Touch the tears

RM — 들꽃놀이 (Wild Flower) ft. youjeen

      Полдвенадцатого утра, солнце встало рано, нагревая своими лучами фасады зданий. Центр Сеула стоит, машины не двигаются ни на миллиметр, пассажиры и водители не спасаются кондиционерами, обмахиваются руками или газетами, которые раздают у входа в метро. Там же не меньше людей — рабочий день как-никак. Все куда-то бегут, спешат, толкаются, не замечая других, ругаются и хмурятся.       Обычный день. Он такой обычный для простого школьника, сидящего за партой в школе на скучном уроке; он такой же обычный для студента, проходящего практику в компании; он остается обычным для рабочего, который обложился бухгалтерией и не вылезает из неё вторые сутки.       Обычный день и у Тэхена, который устал подниматься по лестнице. Десятый этаж позади, силы кончились, дыхалка уже не выдерживает. Жаль, что он не воспользовался лифтом: сейчас бы футболка не прилипала к телу и друг был бы рад его скорому приходу. По пути парню попадаются люди в халатах, такие же посетители, как он, да и сами больные, наконец выбравшиеся из палат. Тэхен не теряет надежд подняться на пятнадцатый этаж и не умереть там — это была бы самая «эпичная» смерть года. Да на него бы даже внимания не обратили. Так, прошли бы мимо, ибо есть более важные дела, нежели задыхающийся здоровый паренёк, покоривший лестницу, как Эверест.       Нет, Тэхен, конечно, гордится собой, когда остаётся один шаг до нужного отделения. Рядом открывается стеклянный лифт, и из него выплывают студенты-практиканты, впереди которых строгой курицей наседкой идёт заместитель главного врача. Тэхен пропускает каждого, а то потом не простит себе, если один из таких желторотиков потеряется (не дай бог, все будет на его совести). Пусть они идут и смотрят в оба — отличный совет. В первый раз Ким так и заблудился: вышел из лифта, пропустил старушонку, чуть не споткнулся о ее тяжелую сумку с угощениями для любимого болеющего внука, как он выяснил ранее, и ушёл в урологическое отделение. И насмотрелся он там интересных плакатиков на стенах, которые потом снились ему в страшных кошмарах. Больше он так не тупит и не занимается самодеятельностью, которая приводит к приключениям на его задницу.       В отделении сейчас кипит работа: студенты расположились у стендов, на которых прописаны правила самого отделения, — Тэхен их ещё в первый день изучил, знал теперь наизусть и применял в действии, — медперсонал жужжит пчёлками, обходя палаты, осматривая больных. Покой врачам только снится, все-таки работа не из лёгких, ведь каждый пациент со своими особенностями, из-за которых и нужен определённый подход. Эх, это он тоже прочитал на стенде: «к каждому больному человеку относиться с аккуратностью, уважением и… любовью?» — последнее он уже выдумал сам. Толерантность и антибактериальность в виде Тэхена прибыла на место! Разрешите встать в строй!       Он знает всех в лицо, каждую медсестру и медбрата, которых здесь немало. Они наделены мужеством и стойкостью, которым завидуют даже солдаты. Одним из таких смелых является Хенджин, как раз идущий к нему навстречу. Отличный парень. Тэхен ни разу не видел, как он плакал. Стойкий, гад. На его лице сияет улыбка, Ким даже думает, что самая красивая, ведь Хван будто модель, только заместо дорогих шмоток от Селин на нем белый халат со светло-розовым воротником и карманами. А вместо ковровой дорожки и подиума обычные больничные коридоры и самые лучшие оборудованные палаты. Чем вам не сказка? Пациенты и их родные оценили.       В кармане у всегда такого «серьёзного» парня лежат конфеты да леденцы, которые вскоре окажутся во рту у маленьких плакс, испугавшихся длинных иголок. Хенджин невероятно добрый, раз дал Киму выплакаться когда-то на своём плече и пообещал унести этот кошмарный инцидент для самого Тэхена в могилу. Тогда, второго апреля, Ким Тэхен не знал, на что подписался, но уловил в глазах у простого медработника сочувствие и сопереживание. Благодаря ему, Тэхену было не так страшно приходить сюда, не так боязно возвращаться домой, ведь, смотря на Хенджина, он понимал, что друг находится в хороших руках.       — Так, Инсу, с тобой я позже договорю. — Идёт Хван модельной походкой, болтая с напарницей, и ухмыляется, видя на входе Тэхена. — У меня тут, собственной персоной, лучший друг Чимина. Добро пожаловать снова к нам, в Сеульский медицинский центр, — с улыбкой произносит он и протягивает руку.       — Привет, Тэхен! — добродушно говорит Инсу — медсестра со стажем, с которой Ким познакомился месяца два назад, попивая с ней кофе на первом этаже и изливая душу. Тэхен никогда бы не подумал, что такая грозная на вид женщина, окажется милым ангелочком, приносящим благие вести. Сколько же удушающе страшных ночей было спасено благодаря ее пинкам идти поесть и остаться с ней на дежурстве. Хотел бы он назвать ее мамой, только она бы треснула его, несмотря на то, сколько Тэхен носил ей кружек кофе и лучших круассанов Сеула из больничной столовой. Старше она его лет так на двадцать, но, была бы возможность, Ким не раздумывая, предложил бы ей руку и сердце. Таких, как она, днём с огнём не сыщешь. А Инсу же смеялась: не она ему нужна. Хотя правильно говорила (это Тэхен поймет позднее). Пусть будет мамой, понимающей и поддерживающей. — Не буду вам мешать, мальчики, жду тебя позже в ординаторской, — грозно глянув на Хвана, который не успел рассказать о своём крайне интригующем похождении, и указав в его сторону пальцем, Инсу скрывается за стойкой ресепшена. Студенты сразу обступают ее, закидывая каверзными вопросами.       Тэхен пожимает вытянутую руку Хенджина и следует за ним.       — Тебя я, кстати, тоже потом жду для серьезного разговора, — Хван направляет знакомого, словно тот первый раз в этом месте.       — Всенепременно, доктор Хван, — смеётся Тэхен, которого Хван несильно толкает вбок.       — Ой, повыкай мне тут ещё, вот дослужу своё и буду доктором. Вот увидишь! — его серьёзности нет предела. Какой год он пытается продвинуться по службе, но пока места в штате не освобождаются, вызывая у Хенджина некие переживания о том, что уже никогда не быть ему тут заведующим, гордо расхаживающим по палатам с умным видом, приказывая поставить медсёстрам капельницы и сменить катетеры. Сам пока этим страдает, бедный подчиненный. — Ты лучше расскажи, молодой человек, как твоя учёба поживает? А то я тут скоро загнусь с крайне увлекательными историями бабушек, которых пробирает по сотому разу. Я могу, конечно, их послушать, ведь деменция дело серьёзное, но когда они начинают нести ахинею, что я их бывший муж или внук, это слишком.       Идущий рядом Тэхен не перестаёт смеяться возмущениям недо-доктора. Каждый раз Хенджин пытается немного поныть ему, чтобы жизнь все-таки не казалась ему сладкой. А Ким и рад, что хоть так может помочь Хвану. Пусть говорит, расспрашивает, ругается — Тэхен выслушает, отплатит ему своим искренним вниманием, ведь знает, что так всем будет легче. Он не сахарный, не растает, так как помощь любому здесь обязательна. Несмотря на то, больной ты здесь или здоровый.       — Знал бы ты, как я учусь, — вздыхает Тэхен, качая головой и вспоминая о своих трудностях и долгах. Хван же прыскает в кулак и умилительно косится на парня, останавливаясь у нужной палаты, сверяя данные на своем планшете с листком на двери.       Они стоят в оживленном коридоре, кто-то проносится мимо, а кто-то стоит у окна, попивая чай в забавной кружке. Жизнь идет своим чередом у всех: в медленном или быстром темпе. Стены здесь совершенно не давят, на них и дверях наклеены рисунки маленьких пациентов, которые здесь были когда-то. Больница обновлена до уровня обслуживания президента: современный дизайн, окна в пол, по углам расставлены живые растения, — уют в каждом сантиметре, так как многие задерживаются здесь надолго и им необходимо подобие дома. И Тэхен приспособился к этому.       — А ты что думал, я сам отучился, теперь ты страдай. Филологический — это не медицинский, уж поверь мне. Знал бы ты, каково это утки менять да ватные проспиртованные шарики от вакцин выкидывать — точно бы не жаловался. — Энтузиазма Хвана, когда он говорит о своей трудной ноше, не отнять.       Тэхен и не спорит, ведь понимает, как ему внутренне морально тяжело. Ведь его работа не ограничивается «сменой уток и выкидыванием ватки», тут смерть ходит по пятам, не даёт возможного шанса на выживание. Здесь стоит опасаться не иголки и «злого» врача, а последнего слова и вздоха. Хенджин все видит, когда в очередной раз убирает палату и меняет постельное белье после каждого «последнего».       Наверняка, он никогда не скажет о таком Тэхену, ведь кто он ему — просто паренёк, на два года младше, который боится потерять последний вдох своего лучшего друга, который, впервые оказавшись в больнице, испугался всего здесь и спрятался возле уголка отдыха, где и нашёл его когда-то Хван. Медбрат смотрел так, будто понимал, что все, что осталось у парня напротив, — это время. Не его время, а время с тем, с кем он мог быть собой, с кем счастье можно было черпать ложками, с кем можно было умереть в один день, но точно не в таких обстоятельствах. Знал бы Тэхен, скольких Хван повидал и сколько ещё увидит.       Но Хенджин просто подошёл и обнял, так нежно и ласково, что скопившиеся слёзы полились водопадом из кристальных глаз, оставляя на мягких щеках холодные полосы. Они обжигали, резали кожу, делали больно. Переживания за самого родного человека убивают изнутри. И Хван не простил бы себе, если бы не подошёл и не помог. Он, в первую очередь, человек, сердце которого никогда не перестанет болеть за таких людей, нуждающихся в помощи. Те объятия, мокрый халат, душевные разговоры сделали то, чего Хенджин желал всем и себе в частности — очищения и успокоения.       Помощь в трудную минуту оказалась неоценима. Тэхен это помнит.       — Я не жалуюсь, просто пары прогуливаю… — говорит Тэхен и пожимает плечами, видя удивлённый взгляд.       — Тебя бы отругать да в угол поставить, негодник!       — Ну ты же хотел узнать, что у меня с учебой, святой отец, так пожинай свои плоды! — Видел бы Хван своё лицо при таком едком комментарии Тэхена, точно бы упал со стула, если сидел бы. — Даже я таких выражений себе не позволяю в постели… — Туше, я не хочу знать о твоих предпочтениях! — снова смеется он. — А вот узнаешь, как раз и зайдёшь после, — подмигивает Хван, отчего очередь Тэхёна закатывать глаза. За несколько месяцев Тэ настолько сдружился с этим завоевателем женских сердец, что вот такие истории ему не в новинку. Но только не женские и уж тем более не престарелые сердца он, медбрат, хочет красть. Тот мужчина в соседнем отделении давно в голове у Хвана, но вот спать с кем-то и думать о ком-то не совсем одинаково. Но у Хенджина есть свой план, который он тщательно хранит в секрете. И Тэхен уже не удивляется его похождениям.       — Сделаем вид, что я и этого не слышал, — говорит Тэхен и толкает дверь до боли родной палаты, на что слышит громкое: — Ты так просто не уйдёшь отсюда, Ким Тэхен!       Ну, парень уже привык. Привык к такой общительности знакомого, но не привык видеть своего милого Чимина в светлой палате с видом на центр столицы. Он никогда не привыкнет видеть его укрытым толстым зелёным одеялом, которое прячет худое тело. Но глаза того радуются и светятся. Сердце Тэхена делает резкий переворот, отчего становится плохо.       Срочно дайте ему воды и стул! Но он держится, не позволит себе себя же выдать.       Пак Чимин… в этих двух словах заключено больше смысла, чем в самой жизни Ким Тэхена. Солнечный мальчик, прекрасный и настолько драгоценный, что Тэхен не может до сих пор осознать, как судьба так безжалостно распорядилась им.       Он настолько родной, что Ким не помнит, когда выучил и запомнил его имя. Наверное, когда родители погибли, а Чимин нашёл Тэ у дверей дома, такого крохотного, побитого, словно щенка, и разбитого вдребезги. Сердце восстанавливалось годами, потому что самые близкие ему люди покинули его, оставили одного в страшном мире, который съест моментально, с косточками проглотит и памяти о нем не оставит. Чимин, был ещё совсем юным, таким же, как Тэхен, тогда он не сдержался и выплакался рядом. Игры жизни испугали его, натравили неприятности на настоящее и сковывающее будущее.       Так, они росли вместе, рядом друг с другом. Родители Пака любили Тэ как собственного сына, отдавали обоим все, что имели и чем дорожили. Сами же дети не могли нарадоваться тому, что теперь будут идти рука об руку, деля между собой все самое ценное — общую жизнь. Сначала одна парта, потом первая мимолетная влюблённость в одну девушку, а дальше один институт и взрослая жизнь в купленной родителями Чимина квартире. Все прекрасно настолько, что сердце зажило, пластыри не требуются, швы можно снять. Но те страшные игры с усмешкой опять могут погубить то, что строилось годами.       Чимин, полностью истощённый и уставший, приходил после пар домой, закидывал своё тело на кровать и спал так до самого утра. Тэхен возвращался в то же время и наблюдал странное поведение друга.       Поначалу он списывал все на загруженность. В универе говорили: напиши статью к понедельнику, перепиши анализ по произведению к завтрашнему дню, сними репортаж, запиши интервью. А дальше мозг дописывал историю сам: перестань ночью спать; поешь завтра, сейчас некогда; выпей энергетик, а после кофе; забей на друзей и отношения, тебе нужнее учёба; забудь дышать; попробуй умереть… Обычные стадии нагруженного учёбой студента. Поэтому Чимин и уставал, как думал Тэхен. Но пара обмороков показали обратное.       Не успевал есть — это привело к тем самым голодным обморокам и переживающим родителям, ожидающих своё дитя в приемном отделении. Двери железные, не подсмотреть, что там происходит, как Чимин справляется с тем, что натворил. А Тэхен в этот момент винит себя, ставит себя на место друга, ведь не увидел, не подгадал, не помог…       Родители плачут, странно пытаясь успокоить этим и себя, и своего неродного сына. От этого мало пользы. Вскоре Чимина перевозят на каталке в стационар. Трубочка с иглой от капельницы обвязывает руку, доставляя туда капли холодного вещества. Мама Лин гладит сына по голове, утирая попутно слёзы, смотрит на Тэхена и видит полные боли и страха глаза. «Ты ни в чем не виноват, дорогой» — через силу улыбается она и зовёт к себе, обнимая крепко такого родного и тёплого маленького мальчика, которого увидела тогда у порога.       Чимина оставляют ещё на несколько дней в больнице, где он проходит полное обследование по настоянию родителей. Внесение крупной суммы, которую семейство Пак могут себе позволить, и врачи кружат над парнем. Тэхен стал меньше беспокоиться, благодаря снотворному он смог заснуть на несколько часов, а позже ринуться обратно в отделение стационара. Но друга там не оказалось. Как сообщил дежурный врач, парня покатили на этаж выше, где расположился диагностический центр.       Лестничный пролёт, и Ким на месте, врачи выглядят обеспокоено, что рушит надежды Тэхена о хорошем. Как оказалась позднее, биопсия взята, теперь нужно дождаться результатов. Но предчувствие чего-то плохого сосет под ложечкой, и оно не исчезает, когда Чимина через пару часов переводят в другое отделение, а потом звонят родителям, которые примчались сразу же. Миссис Пак снова плакала, отрицая, качала головой, ругалась с главным человеком тут, а Тэхен не понимал.       — При обследовании мы обратили внимание на расслойку клеток в лёгких… — драматичная пауза так некстати, в тишине коридора слышится только тяжёлый всхлип матери. — У него опухоль в лёгких. Единичные метастазы в отдельных лимфоузлах. Таких серьёзных симптомов, как Вы знаете, не было раньше. Усталость и потеря аппетита свойственна студентам, — размеренным голосом говорит старший врач, переводя взгляд с женщины, готовой упасть в обморок, на двух мужчин, поддерживающих ее. — Мы сделаем все, что в наших силах, миссис Пак…       — Не успокаивайте меня! — кричит она и будто задыхается.       А у Тэхена что-то рвётся. Внутри, что-то скользкое и тяжёлое. Лучше бы это было сердце, которое не выдержало притока крови, которому снова нужны швы. Но в этот раз они не спасут и не удержат. Тэхен не сможет выкарабкаться, его утягивает эта пучина, на дне которой лежат мертвецы, и он будет среди них. С гнилью и дырой внутри.       Глаза больше не жжет, они полностью сухие. Как будто с этими громкими словами ушел и воздух, и земля под ногами. Больнее сейчас не ему, и точно не родителям, а солнышку Чимину, чьи волосы отливают яркими лучами, чьи руки спасали множество раз от смерти, чьи огоньки в глазах давали надежду на более счастливое будущее, чей голос помогал засыпать тяжёлым сном после сумерек в зрачках и серой дымки в ночи, чьё тепло спасало двенадцатилетнего мальчика от страшного мира, чей воздух держал в невесомости и не отпускал.       Тогда Тэхен не смог побороть себя, прилечь к другу, облокотиться на пустое место больничной кровати, взять за руку и сказать, что все будет хорошо…       А ведь «хорошо» никогда не было и не будет.       Настоящий Ким Тэхен больше не грезит и не чувствует рвотные позывы той гнили, скопившейся страхом внутри. Он рассматривает старую палату на обновления: та же прикроватная тумбочка, на которой стоят особняком фоторамки с фотографиями когда-то знакомых ему людей, тот же столик с медикаментами и аппаратами ИВЛ, тот же шкаф, с наклеенными на цветной скотч рисунками Чимина, да и сам он.       Все осталось тем же, только часы и дни уменьшаются со скоростью света.       — Привет, Тэтэ, я уже думал, что ты застрял в лифте и спасатели никак не могут тебя спасти из-за твоей никтофобии, — хихикает Чимин, вытащив нос из тёплого одеялка. Он чрезмерно рад видеть своего друга.       — Спасибо, опять выставил меня перед Намджуном трусом! — Начинает обижаться Тэхен, попутно ставя свою не забытую, как ни странно, ношу на столик рядом. В рюкзаке он принёс всеми любимые сладости: яблоки и вишню — самое полезное для Чимина. Только не надо потом ныть, что он хотел солёных мармеладных червячков!       — Я так не думаю, Тэхен. Я все-таки буду надеяться, что ты самый смелый на Земле, — с мудрым видом произносит Джун — сосед Чимина по палате, проводивший уже как год свой замечательный отпуск здесь, а не на шезлонге на Мальдивах, — начиная после сильно кашлять, несколько долгих секунд и мертвой тишины в палате, и организм немного успокаивается, разнося боль по телу. Все-таки не Тэхен тут самый смелый.       — Это ты мне так тот случай напоминаешь? — обращается он к другу напротив.       Тэхен крайне пугливый, он боится громких звуков, темноты, неожиданных прикосновений. Да и случай напрашивается сам: под издевками тех самых смертельно больных, которые иногда походили больше на клоунов, чем на умирающих, он пошёл выполнять их желание (спасибо хоть на том, что не в бутылочку играли).       А желание заключалось в том, что Тэхен, поздним вечерочком, должен был выкрасть (не попросить и взять) у Хенджина из кармана те самые конфетки. Какие же дети малые у него, а не друзья. Но наткнулся он в тёмной подсобке, в которой по приколу другого медбрата должен быть Хенджин, на Инсу. Рука с поличным была поймана, а Тэхена от неожиданности и страха слышало все отделение. Случай был, стеб не закончился.       — Я вообще-то уже реабилитировался, — заявляет победно Тэхен и садится на диванчик рядом около большого, открывающего прекрасный вид окна. — Больше не слушаю таких идиотов как вы. Вам мы бы только веревки из меня вить и деньги клянчить на столовские пирожки!       Все добродушно смеются, ведь понимают, что Тэхен будет ещё не раз выполнять их просьбы, себе же строить козни и потом защищаться от Инсу.       — Как отец и мама поживают? — вдруг интересуется Чимин, уже полностью вылезая из своего кокона. Он берет лежащую рядом подушку, как делал это всегда при неосознанной нервозности, и кладёт ее на сложенные ноги по-турецки. Облокотившись на мягкое спасение, он внимательно изучает черты Тэ. Он не сможет налюбоваться им ни сейчас, ни в прошлом, когда жил с ним долгое время. Его лицо завораживает тягучей нежностью с острыми скулами, аристократичными линями носа и лба, мягкими покусанными губами, темными цвета глазами, в которых помимо чистой радости плескается ложь. Она манит, заволакивает и с такой же силой убивает.       — Все так же, Чим. Мистер Пак работает, а Лин названивает чаще, чем нужно, чтобы справиться о моем здоровье, крайне тактично меняя тему после — на твоё.       — Как будто ей одного моего звонка по утрам не хватает. — Возмущённо, но не сломлено, Чимин от недовольства качает головой и зарывается носом в подушку, приобнимая ее, будто это спасательный круг. Опека матери очень навязчива. Он устает от неё сильнее, чем от постоянных осмотров и уколов. Как же ему хочется, чтобы мама, наконец, подумала о себе, а не о том, смог дойти сынишка до туалета и обратно, смог заснуть без лишней дозы обезболивающего или нет. Чимин волнуется за неё, потому что отец сутками пропадает на работе, чтобы обеспечивать дорогостоящее проживание в люксовой больнице. Мистер Пак не только ради этого пропадает там: он так же, как и все, пытается забыться, что в семье такое несчастье. Чимин устал быть им.       — Как все же ваши дела? — обращается к поникшему Чимину Тэхен, одновременно смотря на Намджуна, ожидая их подробного ответа.       — Все также страдаем.       — Сифилис? ВИЧ? — удивляется Ким.       — Хуже, друг мой, на двоих у нас кишечная палочка и СПИД!       Сарказм и чёрный юмор сопровождают этих двоих: Тэхен начинает, Намджун подыгрывает, Чимин же заливисто смеётся, как раньше. В основном в Чимине ничего не изменилось, хотя с последнего состояния перед обмороком поменялось многое. Здесь он постоянно находится на таблетках, спит сколько нужно, имеет общение, питается вкусной для больницы едой. Он словно такой же, как пять лет назад. Когда им было всего по пятнадцать, они прогуливали последний урок и сидели в игровом клубе, поедая рамен, играя в старые игры, запивая азартный жар колой.       Болезнь подкосила только внутренне. Органы порой дают сбой, тело ломит, усталость давит, а легкие иногда не функционируют. Приступы бывают редко, ибо опухоль не такая большая, она даёт ему дышать, хоть и не полноценно. Но Чимин держится. Он ещё тогда осознал всю бренность жизни и свой дальнейший путь. Принял как факт, которой будет его сопровождать.       Как и все, он верит в выздоровление, его оптимизму нет предела, ведь без него он бы уже сломался, как истлевшая спичка. Именно такими становятся онкологические больные люди, попадающие в центры: они всю жизнь горели, ничего не подозревая, пока вскоре не превращались в пепел. Всему есть конец. Чимин его отрицает, противится ему. Он как-то поделился с Тэхеном, что умереть ему не страшно, так говорит большинство, когда узнают свой диагноз — хотят быть сильными, — но внутри себя не все согласны с этим.       Напускное спокойствие, внешний пофигизм. Тэхен знает, что Чимин не такой. Он же выльет все другу как на духу. А вот Ким полностью противоположен, его чистые кристальные глаза заходятся в панике при одном немом взгляде врача, предвещающим что-то недоброе. Рак — вот что тут «недоброе». Тэхен рад, что солнечный Пак Чимин выглядит морально все также, поэтому он улыбается ему, как сейчас. А друг замечает и тихо хихикает.       — У нас все в порядке, Тэхен. За него можешь не волноваться, он под чутким контролем меня и врачей, — наконец, с гордостью дает ответ Намджун, с улыбкой поглядывая на соседа по палате.       — Я сам себя берегу, и не надо за мной следить, не маленький же, — начинает канючить Чимин, собираясь запульнуть в наглеца соседа подушкой.       — Ну-ну, мы все тебе поверили, не злись. — Подмигивает Намджун, тем самым говоря, что его будут лелеять и сдувать с него пылинки еще долгое время.       — Кстати, я принёс тебе книгу. Пока только одну, — с толикой разочарования говорит Тэхен, выуживая ее из рюкзака, в котором были обещанные «сладости», — но в следующий раз я принесу больше, обещаю.       Книга оказывается в нетерпеливых тянущихся руках, на которых безмерное количество вязанных разноцветных браслетиков. И счастливая улыбка Чимина парализует обоих: Кима, потому что тот так давно не видел ее именно такой, и Намджуна, который уже больше не сможет насытиться ей, слишком мало ему лучезарного света этого солнца. Чимин же дивится так, словно заветную звезду с неба достали и в руки вложили. Незабываемые ощущения.       — Как ты узнал? Я… я давно хотел ее прочитать, — начинает заикаться друг, переводя взгляд то на сокровище в своих холодных руках, то на стоящего рядом Тэхена.       — Проходил недавно возле книжного и заскочил, чтобы сделать тебе небольшой сюрприз.       Ким не расскажет, не выдаст секрет другого человека, находящегося совсем рядом.       Намджун сделал все втайне. Чимин жужжал про книгу дни напролёт: увидел рекомендацию любимого айдола и загорелся. Загорелся так, что день начинался с «а ты знал, Джун, что эту книгу написал китайский автор за n лет», а вечер заканчивался: «я бы попросил маму в следующий раз ее мне купить и принести, только я боюсь, что она узнает о главных героях…» — он тогда безбожно краснел и прятал взгляд, отводя его в сторону; скручивал нервно пальцы и больно кусал губы.       Поэтому Намджун написал Тэхену с такой довольно простой просьбой лично для него, ведь больным пациентам нельзя уходить дальше отделения и самой больницы. Хотя побег ради такого, наверняка, не карался бы смертной казнью в лице Инсу. Нет, он не устал слушать каждый день Чимина, просто он хочет, чтобы его такая маленькая мечта исполнилась. Чтобы и Тэхену так часто светили яркие глаза от непередаваемой радости, в которых бескрайние поля с усыпанными цветами ирисами.       Намджуна перевели в эту палату полгода назад из-за начавшихся осложнений. Первая операция на лёгкие дала шанс на спасение, но также его и отняла. Ни месяца не прошло, как двадцатипятилетнему парню стало хуже. Боли не было, но сильнейшая слабость начала преследовать его, а после — головокружение и постоянная усталость. Врачи предупреждали о невыносимых муках, которые пока обходят стороной. Плечи иногда тянет, да спина ноет.       Доза обезбола — день пройдёт крайне удачно. Будут силы, чтобы провести утреннюю гимнастику, которой противится Чимин, ибо любит поспать подольше, а Намджун его отвлекает активными по его меркам движениями-копошениями и негромкой музыкой; чтобы немного навести порядок в их общей палате: по сотому разу переставить горшочки с цветами на полке около кровати или более аккуратно расставить баночки с таблетками; чтобы нежно улыбнуться уже полностью проснувшемуся Чимину и дождаться завтрака; чтобы потом суметь поддержать столь важный для парня напротив разговор. А он очень любит говорить. Так, Намджун узнает многое: о родителях, о лучшем друге Тэхене, о хобби, да обо всем, чего не скрывает Чимин. Ему и нечего скрывать. Нет времени на молчание и утаивание секретного. Поэтому Намджун считает Пака для себя самым близким человеком, который всегда рядом, чтобы поддержать, успокоить, обнять и подарить незабываемых бабочек…       Прекрасный момент щенячьего визга и восторга прерывает доктор, которой пришёл забрать Намджуна для полного осмотра. Он знает, что времени это займёт немало, поэтому ему сейчас так жаль покидать этих прилипших, как пельмешек друг к другу, двоих. Тэхен старается навещать Чимина, но не так часто, как хотелось это самому Паку, из-за чего нередкое нытьё, а после смирение, заставляют переживать старшего, ведь он как-никак понимает своего соседа.       — Я не прощаюсь, Джун, — говорит Тэхен, отлипая от благодарственных объятий, вслед уходящему парню, которого поддерживающей хваткой за локоть держит подоспевший медбрат. Намджун лишь коротко кивает и медленным темпом удаляется на осмотр. Чимин же резко тускнеет, словно тучки над ним собрались, из-за чего вскоре рванет сильный дождь. Тэхен замечает и вопросительно на него смотрит.       — Что? — переводит свой расфокусированный взгляд на родное лицо. — Ты будешь смеяться, если я расскажу, — вдруг заявляет через минутную паузу Чимин и, обидевшись, отворачивается.       Тэхен тихонько толкает друга в плечо и треплет ладонью по голове.       — С чего это мне нужно смеяться, а, шутник?       Глазки Чимина бегают по палате, он начинает нервничать. Подушка — защита и его личная безопасность, он крепко прижимает ее к себе, чтобы она, как волшебный талисман, оберегала его.       — Просто… — он глубоко вздыхает и резко поворачивается на присевшего до этого на кровать Чимина Тэхена, отчего сам парень немного пугается. — Мне кажется, — начинает он шепотом, — что у меня есть крылья, — конец фразы даже не расслышать.       Тэхен сужает глаза и напрягается, приближаясь ближе к Чимину. Их лица находятся в нескольких сантиметрах друг от друга.       — Какие ещё крылья? — спрашивает Тэхен, будто боясь ошибиться в том, что услышал.       — Ну, те самые. Только не белые, как у ангелов, а чёрные…       Глаза в глаза, а по телу бегут мурашки, причём у обоих. У Тэхена — от некого страха и непонимания (походу Пака перекормили таблетками), а у Чимина — от откровенного признания. Ким прижимает ладонь ко лбу парня напротив, тот вздрагивает и морщится. «Нет, температуры не обнаружено. Значит, точно таблетки».       — Дорогой, ты крылья свои, случаем, с влюблённостью не спутал, а? — осознание приходит сразу, бьет наковальней, и чарующая мистика рушится.       Чимин заливается краской, когда Тэхен скатывается по кровати на пол и громко смеётся. Нет, ну такой бред он, конечно, еще не слышал.       — В лебеди подался? Или все-таки один парень по соседству дурно на тебя влияет? — вытирает слезки из уголков глаз Ким, тепло поглаживая Чимина по колену. Опять сейчас будет напускная обида, разбившаяся о скалы реальности. Тэхен же не настолько глупый, чтобы не увидеть напряжение этих двоих лебедей. Эх, ну взрослые люди же.       — Так и думал, что ты не поймёшь меня. Я бы за тебя только порадовался.       — А я рад, — Чимин поднимает взгляд и видит не осуждение, а полное принятие в глазах смотрящего. Как же он мог забыть, что Тэхен всегда был на его стороне, при с ссорах с родителями, в драках, во всем. Он не жалеет, что рассказал другу о своей настоящей первой влюблённости, и, как он подозревает, последней.       И Тэхен это понимает, и почему-то на душе становится так мерзко оттого, что все это — нежные взгляды, общий воздух, палата на двоих — может быстро закончиться. Человек рвётся к нормальной жизни, в которой есть страхи, надежды, успехи, любовь. А Тэхену хочется заплакать, потому что ему ничего не удаётся, он совершенно не тянется к этому, когда у него все будущие годы впереди. Он занижает себе цену, считая себя полностью не достойным.       Когда сталкиваешься с болезнью, ты вспоминаешь о том, как хорошо проводил подаренное время раньше, не глядя вперёд, только редко назад, и клянёшься себе в том, что ты будешь жить лучше. Но так не получается, наши придуманные принципы исчезают бесследно, как и прошедшая сквозь слёзы болезнь, как та же простуда или грипп.       Вот и Тэхен не ценит, что есть, хотя пытается, смотря на Чимина, которому врачи ещё не определи срок годности. Ему не время умирать. Пусть он насладится тем, что Тэхен может не испытать будучи здоровым. Он не тянулся за какими-то близкими романическими отношениями, ограничивая себя учебой и общением с Чимином. Но Ким верит, что у друга все получится, и у Намджуна получится; пусть только это продлится как можно дольше.       — Думаю, я составлю тебе компанию за обедом, пока Намджун не пришел, — решительно говорит Тэхен, поднимаясь с постели и начиная собираться. Вот и заканчивается важный для обоих момент. Он переводит так тему, чтобы не сгущать то повисшее напряжение. — И, Чимин, — выделяет он, обращая его внимание, — помни, что все нормально, что не будет осуждения или ссор. Ты вправе делать все, что хочешь.       Чимин лишь кивает, а сердце замирает от платонической безграничной любви к этому человеку, с которым его связала судьба задолго до их рождения.       Подождав, пока Чимин уберет кровать и соберется, Тэхен проверяет телефон на наличие сообщений. Увы, он настолько одинок в своем мире, что рассылки от почты даже нет, не то что желтого уведомления Kakaotalk.       Легкая ухмылка снаружи, внутри же полный хаус. Там гуляет ветер, гудит метель, обрывки воспоминаний летают бумажками, песок и пепел лежат на дне.       Они выходят из палаты, держась за руки, как в детстве, направляясь к большой столовой на этаже. Врачи снова мелькают своими белыми халатами, встречаясь им на пути. Чимин желает хорошего дня знакомым больным, освещая их улыбкой и помахиванием рукой. Когда Тэхен спрашивает о новых встреченных пациентах, Пак с удовольствием рассказывает о них, отчего Тэхен наигранно дуется и ревнует. Слабый тык от Чимина под ребра, и коридор поглощает смех. Все-таки они никогда не устанут и не бросят друг друга.       — Кстати, я еще хотел спросить у тебя, — начинает заговорщически Чимин на подходе к самому большому помещению в отделении. Столовая Сеульского медицинского центра могла посоперничать с лучшим рестораном столицы. — Понимаю, что вопросы об учебе для тебя болезненные, — не то слово, — но я хотел узнать… как там мой проект?       Проект по журналистике, включающий в себя детальный анализ и сопоставление зарубежных журналов с корейскими, выливающихся в большую чуть ли не дипломную работу, над котором год как пыхтел Чимин, набрал бешенную популярность среди студентов научников. Жаль, что в новостях об этом не упомянули, что лучший студент Пак Чимин выиграл своим блистательным проектом грант, который он мог потратить на стажировку в другой стране. Но все масштабные идеи и мечты летят скомканной бумагой в мусорку. Там им и место в ближайшее время.       — Препод прилюдно назвал его худшим результатом человечества… — Тэхену никогда не надоест подкалывать наивного Чимина, который сейчас встал как вкопанный в проходе и открыл в немом вопросе рот. Кто бы ни говорил, что больных так разыгрывать нельзя, но… Тэхен считает можно, пусть испытывает то же, что и обычные люди — в данном случае оцепенение и шок. Жизнь продолжается, как и такие мелочи в ней.       Чимин резко приходит в себя, глядя на разрывающего от смеха Тэхена. Снова. Он что, приходит сюда, в отделение онкологически больных, для того, чтобы выполнить еженедельную норму смеха? И эти мысли Пака являются полнейшей правдой.       — Ты сдурел?       — Туше! Ты получил награду, которая пылится у меня дома на полочке… точнее, она подпирает мои талмуды словарей, которые крайне опасны для общества, — вскрикивает в конце Тэхен, получая от Чимина сильный удар по плечу. Хорошо, что не по голове. Их перебранку, которая точно дальше смеха и шутки никуда не перерастёт, наблюдает вся столовая. А им хоть бы что, они в своём воображаемом мирке, где Тэхен безбожно врет во благо, а Чимин верит.       Пак рад своим успехам, как и сам Тэ, у которого не терпится все выведать, но он точно знает, что не сейчас его нужно этим тревожить. Но парень задается другим вопросом: почему его никто не поздравил ранее? Почему не было письма или звонка? Почему он узнает это тогда, когда сам попытался узнать правду? А может, тут не было правды?       Тэхен, включив беззаботного подростка, отвлекая, тянет друга за руку к столикам, в который раз отмечая, что Чимину пора уже купить перчатки. Ледяные пальцы переплетаются с огненно нежными. Они мысленно выбирают, за какой столик у окна им лучше сесть, ведь все здесь пестрит красками, в глазах мешаются оттенки салатовых стен, разноцветных столов и стульев. Так Ким, обескураженный в какой раз красотой и отвлечением Чимина, не замечает темного надвигающегося пятна, летящего с большой скоростью на них.       — Хосок-хен, я скоро буду на месте, меня задержали на посте… — слышится последнее перед столкновением.       Все как в замедленной съёмке: парень со стаканом кофе в руке и телефоном под ухом, отвечая на важный звонок, ускоряется на бег, а впереди идущий навстречу Тэхен. Они врезаются друг в друга. На ярко-радужной футболке Кима расползается такое же яркое пятно кофейного напитка, которое пропитывается и, странно, холодит внутри, отчего Тэхен болезненно морщится и в этот момент проклинает весь белый свет, а в первую очередь парня с очень округлившимися глазами, который вот-вот попрощаются со своим бесстыжим хозяином. Злость Тэхена зарождается и расползается по всему телу, проникая глубже в клетки, но не успевает выйти наружу в грозном крике или осуждении.       Парень напротив лишь сбрасывает вызов, кротко кланяется, продолжая тупить взгляд на странно выглядящего теперь Тэхена и стартует к выходу, бросая такое же резкое: — Извините, я не хотел…       — Что?! Стой! — Тэхен стоит в ступоре и сам не знает, бежать за этим наглецом, в которого мысленно уже летят проклятья, или продолжить стоять и ахеревать от наглости. Собственно, он последнее и делает. В мыслях ничего хорошего. Тому парню повезло, что Тэхен тугодум в каком-то плане и не спортсмен. Повезло всем, только не ему и его мокрой, липкой футболке.       Наконец прерывая свой дипрессняк, длившийся секунд так десять, он оглядывает себя, место крайне жестокого преступления, свидетеля и путь побега. Пиздец, хочется выругаться ему, но не при солнышке Чимине. Понимая, что тот тоже стоит, не двигаясь и молча, он поворачивается:       — Нет, ну нахуй этот день и эту столовку! — ругается Тэхен, сжимая кулаки, при этом чуть ли не плача от обиды. Надел наконец-то что-то празднично нарядное, порадовать друга, так сказать, своим радужным принтом, а тут оказия вышла, что Бог не поможет и высшие силы. — Что за долбаебы бегают в больнице, да еще и с кофе в руках?!       — И не говори… — не отмалчивается Чимин, полностью понимая беду Тэхена, который явно уже продал того парня дьяволу. — Боже, Тэ, ты, наверно, обжегся, — подлетает он на целый шаг и скорее трогает место, где расползлось едкое пятно.       — Этому гаду повезло, что этот кофе был не горячим, — отдирает от себя руки Чимина и, тяжело вздыхая, оглядывается вокруг: кто-то с сопереживанием, кто-то совсем с неодобрением смотрит на него. Спасибо, добрый человек, удружил. И также спасибо за айс-американо, как он понял по не обжегшемуся животу, который холодит внешнее пятно и просочившаяся струйка внутри.       Чимин не остается в стороне и прикрывает неловкий момент своей спиной. Выходит это, конечно, плохо, все уже всё видели и такого позора ему не избежать, как кажется самому Тэ. Он садится за ближайший стол, где берет несколько салфеток, видя в них ничтожное спасение. Вытереть уже ничего не получится, оно впиталось как под кожу.       Сомнительное занятие не увенчалось успехом. Тэхен прикладывается головой под обнадеживающий взгляд Пака на тот самый красивый разноцветный стол с протяжным стоном.       — Если бы у меня были хоть какие-то запасные вещи, то я обязательно бы тебе отдал… — шепчет Чимин ему в макушку, пытаясь хоть как-то помочь. У него у самого не так много футболок, как хотелось. Одни пижамные костюмы, в которых тут разгуливают больные, да теплые тапочки. Гардероб Пак Чимина на этом не заканчивается. Еще в нем пылятся вязанные кофточки и пуловеры, в которых летом, увы, не походишь, но из-за того, что он часто мерзнет, за что и ругает его Намджун, ему приходится кутаться во что-то потеплее.       — Я знаю, Чим, но…       Опять звонок отрывает их от какого-никакого общения. Тэхен, поборов в себе тяжесть и грузность данной проблемы, которая упала на его хрупкие плечи, тянется к заднему карману и вытаскивает свой телефон, где черными буквами отображается имя здешнего медбрата.       — Неожиданно, однако, — язвит парень — ему позволительно. — Я недалеко вообще-то, в столовке… — он не успевает договорить, как его перебивает задорный голос:       — Да, я вижу эту грозную тучу по курсу. — Тэ оглядывается по сторонам, а потом замечает Хенджина, машущего ему рукой, стоящего в проходе. — Тащи свою задницу сюда, будем исправлять этот кринж. Фу, новые слова подростков не для меня. Просто иди со мной в ординаторскую, дам тебе кофту, — резкая перемена эмоций, и он приобретает строгость: — и не смей мне больше расстраивать Чимина! Я отсюда вижу его сутулую спину!       — Расстраивать его — последнее дело, — вздыхает он громко, отчего на другой линии морщатся. — Лечу к тебе, мой спаситель.       — Балбес, — последнее, что слышит Тэхен, выключая телефон.       — Ну что, проблема решена, — говорит Тэ, поднимаясь с насиженного минутой ранее места. Злость практически улетучилась, оставляя за собой шлейф негодования. Ему снова придется ненадолго покинуть Чимина. А ведь день так хорошо начинался: соседи снизу не орали с утра пораньше (утро Тэхена начинается, увы, никак не в 8 и не в 9, его бессонница прогрессирует какой день подряд), он смог спокойно заварить очередной кофе в кружке, купленной когда-то самим Чимином, именно она поднимала ему настроение: такая желтенькая с щеночком, полная противоположность его мыслям в голове в теплый рассвет; на автобус он, конечно, опоздал, не успев прямо на полсекунды, как сразу за ним приехал другой — чистенький и с кондиционером, хоть так он смог спрятаться от неминуемой жары.       Встреча должна была пройти также: с долгими объятиями, шуточной перепалкой с Хенджином, а потом и Намджуном, как все и шло до этого момента, а дальше удачная посиделка со всеми вместе в кафе или столовой, поедая какой-нибудь салат, который стал бы первой нормальной пищей для Тэхена за день, грустные мольбы не уходить от Чимина и быстрая поездка на поезде до дома, чтобы не толпиться с рабочими на автобусной остановке. Ну надо же было какому-то парню все это сломать. Карточный домик рассыпался в руках Тэхена так же быстро, как жизнь подложила ему самую настоящую свинью. Не легче ему, только хуже. И так каждый день, когда великий план загружается под корку головного мозга, суля продуктивность и надежду.       Чимина это тоже явно не устраивает, раз он начинает мять пальцы и перебирать браслетики на запястьях. Он спокоен, немного обижен, растерян. Теперь можно убрать «немного» и понять его, ведь он ждал прихода друга как приход Всевышнего на Землю.       — Куда ты? — растеряно спрашивает Чимина, схватившись за запястье Тэхена.       — Скоро приду, возьму только сменную одежду у Хенджина, который только что мне ее пожертвовал.       — О, ну отлично, не думал, что он такой благородный. Не забудь поблагодарить его.       — Обижаешь, мам, — смеется беззлобно на такие слова Тэхен, которого учат как маленького ребенка: еще не забудь поклониться и сказать «до свидания».       — Иди уже, я пока поесть чего возьму, а то с вами не выживешь и помрешь: не от болячки, так от голода. — Чимину, как оказалось, убийственного в прямом смысле сарказма тоже не занимать. Как говорится, с кем поведешься.       Быстрым шагом Тэхен направляется на выход, ускоряется для того, чтобы другие не увидели остатки позора. Поскорее бы избавиться от чувства стыда, которое почему-то не угасает, и от грязной теперь вещи.       Хенджина, стоящего минутами ранее в проходе и след простыл, поэтому он находит его уже в ординаторской, вдумчиво перебирающего бумажки за столом. В небольшой комнате по-домашнему уютно, отчего Тэхена еще немного отпускает.       — Ну наконец-то, — заметив парня, медбрат откидывает от себя насколько это возможно больничные листы и идет к собственному шкафчику, маня указательным пальцем Тэхена. Он, послушной марионеткой, направляется за ним, к месту, где уже начались копошения модного приговора. — Так, свой кардиган я тебе не отдам… — вещь достается и также быстро убирается вовнутрь, — для такой водолазки сейчас слишком жарко, сваришься, — любовно достав вещь, он прикидывает, как она смотрелась бы на неподвижном Тэхене, и вешает ее обратно. — У меня есть моя сменная футболка, — восклицает он, когда видит подходящее, но тут же тускнеет, сразу объясняя: — а мне в чем домой завтра идти?       — У тебя еще ночная смена?       — Именно, — облокачивается на шкаф Хенджин, рассматривая футболку. — Сейчас бумажки перебирать, а с утра пораньше капельницы ставить. Но я к чему веду, в чем мне завтра тогда идти, если я сейчас по доброте душевной помогу тебе оборванцу.       — Эй. — Тэхен не выдерживает такой окраски его чести и ладошкой бьет того по плечу. — Ты сам согласился мне помочь.       — Только из-за твоей чуть не расплакавшейся мордашки и на подходе расстраивающегося Чимина!       — То есть не из-за того, что я твой недодруг? — а вот тут ненаигранному возмущению и быть. Кем он себя возомнил, приколист фигов!       — И из-за этого тоже, — ерничает Хенджин, тыкая пальцем по носу стоящего в пучине сердитости Тэхена, которому дай только повод, и он на самом деле обидится. Медбрат такого, конечно же, допустить не хочет. Знает о его ранимости больше других. Поэтому загребает его в свои объятия, утешительно пихая тому в руки футболку мятного цвета.       Тэхен отлипает и начинает скорее переодеваться, чтобы очиститься от былой проблемы, пока Хенджин идет к стойке с чайником и едой.       — Вернешь ее мне завтра утром, — забросив метко в рот печенье, говорит он, нагло смотря на полуголого Тэхена, который в одежде выглядит худым, и наполовину голым. Так у Хенджина в голове возникает пометка его покормить. — И захватишь мне пару штук круассанов как проценты, — хихикает он, глядя на этот прифигевший взгляд.       — А губу закатать не хочешь?       — Не хочешь. — Наконец отворачиваясь от него приличия ради, хотя Тэхен никак и не стеснялся, что же врач там не видел, Хенджин начал доставать кружки с полки для чая. — Кстати, ты обещал меня выслушать.       — Когда это? — переодевшись, отбросив грязную футболку в сторону, чувствуя себя так намного лучше, словно заново родился, Тэхен присаживается на кровать-кушетку, которых тут несколько штук у окна.       — Еще утром вообще-то. Ну так фот, — запихнув еще пару вкусняшек в рот, продолжает медбрат, заваривая чай, — помнишь того мужчину, врача из соседнего отделения?       Чашки чая оказываются на матовой поверхности белоснежного стола вместе с вкусностями здешней больницы. Хенджин берет одну, спешно дует и громко отхлебывает, запивая весь скопившийся в горле сахар. Тэхен пока только наблюдает за такой расслабленностью, кромсая щеку зубами изнутри — ему такого не хватало. Не хватало дома, уюта в мелочах.       — Это тот, в которого ты втрескался по уши?       — Туше! Кажись, я продал ему душу, — закатывает глаза с обаятельным вздохом Хенджин и присаживается на стул напротив.       Тэхен знал о нетрадиционной ориентации друга. Ну как знал, увидел однажды, так стереть из памяти до сих пор не смог. Все-таки туалеты нужно закрывать, когда ты в них заходишь, а не как это делает спалившийся медбрат: врача какого-то запихнул в кабинку, засосал, а дверку закрыть забыл. Вот и получается, что Хенджин, флиртующий в свободную минуту с девушками любых форм и возрастов, — гей, а Тэхен больше не наивный и святой.       Душеньку потом его знатно помотали рассказами и расспросами: что именно он увидел, не слишком медбрат переборщил, и не хотел ли он, Ким Тэхен, попробовать. На что было много бессвязной речи: «ничего, ты его чуть не съел, и, наконец, я определенно не такой…» Хенджин тогда чуть не расплакался, видя на лице Тэхена не отвращение, а какое-никакое принятие.       И слава богу, друзья-гомофобы ему не нужны, пока сам когда-то не поменял установку (сделал исключение) и втрескался во врача. Главного врача хирургического отделения. Где хирург, гетеросексуальный тип (Хвана останавливает только первый корень ненавистного слова, потому что второй он истинно познал на себе) и он, мелкий медбрат с образованием операционного помощника.       Там они и встретились — свободных и не уставших рук не хватало, а операция не автобус, ждать не будет. Глаза в глаза, перчатка к перчатке, игла к… Просто игла в чужой руке и лютый краш в голове. Как так можно было звездануться, Хенджин не понимает. Поэтому настоящее нытье сейчас именно из-за этого.       — Я увидел его вчера, такой красивый, в начищенном белом халате… — с замиранием сердца, не отрываясь от трапезы, говорит он. — Я думал, что грохнусь от его вида на месте или брошу все свои дела, чтобы как подросток…       — Стой, не продолжай, — чуть не захлебывается Тэхен предложенным чаем, вовремя останавливая друга. — Давай опустим этот момент и перейдем к кульминации, если она имеется.       — Так, опустим так опустим. Дело в другом, Тэхен, — смотря прямо в глаза, набирает побольше воздуха Хван, чтобы на одном дыхании все выдать: — Эта скотина на меня даже не посмотрела, ни на миллисекундочку не взглянула, ты понимаешь?! А я, как обычно, выгляжу не абы как: сам только чистый костюм достал, зеленый… — хмурится Хенджин, а потом резко встает и начинает ходить нервно по комнате. — Я ему «здравствуйте, доктор Ли», кланяюсь, «когда я вам еще понадоблюсь» — слышишь, на какие я унижения пошел, а он? — Тэхену становится даже страшно, на что способен злой Хенджин, который сейчас взял подушку с кровати и стал сжимать. — Он смерил меня взглядом полного отвращения и ушел!       — Может, тебе показалось? — пытается спасти он ситуацию, но не тут-то было. Хенджин подскакивает к нему, беря того за щеки, сжимая теперь его в горячих пальцах.       — Мне не могло показаться. Я хочу его убить за это и с таким же энтузиазмом трахнуть! — вот и вывод. — Тэхен?       — А? — сдавленно подает он голос, смотря на Хенджина сквозь зажатые щеками глаза-полумесяцы.       — Почему все мужики такие? — начинает он скулить, обдавая теплым дыханием лицо Тэхена. Тому точно сейчас не сладко. — Почему ты такой хороший, почему я не влюбился в тебя? — задается вопросом в сердцах медбрат, наконец отпуская мучащегося. Тот трет раскрасневшиеся щеки и удивленно смотрит напротив, невербально задавая вопрос: с чего это бы?       — Ну ты такой правильный, это, во-первых, заботливый, нежный, красивый, наверняка умный… — Тэхен перебивает, не дав тому осыпать его комплиментами с горя.       — Кто меня постоянно балбесом зовет?       — Ладно, тут погорячился. Но, Тэ, ты другой, а тот хоть и умный, но слепой и тупой, как пробка того выпитого мной вина от отчаяния.       — Я, конечно, тронут твоими лестными комментариями обо мне, но тот врач точно достоин твоего внимания? Или это очередное помешательство? Может, галочка на мужчин при исполнении своих обязанностей в форме?       От Хенджина прилетает смачный шлепок по плечу. Все-таки ему надо было идти куда-то в спорт. Был бы боксером с миловидной внешностью, зарабатывал бы в сто раз больше, чем даже в этом элитном медицинском центре. Возможности есть, а судьбу не переиграешь.       — Еще раз я от тебя услышу такого рода высказывания, Тэхен, полетишь у меня с этажа, как птица, и мне будет плевать, что Чимин убьет меня следом, — он не выглядит на самом деле злым — опять капризничает. — И то, что ты вычитал в своих книгах и учишься на филфаке, не дает тебе судить о таком в реальной жизни! Тут все по-другому, никакой романтики и настоящей любви, — запал спал, и Хенджин, присев рядом с Тэхеном на кушетку, облокачивается на его плечо. Он чувствует себя так комфортнее, словно выговаривается маме, которая погладит по головке, утешит и подскажет. Тэхен стойко выполняет ее функции, отчего сам неуверенно вздыхает и поворачивает голову к уставшему медбрату.       Ему никогда такого не понять. Влюбиться, чтобы воздыхать и убиваться? «В книгах все так, как я вижу, не знаю, почему он утверждает обратное», думает Тэ, поглаживая того по спине. Любовь слишком преувеличена, ее значение слишком превозносят. Это все «слишком» выливается в равнодушного Ким Тэхена, который заботится о лучшем друге и его сопалатнике; который беспокоится о приемных родителях; который бережно относится ко всем книгам, нежно перелистывая страницы и поглаживая корешки; но которому не дано понять, как же любить кого-то, чтобы отпустить, переступить через себя, бороться, ненавидеть или убивать за это чувство.       В книгах много всего, но реальность, как подмечено Хенджином, совсем не такая: моменты сходятся, ситуации в край похожи, но любовь не вселяется в сердце, не кружит кругами, пританцовывая, делая кульбиты внутри — ничего нет, абсолютно. Тэхен не представляет, как он встретит человека и полюбит того всем своим существом. Он просто не верит, что это произойдет, потому что он не может смириться со своей болью и одиночеством, которая подарила ему жизнь, навеки сковывая в страхе. Вот и ответ.       Хенджин заканчивает свой контакт головы к теплому плечу, собирая волосы в хвост, чтобы не мешались ему при дальнейшей работе, и, снова беря синюю кружку, отпивает прохладную жидкость под названием остывший чай. Так он запивает обиду, ждет, что к нему придет смирение. Ему не нужно поворачиваться к Тэ, он и так знает, что тот посмотрит со свойственным ему сочувствием. А Хван сильный, он справится с этим и сделает все, чтобы стать счастливым.       Дверь с силой открывается, отчего пугливый Тэхен подпрыгивает на месте, а медбрат начинает смеяться из-за нелепых действий. Зашедшая в ординаторскую Инсу качает головой при виде таких детей и пытается обратить на себя внимание кашлем.       — Мне ещё долго ждать?       — А что случилось, Инсу? — наконец успокоившись, спрашивает Хенджин. Тэхен тоже приходит в себя, смотря на поистине серьёзную женщину. Вот она тут точно свою работу честно исполняет, в отличие от некоторых, которые только и помогают бедным и обездоленным Тэхенам. Тело парня по магии выпрямляется под взглядом Инсу, которая недовольно скрестила руки на груди.       — Хван, быстро на пост, к тебе поставили молодого аспиранта. — Благодаря Инсу Ким наблюдает на лице медбрата тысячу эмоций за раз: непонимание, возмущение, заинтересованность, удивление и снова возмущение. Инсу прерывает надвигающийся поток брани своим низким голосом: — И хватит тут чаевничать — ты на работе, а не у себя дома.       — Вообще-то… — пытается он найти слова, открывая рот, а медсестра напротив его передразнивает, тыкая того на беспорядок от трапезы на столе, — Тэхен с них в восторге, — это комната мой второй дом на ближайшие пару лет, пока кто-то меня не повысит!       — Ну или не выгонит за такое, — тихо шепчет она, в то время как Хенджин закатывает глаза. — Так что давай, тебя ждут, бедный ты мой, — ее грустная состроенная мордашка передает всю печаль этого мира. Тэхен не может оторвать глаз от взаимодействия двух врачей, один из которых хочет вспылить и устроить пожар, не отходя от него, а другой просто потешается. — И смотри мне, не влюбись и в этого…       — Инсу! — взвизгнул Хван. А потом он резко становится ледником с таким же серьезным выражением лица. — Все, я тебя услышал, моя нога уже на пути в ад.       Хенджин незамедлительно встает, выталкивает с криками Инсу за дверь его личной обители и смотрит убийственно на Тэхена, который вроде как тут вообще не при делах. Его самого заставили прийти, переодеться и поесть.       — А ты чего сидишь, конфетки лопаешь, глазками хлопаешь? Пошли, сам друга бросил и сидит тут, — высказывается медбрат, беря под руку свой халат и надевая кроксы, которые предварительно снял, когда садился на кровать по-турецки.       — Не понял, — очередь Тэхена удивляться за бесцеремонный наезд. — Это ты меня сюда притащил и устроил себе бесплатный стриптиз в моем невинном лице!       — Ну да, я, — сознается безапелляционно Хван, подходя беззаботно к зеркалу поправить выбившиеся прядки белоснежных волос из прически. — А теперь реально вставай и иди развлекай Чимина, пока он там в столовке не умер от одиночества и тучи еды!       Шутки про смерть давно как не актуальны. И Тэхен понимает это, откладывая всю боль ближе к сердцу, которое кровоточит, сигналит ему о передозе такого гнилого сарказма. Он продолжает пялиться в Хвана, пока не отмирает и не упирается взглядом в его изогнутые брови.       — Все-все, иду я… — порывается встать он, как его останавливают.       — Иду сейчас я, а ты моешь кружки, ставишь их потом сушиться на полку, убираешь сладости и перестилаешь кровать, на которой мы сладко прижимались друг к другу, — раздает приказы Хван, не давая и слова вставить младшему. — Ух, какая молодежь пошла, живет на всем готовом, — слышит последнее Тэхен, когда Хенджин выходит из ординаторской, оставляя парня одного. Если бы его так оставили в одиночестве в собственной квартире, то он точно предоставил на растерзание себя и свою душу грузным мыслям. Они бы царапали, давили, не залечивали. Сейчас же он старается быстро убраться, чтобы поскорее вернуться к другу, которого неосознанно бросил.       Чашки вымыты, печенье и конфеты стоят за стеклом на полке импровизированной кухни, а Тэхен смотрит в зеркало у выхода. Приятного цвета и качества футболка хорошо смотрится на нем. Она самая обыкновенная; на Хенджине же она выглядит так, как будто изготовлена специально для него лучшим и дорогим брендом, на нем же — просто аккуратно. Он не умеет преподносить вещи на себе. Тэхен может просто надеть, прогуляться, пожить и закинуть в стирку после. В нем нет этой изюминки, в нем ничего нет.       «Самый обычный» — говорит он себе, поправляя край футболки. Вроде не уродливый, не некрасивый, но душа настолько изранена, что она не дает ему думать как-то иначе. Она не дает любить себя. Тэхен просто есть — ему, на самом деле, все равно. Любит — не любит, все сводится к одной закономерности — он просто одинок.       Вспоминая о прожженной кофе пятном старой футболке, Тэхен забирает ее и выходит в яркий свет коридора, от которого даже слепит глаза. Он протирает их и снова погружается в быстротечную жизнь, навсегда забывая те мгновения невесомости позади.       Тэхен проходит ресепшн, где встречается взглядом с воодушевленным Хенджином, который улыбается ему глазами и продолжает, не отвлекаясь, дальше рассказывать что-то пареньку, нелепо надевающего белый халат, как на всем медперсонале. Он стоит спиной к самому Тэ, поэтому разглядывать нового мучающегося смысла нет. Ким идет мимо, задевая всё стоящее перед ним глазами, кивает знакомым девушкам у палаты, перешагивает порог отделения и движется прямо к столовой.       Парень останавливается у входа и осматривается, чтобы найти светлую макушку друга. Пробегает взглядом по залившим дневным солнцем столам, стульям, пока не находит Намджуна и впереди сидящего Чимина. Но он не может сделать шаг к ним, потому что боится разрушить сейчас всю идиллию: Тэ не видит лица Чимина, но слышит его задорный смех, отталкивающийся от всех стен, но замечает месяцы глаз Намджуна, в которых видит то самое, о чем часто и неправдиво пишут в любимых книгах; он заменяет это слово на синоним, — и получается нежность.       Тэхен пару секунд стоит словно в замешательстве, а потом разворачивается с грустной улыбкой на лице, чтобы пойти в свой погруженный в холод дом, который уже как пару месяцев лишен теплого смеха самого родного человека.