Стланствия некоманта

      Утро 24 января Боря Катценберг встретил лёгким и по-барски ленивым зевком, оборвавшимся вздохом. Окинул взглядом свою комнату, которую привычно звал берлогой – м-да, всё так же, как и вчера. Небо было беспросветно серым, и снег сыпал с него, как перхоть с волос после мытья (впрочем, чего ещё ожидать от Питера?), а потому в жилище Бориса царил полумрак. Шкафы вдоль стены уставлены книгами самого разного размера, но примерно одинакового содержания – романы жанра высокого фэнтези, пусть и не всегда высокого по качеству. На вешалке болтается свободный зелёно-коричневый балахон, а на прикроватной тумбочке пристроились самодельный лук, колчан и горы бумаги, исписанные понятными ему одному символами: Катценберг недаром поступил на филфак – помимо английского, французского, греческого, латыни и старославянского, он тайно изучал синдарин и квэнья. Всё красноречиво говорило о прежнем увлечении эльфами. «Нет, теперь пора начинать новую жизнь», – рассуждал Борис, натягивая просторную футболку и засовывая ноги в тапочки. Эльфы ему опостылели, когда их фанатов стало слишком много. Ну что ему было делать, если всех прежних орков, хоббитов и даже невежественных гномов массово, как по сговору, попёрло по эльфам? Тогда-то Боря и понял, что пора валить. Он, страстно обожающий сынов моря Хелькар, просто не мог делить эту «одну, но пламенную страсть» с недостойными, понабежавшими в фандом только из-за изменчивой моды. Да и потом, какой из него эльф? Эльф должен быть, почти как истинный ариец, высок, строен и белокож. А он куда годится, с ростом немногим выше Наполеона?.. Да ещё и эти каштановые непослушные кудри и смуглая кожа, из-за которой его порой шутливо звали негритёнком с берега Валинора (на что он, впрочем, отвечал, что семиты – это тоже европеоиды)... Словом, Боря осознал, что эльфы – это не его тема. И вообще, хватит уже этого детского дурачества. Пора взрослеть. Теперь он будет некромантом. Начиная с сегодняшнего дня нолдор Борис навеки исчезнет из мира ролёвок. Вместо него на горизонте восходит заря великого Чёрного Некроманта Катценберга. Такое решение он принял неспроста. На это его вдохновила книга «Восхождение Возрождённого», в которой главным героем был он самый – могущественный некромант лорд Аль’ренх, который в сопровождении огромного войска духов и нежити боролся против Тёмного Властелина на протяжении двухсот пятидесяти страниц печатного текста. На самом деле книга была широко известна в очень узких кругах и написана была его другом, Максимом Караваевым, таким же отбитым ролевиком. Поначалу о её существовании знали лишь пять-шесть человек из его ближайшего окружения, включая самого Борю, однако Макс возомнил себя великим писателем, равным самому Профессору, и понёс в издательство свой опус магнум. А на безрыбье, как говорится, и сборник переделанных толкиенистами анекдотов можно считать произведением искусства. Как итог – книгу издали, и она заслужила любовь если не миллионов читателей, то по крайней мере Бориса точно. Всюду он теперь с ней таскался, даже сейчас, идя на кухню за наскоро приготовленными домашними хлопьями, и одной рукой держал ложку, а другой заложил страницу книги, осмысляя происходящие в ней события. Да, история была неплоха. Сделать некроманта положительным героем – удивительно смелый, новаторский шаг. Но даже будучи на тёмной стороне, они были просто великолепны, чёрт возьми! Однако в реальность его вернул уже так надоевший голос разума: «Слушай, дурик, вот ты сейчас хлопья схаваешь, а бутик с чем есть будешь? Напоминаю для тех, кто в танке: бутерброд по-немецки означает хлеб с маслом. Хлеб у нас есть? А масло?» Точно. Надо проверить. Интересно, а настоящие некроманты задаются такими вопросами? Впрочем, это, наверное, зависит от их материального положения. Распахнув дверь холодильника, Боря убедился, что внутренний голос был прав. Ни того, ни другого не оказалось. И когда они успели безвозвратно исчезнуть? В памяти всплыл вечер пятницы: Макс, Лёха, Диман, Ваня, Ася, эскизы эльфийских нарядов, самодельные мечи и луки со стрелами, обсуждение книги нолдора Караваева... А потом Диман сказал, что научился готовить эль, и пригласил на пир... А, ну тогда всё понятно. С Бори, судя по опустевшей полке холодильника, были масло, сыр, колбаса и целая булка белого хлеба. Что ж, за продуктами отправляться? А больше, в принципе, было некому. Родители улетели в гости к родственникам в далёкий Тель-Авив, оставив квартиру на Бориса. Наивные, они ещё не знали о его увлечении. А приятели, с которыми у них крыши ехали в одном направлении, хоть и возлагали на него все заботы, связанные с провиантом, но желания подать на хлеб калеке Христа ради за ними самими что-то никогда не водилось. Придётся идти. Дойдя до середины книги во время переодевания, Борис понял, что эльфы – это несерьёзно. Что они могут, по сути? С деревьями и зверушками говорить да стрелы пускать? То ли дело некромант: поднимать орды мёртвых, давая им вторую жизнь, общаться с духами давно покинувших мир людей (да и не только людей) и вообще высосать из противника жизнь, не прилагая никаких усилий. Да ещё и самому при этом, когда придётся, не умирать окончательно, а продолжать насаждать добро и причинять справедливость, сохранив все навыки и умения! Вот это я понимаю мощь! вот это я понимаю размах! вот это я понимаю сверхспособности! – не уставал восхищаться Боря. «Эх, – подумалось ему, – а вот бы и мне в реальности так, а не только в игре!» В размышлениях Боря не заметил, как оделся и вышел из парадной, и ощутил это исключительно по подгоняемому ветром снегу, застилавшему обзор. Прекрасно, просто прекрасно. Ещё утро, а уже снежная буря. Бывший негритёнок с берега Валинора, загребая ногами снег, направился к универмагу, находившемуся за углом, в соседней типовой пятиэтажке, благодаря которым стал возможен сюжет «Иронии судьбы». Впрочем, подумал он, шанс скрасить эту вынужденную прогулку есть, и достал из кармана пальто «Восхождение Возрождённого». «Леса Муртиана, словно огромное море, простирались на сотни тысяч гэльгов. Не было ещё такого человека, который исходил бы их все за всю свою жизнь. В основном ходили по Тропе – длинному, будто уходящему за горизонт, пути, ведущему из Чиэлы до самого Теумор-Кая. Сойти же с Тропы более чем на пять гэльгов значило подписать себе смертный приговор. Поговаривали, что в чаще обитали вольные стрелки сальянты – родня Фалмараса – чьи отравленные стрелы разили без промаха. И это был ещё не худший вариант. Оседлав лучших эррийских рысаков, Аль’ренх со спутниками двинулся в путь. Тропа звала за собой, манила, будто напевала какую-то песню, и юному некроманту казалось, что он слышал её когда-то в детстве, которого не помнил – песню нескончаемой дороги длиной во всю жизнь...» Внезапно столь желанные буквы стало трудно разобрать: в глаза ударил резкий, пронзительный свет. Мгновение спустя тело упало на асфальт и ощутило на себе невообразимую тяжесть. Борис услышал, как хрустнули позвонки – и всё в глазах поплыло, словно не осталось ничего в этом мире, кроме ослепляющего света...       Сколько он пролежал в таком состоянии, Боря не помнил. Только понял, что боль наконец ушла. Да и не только боль – всё тело как-то перестало ощущаться, пропали все звуки и запахи. «Ой, я что, ног не чувствую? И рук? Неужто он их мне отдавил совсем? Ну нет, и даром не надо мне такого счастьица...» Попробовал подвигать рукой – вроде получалось. «А почему я не слышу? Что это? Ой, а вдруг... оглох?» – Да не оглох ты, успокойся, – послышалось откуда-то. Хотя бы об одном можно не беспокоиться. Возникали другие вопросы: где он? кто с ним говорил? и как он прочитал его мысли, если Катценберг молчал? – Не открывай глаз, – ответило нечто. – Смертным нельзя видеть того, что происходит здесь. – Т-то есть совсем нельзя? – робко прошептал Боря, наконец-то найдя в себе силы разлепить губы. – Совсем, – строго промолвило нечто. – Они от этого сходят с ума. Плод познания сладок, но послевкусие у него горькое. Ты же помнишь, что с Евой и Адамом стало? – Ещё бы не помнить, – согласился Борис. – Ну вот и отлично. Хочешь спросить, что с тобой стало? Ответ прост: тебя переехал грузовик, а ты не заметил, потому что читал. О мой Я, какая нелепая смерть! – тяжко вздохнуло нечто. – Подождите-подождите, – перебил его Катценберг, – выходит, я... на том свете? – Да, умер. К превеликому сожалению. Однако не всё так плохо, – поспешило заверить нечто. – Насколько Я понимаю, ты заслуживаешь счастливого посмертия. Ты ведь Катценберг Борис Давидович? – Да, да, это я! – охотно подтвердил Боря, услышав, что о нём хорошо отозвались. – Ну сам посуди, ты же сущий ангел! – одобрительно сказало нечто, и недонекромант улыбнулся. – Всегда отвечаешь на просьбы страждущего? Отвечаешь. Зла ближнему не делаешь? Не делаешь, да и не только ближнему. Слово держишь? Держишь. Гордыня, зависть, жадность, гнев, похоть, лень? Не наблюдается. Даже бабушек через дорогу переводишь! Правда, дурной немного, ну да это не беда. Словом, не человек, а золото. – Тут нечто сделало паузу, видимо, наслаждаясь произведённым эффектом, а затем продолжило: – И для таких душ, как твоя, у Меня готов особый путь. Ты можешь выбрать, в кого она вселится. А выбор велик: из множества миров, в каждом из которых множество жителей. Выдуманные миры тоже считаются. Ну что же? «Вот так попаданцы и получаются», – подумал Борис, ещё пытаясь осознать всё случившееся. Буквально только что он вышел из дома за продуктами, а теперь уже разговаривает с Богом! Родной Петербург казался каким-то безумно далёким и чужим. – Ну же, решайся! – подтолкнуло нечто, и Боря наконец выпалил первое, что пришло в голову: – Если моё мнение здесь действительно учитывается, то мне больше всего хотелось бы оказаться в теле некоманта! Надо сказать, ещё с детства Боря не выговаривал букву «р». Обычно этот дефект речи ему не очень-то мешал, хотя родители так не считали и весь младший школьный возраст таскали мальчишку по логопедам. Как те ни бились, Борис всё равно остался Болисом, а Катценберг – Катценбелгом, да ещё и невзлюбил эту проклятую букву с тех времён, а потому старался употреблять в речи как можно меньше слов с ней. Но на этот раз не получилось. Как можно заменить слово «некромант», чтобы не было «р»? «Человек, который воскрешает мёртвых»? – так там их и вовсе три, а другие варианты в голову упорно не лезли. Пришлось обойтись «нек'омантом». – Что ж, будет по-твоему, – усмехнулось нечто. – Не смею противиться. Ты готов? – К чему? – удивился Боря. – Что, прямо сейчас? Ладно, давайте прямо сейчас, я не против. – Вот и замечательно, – раздался голос нечто, и пространство начало меняться. Вестибулярный аппарат Бориса отреагировал незамедлительно – он почувствовал, что висит головой вниз, кровь застучала в ушах, а все внутренности свернулись двойным морским узлом. А потом началось нечто странное – понесло, закрутило словно в каком-то водовороте...       Очнулся Боря уже в совершенно другом месте – более реальном, что ли. С трудом приподнявшись на локтях и обнаружив, что снова их чувствует, он оглядел то, на чём лежал. Трава. Свежая, зелёная трава, как в апреле. Хотя какой, к нечистому, апрель, когда за окном январь в самом разгаре? Разминая затёкшую спину и чувствуя, как до сих пор похрустывает позвоночник, Борис задрал голову к небу. Обзор загораживали ветви самых разнообразных деревьев, налезающие друг на друга. Листья были настолько причудливой формы и окраски, что даже Боря, неплохо разбирающийся в растениях, не смог бы их узнать даже при всём желании. Леса Муртиана, словно огромное море, простирались на сотни тысяч гэльгов... Да уж, круто он попал.