаза-звёзды. Алые губы складываются в медовую улыбку: – Неужели? А вот мне почему-то кажется иначе, дорогой Брат. Комната наполнена сладостными стонами и вздохами: на огромной кровати в клубке разгорячённых тел сплетаются руки, ноги и языки, кожа касается кожи, рот ищет рот. Забавно видеть Морфея здесь: его прямая спина, чересчур закрытая тёмная одежда и невозмутимое бледное лицо кажутся чужеродными. Иронично, что именно он здесь – хозяин, а Страсть – только незваный гость. – Ты в моём Царстве. В голосе Морфея слышится нетерпение пополам с раздражением. Один из людей на кровати стонет громче. Это спящий: именитый учёный, который мог бы совершить немало полезных для человечества открытий, если бы только не тратил всё своё свободное время и все свои деньги на алкоголь и кварталы красных фонарей. Страсть любит разрушать то, что призвано созидать. На первые открытия учёного вдохновили сны; теперь же они вдохновляют его на нечто совсем другое. – Правда? – тянет Страсть томно. – Ох, как неловко! А похоже на моё. Что ж, милый братец, не окажешь ли мне в таком случае тёплый приём? Страсть подходит ближе. Эта ослепительная улыбка вызывала падение империй и сокрушение королей, эти золотые глаза усмиряли тиранов и искушали святых, эта грация сводила с ума даже самых целомудренных; но Морфей не ведёт и бровью. – Ты испытываешь моё терпение. Но это то, что Страсти удаётся лучше всего: испытывать терпение. Любое терпение ломается рано или поздно под его-её натиском. – Неужели? – повторяет Страсть уже другим тоном. Голос Страсти – это зов сирены, которому смертные не могут сопротивляться. От его-её тела исходит манящий жар. Морфей не удостаивает это даже ответом. Небрежный жест рукой – и пространство сна пропадает, растворяясь где-то вдалеке: вместо маленькой комнаты, наполненной чужими мутными фантазиями, вокруг них вырастают стены и витражи дворца. – Если это не официальный визит, – говорит Морфей скучающе, поворачиваясь к Страсти спиной, – то рекомендую вернуться к себе, Брат-Сестра. Злость и азарт сжигают остатки благоразумия. …Есть другой сон, гораздо более недавний и более яркий: темнокожая девушка зябнет у костра, и незнакомец галантно предлагает ей своё пальто. Над ними собираются тучи. Ревёт ветер. Пламя костра дрожит и мерцает, вот-вот грозя погаснуть. – Позвольте узнать, почему столь юная леди здесь совсем одна? Не самое приятное место для прогулки. Она оборачивается: у незнакомца золотые глаза. Его участие греет сильнее огня: когда мир вокруг такой холодный и страшный, человек инстинктивно ищет человека. Ищет того, к кому можно прижаться плечом, чтобы стало теплее. – Я уснула… и оказалась здесь. Она улыбается. Представляется, подумав: – Меня зовут Юнити. Юнити Кинкейд. И незнакомец с ласковыми золотыми глазами отвечает: – Я знаю. Царство Снов вокруг них мечется в тревоге за своего пропавшего повелителя. …Всё начинается с предательства. История стара, как мир, и проста, как яблоко: мужчина полюбил женщину. Она – умна и прекрасна, он – загадочен и изыскан. Они гуляют по дивному вечнозелёному саду, и он рассказывает ей о звёздах, а она читает ему стихи. Он приносит ей в дар самые красивые цветы, которых никогда не существовало в реальности, и водит её по диковинным хрустальным мостам над туманными безднами, а она рассказывает ему взамен о делах в своём царстве, обо всём необычном и волнующем, что происходит в её жизни. Они держатся за руки, не замечая стороннего наблюдателя. Золотые глаза жадно следят издали: наконец-то ты в моей власти. Кто теперь хозяин, а кто – гость? Можно оставить их в покое. Дать истории развиваться своим чередом. Но это скучно, а скуку Страсть не выносит. Тот, кто приносит красавице синие розы, приходит по ночам. А днём, в лучах солнца, она прогуливается по саду совсем одна. Тоскуя, королева смотрит на слугу, подстригающего розовые кусты: на широкой спине тугие мышцы ходят под блестящей от пота кожей, сильные руки двигаются уверенно и быстро. Наблюдатель шепчет ей в ухо: одними стихами и грёзами голод не утолить, правда? Это правда. Она хочет большего. Слуга оборачивается и почтительно кланяется ей – но во время поклона дерзко поднимает взгляд. Где-то внутри неё зреет далёкое воспоминание об огне и холодной пустоши: жизнь скоротечна, смерть неизбежна. Тоска по чему-то недостижимому расцветает под рёбрами и засасывает в себя, как чёрная дыра. А затем тоска превращается в желание. Королева обречена. Повелитель Снов превращает её жизнь в кошмар. Страсть смеётся до хрипоты в своей башне: неудержимыми волнами удовольствия по телу раз за разом проходит воспоминание о том, как звёзды в чужих глазах превратились в яростное Солнце, сжигающее миры. Гнев одного из Бесконечных – это событие, о котором ещё долго потом будут слагать легенды и песни. – Но зачем? – спрашивает Страдание. – Зачем все эти усилия? И если говорить честно… …Всё заканчивается каждый раз одинаково: один и тот же итог у всех подобных историй. …Мужчина находит её у обмелевшей реки, подгадав момент: она одна. Без одежды. Без оружия. Беззащитна. Он желает её. Он хватает её, стремясь сделать своей… …Страсть наряжается, как на свидание, и ждёт своей участи: предвкушение расползается изнутри языками пламени, от которого трудно дышать. Спрашивает так, как мог бы спрашивать паук, заманивая бабочку в паутину: – Я могу предложить тебе что-то, чего ты желаешь? …Острая боль разрывает голову. Влажное, горячее течёт по щеке, по рукам. Она отталкивает его; в руке у женщины – тяжёлый камень. Он заваливается на бок, пытаясь удержать раскалывающуюся голову на месте, и воет от боли и обиды. Она стоит над ним, и на мгновение – всего на мгновение! – она наконец-то видит его. Неважно, что пламя, полыхающее в её взгляде – это пламя ненависти, а не любви: согревает оно ничуть не хуже. Холод ночи больше не кажется таким невыносимым. …Рука Морфея хватает Страсть за волосы. Жар от этого разгорается только сильнее. Низким, опасным голосом Морфей предупреждает: – Ещё раз навредишь мне и моим близким – и я забуду, что мы родня. И Страсть хочет, чтобы это мгновение длилось вечно: восторг заполняет его-её целиком, отчего кружится голова, а во рту становится сухо. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня. Я хочу, чтобы ты показал мне свою настоящую силу. Настоящие эмоции. Я хочу ткнуть в тебя горящей кочергой и увидеть, что будет. ...Но затем она отворачивается, безразличная к его судьбе, и мужчина понимает: всё это было напрасно. Он умирает в одиночестве, всеми забытый. …Морфей отпускает Страсть и уходит, высокомерный и неприступный, как и всегда. …если говорить честно, то что есть страсть, как не желание чего-то запретного? В этом они схожи со Сном: им обоим свойственно поддаваться своим же порокам. Проблема в том, что люди создали их по своему образу и подобию. Желание, растянутое в бесконечности, превращается в одержимость. – В следующий раз, – говорит Страсть ему в спину, – прольётся кровь. С чего бы это ни началось, Страсть уже знает, чем всё неизбежно закончится. У этого древнего танца есть только один исход. И рано или поздно он закончится чьей-нибудь смертью.