Амбивалентность

— Мистер Лэнгдон, ужин для мисс Корделии будет готов через полчаса, — оповестила служанка, перед этим тихонько постучавшись в покои господина. — Отлично, Линда, я тебя понял, — сухо ответил Майкл и дал отмашку ладонью. Как только дверь за ней закрылась, Майкл принялся вновь составлять отчёты для руководителей остальных аванпостов, которые ещё кое-как функционировали. Он пытался разными способами распределить и провизию, и выживших в убежищах, но даже строжайший отбор не мог предотвратить той трагедии, что совершил Антихрист три года назад: апокалипсис состоялся. Ресурсы стремительно заканчивались, и то, что они просуществовали так долго, уже было большой победой. А завершать процесс и изничтожать Землю окончательно, устраивая второй Ад, он не торопился. И снова у Лэнгдона ничего не сходилось. — Да что ж такое! — Майкл смахнул со стола все бумаги и уронил голову вниз, запуская пальцы в светлые кудрявые волосы. Уже отросли настолько, что иногда он завязывал их в низкий пучок, выглядя ещё старше и солиднее, нежели подросток. Вот только жаль, что мозгов такая причёска не прибавляла. Он откинулся на стуле, расстегнув белую рубашку, небрежно закинул ноги на стол и закурил, ища хоть какое-то облегчение. — Ты бы сказала, что я так и остался ничего не смыслящим напыщенным мальчишкой, да, милая? — горько усмехнувшись, спросил он, обращая злобный взгляд на лежащую на постели Корделию. — Что же ты молчишь, мисс Верховная? — ядовито процедил он последние слова. — Ах, как жаль, что ты не можешь говорить. Вообще ничего не можешь. Без меня, — он хищно оскалился и затушил сигарету об стол. Резко вставая, он ринулся к ведьме, что ничком полусидела в постели, укрытая кучей одеял, и смотрела на него преданными жалостливыми глазами, карими, поблескивающими золотом. О да, ненавистная Корделия Гуд в его постели — настоящее золото. Он присел рядом с бледной, высохшей ведьмой, от которой почти не осталось того лоска и шарма, что раньше, когда она не была подневольным овощем и провёл костяшками по выпирающей скуле. Майкл сглотнул, оглядывая худое тело, обёрнутое в лёгкий халатик бежевого цвета, её любимого, между прочим. И сглотнул вовсе не от возбуждения, что испытывал, когда лежал с ней в одной постели и смотрел на неё, такую беспомощную, нет. Это была самая настоящая бешеная тревога. Ничего нельзя изменить и исправить, он зашёл слишком далеко. Именно такие слова он читал в её впалых глазах, каждое слово слышал её мягким, но наказывающим тоном. И неважно, что на деле Корделия — всего лишь его живая кукла. — Знаешь, я думал, что когда ты заткнёшься навсегда, я вздохну спокойно, и всё будет так, как мне нужно. Но когда ты составляла сметы на аванпосте и орала, что я никчёмный, ослеплённый местью узурпатор, оно было как-то легче. Я не ожидал такого, честно. Радуешься, скажи? Тебе нравится одолевать мою голову своими заевшими нравоучениями, даже лёжа, как кусок бревна?! — нежные прикосновения к шее и ключицам сменились душащей рукой. Корделия закряхтела кое-как, закатила глаза, но даже рука не поднялась остановить его. А что она сделает, если всё, что ей позволено — это оживавшие на несколько мгновений конечности, когда он хочет, чтобы она прикоснулась к нему? — Ненавижу тебя, — обессиленно выдохнул Майкл, отпустив её и наблюдая, как на коже выступили белые пятна. — Ненавижу, — он упал ей на грудь и тяжело вздохнул, абсолютно не представляющий, что ему делать дальше. Губы потянулись к изнеженному плечику, трепетно целуя и прижимаясь так, словно хотели приклеиться, врасти в женщину, что когда-то считалась лучом света в этом месте. Одурманенный собственной властью и ничтожностью одновременно разум хотел получить кусочек тепла, которое можно было взять много лет назад, не потеряв ни одной живой души, плоть разогревалась, руки стали наглее. — Майкл, дорогой, ты уже составил отчёты? — голос старухи Мид уже почти в комнате заставил его резко отпрянуть от столь приятно пахнущей летом Корделии, застегнуть рубашку и подобраться, превращаясь в несгибаемого Антихриста. — Я почти закончил, мисс Мид, — он дружелюбно улыбнулся сатанистке. — Думаю, утром мы сможем отправить экипаж на восьмой аванпост за их оставшимися. — Отлично. Ты молодец, — улыбнулась женщина своими алыми губами, что в последнее время напоминали ему спёкшуюся кровь. — Я так горжусь тобой, — с материнской нежностью едва ли не крикнула она — Совсем скоро мир погрузиться в хаос, и мы будем им править. Ты будешь непоколебимым авторитетом и здесь, и в Аду, мальчик мой. — Ну разумеется, — без доли сомнений хмыкнул Майкл. — А сейчас я должен спускаться за ужином для мисс Верховной, — он кивнул на пусто смотрящую в потолок ведьму. — Я могла бы покормить её сама, чтобы ты не отвлекался от дел, — услужливо предложила она. — Нет, это мы уже проходили, — отмахнулся он, — в прошлый раз ты чуть не задушила её. Мне нужна живая ведьма. — Как знаешь, мальчик мой, — она подавила гнев и заботливо поправила ему рубашку. — Но не думаю, что с этой сукой тебе будет легче справиться с задачей, — в этот раз она не стала говорить, что Корделия тянет его вниз и тормозит. И на том спасибо. Мисс Мид была единственной, кто принял его сущность, кто её раскрыл и объяснил, что ему вверена великая задача — уничтожить планету и привести её в хаос, давая Аду разгуляться на полную. Только Мид всецело поддерживала и помогала, направляла, учила не жалеть об утрате тех, кто посмел не подчиниться и высказать другую точку зрения. Она не пыталась остановить и изменить его. Как некоторые. — Ты должен остановиться, пока ещё есть шанс, Майкл, — кричала Корделия, оставшись одна на этом аванпосте. Ни шабаша, ни Миртл, ни Мэллори. Он лишил её всех, но так и не заставил реветь и умолять. Паскудно. — Чего ты добьёшься этим? Кому ты сдался в Аду со своим апокалипсисом. Они вышвырнут тебя, как ненужную пешку! Ты же не такой! Где тот мальчик, что так искренне рыдал у позорного столба? Который боялся потерять близких, который стремился быть первым и искал поддержки?! Тот, которого когда-то обидели в собственной семье и… — Хватит, Корделия! — строго осадил он, впервые за те годы, что они не виделись, проявив эмоцию и стянув маску саркастичного тирана. — Этот мальчик в прошлом, нравится тебе это или нет. Ты вернёшь мне мисс Мид и встанешь на мою сторону. Если же ты попытаешься противоречить мне или что-то изменить за моей спиной — я сделаю так, что ты не сможешь даже пошевелиться. Конечно же, с тех пор она переделала всё возможное, чтобы вернуть того, на его взгляд несуществующего «человечного» Майкла, но либо его и впрямь никогда не было, либо непонятый и отвергнутый мальчик понял, какая сила течёт в его руках. Он пытался флиртовать, пытался объяснить и спорить: бесполезно. Она всегда была права и говорила вслух то, что он не мог признать в себе. Потому что тогда проиграл бы. Ей в первую очередью. А проигрывать добрым, милым и наивным ведьмам, что всегда за добро и тепло, которого ему так всегда не хватало, не в его стиле. Он был вынужден заткнуть её, чтобы не сгибаться под весом неутешительной правды, под количеством её отказов, под красотой и нежностью её вечно расстроенных глаз. Пару заклинаний и мисс Мид, сожжённая за злодеяния и коварство, жива. Самая дорогая ему женщина, почти мать, соратница — жива. А Корделия не может даже встать без его помощи. И он действительно думал, что совесть не сожрёт его? Действительно помешанный на власти и мести придурок. И как бы ни было прискорбно от самого себя, насильник, как выяснилось. Может, он был одержим вовсе не властью? Молча заталкивая воспоминания на задворки почти зачерствевшего сердца, он приходит в комнату к своей маленькой гостье с подносом еды. Привычный ритуал: усадить её в кресло, сесть на корточки рядом и кормить, как ребёнка, припоминая все её отказы помогать, все её попытки достучаться. Смотреть, как иногда в ней через силу просыпается сознание, и она молча, с лицом, полным ужаса и отвращения, поворачивает голову в противоположную от ложки в сторону. Сегодня Делия была покорна, как и полагалось, и ему всё больше мерещились её крики и нравоучения. Лучше бы она была такой, как раньше. Но после всего, что он сделал с ней в таком состоянии, Майкл уже не сможет вернуть её назад. Не тогда, когда, когда он стонет над её телом каждую ночь. Этого он объяснить не сможет ни ей, ни самому себе. И всё-таки когда ещё через месяц всё идёт прахом, когда в Аду торопят, мисс Мид давит всё сильнее и требует завершения апокалипсиса, а голос Верховной не звучит в его голове, потому что там уже такая каша, что не разобрать совсем ничего, он понимает: он тупой, ослеплённый обидой мальчишка. Ему не нужен был апокалипсис, не нужна мёртвая Земля и признание со всех сторон. Ему нужно быть и жить, и любить, и делать ошибки, и заслуживать признания в обществе. Он не может смотреть на изуродованные радиацией трупы за стенами аванпоста. Он проебал все шансы быть искренне любимым. Что же, бессознательно Майкл давным-давно это понял. Жаль, что спохватился сейчас. Половина аванпоста сгорела. Антихрист в очередном приступе ярости сжёг, благо не ту половину, где жили оставшиеся уцелевшие, коих можно было по пальцам пересчитать, если не учитывать слуг. Заебавшая мисс Мид заперта в одной из комнат. Он чувствовал, если откроет — убьёт её. Как же горько осознавать, что он был лишь марионеткой в руках этой поехавшей женщины. Вкус очередного разочарования разъедал Антихристу лёгкие. Он ввалился в комнату к сидящей в кресле овощной Корделии и упал на колени. Он делал так уже ни раз, когда слишком накрывала человечность и раскаяние. И радовался, что она немая и полудохлая. Однако теперь он отдал бы всё, чтобы хоть что-нибудь услышать. Он зарыдал, как самый настоящий ребёнок, как загнанный зверь, расположив голову на худеньких коленках. — Ты снова во всём права, любовь моя. Я стал ничтожеством, как ты и обещала. Ты рада? Наверное, теперь, рада, — он поцеловал колено и обнял её ноги. — Они ведь ничего не чувствуют. Господи, что я наделал! Почему ты не смогла остановить это, Делия?! — в истерике кричал Антихрист, не в силах поднять взгляд. Наверное, он не лишил её возможности наблюдать и мыслить, потому что иногда её глаза оживали. Наверное, она уже год наблюдала за всеми его приступами злобы, ярости, раскаяния, отчаяния и посмеялась бы, если могла. Да пусть убила бы, пусть хоть сейчас, лишь бы грёбанная, съедающая разум пытка закончилась. — Прости меня. Я так хочу всё вернуть…так хочу…я так люблю тебя, люблю, когда ты права…но знаешь, такое чувство, будто мы уже не справимся, — выдохнул Майкл, читая заклинание, которое должно освободить ведьму и дать ей возможность прикончить его, заигравшегося мальчишку, и снова уронил голову на тёплые женские ноги, точно на гильотину. Готовый выть об бессилия и боли, он, по прошествии нескольких минут, почувствовал, как слезинка приземлилась куда-то ему на затылок. Почувствовал, как ожившие руки мягко, медленно и успокаивающе перебирают его кудри. — Справимся…