Дневник инквизитора

***

      Человечество имеет не одну постыдную страницу за весь исторический период своего существования. Свидетелем одной из таких страниц я и стал, обнаружив в одной из своих экспедиций дневник инквизитора, датированный ни много ни мало 1781 годом.       Конечно, как историк я был ознакомлен со всеми тонкостями периода гонений народа в борьбе с ересью со стороны светских судов и заседаний католической церкви, но изучать эту кухню изнутри из первых рук, оказалось еще более сильным эмоциональным потрясением.       На дворе XXI век, а я держу рукопись конца XVII века и предлагаю читателю окунуться в эти записи вместе со мной, чтобы передать полученный опыт. Возможно, тогда история будет иметь больше шансов, чтобы не повториться…       "Не припомню ни единого дня сомнений в силе и святости католической веры. Прихожане получают полное понимание ответственности за прегрешения, совершенные случайно, либо намеренно, ибо врата преисподней открыты настолько широко, что следует обдумывать каждый свой шаг. Так детей воспитывали родители, а после священники прихода. Сам же я знал с малых лет свой путь: заслужить милосердие неба для моей грешной семьи.       Отец мой был рожден от воровки и разбойника, с молоком матери впитав эти постыдные профессии, и закончил свои дни на виселице. Выбрать дорогу священнослужителя было моим осознанным решением…"       Чтобы не слишком утомлять тебя, читатель, я скажу, что наш предок не случайно попал в ряды инквизиции, пройдя длинный путь от простого священника до архиепископа в чертогах римского папы. В период церковного раскола он остался предан католичеству, в слепой погоне за верой, в попытках избежать наказания в гиене огненной.       Вот, что он писал десятью годами позже, то есть в 1771 году, поскольку напомню, что последняя его запись была сделана в 1781:       "Клянусь своей рясой, я не предавал сомнениям устройство католического священного писания. Еретики – это отступники и так было всегда, однако видя рост грешников в области, приходил в ужас. Дьявольские ритуалы продажи душ участились, а приходские священники все чаще приносили дурные новости. Отступники передавались светским судам для вынесения приговора. Кому-то давали шанс, кому-то нет. Пожизненно гнить в темнице тоже не лучший исход, впрочем, это не шло ни в какое сравнение с полыханием очистительного костра.       Я не любил участвовать в допросах, но приходилось. В голове не укладывалось, как даже дети до пяти годков отроду принимали скверну, и я бы не поверил, если бы своими очами не видел приступы овладевания демонами маленького тельца. Их тоже жгли. Жгли всех: женщин, стариков, девушек, девочек, мальчиков, молодых мужчин, отнимая надежду у поселения создать крепкие семьи. Особенно часто наместниками дьявола становились вдовы. Оставшись без мужей, они получали власть через лишение души. Такие женщины не нуждались более в покровительстве мужчин и с радостью отдавались ведьмовству…"       Думаю, что будет уместно, дорогой читатель, дать небольшую справку касательно этой записи. Овладевание демоном людских тел было ничто иное, как приступы эпилепсии, либо иных других заболеваний, в том числе психических, принимающих в тот исторический период характер эпидемий. Оно и понятно, потому что у человечества был не лучший период: чума в Европе, отвратительное качество воды, голод, бедность. Овдовевшие женщины же становились сильнее и независимее ради детей. Их боялись и не понимали. Покровительство сильного пола было привычным и востребованным, а прав слабому полу предоставлять не то, что не желали, а даже представить не могли, как это возможно. Теперь, думаю, мы с вами более ярко ощущаем весь масштаб заблуждений этих трагических времен, но вернемся же к свидетельствам нашего героя:       "Я не сомневался в том, что мы спасаем души, пока не встретил ее. Она была прихожанкой моего первого прихода, и еще ребенком безукоризненно посещала церковь, не пропуская ни одной службы. Осиротевшая очень рано, она искала утешения в объятиях Господа, смотря в будущее с робкой надеждой на лучшее. В тот момент я видел уже молодую женщину, удивляющую поселение небывалой красой, разбивающей не одно горячее мужское сердце. Это и стало ее тяжелым роком, породив подозрение у соседей, что колдовские чары имеют место быть.       Приговоренная к смерти очистительным огнем, она держалась степенно, не допуская страха в антрацитовых глазах, великолепно оттеняющих ярко-медные волосы. Я не понимал, почему именно она? Разумеется, девушка знала о своей незавидной участи, и взгляд ее черных глаз с серебристыми всполохами был полон ненависти, когда тонкие изящные запястья помещали в дыбу. Именно тогда я осознал, что обещание католической верхушки искупления грехов при помощи борьбы с ересью – это наглая ложь! Нам не сотрут дурные поступки, как с бумаги. Нет! Передо мной страдало дитя Бога, а не подельник дьявола, и этот невинный взгляд, теперь тонущий в страхе и ненависти, навеки застыл в моей голове…       Остановить пытки я не смог, несмотря на огромное, как океан, чувство раскаяния, потому что конвейер был уже запущен. Я мог лишь беспомощно наблюдать, как с каждой каплей крови все ближе врата ада. Под болью и унижениями она, конечно, призналась в ведьмовстве, и приговор прозвучал в пропитанных кровью стенах: "На костер!"       Я пошел на казнь. Ждал, пока ее привязывали к столбу, окруженному соломой и хворостом. Наблюдал, как улюлюкает толпа, обкидывая камнями того, кто не в состоянии ответить. Чувствовал на себе ее боль, когда тонкие ноги, укрытые лишь серой нижней сорочкой, лизал огонь. Слышал последние слова, что сорвались с ее красивых тонких губ. Они были адресованы мне:­­­       - Настоящие ведьмы да проклянут вас, святой отец! Гореть вам всем в адском котле во веки веков!       Я дождался конца и ее последнего предсмертного крика. В это самое мгновение я снял крест со своей груди, бросив его под ноги. Неужели, Господь, этот проклятый ритуал подписала твоя рука? Или это мы погрязли в грехе и нас никто не простит? Моя ряса вдруг стала тяжелой, будто весила тонны, а долг лег на плечи непосильным грузом. Нет, я не искупил ошибок семьи, я окончательно убил надежду на спасение. Нам было суждено утонуть в реках крови невинных под аккомпанемент лжи проповедников. Впереди ад!"       Душевные метания заставили нашего героя отказаться от веры. В поисках покоя он бродил по Европе отшельником десять лет. Не могу точно сказать, дорогой читатель, становилось ли ему легче хоть на мгновение, поскольку об этом в дневнике нет и словечка. Огромный пробел в несколько лет не дает ответа, впрочем, навевая неутешительные мысли. Девушка стала очередной жертвой людского малодушия и слепого подчинения прогнившей системе.       Напоследок предлагаю ознакомиться с его финальной записью, чтобы дать понимание отнюдь не героического конца:       "Мне не страшно. Зачем бояться смерти или оттягивать неизбежное? Уверен, что сатана заждался мою черную душу в бескрайних просторах огня и пепла. Я жалею лишь, что больше не буду иметь возможности заглянуть в антрацитовые глаза, преследующие меня во сне. Ее дорога заканчивается на небесах и мне не доведется увидеть ее после кончины. Я знаю, что она смогла бы простить, потому что идет с Богом в душе, в отличие от всех нас смертных. Костры инквизиции полыхают яростно, и борьба с этим нечеловеческим отступничеством будет продолжаться даже тогда, когда мое бренное тело будет качаться на ветру, под толстой веткой векового дуба. Он и станет последним свидетелем моего позора…"       Эта последняя запись 1781 года, оборванная неожиданно и горько. Я откладываю рукопись в сторону, потирая усталые глаза. Почерк нашего бывшего священнослужителя очень говорящий: изначально ровный с мелкими идеальными буквами, к концу он плавает, и строчки наклоняются то влево, то вправо, выдавая душевное расстройство, с которым так и не вышло справиться.       Тебе, дорогой читатель, решать, что могло быть скрыто между строк этих записей, но этот дневник станет достойным напоминанием о цене слепоты, трусости и погоне за общественной истерией. Заплатить ее после не представляется возможным, а на совести человечества остаются лишь загубленные души невинных…