Домоседы

Гарри все еще не очень нравится этот дом, но у него, собственно,нет выбора. И, что ж, если так подумать то на первый взгляд это неплохой дом. Теперь здесь чисто, и в нем нет ничего более пугающего, чем еще более расплывчатые, чем обычно, призраки. Портреты, по большей части, покинули свои места. По вечерам здесь тихо, а в кабинете достаточно тепло от камина. Есть старые и толстые книги, что кажется будто они почти живые, и иногда Гарри хочется быть похожим на Гермиону, потому что некоторые из книг наверняка сделали бы ее счастливее. Гермиона уже давно не была счастлива, думает он. Она не приходит. Приходит только Рон, и он несет с собой тяжелый груз обязанностей. Гарри чувствует запах Молли Уизли на еде, которую он иногда приносит, чувствует взгляд Дамблдора, словно два огромных камня, выпавших из глаз Рона. Рон никогда надолго не задерживается. И поначалу это вызывало у Гарри неприязнь. Разве они не друзья? Неужели Рон до сих пор так ничего и не понял? Но, в конце концов, Гарри простил его, да и всех остальных тоже. Быть Гарри Поттером или даже находиться рядом с Гарри Поттером- это тяжкое бремя. Всегда есть определенная степень стресса и напряжения, которыми он не мог никого попросить поделиться. И, кроме того, это не значит, что он один. Сириус - темная масса тени в углу. В этом нет ничего особенно волшебного, и даже в его позе: развалившийся, как подросток, в мягком кресле. Это просто... Гарри думает, что это из-за тишины. Сириус никогда много не говорит. Или, скорее, он этого не делает, если только его... каким-нибудь образом не спровоцировать. Остальное время Сириус ходит по дому, передвигаясь по дому совсем не призрачным способом, даже если он, совсем немного, не живой. Его волосы длинные и густые, и свет камина улавливает темно-красные блики, которых Гарри не замечал ... раньше. Руки у него бледные, пальцы длинные и деловито перебирают обивку кресла, двигаясь, как пауки-альбиносы или как кучка костей. Гарри встряхивается, как собака. Нет, не как кости. Живой. Живой. И он знает, что это, возможно, немного жутко. В конце концов, они все видели падение Сириуса, видели, как он исчез сквозь завесу, глаза уже остекленели, но они должны были знать лучше. Гарри - гриффиндорец, или, по крайней мере, был им. Более того, он тот, кто он есть. Он не мог позволить этому просто так закончиться. Не так, все должно быть по-другому. Не после того, как выслушал маленькую исповедь Дамблдора. Не после года, проведенного под пытками, насмешками и игнорированием. Не, нет после того, как наконец-то получил что-то вроде шанса прикоснуться, увидеть, обнять своего крестного отца. Они серьезно думали, что он просто оставит все как есть? Хотя, конечно, они ожидали именно этого. Иногда, когда так тихо, как сейчас, когда старый дом оседает и скрипит вокруг него, как темный и голодный зверь, Гарри думает о красных глазах, дневниках и простой, хищной радости змеи. Думает о пути, который он мог бы пройти, если бы был хоть чуточку глупее, или жёстче, или просто более "чистокровным". И в такие моменты все это начинает обретать смысл. Совсем чуть-чуть. -Сириус, - говорит он и наблюдает, как мужчина слышит его. Замечает его. Огонь отражается от поверхности его глаз, как кровавая луна на озере, и Гарри очень тщательно, очень тщательно старается забыть, чего ему стоило вернуть этого человека обратно. От чего ему пришлось отказаться, что ему пришлось увидеть, и на что была похожа мокрая грязь сырой и пустой могилы Сириуса, когда она просачивалась в его ботинки и проникала под ногти и ... нет. Хватит. -Иди сюда, - говорит он, и Сириус улыбается. Его ровные белые зубы - кажется,самая яркая вещь в комнате, во всем доме, и Гарри ненавидит это, он ненавидит, но это было единственное место, где Сириус - этот Сириус - мог остаться. Самое безопасное место. И Сириус приседает у его ног, холодные, грубые руки касаются его лица, сбивают очки Гарри набок и снова поправляют их. -Джеймс... Я думал , ты ... -Это я, Сириус. Гарри. Сириус хмурится, и это худший момент, самый опасный момент. Иногда ... иногда Сириус, кажется, вообще ничего не помнит или даже не хочет вспоминать, и когда Гарри напоминает ему, кто он такой, он просто ... отключается. Сворачивается калачиком на толстом старом ковре и не издает ни звука. -Все в порядке, - говорит он, и Сириус снова быстро, почти мгновенно поднимает взгляд. -Ее глаза... -Да, да, конечно... И Сириус улыбается, как восход солнца, и прижимает Гарри к себе в объятиях, от которых хрустнули бы ребра, если бы Гарри не научился подстраиваться под них. Сириус гладит его по волосам, прижимает к себе и напевает что-то своим низким и слегка надтреснутым голосом из глубины груди. Его волосы пахнут землей, и он теплый только с правой стороны - с той стороны, которая была ближе всего к огню, - но это хорошо, так хорошо, и Гарри это нужно. Первый поцелуй приходится на его висок, прохладный и мягкий. Следующий уже лихорадочный и быстрый, и следующий, и следующий, пока толстый, сухой язык Сириуса не проникает между губ Гарри, пока его руки не оказываются на бедрах Гарри, притягивая его ближе и прижимая его к креслу. Ему это нужно. И если это то, что нужно Сириусу, чтобы чувствовать себя как дома, чувствовать себя в безопасности... Что ж, Гарри всегда знал, что иногда приходится идти на жертвы. -Гарри, - говорит он голосом, похожим на скатывание камней с горы. И Гарри закрывает глаза и крепко сжимает кулак.