***
Не то, чтобы у него был выбор — думают Дилюк и Итэр, стоя по обе руки от Кэйи, клянущегося в верности народу, в том, что не оставит, будет защищать, и куче мелочей, которые всегда можно обернуть против своих же подданных. Не то чтобы у них тоже он был — мелькает в голове Итэра, смотрящего на искрящегося какой-то нервозностью мужчину. Даже крио-стихия поползла по ткани плаща и кончикам меха. Путешественник едва касается бока мужчины так, что жест остается незамеченным, отправляет волну тепла по телу и видит мельком проскочившую благодарность и мягкость в золотом глазу, через который проходит старый росчерк шрама. Сейчас глаз не скрыт повязкой. Сейчас это не нужно. Дилюк хмыкает, поправляет клеймор и задумчиво отслеживает реакцию народа: большинство слепо вверяло себя новому королю. За два года они собрали многих. За это время Каэнри’ах вернула свой облик. Вот только рядом с ними тихо стоял бог, не совсем архонт, не совсем тот, кого почитали жители Тейвата, но для подданных нового короля будет не очень приятной новостью это. Да и сам Итэр не спешит раскрывать себя даже Кэйе. Дилюк слушает окончание речи и начинает свою: о событиях прошлого, об этих двух годах и о планах на будущее. Он тоже сделал когда-то давно свой выбор. А Мондштадт… город продолжит быть под крылом Полуночного героя, выросших искателей приключений и рыцарей. Народ ликует, чувствует прилив энергии и не понимает нового ощущения в груди. На площадке же Кэйа наблюдал благословение от Итэра — Эфира, как писалось его имя на древнем языке. Кончик косы сиял белым чистым светом. Мужчина был уверен, что и эти хитрые глаза сейчас смотрели на его подданных с какой-то добротой и мягкостью, серьезностью. Народ без веры, архонт без верующих. И будто бы слыша мысли, Итэр вновь касается руки Кэйи, выводит руны, говоря, что один давным-давно питает его силы. Смуглые щеки тут же покрываются румянцем, шея, скрытая высоким воротником праздничных одежд, вспыхивает, как от горячего, даже слишком, дыхания Дилюка, и взгляд на мгновение темнеет. Кэйа прочищает горло и оглашает конец. Что ж, теперь он официально король. А рядом с ним его верные люди. Теперь ему не укрыться в виноградниках, не залезть на крышу Ордо Фавониус, отсыпаясь под пение барда. Теперь у него собственная страна. И в голове такой шум неверия…***
— Все хорошо, — раздается голос Дилюка в темно-синих волосах, чувствуется дыхание где-то на пальцах рук. И Кэйа отмирает, осознавая себя в своих палатах, ощущая, как с плеч и головы снимается его каждодневная ноша. Последняя надежда? Близнецы — вот кто был героями. Итэр мягко целует костяшки, мнет ладонь и стягивает перчатки. Он так устал, правда. Все эти приемы, бумаги, церемонии — почему не нашелся наследник? Почему регенты все же стали королями… — Не думай ни о чем, — шепчет путешественник в ключицы и шею, пока оголяет тело правителя. На них самих непозволительно много одежды. Кэйа даже скучает по оголенному животу Итэра. Хотя Люк выглядит привычно закованным в многослойные темные ткани. Так отличается от него: с ярким хвостом и глазами цвета самого красивого рассвета; в черных строгих рубашках и белых жилетах. И Итэр как смешанный с молоком кофе, такой же теплый, с горчинкой и тягучий. Бледно-желтые с благородными коричневыми, кленовыми, вставками, детали были мягким отражением их обоих. Дилюк меж тем складывает атрибуты короля, наблюдая краем глаза, как расслабляются плечи Кэйи, как он оседает на кровать, утягивая за собой Итэра. Как уже сам мужчина усмехается своим мыслям и начинает снимать с парня жилет, рубашку, украшения… Итэр посвятил себя Каэнри’ах, позволяя надеть на себя золото и теплые звездчатые камни, сохранившие свою силу. — На одно столетие, — звучит напоминание недавнего разговора, — я останусь здесь. А после, — Итэр задумывается, — после передам искру кому-то другому. Или этот народ вновь обретет силу без вмешательства высших. Для Дилюка все это непонятные разговоры, которые он старается выбросить из головы сразу же. Через век их обоих уже не будет, и путешественник сможет отправиться дальше, не скованный обещанием. Мужчина снимает пальто, расстегивает рубашку и с наслаждением выдыхает, чувствуя расслабление всем телом. Этот день закончился. Закончились и их представления на новые должности, и шум всех оставшихся в живых родов… сейчас можно все отбросить. Дилюк одним движением роняет дурачащихся подушками родных и полностью отдается теплу кровати. Даже на какие-либо слова сил не остается. Все эти приемы полностью вымотали. — Предлагаю лечь спать, Наконец произносит Итэр, зарываясь ладонями в алые и темно-синие волосы, начиная разминать кожу головы от тяжелых причесок: им всем пришлось сделать что-то более официальное. Шпильки выпрыгивают от плавных движений. Кэйа урчит от удовольствия и почти стонет на особо болезненных точках. Дилюк же лишь тяжело дышит, сжимает руку новоиспеченного короля и щурится от огней светильников. Парень приподнимается, стараясь вытащить все предметы и не оставить никаких царапин. Дилюк, чувствуя, как движения прекращаются, отбрасывает с глаз челку и пушистые длинные пряди, смотрит на Итэра тепло-тепло, выжигая внутри божества все связи, отключая его от звезд и сестры. Глаза вечно молодого создания сверкают особенно ярко, заставляя зажмуриться Дилюка и недовольно хмыкнуть Кэйю. — И все же, — король продолжает разминать кожу головы, — почему ты молчал? — А стоило рассказать? — Итэр усмехается, касаясь пальцами щеки, ведет по лицу, очерчивая скулы. — Никто бы не понял всего. Кэйа приподнимает бровь, ожидая большего, но парень лишь отворачивается, наконец переставая быть светильником. Как настоящая звезда, с пылающим мягким хвостом. Дилюк недовольно хмыкает, ожидая, что их вечер не будет продолжением тяжелого дня. Мужчина тянет дорогих сердцу людей на себя и хрипло смеется. — В конце концов, мы вместе, — не ему говорить подобное, но он правда пересмотрел свои взгляды юности, — а остальное не важно. — Ты прав, — Кэйа выдыхает и притягивает для примирительного поцелуя улыбающегося Итэра. Парень отстраняется, целуя подбородок Дилюка и выдыхает, удобнее устраиваясь на груди мужчины. Им всем надо бы переодеться полноценно, но сил никаких не остается. Завтра они будут явно не в очень хорошем состоянии из-за этого. Итэр слишком напряженно думает, что отражается на миловидном лице: нахмуренные светлые брови, серьезных потемневший взгляд и отчетливая тяжесть мыслей. — Если ты планируешь вылезти отсюда, — Дилюк поглаживает голое плечо, отвлекая от мыслей, — то не заставляй нас, Итэр, — Кэйа мычит что-то утвердительное, уткнувшись в стык шеи и плеча, заставляя мужчину дернуться от щекотной вибрации. — Надо, Люк, — он не так часто называет его сокращением, не так часто ведет по прессу, задевая старые шрамы, с такой настойчивостью и смирением. — Ты жесток, — отрывается от первых образов сна Кэйа. — Давайте, немного оста… — Итэр пытается приподняться, но он падает обратно на плечо, удерживаемый рукой. — Мы завтра пожалеем. — Главное — вытащили эти шпильки, — тянет глава Каэнри’ах и обнимает семью. — А остальное не так важно. Итэру остается лишь смириться, видя измученные лица мужчин. Что ж, он предупреждал. Но то будет завтра. Или сегодня, если ощущение времени не врет. Кэйа засыпает под мерное дыхание резко вырубившегося Итэра и смех Дилюка, который продолжал поглаживать спину и плечи. Как большой кот — мелькает последняя мысль. Дилюк же, чувствуя умиротворение, поправляет покрывало и видит, как с неба падает маленькая звездочка: первая со времен его пребывания на этой земле, первая и для Кэйи, получившего дар божества.