Солнце в Лагосе

Коридоры гулкие, пыльные, и шаги отдаются эхом на десятки метров в стороны, щупальцами расползаясь по замершей в тишине базе. Син сдувает с лица алую прядь волос, вытирает влажные ладони о грубую ткань штанов и открывает дверь в кухню. Нашла. Брок Рамлоу сидит за столом в компании чашки кофе, пары сэндвичей и десятка стволов. — Любишь таким? — скалится криво. Отмеченная шрамами кожа натягивается, искажая заводную улыбку, которая так нравилась Син. Она в жизни видела много, помнит — хвала всем древним богам — далеко не все. Но собранного по частям Брока, пожалуй, не забудет никогда. Полузаброшенная и забытая всеми база на окраине Лагоса бесит ее до невозможности, собственная беспомощность — до трясущихся ладоней и невыплаканных слез. Синтия Шмидт слабости не показывает, ей так на роду написали, когда из восстановленного ДНК нарекли дочерью Красного Черепа. Почему не внучатой племянницей — она так и не поняла, но и спрашивать у Пирса не стала. Компьютерный Зола тоже внятного не сказал, весь в похеренном коде первых программистов, он распадался на байты еще с восьмидесятых. Но сражаться во имя Улья, чтобы однажды подарить ему планету, Син не понравилось сразу. Сражаться во имя Пирса — показалось смешным. А за Брока Рамлоу — не пустили. Заперли в чертовом, чтоб он сгорел в огне, Нью-Йорке, пока далеко, в Вашингтоне, погибал под завалами Брок. И это до сих пор, спустя месяцы, ей кажется до одури несправедливым. — Люблю, — шепчет она, глядя ему в глаза. А там — боль бесконечная, размытая антибиотиками, противовоспалительными и коктейлем для восстановления тканей. И ничего из этого, знает Син, ему не помогает. — Верю. — И он отворачивается к оружию. Спину и раньше почти никому не показывал, теперь и вовсе дергается от каждого шороха. Син подходит ближе и становится рядом, аккуратно кладет ладонь на его плечо, сжимает. Если рядом и живой, значит — будет все хорошо. Это Син выучила как дважды два и коды банковских счетов Гидры. Только от них, счетов этих, нет теперь никакой пользы: изъяты и выпотрошены благодаря сливам в интернете, после которых разве что ленивый не прошелся по всем более-менее видимым ниточкам. Она не успевала за сотнями хакеров, что выводили ее наследство в криптовалюту и прятали по тысячам кошельков. Собственная беспомощность ощущается как никогда сильно. Без этих денег нельзя его толком вылечить. — Я пойду с вами. — Нет, — отмахивается Брок. Чистит пистолет, перебирает пули. Так явно занимает руки, что ясно становится — нервничает. — Как снайпер. Буду страховать издалека. Не пускать одного, знает Син. Наемникам никакого доверия, Страйка не осталось, Гидра бьется в истерике, лелея обрубки щупальцев, а чертова Африка совсем не греет. Она обнимает его со спины, целует в испещренное шрамами плечо. — Что мне делать здесь без тебя? — Ждать, — быстро отвечает он, собирая пистолет. — Когда я вернусь с трофеями. Син на мгновение прикрывает глаза: — Вернешься? Он берет ее ладонь в свою, прижимается к ней губами, целует пальцы. — Я всегда возвращаюсь, маленький грех. И Син верит. Верит, когда он надевает дурацкий усиленный костюм, и помогает закрепить шлем, что должен уберечь дурную голову на плечах. Верит, когда паршивые наемники вперемешку с остатками Страйка собираются, рассовывая оружие по карманам. Гогочут, переговариваются, будто на пикник идут, а не грабить и без того бедную африканскую страну. Верит, когда Брок Рамлоу — до страшного неузнаваемый теперь — берет ее лицо в ладони и долго смотрит Син в глаза. — Не выходи на улицу. Солнце в Лагосе яркое, опять будешь ругаться и изводить веснушки. Жди здесь, Джек останется рядом. Син кивает. — Да пребудет с тобой война. — А также кокосы и военная пенсия, — смеется глухо Брок, — все у нас будет, грех. И уходит. Оставляя ее одну на чертовой брошенной базе. И только Джек, запирающий за командой дверь, рядом как лучший друг и верный пес, что безоговорочно слушается приказов. Только в глаза Син он не смотрит. И ей остается только ожидание в компании дивана и старенького телевизора, ну хоть на английском говорят — и то неплохо. В африканских диалектах Син всегда была не очень, романская группа языков ей куда лучше давалась. Минуты тянутся долго, часы на стене, на ее взгляд, ужасно отстают и слишком медленно тикают. Томительное ожидание выворачивает руки из суставов от невозможности что-то изменить. Син бездумно листает каналы по кругу, не останавливаясь ни на чем, пока новости не захватывают ее внимание знакомыми кадрами. Камера пляшет, съемка идет на обычный смартфон, судя по надписи вверху — прямая трансляция в соцсеть. Син подбирается как кошка, готовая к броску. Прибавляет громкость. Там — в телевизоре — команда Брока и те, другие, Мстители. США и сюда дотянулись со своей помощью, о которой никто не просил. Син не моргает, смотрит внимательно, боится упустить важное. И когда он — ее, важный, нужный! — оказывается на коленях перед врагом, срывается из комнаты к выходу. Дергает замок, дрожащими пальцами пытается отпереть дверь, чувствуя, слыша, как там, в телевизоре, рушится ее жизнь. Его слов не слышно, только голос — смеющийся, хриплый, уверенный. Он врывается в голову Син, несмотря на расстояние и плохую запись. Когда дверь наконец поддается, Син практически выпадает на улицу. Закрывает глаза от слепящего солнца, опускается на пыльную землю, рывками вдыхает жаркий воздух. И знает, что там — далеко, не достать, — обрывается его жизнь. — Надо уходить, — как сквозь туман доносится голос Джека. Спокойный и собранный, он выполняет возложенное на него задание. Дружба — редкость и в обычном мире, а уж в Гидре и подавно. Но Джек доказал, что даже в их жизни такое возможно. Син открывает глаза, и сквозь алое марево солнце Лагоса ей кажется пламенем. В котором должны были сгореть Мстители, но не он. — Син, — зовет Джек, — пора. Тянет за собой к припаркованному автомобилю, бросает в багажник сумку с вещами на первое время. И садится за руль, пристегнув перед этим Син на пассажирском сиденье. Миль через сорок после отъезда нажимает что-то на планшете, сжигая к чертям и базу под Лагосом, и телевизор, в котором она слышала голос Брока. А затем пиликает сообщением дешевый мобильник для связи с заказчиком. Один из паршивых наемников, видимо, добрался до цели и упер из лаборатории важную хрень. Потому что заказчик, несмотря на шум и гибель исполнителей — Син чувствует, что не может вдохнуть, — ответственно перевел плату. Его военная пенсия для нее. Она закрывает глаза, чувствуя, как по щеке катится единственная слезинка. Солнце и правда яркое.