***
На самом деле, изначально у них не было чёткого разделения обязанностей. Кто первый встал — тот идёт на прогулку, кто оказался на кухне — тот кормит, кто меньше всех задолбался за день — тот идёт гулять вечером. Эта схема проработала ровно две недели, пока не доказала свою неэффективность. Несколько раз Дончжу забывали кормить, потому что каждый думал, что кто-то другой это уже сделал. Самым первым утром обычно вставал Ёнджо, но он же первым и убегал на работу. А когда о вечерней прогулке однажды и вовсе забыли, Дончжу посчитал себя вправе выразить своё совершенно справедливое недовольство и заставить Гонхака провести в коридоре внеплановую уборку. После этого тот сам вызвался гулять со щенком два раза в день, что всех более чем устраивало. У самого Гонхака появилась компания для ежедневных пробежек, а у остальных парней — возможность выспаться. Единственным, кто, кажется, не был согласен с подобным раскладом, был сам Дончжу. Особенно, когда Харин подсказал Гонхаку хорошую собачью площадку. Дончжу совершенно не разделял энтузиазма Гонхака к тренировкам и игнорировал буквально всё, что можно, вытягиваясь вместо этого под лавочкой или на ней, не желая пачкаться в грязи. И Гонхаку, как бы он ни был раздосадован, остаётся только смириться, когда Дончжу в очередной раз игнорирует его команды и уговоры, подставляя вместо этого пузико солнышку. — Ну вот почему, — Гонхак обреченно вздыхает, тоже садясь на скамейку, — у всех собаки как собаки, а у меня какое-то недоразумение? М? Что скажешь? Ты в кого ленивый такой? Дончжу приоткрывает один глаз, смеряя Гонхака недовольным взглядом, и обиженно отворачивается, укладывая голову на передние лапы. — Вон, посмотри на Харина с Ёнхуном. Разве не веселее так же бегать, чем пролеживать бока и тухнуть? Полежать ты и дома можешь, нафига я с тобой гулять хожу тогда? Дончжу на этот довод никак не реагирует, всё так же размеренно постукивая хвостом по скамейке, и недовольно рычит, когда Гонхак тянется потрепать его по голове. — Ну эй, — Гонхак удивлённо хмыкает, но руку убирает, — не обижайся. Я же о тебе беспокоюсь, вообще-то. Тебе нужно больше двигаться. Слышишь? Чтобы ты был самым здоровым, красивым и счастливым псом. Сходи побегай, поиграй с Ёнхуном, ему тоже веселее будет, а? Гонхак со вздохом поднимает Дончжу и перекладывает поближе к себе. Тот недовольно ворчит, явно давая понять, что думает о подобном предложении, но, повертевшись ещё недолго, всё же укладывает голову Гонхаку на колени. Тому не остаётся ничего, кроме как смириться и с тихим смешком приняться почесывать разморенного солнцем щенка. — Ну, нет так нет, — сдаётся он, улыбнувшись и признавая — в очередной раз — своё полное поражение в этом споре. — Но тогда мы пересмотрим твой рацион, идёт? Он чувствует, как поднимается тушка Дончжу от тяжелого вздоха, и успокаивающе поглаживает его по носу. Его пальцы моментально оказываются в щенячьей пасти — выражение не то недавней обиды, не то привязанности и желания поиграть. Гонхак оставляет Дончжу жевать его пальцы, а сам кидает взгляд в сторону наматывающего круги по площадке Харина. Возможно, им всё же стоит найти способ подружить Дончжу и Ёнхуна.***
Стоило признать, конечно, что что-то пошло не так с самого начала. С того дня, когда Донмён, в сумасшедшем восторге от фото Гонхи в обнимку с Дончжу и сообщения о собаке в общем чате, пришёл с ней знакомиться. Вместе с остальными парнями — и Ёнхуном, разумеется. — О Боже мой, какая прелесть! — Донмён прямо в прихожей садится на пол, протягивая руки к ошалевшему от такого внимания Дончжу. — А кто это у нас такой милый? Иди сюда, малыш! Как тебя зовут, а? Он берёт слабо возмущающегося щенка на руки и поднимает на уровень глаз, чтобы чмокнуть в нос. Никто уже, разумеется, не узнает, насколько подобным поступком был недоволен Дончжу, но зато недовольство Ёнхуна смог почувствовать каждый. — Эй! — Гонхи хмурится и поспешно забирает щенка у Донмёна. — Вы свою собаку вообще воспитываете? Или ему никто не объяснял, что приходить в чужой дом и облаивать хозяев — это некрасиво? Харин смеётся и присаживается на корточки, чтобы потрепать Ёнхуна по голове. — Он просто ревнует. С ним Донмён никогда себя так не ведёт, вот он и обиделся. Да? Ну всё, не злись, — просит он, но если лай и смолкает, то недовольное рычание всё равно продолжает вырываться из чужой пасти. — Тебя тоже все любят. — Ему просто нужно постоянное внимание, двадцать четыре на семь, — поясняет Хёнгу. — Вот он и не привык его ни с кем делить. — Думаю, они подружатся, как только познакомятся получше, — добавляет Гиук, тоже поглаживая питомца по шее. — Ёнхуни у нас дружелюбный малыш. Но обнадёживающие прогнозы не особо сбываются. Собаки хоть и не набрасываются друг на друга при первой возможности, но сохраняют нейтралитет, обходя друг друга стороной. Сложнее всего, когда кто-то из них оказывается на чужой территории: Ёнхун не стесняется демонстрировать, что не потерпит в своей квартире постороннюю собаку. Дончжу же, когда гости приходят к ним, агрессии не проявляет, но каждый раз после этого пребывает в таком стрессе, что парням с сожалением всё же приходится отказаться от идеи подружить своих питомцев. Больше всех расстраивается Донмён, на которого Ёнхун обижается, стоит ему даже просто почуять на хозяине запах другой собаки. Поэтому, когда в один прекрасный день парни осознают, что у всех нарисовались свои дела, которые нет возможности перенести, все понимают: это катастрофа. — Мы можем просто оставить его одного, — предлагает Сохо. — Ничего страшного за несколько часов с ним не случится: он продрыхнет у Хвануна с Гонхи в комнате и всё равно не заметит нашего отсутствия. Ёнджо друга поддерживает, утверждая, что Дончжу уже не месячный щенок, с которого нельзя спускать глаз ни на секунду, но вот Хванун выражает сомнения. — А если что-то случится? — С квартирой? — понимающе кивает Сохо, на что зарабатывает осуждающий взгляд. — С Дончжу! Что, если он съест что-то не то? Что-то разобьёт и порежется? Опрокинет на себя комод и что-нибудь себе сломает? — Так, ну хватит, — прерывает друга Ёнджо, когда замечает, что Гонхи от подобных перспектив находится уже буквально на грани слёз. — Мы поняли, оставлять его дома одного пока опасно. Но что ты предлагаешь? Лично у меня здесь нет ни родни, ни друзей, кто знал бы, как обращаться с собакой. — Да давайте к Донмёну отведём! — О нет-нет-нет! — тут же протестующе вклинивается Гонхак. — Это плохая идея. — Ужасная, я бы сказал, — закатывает глаза Сохо. — От одиночества, значит, у Дончжу стресс, а от Ёнхуна нет? Пожалейте собак, а. — Нет, подожди, — Гонхи задумчиво поджимает губы. — Их же не обязательно оставлять вместе в одной комнате. Если парни дома, разделить и занять щенков не составит труда. Повисает тишина, но всем вполне очевидно, что этой идее дали шанс и действительно её обдумывают. — Ну хорошо, — наконец подводит итог Гонхак. — Если других мыслей нет, то предлагаю написать ребятам и спросить их мнение на этот счёт. Дома оказывается один только Гиук, и уже это заставляет усомниться в надежности плана, но чужой положительный настрой всё же побеждает. «Конечно, приводите, что может случиться? Я заберу Ёнхуна к себе в комнату — не будет никаких проблем». «Не будет никаких проблем» — даже с одним щенком в квартире подобный исход кажется маловероятным, а уж когда их два и оба пребывают в стрессе... На руки Гиуку Ёнджо с Гонхаком передают Дончжу с тяжелым сердцем и легким волнением, убеждая себя, что умоляющие грустные нотки в чужом скулеже им просто слышатся. — Хей, не грусти, малыш, м? — Гиук воркует с щенком, почесывая его между ушами. Они оба провожают взглядом отъехавшее от дома такси.— Ты даже не заметишь, как твои хозяева вернутся. Уже вечером будешь дома. Дончжу успокоенным совершенно не выглядит, напротив: порог переступает, поджав уши и хвост. Гиук хвалит себя за то, что предусмотрительно запер Ёнхуна — хотя бы одним источником стресса для обоих собак меньше. Но лай совершенно справедливо обидевшегося Ёнхуна не смолкает ни на минуту, и Гиуку приходится всё же сменить тактику: наблюдать за страданиями собственного любимого питомца не менее тяжело. Он прекрасно знает, как важно для Ёнхуна чувствовать себя хозяином положения, контролировать всё, что происходит на его территории, знать, что с его людьми всё в порядке. Поэтому он выпускает щенка из комнаты, а Дончжу, напротив, забирает к себе. В этом нет ничего сложного: тот сидит тише воды ниже травы и не отходит от Гиука, рядом с которым, видимо, чувствует себя в безопасности, ни на шаг. — Прости, Ёнхуни, я знаю, как ты не любишь закрытые двери, но на этот раз придется смириться, — искренне извиняется Гиук, с сожалением закрывая комнату прямо перед носом щенка. Уж лучше так, чем если собаки, не дай бог, подерутся. Ёнхун старше Дончжу и значительно больше в размерах, так что ему бы не составило труда потрепать собрата. И мысль о возможных травмах Дончжу пугает Гиука даже больше перспективы самому остаться без головы, когда старшие узнают о этом. «Ну нет, ничего такого не случится, — говорит он сам себе и поглаживает устроившегося у него на коленях Дончжу по носу: успокаивает не то щенка, не то самого себя. — Что вообще может случиться, правда?» — Какого черта здесь случилось? — крик Донмёна бьёт обухом по голове, и Гиук подскакивает на диване, не сразу понимая, где находится. Осознание приходит постепенно: он у себя в комнате, где, видимо, и заснул под мерное сопение Дончжу. Вероятно, прошло уже приличное количество времени, потому что Донмён успел вернуться домой, и его крик очень хорошо слышен на всю квартиру, и это странно, потому что дверь в его комнату... открыта? «Вашу ж...», — Гиук чувствует, как кровь медленно отливает от лица, но всё же находит в себе силы подняться с дивана и выглянуть в коридор. Вся честная компания обнаруживается на кухне: уперевший руки в бока Донмён и оба щенка, глядящие на него с одинаково виноватым выражением на мордах. «Дежавю», — проносится в голове. В памяти ещё свежа история с испорченным свитером Донмёна, и поэтому сейчас, когда Гиук, переведя взгляд на пол, узнает в осколках то, что раньше было любимой чашкой друга, его язык даже не поворачивается сказать ничего более-менее успокаивающего. Но Донмён слишком занят отчитыванием щенков, чтобы обращать внимание на него. Пока что. — Я с кем разговариваю, а? Признавайтесь, кто из вас это был? Молчите? Ну ничего, я и так знаю. С Ёнхуном мы уже давно это прошли. Сколько мы ни оставляли посуду неубранной, он уже давно научился вести себя аккуратно, не носиться по дому и ничего не бил. А значит, это ты, Дончжу, да? Что? Что ты так на меня смотришь? — Донмён вздыхает, и Дончжу тихонько скулит, припадая на передние лапы. — Извиняешься? Хочешь сказать, что ты не нарочно? А если бы ты пострадал? Если бы чашка на тебя упала или ты наступил на осколки? Как мне в глаза твоим хозяевам потом смотреть, м? Гиук хочет уже вступиться за щенка, объяснить, что это он в очередной раз не досмотрел (и как тот только вообще выбрался из комнаты?!), но не успевает. Потому что, к их с Донмёном одинаковому удивлению, Ёнхун подаёт голос и делает небольшой шаг вперед, оттесняя Дончжу. — Ну что? Ты-то куда лезешь? Не видишь, я с Дончжу разговариваю? — Хён, — всё же вклинивается Гиук, растерянно переводя взгляд с щенков на друга, — мне кажется... он Дончжу защищает? Донмён опускает взгляд вниз. Подобное предположение и самому Гиуку кажется странным, но Ёнхун действительно сидит перед хозяином, закрывая собой прижавшего уши Дончжу, и смотрит на Донмёна полным раскаяния взглядом. — Слушай... — осеняет Гиука. — А может, это действительно он виноват? Дончжу пролежал со мной всё время, пока я не отрубился, не верю я, что он просто так стал бы носиться по квартире. Я скорее поверю, что он удирал от Ёнхуна и врезался в злополучный стол. Донмён тяжело вздыхает. А что ещё им остается? Правду они всё равно не узнают, камер видеонаблюдения у них в квартире нет, хотя Хёнгу и предлагал как-то установить, когда Ёнхун был ещё совсем мелким, но тогда до этого так и не дошло, а потом и необходимость отпала. Так что сейчас оставалось только поверить на слово... собакам? — Окей. Раз так, то и отвечать будете оба. Поняли? — Донмён присаживается, чтобы собрать осколки, и грозит обоим щенкам пальцем. Гиук за его спиной улыбается. — Но вообще, Ёнхуни, — Донмён смотрит на собственного питомца пристально и строго, пока тот не отводит взгляд и не опускает голову, — ты молодец, что заступился за младшего. Я тобой горжусь. Не ожидал от тебя подобного благородства. На лице Донмёна тоже расплывается улыбка, и Ёнхун, чувствуя, видимо, смену настроения хозяина, подходит к нему, тычась мордой к лицо и норовя лизнуть в нос. — Отстань от меня, вредное ты создание, — ворчит Донмён, но всё же не выдерживает и смеется, потянувшись погладить обоих щенков. — А чтобы вы квартиру почем зря не громили, пойдете сегодня гулять с Харином. Оба. Поняли меня? И чтобы никто не отлынивал, Дончжу, ясно тебе? Гиук может поклясться, что щенячий вздох слышал так же отчетливо, как и довольный смех друга. — Шутите? Как вы это сделали? — Гонхак, вернувшийся вечером за Дончжу, не может поверить своим глазам. Дончжу, саботирующий любые его попытки заставить проявить хоть какую-то активность, отличную от обычных пробежек, сейчас носится на пару с Ёнхуном по площадке в попытке отобрать мячик, так ещё и не гнушается всякими грязными приёмами. Например, сбить с ног и завалиться сверху, легонько, но явно чувствительно покусывая. Но самое удивительное то, что Ёнхун не проявляет ровным счетом никакой агрессии, позволяя младшему щенку баловаться, сколько влезет, и тоже включаясь в игру. Мячик оказывается благополучно забыт, как и не поспевающий за собаками Харин. Донмён, сидящий рядом, довольно хмыкает. — Всё просто, хён. Друзья познаются в беде. Гонхак озадаченно хмурится, Гиук с Донмёном улыбаются друг другу. Кажется, их надежды найти Ёнхуну друга всё-таки оправдались.