Любовные похождения одного провинциального стула

... В одной обычной МБОУ СОШ, коих в нашей стране превеликое множество, в таком же обычном кабинете стояла Парта, много раз перекрашенная непонятно кем. С момента покраски прошло уже очень много времени, так что она уже успела облупиться. Жизнь и окружение не щадили беднягу - она была вся испещрена криво нацарапанными нецензурными словами, следами от приклеенных когда-то жвачек и намалёванными перманентным маркером формулами любви. Но несмотря на все невзгоды Парта относилась весьма спокойно к такому положению дел. Может быть, ещё и потому, что другой жизни она просто не знала... Рядом с Партой стоял один очень старый Стул. Парта даже не помнила, когда он здесь появился, ей казалось, что он стоял тут всегда. По крайней мере, когда её - ещё совсем молоденькую, чистенькую и наивную Парту - внесли в этот кабинет, Стул уже стоял на этом же самом месте, и был уже таким - крайне разрисованным и обшарпанным. Сосед совершенно не отличался разговорчивостью, он всегда угрюмо стоял в стороне, и когда какой-нибудь ученик придвигал его к Парте, лишь ворчливо скрипел. Но однажды пришёл какой-то большой человек. Он унёс этот Стул и... так и не вернул. Но, как ни странно, Парту не опечалила потеря соседа. Да, они стояли с ним вместе много-много лет, на них выучились много учеников, но она так и не узнала его ближе. Да и он не горел желанием открываться ей. А чуть позже к этой Парте был приставлен новый Стул. Гладкий, отливающий блеском свежего мебельного лака, без единой царапины, он сразу привлёк внимание Парты. С ним приятно было иметь дело, он не скрипел, в отличие от старого Стула, а когда его придвигали к Парте, лишь тихонько и нежно попискивал. У Стула не было соседа и он стоял один, понимая, что времени у него там стоять осталось немного, ибо его в любой момент могут переставить на другое место. И оттого ему было грустно, ведь он успел полюбить эту старую Парту. Может быть, оттого, что ни разу в жизни у него парт не было, и эту он покидать не хотел. Всё в этом предмете мебели привлекало его: начиная от деревянной плохо выкрашенной столешницы, заканчивая железными наполовину ржавыми ножками, и зияющими дырами от самовольно выкрутившихся саморезов. Больше всего он любил стоять придвинутым к самой-самой Парте, потому что ему безумно нравилось касаться её своей спинкой. Но такое случалось крайне редко, потому что их часто разделял какой-то нерадивый ученик, всегда забывающий задвинуть за собой Стул. Но однажды их идиллию внезапно нарушил какой-то нахальный Стул. Его поставила к Парте какая-то ученица, которая по совершенно непонятной причине сегодня весь день просидела за этой Партой рядом с тем непутёвым учеником, который восседал на уже знакомом нам Стуле. Но это ещё пол беды - когда учебный день закончился, та ученица придвинула свой Стул к Парте, а нерадивый ученик, как всегда, забыл задвинуть свой Стул! Эти часы были самыми ужасными для нашего героя: он практически разлетался в щепки от охватывающего его праведного гнева, отчаяния и дикой ревности. Ведь это ЕГО Парта! Это ОН должен прикасаться к НЕЙ, а не этот моложавый наглец! Он не имеет совершенно никаких прав на неё! Но на следующий день всё благополучно завершилось - та ученица пришла и убрала тот Стул обратно, чему наш Стул был несказанно рад. Так что больше им никто не мешал. Но окончательно их сблизило следующее событие. Однажды, после окончания учебного дня в класс, как всегда, вошла уборщица и стала по своему обыкновению сперва подметать мусор, а после мыть полы. Как правило, стулья она всегда отодвигала в сторону, чтобы помыть пол под партами. Но в этот раз случилось невероятное - для осуществления своей миссии все стулья она положила прямо сиденьями на парты, в том числе и наш. От такой неожиданности Стул совершенно потерял рассудок. Он ещё никогда не был так близок с Партой, максимум касался её своей спинкой, а тут жизнь подкинула ему такой сюрприз! Первородные чувства вмиг взыграли в нём, он, не помня себя от счастья и застилающей разум внезапной похоти, как можно сильнее прижался к Парте. Та томно заскрипела в ответ. Он был таким новым, гладким и соблазнительным, так нежно, но в то же время властно лёг своим гладко отполированным сиденьем на её шершавую поверхность, что она вмиг почувствовала себя снова такой же новенькой партой, какой когда-то была. И снова, как в юности, к ней вернулись прежние ощущения и былая лёгкость. Все шурупчики были напряжены до предела, каждая досочка, каждая железка в них трещала от возбуждения, в месте соприкосновения царила адская жара, но это их нисколько не беспокоило. Наоборот, подливало масла в огонь их дикой, первобытной страсти, которой они сейчас были охвачены без остатка. Им было плевать на все формальности, на весь окружающий мир. Только Стул и Парта. Только их взаимные чувства. Они купались в волнах наслаждения, растворялись друг в друге целиком и полностью... Но всему приходит конец. Закончив мытьё пола, уборщица снова вернула все стулья на их прежние места. Влюблённым было жаль прерывать столь сладостное занятие, но они были не в силах противостоять обстоятельствам в лице суровых и беспощадных рук уборщицы. Но всё же это было лучше, чем ничего, так что они были весьма довольны даже этими минутами счастья. Они были ослеплены любовью и ещё не знали, о том, какие горести готовит им судьба... Этот день прошёл так же, как и предыдущие: нудные уроки, снующие на переменах дети... Но вот всё закончилось и Стул с Партой собирались вновь насладиться обществом друг друга, ведь даже нерадивый ученик на этот раз поспособствовал их радости, придвинув Стул максимально близко к Парте. Но внезапно в класс вошли двое высоченных широкоплечих мужиков. Своими гигантскими лапами в рабочих перчатках они грубо схватили Парту и выволокли её из кабинета. Стул сильно опешил, но вдруг подумал, что это, наверно, временная мера, наверно Парту подкрасят, или подвинтят недостающие саморезы и снова вернут на прежнее место. Он ждал. Весь день, всю ночь, всё утро следующего дня. Вот кто-то провернул ключ в замочной скважине двери, включился свет и в класс снова начали забегать дети. Но Парты так и не было. Беспокойство Стула нарастало с каждой минутой, чувство тревоги буквально разрывало его на дощечки. И тут двери распахнулись, и те же двое здоровенных детины втащили и придвинули к нему Парту... но уже ДРУГУЮ... ... Если бы Парта могла закричать, она бы обязательно это сделала. Да что там, она бы яростно забилась в истерике! А как ещё реагировать, если тебя вдруг взяли и унесли непонятно куда? Но голосом и способностью передвигаться Парта, к сожалению, не обладала, и ей пришлось просто смириться со своей участью и ждать, что же будет дальше. А тем временем мужчины выволокли её на улицу и так грубо и бесцеремонно бросили в кузов грузовика, что Парта жалобно заскрипела ушибленными досочками. А потом дверь захлопнулась и наступила тьма... Сколько времени это длилось, Парта не знала. Так же, как и не знала, куда и зачем её везут. Но ей казалось, что прошла уже вечность. Кузов очень сильно трясло. Каждая железка, каждая дощечка в ней болезненно ныли от несправедливо причинённой боли, а ещё ей было дико тоскливо, ведь где-то там, в той провинциальной МБОУ СОШ, в том кабинете остался один-одинёшенек Стул - первая и единственная любовь её жизни... Но вскоре тряска кончилась, потом снова стало светло, эти двое взяли Парту и совершенно бесцеремонно бросили её в какое-то странное место. Тут было сыро и повсюду валялись какие-то мешки, банки, бутылки, остатки какой-то еды, завязнувшие в зловонной мутной жиже. Между этим хаосом беспорядочно сновали полчища крыс, изредка пробегали облезлые кошки, иногда приземлялись небольшие стайки голубей и что-то клевали. Но самое жуткое впечатление на Парту произвело другое - немного поодаль от неё валялась точно такая же Парта... Точнее то, что от неё осталось: размокшие, полусгнившие доски неопределённого цвета, отдельно лежавшие ножки, которые уже почти съела ржавчина... И тут Парта поняла, что это то самое место, которое люди называют "свалкой" - именно сюда они выбрасывают то, что им уже не нужно, и именно сюда попадают все старые вещи, когда они уже не могут приносить пользу. И её ждала та же участь, что и ту несчастную... Чувство отчаяниям охватило Парту. Как же так?! Неужели она стала настолько старой и негодной?! Но ведь уже столько лет она служила людям верой и правдой, столько учеников выучились, сидя за ней! Разве она плохо исполняла свои обязанности? Да, годы взяли своё, она уже не была такой чистенькой и гладенькой, как в молодости. Но разве не ученики сделали её такой? Не они ли вырисовывали маркерами любовные признания на её столешнице? Не они ли выцарапывали свои имена и нецензурные слова на её некогда гладкой поверхности? Не они ли налепливали жвачки, вытирали об неё свои сопли, расшатывали её до угрожающего скрипа? Ведь она не виновата в своём нынешнем состоянии, это всё ОНИ! Ей захотелось кричать и плакать, но она не могла себе этого позволить. Оставалось только смиренно лежать и ждать конца... *** ... Эта Парта оказалась такой же новенькой и свежевыкрашенной, как и сам Стул, она совершенно не скрипела, от неё благоухало свежим лаком. Но не было в ней того шарма, той старой закалки и харизмы прошлых лет, какие были у старой Парты. Стул очень скучал по своей возлюбленной, он даже не знал, куда и зачем её увезли, но что-то ему подсказывало, что ОНА больше никогда не вернётся... А когда его снова положили сиденьем на Парту, но теперь уже на эту, новую, он вдруг ощутил, что она ему неприятна. У Новой Парты была такая же гладкая столешница, как сиденье у Стула, и поэтому никакого скольжения между поверхностями не возникало. Наоборот, они прилипали друг к другу. Да, было жарко, как и ТОГДА, но это была уже совсем не та жара, было липко и противно, а её аромат нового лака уже порядком раздражал его, хотя они были знакомы от силу пару дней. А старая Парта никогда не надоедала Стулу, от неё тянулся приятный душок пыли, старой древесины и чего-то такого, чего сейчас нет и никогда не будет. Наверно, это был дух времени, того, в котором она встретила свою молодость, память тех лет, тех поколений... Стул не находил себе места от горя. Сама мысль о том, что он никогда не увидит свою любимую старую Парту, выжигала его изнутри. Он не мог, не хотел об этом думать, но тем не менее знал, что так оно и есть, и он с этим ничего не может поделать... Кто бы мог подумать, что его первая и единственная любовь, самая светлая и искренняя, вдруг исчезнет. Исчезнет навсегда... *** ... Ножки уже давно ныли от беспощадно разъедающей их ржавчины, остатки краски отколупывались и свисали безобразными струпьями. Сверху лил дождь. Древесина раскисла и пропиталась той жуткой, зловонной жижей. Парта смотрела в серое небо, в котором кружили вороны, и вспоминала Стул... Свою первую и единственную любовь. Те счастливые часы, что она проводила рядом с ним. Их первый раз. Теперь уже не будет тех нежных прикосновений, задушевных поскрипываний. Она больше никогда не увидит сияющей поверхности своего любимого, его сиденье и её столешница уже никогда не сойдутся в порыве необузданной страсти. Больше не будет НИЧЕГО... Только дождь, крики воронов и медленное гниение... в ожидании КОНЦА...