***
Наверное, Казьмин был прав. Он всегда был прав. Хотя раздавать советы у него получалось куда лучше, чем следовать им самому. Слава богу, обошлось без обмороков, да и зал ревел от восторга, но осадок остался. И что с ним делать — было решительно непонятно. А так хорошо все начиналось. То, что с ИХС в очередной раз не сложилось, конечно, неприятно ударило по планам, особенно с учетом того, что аренда зала уже была оплачена. Но идея сольника для любимого друга пришла в светлую голову Ярика как раз вовремя, за минуту до того, как он потянулся к телефону, чтобы начать длинную и нудную цепочку звонков по отмене всего. Тем более что Казьмин оказался совсем не против, и даже уговаривать не пришлось. В итоге аренда есть, блок ИХС в концерте для фанаток имеется, волки сыты, овцы целы, а он, Ярослав, почти великий продюсер и решатель проблем. И все бы было хорошо, если бы он заранее подумал, как собирается со всем этим ебаться. Организацию двух концертов подряд тащить на себе было тяжко. И в этот раз Сашка хоть выбрал себе репертуар по-нормальному и дал какие-то наводки по сюжету, но все равно фотосессия, запись голоса Даши, репетиции и все остальные организационные моменты выдавливали из Ярика силы, как очень дорогая и качественная соковыжималка. И это даже не учитывая свой собственный концерт, к которому тоже надо было готовиться. В итоге к середине августа хотелось уже просто превратиться в плед и беспалевно накрыть собой кровать минимум на сутки, а лучше — на двое. Тем временем Сашка в его жизни присутствовал в основном лишь сообщениями в рабочем чате да редкими сплетнями, долетавшими до ушей, хотя в Питере и ошивался: как-никак, блок бала был уже на носу, да и кастинг на Петра не давал о себе забывать. В конце концов то ли Казьмин замотался, то ли в отеле с бронью напутали, но остался он на концертный «двойник» без жилья, а снимать новое выходило в три раза дороже. А Сашка сейчас хоть и тратил шестизначные суммы на отдых, но в некоторых случаях оставался все таким же жмотом. И вот как раз когда в переписке он объяснял свою драму с квартирным вопросом, Ярика что-то дернуло за язык (то есть за руки, конечно) написать: «Можешь у меня переночевать, если хочешь». «Так ты же с отцом, нет?», — прилетело в ответ. «Нет, я недавно опять квартиру снял, ненадолго, просто хотел немного выдохнуть в одиночестве. Не прям хоромы, но ты поместишься». «Окей, только адрес скинь». Вот так, слово за слово, Ярик обеспечил себе присутствие Казьмина на территории своей уютной берлоги. Он пожалел об этом, кажется, еще в тот момент, когда палец коснулся значка «отправить». И не поймите неправильно, он любил Сашку. Правда любил. Но в последнее время общение с ним все больше представлялось похожим на хождение по минному полю с завязанными глазами, и еще вдобавок с деревьев периодически шмаляли. Не то чтобы у того раньше был ангельский характер, но сейчас стало совсем плохо, и о причинах подобных изменений Ярик старался не слишком сильно задумываться. Голова болеть начинала. Отношения со Стоцкой были для Казьмина настолько больной темой, что Ярик всегда старательно обходил ее за километр и мысленно надевал медицинскую маску, чтоб даже не дышать в эту сторону от греха подальше. Взрослый мальчик, сам разберется. Но делать было нечего, не отказывать же теперь. Он скинул координаты на гугл-картах и пошел проверить запасы кофе к будущему приезду гостя.***
Гость приехал, правда, прямиком на прогон, и там даже поздороваться нормально не вышло, не то, что поговорить, но может оно и к лучшему: не выглядел он так, будто желал почесать языком и обсудить последние новости. Тем не менее концерт прошел отлично, Ярик заслуженно собой гордился. Не без косяков, конечно, но от подобного никто не застрахован. А Сашка из угрюмого и сосредоточенного зомби с помощью грима и магии сцены обернулся красивенной игривой бестией — даже не верилось, что за кулисами он недавно видел того же самого человека. На сцене Казьмина он любил всегда. Там он был идеален, невыразимо прекрасен и далее по списку, и, когда мог, Ярик бессовестно залипал и наслаждался красивым. Но к образу из «Первого свидания» он питал особые чувства. Сам не знал, почему, но эта ария Реджи вызывала в нем внутренний девчачий визг, а Сашка добивал отточенной до уровня рефлекса жестикуляцией. И Ярик был собой крайне горд, что уговорил Сашу ее потом еще и на бис исполнить. А вот на лепестке что-то пошло не так, Казьмин без драмы, конечно, не Казьмин, но что-то он слишком много на сцену вывалил, Ярик напрягся, когда голос в середине куплета дрогнул, а втянутый сквозь зубы воздух окончательно уверил его в том, что-то пошло не так. На спектаклях такое дело было, конечно, для него нередким, но на концертах Саша всегда предпочитал сдерживаться и немного прибирать эмоции, а тут такое. Даже после окончания слегка подвис, не сразу вышел из образа. Хорошо хоть, что это была последняя песня перед антрактом и можно было мчаться удовлетворять свое любопытство. Но когда он подошел к мокрому как мышь Сашке, узнать все ли в норме, услышал лишь отговорку: — Нормально все, просто перекрутил себя, да и на сцене парилка. Еще и я в черном балахоне — думать невозможно. Иди, лучше, узнай, где там Кирилл с нашими веревками. Хоть и ни разу не удовлетворенный этим ответом, Ярик отстал. Мокрые глаза и легкая дрожь в руках выдавали Сашку с головой, но давить сейчас не имело никакого смысла и имело непредсказуемые последствия — второй акт был еще впереди. И на него Саша таки решил облачиться в шорты, пожертвовав эстетикой, дабы не заработать тепловой удар. И в целом все прошло нормально, не считая нескольких технических лаж. Ярик боялся, что на блоке ИХС может подсорвать, но нет, все как всегда: руки на плечах, губы на щеке, ор в лицо. Эх, скучал. Но получилось даже как-то посуше, чем обычно — были у них выходы и поэмоциональнее. Сашка вообще настроился, сосредоточился и отработал все на 150 процентов: никаких лишних эмоций, четко, профессионально и в меру, только потек все равно, ну и подустал к концу, но на вокале не отразилось. На «бисе» Ярик таки не выдержал и дал себе волю поорать — все же Сашка был просто неотразим в этом образе, он бы вечно любовался. И тут в его мозгу родилась мысль. В гримерке, пока он смотрел, как Сашка снимает футболку, и худые лопатки ходят под тонкой, влажно блестящей кожей, мысль окрепла, а оформилась в окончательное решение, пока они пытались выехать с парковки после служебки. Служебка, к слову, в целом тоже прошла хорошо. Вокруг Сашки, как и ожидалось, образовалась и даже во что-то организовалась толпища почитательниц таланта. Он временами косил глазом на эту очередь к импровизированной фотозоне, отвлекаясь от своего кружка фанаток, но, судя по увиденному, Казьмин был благостен, вежлив и сохранял профессиональный настрой. И это хорошо: взбешенный Сашка ему сейчас был вот вообще без надобности. Изначально Ярик вообще не задумывался о сексе в связи с фактом их временного совместного проживания. Как-то не до того было, да и в последние разы с инициативой — что со стороны Сашки, что с его — было совсем тухло, он аж задумался о том, что, мол, все, прошла любовь, завяли помидоры. Но сейчас, вдохновившись и наглядевшись на красивого и игривого Казьмина, прям захотелось, ну и, как Ярику показалось, тому тоже не помешало бы расслабиться — а что может быть более расслабляющим, чем секс? Последняя мозговая клетка, от которой еще не отлила кровь, пыталась сказать, что дофига всего, но Ярик ее проигнорировал, и, сдвинувшись наконец с места, поехал к дому с ощущением легкого мандража в районе желудка.***
Они вошли одновременно, кое-как сгрузили все подаренное на ближайшую горизонтальную поверхность, и тут Ярик понял, что или сейчас, или — ну, не никогда, конечно, но ждать придется долго. Он все еще в некотором сомнении взял Сашку за руку, погладил большим пальцем косточку запястья, а потом положил вторую руку на задницу и поцеловал. Тут скромность бы только навредила: надо сразу обозначить свои намерения, а то знал он Сашку: по умению сливаться тот мог давать мастер-классы. Но, на удивление, не в этот раз: ответил он с энтузиазмом, погладил по щеке, игриво прикусил губу и вообще вышло мокро, горячо и весьма многообещающе. Ярик уже вовсю наглаживал поясницу под поясом шорт, когда Сашка разорвал поцелуй и жарко выдохнул в губы: — Сначала цветы в воду поставим, а потом все остальное. Все-таки он был неисправимо зануден, успокаивало лишь то, что было это вот «потом». Цветы расставили быстро — сказывался опыт, все пакеты Сашка тоже шустро рассортировал и убрал, чтобы глаза не мозолили. А у Ярика в голове уже созрел план действий. И как только все неотложные дела были сделаны, он тормознул Сашку на пути в душ и не преминул его озвучить: — Слушай, давай я тебе отсосу, а потом ты мне, ну или еще чего придумаем. Хотя лучше первое, Анечка на меня в последнее время обижается, так что минетов мне не видать как собственных ушей. Саша на него посмотрел как на душевнобольного. — Ярик, какие минеты? У тебя завтра концерт, у меня завтра твой концерт, послезавтра «Шахматы», а потом «Бал». — Ну, а что ты предлагаешь? Сразу говорю, подрочить я и один могу. Он, естественно, так не думал — вдвоем-то всегда повеселее, но сейчас был оскорблен в лучших чувствах. — В принципе… Казьмин задумчиво на него посмотрел и поморщился. — Нет, точно нет, тебе завтра весь день скакать как угорелому. — Саш, думай быстрее. — У Ярика кончалось терпение и начал спадать стояк. — Иначе… — Ладно, хорошо, можешь меня трахнуть. Только аккуратно. Обращался Сашка, судя по шепоту и направленном в никуда взгляду, к мирозданию, но Ярик смело решил принять на свой счет. А то, если начать переспрашивать, Саша еще обидится и передумает. Приняв новый план действий, Ярик опустил руки на задницу Казьмина — определенно, лучшую его часть, и крепко сжал в ладонях мягкие, в отличие от всей остальной тощей тушки, ягодицы. Вообще они не часто доходили до «полноценного» секса: долго, запарно, неудобно, а главное — некогда. Последний раз у них был… В Воронеже не сложилось, в феврале Сашка походил больше на трупак, там трогать страшно было, не то, что трахаться. Может после совместного стрима? А когда у них был последний совместный стрим? Ярик с некоторым удивлением понял, что не помнит. Надо же, до чего они докатились. Обещаний великой любви или дружбы между ними не было, но стало как-то обидно. И вот уж что точно не осталось прежним — сейчас за свое горло Казьмин переживал куда больше, чем за задницу. Может, оно и к лучшему. Он резко развернул Сашу лицом к стене, плотно прижался пахом к заднице и сладко потерся, как хотел уже минут пять, насмотревшись на то, как Сашка почти что раком расставлял по фэн-шую свои букеты. Судорожный удивленный вздох послужил ему наградой, и он уже потянулся к Сашиной ширинке, обвел пальцами полувозбужденный член, нащупал молнию, как вдруг крепкая хватка на запястье его остановила. — Стой, Ярик, подожди, я же не баба, мне в душ надо! — прозвучало больше просительно, чем гневно. — Да знаю я! Ярик напоследок огладил бока под футболкой, чувствительно укусил за загривок и неохотно отпустил жертву: второй раз прерываться было куда неприятнее. — Ты же недолго? — Нет. И смазку дай. Она слава богу нашлась быстро. Сашка с подозрением проверил срок годности, но, видимо, удовлетворившись результатом, закинул полотенце на плечо и сказал: — Через 15 минут выйду. Дверь захлопнулась прямо перед Яриковым носом.***
Ярик, раздевшись и лежа на кровати в позе морской звезды, лениво дрочил, и, прикрыв глаза, представлял себе то какую-то девочку с последнего порноролика, что он смотрел, то как Сашка нарочито медленно обхватывал головку его члена своими офигительными губами, смотрел снизу вверх с самым блядским видом, на который способен, и восхитительно пошло пропускал глубже, заводя за щеку… В итоге пришлось быстро представить свою бывшую математичку во всех подробностях и грубо пережать член у основания, чтобы не кончить прямо сейчас. Надо бы притормозить, а то он так реального Сашу не дождется, если тот, конечно, еще не уснул там. Не уснул. Вышел мокрый, с неровным румянцем на щеках и шее и прилично заведенный, судя по тому, как топорщилось полотенце на бедрах. И уж точно куда более ебабельный, чем полчаса назад. Но, судя по направлению томного, расфокусированного взгляда, самым соблазнительным зрелищем для Сашки была сейчас кровать, а вовсе не член Ярика. — Иди сюда, — позвал Ярик, приподнявшись на локтях и хлопая по одеялу рядом с собой. И тут же, сам себе противореча, ухватил за влажные бедра под полотенцем и уронил на себя. Сашка глухо ругнулся, и еле успел подставить руки, чтобы не рухнуть всем весом на Ярика. Но тот будто бы и не заметил. Огладил белые плечи, ущипнул маленький розовый сосок и чисто из вредности оставил чуть выше аккуратный засос. Завтра Сашка на него выбесится за это, но желание оставить свой след перевесило здравый смысл. — Ярик, я же… Ай, осторожнее, блядь! Ты сейчас сам с собой трахаться будешь! Ну, возможно, не такой уж и аккуратный. Похуй. Он схватил Сашку за плечо, пригнул к себе, и, шумно облизав ухо, прошептал: — Саш, закрой рот, пожалуйста, весь настрой портишь. А пока Казьмин пытался собрать в кучу свои слегка офигевшие от таких выкрутасов мысли, чтобы выразить всю степень своего возмущения, Ярик уже стянул с него мокрое полотенце, сжал в ладонях задницу, кончиками пальцами огладив уже готовую дырку. Ох, не зря Саша столько времени в ванной проторчал: первый палец вошел без сопротивления, за ним последовал второй — внутри было скользко, жарко и тесно. Сашка прогнулся в пояснице и подался назад, чтобы Ярику было удобнее его трахать. От восхитительной неприличности этого движения аж яйца поджались — Сашка открыто его хотел, и само по себе это уже так чесало самолюбие, что было почти лучше любого секса. Но ключевое слово — «почти». Секс Ярику все-равно нравился больше. И чтобы продолжить, позу надо было менять. Ему нравилась «наездница», но явно не в этот раз. Хотелось чего такого… традиционного. — Саш, давай-ка лучше поменяемся… да вот так. Немного нелепо и пару раз запутавшись в конечностях и полотенце, они таки сменили диспозицию. Теперь на кровати разложился красный и тяжело дышащий Саша, а между его ног устраивался Ярик, уже распечатывая добытый будто из ниоткуда презик. Сашка лениво ерзал по простыни, пытаясь найти удобное положение, как вдруг приподнялся на локтях и, слегка сощурившись, принялся шарить взглядом по комнате. Ярик уже почти совсем вошел в образ альфа-самца на сегодня, и заботливо спросил: — Ты чего ищешь? Давай принесу. — Подушку небольшую подай, ну или еще чего. Дай мне что-нибудь такое, короче, а то я завтра без спины буду. Слава богу около кровати валялся плед, который был быстро сложен Сашей в нужную форму и засунут под многострадальную поясницу. Ярик тем временем уже раскатал резинку по члену, все смазал и ждал, пока Казьмин найдет наиболее удобное положение в пространстве с пледом, и уже даст себя выебать. Он погладил коленочку, с легкой грустью подумав о том, как обидно, что он не футфетишист — столько всего упускает. И погладил еще раз. Сашка закинул ногу ему на плечо и пытливо посмотрел в глаза: — Ну, как ты там хотел? Ярик потерся щекой о симпатичную икру — особенно в гольфах Альфреда симпатичную — и решил, что футфетишиста он в себе еще обязательно поищет, но сегодня они обойдутся без гимнастики. Поэтому, скинув ногу обратно на кровать, он придвинулся ближе, ухватился за тощие бедра и лихо вошел сразу на всю длину. И тут же замер, просто чтобы не кончить от того, как жарко и тесно было внутри. Как великолепно Сашка подходил его члену. Тот тем временем откинул голову назад, зажмурился и так вцепился в простыню, что пальцы с ней почти слились. Ярик дебилом не был и понял, что переборщил: медленно и аккуратно вышел, ласково гладя по бедру, добавил от души смазки и снова вошел, но уже не так, будто на таран шел. Сдерживаться было сложно, яйца уже начинали болеть, но он все же хотел, чтобы Сашке тоже было приятно, и стал ускоряться, только когда услышал тихие стоны в такт его движениям. Сашка закрыл глаза предплечьем и теперь только жалобно всхлипывал на особо глубоких толчках. В комнате было душно, как в маршрутке в июле, мокрая челка лезла в глаза, химический запах смазки, смешанный с потом, забивался в ноздри, и вдобавок жутко чесалась кожа головы — вот этот бонус накладки Ярик особенно ненавидел. Вообще он не понимал, как спринт превратился в марафон: как будто ты жутко устал, и только спал и видел любимую постельку, а потом лег и ворочаешься — не заснешь никак. Чтобы подойти к концу, казалось, все не хватало какой-то малости. Он всмотрелся в Сашку: лица почти не видно, не выключенный свет из коридора желтовато отсвечивал на коже, очерчивал углем теней острую линию кадыка, когда голова запрокидывалась в стоне, и тушевал разлет худых ключиц. Ему захотелось положить руку на прелестное белое горло и почувствовать под пальцами твердый кадык, но он сам себя одернул и просто погладил по груди. Если на милые мелочи типа засосов Сашка порычит и забудет, то за синяки от пальцев на шее — убьет. Член Казьмина был зажат между их животами — Ярик чувствовал кожей горячую мокрую головку, а Сашка тихонько заскулил от долгожданной стимуляции, когда Ярик прижался ближе, почти ложась на него, и начал вбиваться в быстром рваном ритме, утыкаясь носом в нежное место между шеей и плечом и не заботясь уже о чужом удовольствии. Буквально за секунду до конца он вслепую нашарил руку Сашки, сжал в ладони пальцы и грубо укусил в плечо, чувствуя, как кожа проминается под зубами, и ловя под ней вибрацию стона, переходящего в крик. Через несколько секунд — или бесконечности — блаженной пустоты, почувствовав, как его грубо оттягивают за волосы, неразборчиво матерясь, Ярик понял, что забыл расцепить зубы. Но, когда он наконец смог себя кое-как поднять, чтобы хоть презик снять, то ощутил на животе что-то теплое и мокрое, потрогал и понял, что Сашка в обиде на его грубость не остался. После оргазма на него снежной лавиной навалилась вся усталость последнего месяца: хотелось только подгрести под себя хоть и костлявого, но знакомого и уютного Сашку, и отключиться минимум на восемь часов. И он уже потянулся за обычными посткоитальными нежностями — шейку там поцеловать, лениво полизаться и прочие полусонные глупости. Но Саша откатился и полез куда-то под одеяло, хотя жарко ему было точно не меньше, чем Ярику. За последний укус что ли обиделся?.. Ярик уже почти решил забить и отрубиться, но тут из-под одеяла донеслись странные звуки. Он сначала подумал, что Сашка над чем-то ржет, и заранее обиделся, что с ним не поделились видимо просто офигенной вспомнившейся шуткой. Но тут звук стал на секунду громче, пока гусеница пыталась свернуться еще плотнее, и до Ярика дошло. Это был не смех — Сашка плакал. В голове бегущей строкой пронеслась одна единственная мысль: «блядь». Притом кегль шрифта увеличивался с каждой секундой. Он не знал, что делать, — вообще, тело превратилось в комковатую вату. Как только секс у него не кончался: на него орали, называя мудаком, награждали званием самого лучшего мужчины на земле и признавались в любви, а однажды одна девушка и вовсе отключилась на минуту, едва не доведя его до инсульта. И слезами счастья его временами омывали — одной, ну двумя. Но то, что он видел сейчас, на них походило меньше всего: судя по звукам, походило это на полноценную истерику, притом без грамма счастья. А из него был фиговый утешитель, обычно утешали и подбадривали как раз его. Он мог притвориться, что ничего не заметил, пойти в душ и дать Саше время привести себя в чувство. А затем они бы оба сделали вид, что всего этого не было. Это было хорошим выходом из ситуации, умным. Он так и собирался сделать, и уже прикинул в голове, где мог оставить тапочки, как вдруг, громкий отчетливый всхлип повис в душном воздухе спальни — как камень на сердце лег. И еще один. Неприятно уколола раздражением мысль, что такими темпами сделать вид, что ничего не происходит, точно не получится. И как только Ярик понял, о чем думал — почувствовал себя последним мудаком. Сашка же ему все-таки не чужой. Он осторожно подвинулся к мумии, положил руку туда, где, по его расчетам, должно было быть плечо. Собрался с духом и начал: — Саш… Саш. Я… — Ярик, отстань, пожалуйста, — тут же прозвучало из-под одеяла твердым и холодным тоном. Он аж опешил, и, если бы не легкая гнусавость в голосе, он бы подумал, что все рыдания ему привиделись. Но тело под рукой дрожало, усилием сдерживая совсем шумные всхлипывания и доказывая, что ни фига Ярику не показалось. Он еще немного его потормошил, позвал, получил ноль реакции — только одеяло туже скрутилось. Тогда он схватился за край, пытаясь вытащить Сашку из него, и тут тот не выдержал: — Ярик, отъебись! Это было очень громко и даже немного страшно, но цель была достигнута: всколоченный, злющий и готовый убивать Сашка вылез из своего кокона и тут же был пойман в не очень сильные, но, Ярик надеялся, максимально заботливые объятия. Добыча пару раз попыталась взбрыкнуть, но объятия оказались надежнее, чем казались на первый взгляд. Наконец, сдавшись, Саша просто безвольно обмяк, уткнулся лбом Ярику в плечо, и беспрепятственно позволил себя гладить и болтать всякую успокаивающую чушь над ухом. Хотя в первую очередь болтал Ярик, кажется, просто пытаясь отвлечься от того факта, что в него сейчас плачет Сашка. Соленые слезы раздражали кожу, а чужая дрожь чувствовалась, как своя. В итоге Ярик уже просто не выдержал и начал рассказывать все организационные моменты завтрашнего концерта, зарождение идеи с жижей, как она переросла в идею Салеса в жиже, потом монолог как-то плавно перетек на кастинги сначала «Петра», потом «Секрета», а с них на закрытие «Шахмат», а затем… — Да нормально у нас все с Настей, с чего ты взял-то. Ярик вздрогнул от внезапного ответа и тут же замолк: он и не заметил, как перешел на запретную тему, думая, что Казьмин уже задремал. Но Саша даже не разозлился, все также апатично подставлялся под ласку — его, кажется, вообще не особо волновало, о чем конкретно говорил в данный момент Ярик. Посидев так еще немного и видя, что Саша почти пришел в себя, Ярик все же решил еще раз попробовать извиниться: отодвинул его от себя, попытался заглянуть в глаза и пробормотал: — Ты это, прости, если бы я знал, я б тебя и пальцем не тронул. — Да причем здесь ты вообще. — Сашка пожал плечами и вымученно усмехнулся. — Мне даже понравилось. Просто устал, нервы, у меня такое бывает. Иногда. С таким же успехом это мог быть пролитый кофе, назойливый коллега или перепутанный билет на поезд — что угодно. — Ты бы все-таки к психотерапевту сходил, мне кажется, такие срывы это ни фига не «бывает». Тут Сашка мгновенно вскинулся, сверкнул глазами и ядовито прошипел, все еще сильно гнусавя: — Ага, конечно, сначала к Ане твоей, а потом прямиком к Наталье на ретриты — карму чистить. Сильно тебе это помогло? — Ну не знаю, что там с кармой, но желудок прочистился знатно. Последовавшая за этим пауза длилась неприлично долго, пока не послышалось тихое фырканье быстро перешедшее в слегка истеричный, но уже не вызывающий беспокойства ржач. Вытерев выступившие теперь уже от смеха слезы, Сашка с видимым усилием буркнул: — Нет, спасибо, этого добра мне и в детоксах хватило по самое не могу. Они немного помолчали. Саша медленно и отчетливо дышал в ватной тишине комнаты, окончательно успокаиваясь, Ярик одним глазом косил на него, но в целом его мысли уже витали скорее где-то у кружки теплого чая, раз уж заснуть пока точно не удастся. И он потянулся, чтобы встать и претворить задумку в жизнь, но все же решил сначала спросить: — Может, тебе воды или еще чего принести? Все равно на кухню иду. — Нет, спасибо, все нормально, — Казьмин еще раз глубоко вдохнул и потер все еще откровенно заплаканное, в красных пятнах лицо. — Сейчас в душ схожу, умоюсь — и спать. Надеюсь, до утра этот ужас сойдет с лица, и я не распухну. Прости, что так вышло. Ярик только открыл рот, чтобы сказать дежурное «ничего такого, переутомился, перенервничал, с кем не бывает», так тут же его закрыл — Сашка уже ускользнул в ванную. Он только внутренне пожал плечами — «Ну, не надо так не надо», и пошел ставить чайник. Когда он вернулся, Казьмин уже спал, или делал вид, что спал, — с мокрой головой и снова завернутый как гусеница, но на этот раз в найденный у кровати плед. Лечь рядом и обнять его сзади Ярик так и не решился, так что просто расположился чуть поодаль, укрылся углом одеяла, чтобы что-то сверху лежало, и уставился в потолок. На потолке от влажности начинала трескаться штукатурка. У Ярика, по ощущениям, сегодня тоже что-то начало трескаться.***
— Ну я же просил. — Сашка, стоя перед зеркалом, с раздражением дернул ворот футболки, пряча лиловый неопрятный синяк, в котором четко угадывался отпечаток зубов. — Я Насте что, по-твоему, скажу? Упал неудачно на чьи-то клыки? — Скажи, что на репах Саша переборщила с укусами, ну или Кирилл Герберторович дорвался. Придумаешь что-нибудь, я в тебя верю, — последнюю фразу сопроводил уверенный хлопок по плечу, прямо по больному месту. Сашка дернулся и что-то нецензурно прошипел. — Не смешно. — Смешно. Не, ну реально, Саш, в первый раз что ли? На мгновение показалось — Сашка будто поник, едва заметно ссутулился и поджал губы, но тут же прошло — он просто зло фыркнул и сказал: — Заткнись. И пошли уже, а то опоздаем.***
Сашка в целом был… ну, в норме. Такой же язвительный, занудный и вредный — ничто не напоминало о ночном срыве, он даже не отек с утра. А уже после того, как приехали на место, пока Ярик воевал с последними приготовлениями, и вовсе бодро учесал на обед с Кириллом. Но все же одновременно что-то было не так. Ярик не мог это толком описать, но во время последних проверок оборудования, прогона и разборок с зеленой жижей как будто слегка подташнивало и зудело где-то в районе поджелудочной. Он бы списал это на предконцертное волнение, но нет, это было не оно, перед концертами он нервничал совсем по-другому. Задержали они, конечно, все просто неприлично, но в целом прошло неплохо. Хотя Ярик позже и понял — получилось так, что в Сашкин концерт он эмоционально вложился куда больше, чем в свой. И было еще кое-что. Сашка. «Седьмой лепесток» был принят просто великолепно: зал, кажется, впал в фансервисный экстаз и весь антракт потом пытался из него выползти. А вот Ярик почти весь грим как в трансе просидел. После-то вроде кое-как очухался и пошел — второй акт сам себя не отработает. Но дуэт не отпускал. Потому что Сашка тогда на него так посмотрел… Он никогда не смотрел так — с какой-то печальной нежностью, что ли. Иногда Ярик очень сильно жалел, что бросил учебу, и сейчас был один из таких моментов. Он уже не понимал — это была игра на публику, или нет, потому что, как только начинался текст о поцелуях, Сашка неизменно лицо в зал поворачивал, но все же тот взгляд… От попыток понять ход мыслей Казьмина начинала болеть голова. И как он потом резко перешел к шуткам и поздравлениям… Ярика всегда на самом деле немного пугало то, как быстро Сашка выходит из образа: только что был подавленный и несчастный, глаза на мокром месте, а затем щелк — и все, обычный Сашка. Сам он так просто переключаться не мог. Про тоналку укол был принят легко. Тоналкой себе плечо и шею замазывал Сашка, одновременно тихо матеря Ярика за все хорошее. Так что легкий тычок за это неожиданностью не был. И вдобавок он еще нечестно отомстил этим сползшим воротом, говнюк. В игре не пялься, а то проиграешь — Ярик был обречен на поражение с самого начала. А вот про слезы смешно не было ни капли. И непонятно зачем, ведь единственный, над кем Сашка мог поиздеваться этими словами — это он сам. Ярика на мгновение чуть не передернуло от отвращения. Но потом Сашка его обнял, и объятия — они были искренние, в отличие от его слов. Этот дуэт они почти не репали, и вообще просто выбрали в первую очередь как песню, которую оба хорошо знают, а заодно чтобы фанатам свеженького додать. Но на сцене все всегда шло немного не по плану, она будто умела превращать все сказанные на ней слова в искристую, восхитительную реальность, хотя с первым шагом за кулисы ты понимал, что оставалась эта реальность там же, где и родилась. Ярик помнил, что в первые годы вливания в мюзиклы был просто очарован этим чувством, этим ощущением, возможностью прожить на сцене настоящую жизнь, хоть и не свою. Но еще лучше оказалось создать ее самому, своими руками — из кусков того, что он любил и знал, нового, лучшего себя. Сашка тогда был рядом, почти под боком, еще в Питере, кое-где смеялся, кое-где наставлял. Хорошее было время. Сейчас Ярик считал тогдашнего себя идиотом за упущенные возможности, но в глубине души завидовал за неумение держать язык за зубами. А песня на самом деле была дурацкой и чересчур драматичной, подростковый максимализм сочился из каждой буковки и заставлял себя чувствовать главным героем в книге очередного расхайпленного янг-эдалта — так, чтобы вначале трагедия и безответность, а потом много-много соплей и признаний в вечной любви. Но это не было их отношениями, никогда не было — ни в 2016-м, ни сейчас. И навряд ли когда-нибудь будет, если уж говорить честно. Шанс-то на самом деле был — где-то в самом начале. Но у Ярика было железное правило не лезть к натуралам и гомофобам, а приехавший из своей провинции Сашка, кажется, был образцовым примером и того, и другого. А когда на какой-то тусе — Ярик уже даже не мог вспомнить, по поводу чего, — пьяный в дупель Казьмин полез к нему лизаться, было уже поздно. Потому что они уже не были почти незнакомцами, потому что Саша позволял ему ночевать у себя дома и даже трогать святая святых — комп, и потому что Ярик кое-что прекрасно понимал. Саша был человеком долгих и прочных привязанностей, а он сам… Шутка про «влюбляется по пять раз на дню», конечно, было преувеличением, но доля правды в ней присутствовала. Он быстро загорался человеком — и также быстро страсть затухала. А Сашка… Ведь, самое глупое, он ему и правда нравился, сильно нравился. И рушить крепнувшую дружбу ради какого-то мимолетного романчика не хотелось. А секс по дружбе не считается. Именно поэтому он тогда и ответил. Да. И где он теперь. Он еще потом удивлялся, как мог думать, что Казьмин натурал. А все просто оказалось: актером Саша был и правда хорошим, ну и гомофобные замашки из него лезли вполне себе от души. Ярику всегда было очень интересно, как Саша их совмещает с тем, что позволяет себя трахать. Но он не спрашивал. И почему Саша тогда к нему полез — тоже так и не спросил. Тупая песня, которая вообще ничего не отражала. Но что же тогда так мерзопакостно-то?! Ему же уже давно полегчало на самом-то деле. Казьмин переехал в свою Москву, появилась Анечка, появились еще другие. Любовь на расстоянии Ярик считал бредом, так что Сашка так и остался всего лишь приятным разнообразием, хорошим приятелем, не пересекая грани. И если все действительно так, как он себе расписал, почему он вообще стоит и пялится в зеркало, думая об этой глупости, когда уже пять минут назад как должен был выйти на служебку. Его ждут. Работа! Ярик уже почти сумел уместить в руках все, что ему надарили, как вдруг пришло понимание, что Сашка уже, наверное, сбежал — он и так хотел уехать пораньше, еще и концерт непредвиденно затянулся, а ему с утра в Москву на «Шахматы» ехать своим ходом. Может, рассчитывает хоть немного успеть поспать. Ну и ладно, бог с ним, может потом поговорят — впереди еще блок «Бала», пересекутся, куда он денется.***
Когда он вернулся домой, Сашка спал, трогательно уткнувшись лицом в подушку и подставив голую спину сквозняку из приоткрытого окна. На плече чернел вчерашний синяк — совсем уж уродливый в ночном полумраке. Окно пришлось экстренно закрыть, потому что не было худшего вида Казьмина, чем тот, у которого болит спина. И Ярик уже потянулся поправить одеяло, чтоб окончательно обезопасить себя от нападок мерзлячего чудовища, как вдруг оно смешно фыркнуло в подушку и повернулось к нему задницей. Вот и весь Казьмин. Вот и вся благодарность. Тем не менее, одеяло он накинул, но перед этим позволив себе то ли слабость, то ли тихую месть: легко провел ладонью по гладкой белой спине, начиная от поясницы, и закончил, растрепав чуть влажноватые волосы на макушке. Послышалось тихое бормотание. Он погладил напоследок плечо через толстую ткань, и торопясь прошептал: — Спи, спи. Тебе завтра, вернее — уже сегодня в такую рань вставать. Дверь в комнату в кои-то веки закрылась даже без скрипа.***
Надо было тоже идти спать, но адреналин еще не совсем растворился в крови. Думать не хотелось, но мысли, как овечки перед сном, напрыгивали одна на другую, образовывая шерстяные стога и заставляя голову мучительно болеть. И все были так или иначе связаны с Казьминым, что бесило просто неимоверно. Ну реально, ну что на Ярика нашло, ну посмотрел и посмотрел, Сашка много на кого смотрит, а трещит и того больше — не всех же в любови записывать. Это ничего не значит. Вообще-то был еще вариант: просто взять и прямо спросить. Но его Ярик отбросил с самого начала. Выглядеть идиотом не хотелось совсем — у Саши же там Настя, настоящая вроде как любовь и все-такое, хотя в ее «настоящесть» Ярик верил примерно так же, как в правдивость надписей о полезности и витаминах на банках энергетиков. Но все же у Саши было на нее право. Да и Ярик не один: сегодня уже увидел уведомление на телефоне, что Аня удалила его из ЧС — дело явно идет к примирению. Ярик решил, что чего-то совсем раскис, и что лишняя жидкость в организме поможет ему немного прийти в себя, и пошел на кухню заваривать чай. Он преспокойно наливал воду и вспоминал, остался ли у него вообще чай, когда услышал: — Что ты тут шумишь? Сашка подкрался бесшумно, как кошак, и напугал так, что Ярик от неожиданности чуть не выронил чайник. — Чай собираюсь заваривать, извини, что разбудил, мне не спится. — Да поздно уже извиняться, — Сашка протяжно зевнул, прикрывая рот кулаком. — Мне тоже налей. Он оперся плечом об косяк в ожидании, когда вода вскипятится, и Ярик залип. На разлет ключиц, на плечи, на красивые сложенные на груди руки, на мягкое со сна лицо. Сашка идеальным телом не обладал, но что-то в нем было такое уютное, свое, и желание трогать его не пропадало, даже когда он пытался похудеть до параметров скелета. Бестолковая нежность подступила к горлу, и руки так и зачесались. Это был глупый порыв, но ему так захотелось это сделать: он подошел, зарылся рукой в растрепанные мягкие волосы на затылке, обнял за талию и нежно, почти трепетно поцеловал в губы. Сашка сначала опешил, но потом обнял в ответ и мягко ответил, подстраиваясь под такой непривычный бережный поцелуй. Было хорошо, нет, не так — было спокойно, давно так спокойно не было. Когда Сашка попытался отстраниться, он уткнулся лицом ему в шею и стиснул его, как любимую мягкую игрушку, которую собираются отобрать. — Секунду. Ярик любил свою жизнь. Он сам ее построил, и принимал такой, какой она была — со всеми ее минусам и плюсами. Он считал, она того стоит. Но сейчас он чувствовал запах Сашки, как вздымается и опадает грудная клетка, его пульс у себя на кончиках пальцев… Он его абсолютно точно не любил, но иногда хотел так любить хоть кого-то. Со щелчком чайника он усилием воли заставил себя отодвинуться и пошел доставать вторую кружку и разливать кипяток. Сашка задумчиво сверлил его спину взглядом и наконец спросил: — Ты чего это вдруг? Ярик открыл рот быстрее, чем успел подумать. — Да, ничего, просто захотелось. Знаешь же эти концерты, потом еще неделю мозги набекрень. Сашка скептически приподнял бровь, но промолчал. Они вместе сели пить абсолютно несладкий чай. У Ярика в процессе порвался пакетик, и он апатично пялился в кружку в ожидании, пока заварка осядет. Саша свой чай выпил быстро, некоторое время как-то странно, будто ожидая чего-то, глядел на Ярика, потом ушел досыпать свои оставшиеся полтора часа. А Ярик остался на кухне — смотреть, как чаинки на дне пытаются сложиться в слово «трус».