«Любовь всегда одна, ни выстрела, ни вздоха, Любовь — это когда хорошим людям плохо…» Сплин — Джим «В истинно любящем сердце или ревность убивает любовь, или любовь убивает ревность» Ф. Достоевский
Выйдя в коридор и оглядев поджидающих его невесть откуда взявшихся ещё двух охранников, Сяо Чжань удивлённо приподнимает правую бровь и спрашивает: — Откуда? — Нас прислал господин Ван Чжочэн в помощь Стивену и ему, — тут один из новоприбывших кивает в сторону невозмутимо стоящего водителя. — Так как начальник сильно волновался о том, чтобы с вами, директор, ничего не случилось… Ничего плохого… После посещения… хм-мм… нетрадиционных для отдыха после работы мест… Он был сильно, просто очень сильно… расстроен вашим, господин Сяо… хм-мм… нестандартным выбором времяпрепровождения… «Он с меня три шкуры сдерёт… но потом» — уныло думает Чжань, слушая вполуха разглагольствования парня, а сам обращаясь к шофёру спрашивает тихо: — Ребята на машине? — Да, — отвечает за него один из парней. — Тогда господа, вы оставайтесь тут и всё закончите. Мальчиков не обижайте, я уже их… хм-мм… обидел. — И сонно зевая, прикрыв рот узкой ладонью, произносит, уже обращаясь к своему личному водителю: — поехали домой Юй Бинь, а то я очень устал и перетрудился по-видимому… — Перетрудился? — Тихо смеясь переспрашивает тот. — Я думаю для вашего состояния директор Сяо больше подойдёт другое определение — перетрахался… — И ржёт нахально уже даже не пытаясь замаскировать своё панибратское отношение с начальником мнимой корпоративной вежливостью. — А-Чжань ты там член не стёр, а яйца ещё целы? А то крики и стоны были слышны даже сюда. Я всё Чжочэну расскажу о твоих художествах… А-аай не бей своего подчинённого, грёбанный ты ублюдок!.. — весело смеясь и пихаясь парочка начинает спускаться по лестнице, но быстро взяв себя в руки и заметив неподдельный интерес со стороны невольных свидетелей их перебранки — персонала и задержавшихся посетителей — оба быстро напускают на себя официальный вид. У Сяо Чжаня он слегка потрёпанный и помятый, однако всё ещё довольно внушительный. И уже спокойно и чинно продолжая спускаться по лестнице и проходя через танцевальный зал, они делают каменные лица, переговариваясь тихонько одними губами: — Если бы я знал, что вы окажетесь такими хамовитыми, то никогда не взял бы на работу к себе в компанию друзей детства… — Ага! А кто тогда бы подтирал за тобой всё то дерьмо, что ты периодически творишь?.. — Это правда, — задумчиво соглашается пьяный парень, на глазах трезвея от накатившейся ответственности и в преддверии будущего наказания тире выговора от разъярённого начальника своей службы безопасности, а по совместительству самого близкого друга детства — практически брата, когда они с Юй Бинем проходят через полутёмный холл и выходят на парковку возле клуба, воровато озираясь по сторонам и вдруг дико испугавшись, что вокруг могут быть притаившиеся папарацци. «Попасть на первые полосы ведущих СМИ выходящим в помятой и расхристанной одежде из гей-клуба… Такое моему отцу будет пережить трудно, а этому заведению вкупе со всеми его работниками — вообще невозможно…» Обречённо-насмешливая мысль проясняет голову лучше самого вкусного похмельного супчика вкупе с тонной детокс-таблеток. И только забравшись в машину, мужчина наконец выдыхает расслабленно, понимая своим затуманенным алкоголем, но не размякшим же в самом деле, мозгом, что такие ночные безбашенные эскапады, как сегодня, ни к чему хорошему не приведут… А после небольшого раздумья над сложившейся ситуацией, уже даже немного сожалея о содеянном. Однако, несмотря на все муки совести и проблемы корпоративной этики, наступившая относительная пустота в голове и полная, до колокольного звона, в его яйцах, приятно умиротворяют Сяо Чжаня, вводя его в блаженное состояние «нестояния» и расслабленного пофигизма. Поэтому он спокойно просит своего друга, а по совместительству верного водителя, отвезти его домой и доставить в пентхаус безопасно, не привлекая излишнего внимания уже, скорее всего, проснувшихся и суетящихся соседей. Когда они подъезжают к Чжаневскому дому, а вернее к фешенебельной высотке в элитном жилом комплексе с вышколенной охранной, гарантированной приватностью и личными лифтами, на часах уже почти 07.30. утра. Въехав на подземную парковку и припарковавшись на местах для вип-жильцов, Юй Бинь выходит из машины первым и на всякий случай быстро проверяет периметр. Не папарацци, так милахи-соседи могут накликать беду на их грешные головы, распространив также быстро сплетни и фото помятого, пьяного и затраханного Чжаня по всемирной сети, как полчище крыс, разносило чуму по средневековой Европе. Оглядевшись и убедившись в том, что парковка пуста, а камеры развёрнуты в противоположную сторону от их маршрута — спасибо предусмотрительности Ван Чжочэна и его людям в «домашней» охране — парень уже спокойно подходит к лифту и только потом, нажимая на кнопку вызова, делает знак своему непутёвому пассажиру. Жестом сообщая тому, что путь свободен и он никого не встретит в таком непрезентабельном виде. Сяо Чжнь резвым козликом — так и не скажешь, что нормально бухнул ночью — выскакивает из машины и в два прыжка оказывается возле открывающихся дверей стальной и покрытой зеркалами, камуфлирующими скрытые камеры наблюдения, роскошной лифтовой кабины, повезущей его прямо в личные апартаменты. «Надо будет напомнить парням из охраны почистить записи с этих камер до того, как наше ночное приключение станет известно председателю Вану… Хотя возможно Чжочэн уже об этом подумал и приказал на время их отключить? Бог его знает конечно, но у этого парня не голова, а персональный компьютер, заточенный на безопасность и конфиденциальность» — думает Юй Бинь и слегка расслабляется после бешенной ночки, полной сплошных нервов и беспокойства за своего непутёвого друга и по совместительству шефа. Безопасно добравшись до дома и опустив на окна плотные шторы, Сяо Чжань сбрасывает с себя одежду и ползёт в душ, а малыш Юй… Ну, не будет же он в самом деле официально обращаться к своему близкому другу, которого знает ещё с тех пор, как в далёком Чунцине голозадым пацанёнком лазил в сад его дедушки лакомиться вкусными персиками, за что бывало частенько получал хворостиной по своей белой заднице от разгневанного старика-соседа. Так вот, малыш Юй — верный друг и такой же верный водитель с расширенными полномочиями личного и тайного помощника господина директора Сяо — идёт к кухонной зоне, чтобы приготовить себе крепкий кофе и заварить ароматный лечебный чай своему уставшему, бестолковому, но похоже вполне довольному прошедшей ночью боссу. Через полчаса, смыв с себя все ночные воспоминания и запахи чужой страсти, мужчина сидит на высоком стуле и попивает приятный мятный чай, укутавшись в пушистый махровый халат полуночного цвета и сладко зевая, расслаблено и сонно обращается к своему другу-водителю-охраннику с животрепещущей просьбой: — Бинь, будь другом и подежурь у меня дома, чтобы, во-первых, не было нежелательных гостей… — Это ты о своём отце или…? — Или… но и о нём тоже. — Ок, я задержусь босс, не вопрос… Только вот не знаю, есть ли у тебя чего пожрать, я голодный, как волк. — Закажи всё, что считаешь нужным, за мой счёт только охрану предупреди. Ок? — Ок! — смеётся Юй Бинь и уже более мягким тоном добавляет: — Или поспи несколько часов, я разбужу тебя в 11.30. Тебе на сколько к отцу? Или сразу на кладбище? Где будет проходить поминальная служба?.. — Это… траурное… мероприятие пройдёт в саду отчего дома… Мне надо быть там в два часа дня. И ты же в курсе, что сопровождаешь меня в любом случае? Возражения не принимаются, друг … Так как я не могу… не могу… сам… — Конечно, не волнуйся, я буду рядом. А сейчас тебе надо отдохнуть и восстановить силы. Ок? — Ок… — Тогда в одиннадцать тридцать подъем, душ, кофе, поздний завтрак и едем. Не теряй время и иди спи. Отдыхай и старательно трезвей, а я всё организую. Здесь побуду… и, наверное, тоже чуток покемарю.***
К удивлению Ван Ибо и не смотря на все его переживания и горестные мысли, спал он крепко и выспался отлично. В восемь часов утра юноша вскочил с кровати бодрым и полным сил, каким он давно себя не ощущал. «Вот, что значит провести ночь в тёплой постели на удобном ортопедическом матрасе, а не на продавленной старой тахте в сырой комнатушке под крышей». Но не успев, как следует умыться, одеться и вообще привести себя в надлежащий вид в маленькой ванной, примыкавшей к спальне, Ибо вдруг услышал звук открывающейся двери номера. Почему-то подумав радостно с тайной надеждой и явным предвкушением, — судя по разгорающемуся жару внизу живота это самое предвкушение начало гордо приподнимать, поникшую было вчера от печальной разлуки кое с кем важным, упрямую головку — что это вернулся проклятый гэгэ, парень, широко улыбаясь, пронёсся через спальню и выскочил в холл-гостиную завязывая на ходу махровый халат. Слава богам, он успел его завязать ибо выскочить в чём мать родила потрясая своим пока ещё слегка возбуждённым хозяйством — лиха беда начало — пред светлые очи двух миловидных и опрятных горничных, пришедших с тележкой и большим моющим пылесосом провести качественную утреннюю уборку, а так же двух официантов, накрывающих на стол королевский, судя по обилию блюд и закусок вкупе с разнообразными чайниками-кофейниками, завтрак на целый полк голодных дровосеков — это был бы то ещё конфуз с возможным обвинением в сексуальном преследовании или домогательстве. «Слава богу пронесло, я хоть и голый, но стояк халат слегка всё же прикрыл…» — проносится в ещё до конца не проснувшемся, но уже здорово перепугавшемся мозгу растерявшегося юноши. Сказать, что Ван Ибо опешил от неожиданности — это не сказать ничего. Юноша был просто в ахуе! Персонал отеля, впрочем, тоже был слегка шокирован, но они-то в силу своей работы люди более привычные ко всяким закидонам богатых постояльцев. Поэтому быстро придя в себя и стараясь не глядеть на стройные, голые и безволосые ноги красивого парня, — важного гостя владельца, наследника и вообще самого главного человека в их корпоративном мирке — а так же на его короткий халатик, слегка топорщащийся в паху с едва не разлетающимися в стороны от малейшего движения полами, незадачливые работники постарались максимально сгладить щекотливую ситуацию и побыстрее покинуть этот злосчастный вип-номер, не создавая ещё большей неловкости ни себе ни полуодетому мальчишке, который судя по его расстроенному виду и алеющим маковым цветам щекам ожидал увидеть здесь кого угодно, но не официантов с горничными. «Вот стоит только дёрнуться и… твой писюн Бо-ди будет бодро приветствовать гостиничных работников, передавая им пламенный привет после тёплой постели и надежды на утреннюю встречу с Чжань-гэ» — думает Ван Ибо в то время, как два подтянутых, напомаженных официанта, вежливо извиняясь, поспешно заканчивают накрывать на стол. А приятные горничные средних лет, кланяясь и пятясь к двери с заученными безразличными улыбками, предельно вежливо сообщают, что постараются не беспокоить важного гостя шумом уборки во время завтрака и поэтому зайдут чуть позже, но при этом глазами намекая Ибо на то, что ему явно здесь не рады и он просто мешает честным людям делать свою работу. После пяти минут мельтешения и суматохи, которые юноша провел, замерев в страхе за то, что от любого неосторожного движение он окажется перед чужими людьми натурально голым со всеми вытекающими, о которых даже подумать страшно, — обслуживающий персонал отеля номер всё же покинул. Правда ушли они с убедительной просьбой-предложением к Ван Ибо позвонить на ресепшен тогда, когда можно будет прийти и убрать. На что парень согласно кивнул, после чего они наконец-то вышли восвояси, тихо прикрыв за собой тяжёлую дверь. И только после их ухода, напряжённый до предела юноша смог благодарно и облегчённо выдохнуть, переведя голодный — да, он был голоден и что? — взгляд на красиво, хоть и наспех, сервированный стол, при этом восторженно скользя глазами по выставленным вазам, тарелкам и пиалам и отмечая большое количество и воистину царское разнообразие представленных на завтрак блюд. Удовлетворённо хмыкнув и настроившись на приятную неспешную трапезу, как в «лучших домах Лондона», Ибо задумался над превратностями своей судьбы и прошедшего странного вечера. Ну, вот, как же удачно всё-таки было выбрано время для подачи ему еды. Большое спасибо Чжань-гэгэ за проявленное внимание к жизненно важным потребностям его скромной тушки, ведь до тренировки в танцевальной студии ещё, как минимум, часа два и можно насладиться этим приятным утром, не взирая на некоторые… хм-мм… смущающие обстоятельства в лице слишком усердных работников этого высококлассного отеля. Даже наплевав на то, что расстались они ночью не на самой радостной ноте и явно без всякой надежды на продолжение… хм-мм… близкого знакомства, всё же найти в себе силы и искренне поблагодарить в душе заботливость Сяо Чжаня и его невероятную щедрость, а также своего рода некое джентельменское благородство. «Конечно он полный урод и редкостный придурок и вообще я его ненавижу, но… губы гэгэ такие мягкие, а его язык такой умелый и глаза… они просто волшебно темнеют, когда он смотрел как я… Не важно! Когда он смотрел. И его руки… Они нежные и мягкие, а иногда сильные и властные… Но характер — он просто мудак!.. Мудачина! Я же нормально попросил и пытался всё объяснить… Более того, я ведь даже согласился, не смотря на его… сложное требование, встречаться с ним дальше… Я вообще не торговался по оплате… Да, блядь!!! Я бы, наверное, встречался с этим козлим и за просто так… без денег… Потому, что он… Что тогда… За те конфеты… Но ведь было ещё и с папой… Будь, он проклят этот урод… Ненавижу, суку!.. Как же я его ненавижу!.. И хочу…?» От нахлынувших тяжёлых мыслей, радостное настроение этого замечательного утра начинает юношу покидать и он, испугавшись за своё душевное состояние и… Наплевав на все сомнения, разочарования и терзания, делает над собой невероятное усилие и улыбаясь решает, что была не была и жизнь одна, а о том, как поступить и что делать дальше со своими сложными чувствами вообще и привязанностью к его невозможному гэгэ в частности, он подобно Скарлетт О’Харе подумает завтра. Сейчас же надо сесть и позавтракать, потому что громко урчащий живот сам себя не накормит… Ван Ибо идёт к столу и по пути замечает, что приходившие горничные оставили после себя на одном из помпезных кресел аккуратно сложенную стопочку с выстиранными и отглаженными вещами. Его вещами. «Они, что даже трусы с носками погладили?.. И джинсы? У меня теперь на джинсах будут складки? Да ну нафик, не может быть?..» — думает юноша возмущённо, но на губах у него играет довольная улыбка. «Он и об этом позаботился, сука… Напомнил, чтобы всё вовремя принесли… вместе с завтраком. Вот же засранец…» Завтрак, несмотря ни на что, проходит бодро и у Ибо натурально случается просто какой-то праздник желудка. Он ест всё и много: от пуза нажираясь вкусными блинчиками с джемом, закусывая импортными сырами — ну, тут на любителя, очень большого любителя-не китайца, если быть честным; перемежая всё это великолепие свежими хрустящими булочками, щедро смазывая их маслом и запивает обильную пищу ароматным кофе с молоком. При этом сыто, как кот улыбаясь, думает лениво и благодушно, понимая, насколько он проголодался, ведь вчера из-за нервного напряжения елось как-то не очень: «Вредно, жирно, но пиздец, как вкусно! На тренировке сгоню за пару дней лишний килограмм, легший на талию после этого пиршества. Но то будет потом, а сейчас можно и понаслаждаться впрок». Вкусно поев и быстро одевшись во всё чистое и пахнущее дорогим кондиционером, красиво уложив волосы, побрызгавшись и намазавшись всем, что только можно было найти на полках во всех трёх туалетных комнатах, Ван Ибо чистый и свежий точно эксклюзивная фиалка, удовлетворённо оглядев себя напоследок в зеркало и обувшись, открывает дверь люкса намереваясь отправиться домой, но… Дорогу ему преграждает высокий и крепкий молодой азиат с красными от недосыпа глазами и теснит его назад в номер приговаривая: — Не так быстро молодой человек… Не так быстро… — Ты кто такой? — вскидывается резко юноша, недоумевая от того, что это за штрих и какого хрена, собственно, он не дает ему выйти из номера. — Я — Ли Бовэнь и директор Сяо просил меня…кх-мм… приглядеть за тем, чтобы всё, что произошло здесь, здесь и осталось… Поэтому прошу вас… кх-мм… господин Ван… — Откуда вы знаете, как меня зовут? — удивлению парня нет предела. Да, он, чёрт возьми, просто в ахуе от того, что его, во-первых, задержали, а во-вторых, о нём всё знают…? «Этот Сяо Чжань, будь он… счастлив и здоров, этот хренов гэгэ… Что приказал своим охранникам провести расследование моей личности? Ну хорошо мудила… Надеюсь после того, как тебе доложили о том, кто я и КТО мой отец, то ты наконец поймёшь КАКОЕ ЗЛО причинил моей семье и вспомнишь ВСЁ?! Я очень и очень надеюсь на это… На то, что вспомнишь и… может тебе станет стыдно, или ты испытаешь сожаление… Зачем мне это? Просто хочу верить, что у тебя не только прекрасный и светлый образ чудесного парня мечты, но и душа, не совсем испорченная деньгами и погрязшая в разврате. В душе продолжаю надеяться, что совесть свою ты не просрал и не пропил ещё тогда в подростковом возрасте!..» — думает Ван Ибо и горько вздыхает, глядя вопросительно на охранника Ли и ожидая ответа на свой вопрос. — Разве это важно парень?.. Конечно, начальник тебя проверил сразу же, как стало известно КОГО именно господин Сяо пригласил к себе в номер на ужин. — На этих словах брови охранника двусмысленно приподнимаются вверх и быстро опадают, придавая этим простым движением красивому сдержанному лицу парня какой-то добродушно-комичный вид, хотя цель мимики изначально явно была другой. «Та ради всех богов охраны, ты думай и намекай сколько тебе влезет — мне по бую!» — проносится в голове у Ибо, но вслух парень спрашивает коротко и сухо: — А вы всегда проверяете ВСЕХ гостей Сяо Чжаня? Или это исключительно только МНЕ оказана такая честь?.. — Да! Особенно тех, кого приглашают в ЭТОТ люкс ПОСЛЕ ДЕСЯТИ ВЕЧЕРА… на приватный ужин. — Сейчас уже нет никаких поигрываний бровями, а есть лишь наглая, сальная улыбка и неприкрытая насмешка в голосе. Охранник смотрит прямо в глаза Ван Ибо, загнав того в номер и продолжая оттеснять юношу к боковой стене, при этом тихо и спокойно продолжая свою тираду: — Для безопасности семьи Сяо и по личному распоряжению президента компании «Чжань Групп» и директора Сяо, мне приказано до того как вы, молодой человек, уйдёте из этого номера проверить весь люкс на предмет скрытых камер и записывающих устройств. А также в целях безопасности компании и личной безопасности руководства, для защиты права на приватность её владельцев, мне необходимо будет обыскать вас и ваши вещи, естественно с вашего добровольного согласия и в качестве доказательства с вашей стороны благих намерений и отсутствия желания навредить, как самому директору Сяо, так и его компании, и его семье. Эти меры не только лично против вас, но это есть заведенный порядок, прописанный в протоколе моих обязанностей в подобных… кх-мм… спорных ситуациях, которому я должен всегда следовать. Простите заранее, но иначе вам отсюда не выйти. Поэтому просто стойте спокойно и ждите пока я пройдусь радиодетектором и все быстро проверю. Руки из карманов необходимо вынуть и ни к чему не прикасаться. Ясно? Вы, меня поняли господин Ван?.. Ах да, мне также необходимо получить ваш смартфон, чтобы убедиться в отсутствии незаконно снятого или записанного контента. Передайте мне его пожалуйста. Когда все формальности будут выполнены я верну его вам… — Да… как вы смеете…?! Неужели вы думаете, что я… что я мог… или подумал… снять и записать нас с Чжань-гэ?.. Вы серьёзно?.. И он тоже думает, что я могу быть настолько… настолько непорядочным?.. Вот же урод хренов! Я ему ещё выскажу… хлыщ хитрожопый!.. Хрен вам, а не мой телефон… — орёт Ван Ибо и порывается открыть дверь, но быстро успокаивается скрученный Ли Бовэнем и морщится от боли в заломанной и вывернутой руке. — Успокойся парень, — миролюбиво, но с явной издёвкой произносит охранник. — Сколько вас таких тут было… Охочих до его тела и главное до его денег, которые потом шантажом и угрозами пытались получить по максимуму… Я не говорю, что конкретно ты такой, но пойми богатые люди должны перестраховываться. Так, что расслабься и стой спокойно иначе мне придётся надеть на тебя наручники и вызвать подмогу, чтобы тебя скрутили. А господин Сяо очень настойчиво просил отнестись к тебе по-хорошему. Цени его заботу! — И кивая головой в сторону обеденного стола, где всё еще стояли неубранные остатки завтрака, говорит примирительно: — Он лично сто раз повторил ночному портье о том, что завтрак необходимо подать между 8 и 9 часами утра, и про твою одежду напомнил… Так, что оценив его хорошее отношение, просто постой спокойно, чтобы я мог выполнить свою работу. — Закончив эту пространную тираду охранник Ли протягивает руку к Ван Ибо, намекая ему глазами, чтобы он добровольно отдал телефон для проверки. Юноша фыркает, но понимает, что скорее всего другого выхода у него нет и сопротивление бесполезно, поэтому хоть и нехотя, но вкладывает свой старенький смартфон в широкую ладонь мужчины и фыркает саркастически, кривя красивые губы в нахальной усмешке: — Смотрите не жалко! Но я этому вашему директору Сяо Чжаню вот это вот всё ещё припомню, да так, что он будет не рад… — и затихает стоя у стены смирно, скинув рюкзак на пол и прислонив скейт тут же рядом с ногами. Ибо стоит, гордо вздёрнув подбородок с абсолютно непробиваемой моськой и вытянув руки вдоль худощавого туловища. В голове всплывает насмешливо-саркастическое: «Я прямо символ укора и наказания для его совести». Кривая усмешка ломает красивые, чувственные губы парня и Ван Ибо погружается в тяжёлые, безрадостные мысли, пока Ли Бовэнь быстро и споро начинает осматривать и проверять непонятной, тускло поблескивающей металлом штуковиной все закоулки гостиной, предварительно опустив телефон юноши в карман своей чёрной куртки военного образца. Перед тем как открыть дверь большой ванной комнаты — про себя Ибо назвал её «главная ванная» — охранник внимательно смотрит на парня и произносит внушительно с явной угрозой: — Стойте там пожалуйста, господин Ван, и не предпринимайте никаких попыток уйти или совершить какие-либо другие действия, например подложить или снять жучок… Здесь сейчас работают наши скрытые камеры и все ваши действия записываются… — Здесь есть камеры? В гостиной или в спальне и… других помещениях тоже? — холодея от ужаса спрашивает Ван Ибо. — Да господин Сяо установил камеры повсюду и мы дежурим, наблюдая за тем, что происходит в номере… особенно когда в нём находятся посторонние в отсутствие хозяина и сегодня дежурил я… — Значит, вы всё видели и записывали? Всё…?! И в спальне тоже камеры?.. — юноша в ужасе смотрит на невозмутимого мужчину. — Расслабься юноша, вчера Сяо Чжань лично попросил камеры выключить на то время пока… пока вы… танцевали и ужинали… Короче, не парься ничего ЛИЧНОГО НИКТО НЕ ВИДЕЛ! — Спасибо, — искренне поблагодарил Ибо и потом подумав с жаром добавил: — Делайте свою работу охранник Ли я… Я не доставлю хлопот и буду стоять здесь спокойно. — Оки… Тебе спасибо парень… Ты похоже хороший и правильный мальчик, не похож на его обычных… хм-мм… гостей… — благодушно произносит Ли Бовэнь, а потом немного подумав добавляет уже значительно тише и как-то заговорщически что ли: — Лучше бы ты не связывался с ними… С семьёй Сяо… А то можешь пострадать…сильно пострадать! Беги от него парень, беги, а лучше вообще уезжай в материковый Китай… Не будет тебе жизни ни от него, ни от его отца… — последнее уже практически шёпотом. — Спа… спасибо господин, — тоже тихо произносит Ван Ибо, пристально смотря в лицо Ли Бовэня широко распахнутыми глазами, в которых благодарность смешивается с ужасом и так и сквозит беспокойством во взгляде. До конца осмотра помещений люкса они больше не произносят ни слова и даже не смотрят в сторону друг друга. Ибо всё время простоял, пялясь на свои ноги, а охранник был сосредоточен на поиске чужих шпионских устройств. «Прямо, как в фильмах про Джеймса Бонда… а в роли Бонда видимо я собственной прекрасной персоной» — парень от этой мысли тихо улыбается одними уголками губ и оторвавшись от созерцания своих поношенных и растоптанных кед, устало прикрывает глаза припухшими веками, расслабляется и выдыхает, понимая в этот момент, что был напряжён как струна всё это время. Закончив осматривать номер Ли Бовэнь подходит к Ибо и просит позволения проверить его куртку и вообще одежду, а так же осмотреть рюкзак. На что юноша, больше не возмущаясь и смирившись с неизбежным, просто кивает обречённо, поднимая руки и расставляя пошире ноги, пока блестящий радиосканер проходится вдоль его тела, а за ним по упругим мышцам быстро пробегают цепкие сильные руки мужчины. — У тебя классная фигура и сильное поджарое тело… ты как молодая борзая… Директор был прав, когда назвал тебя уиппетом* или английским борзаком — ты именно такой и есть: сильный, честный и преданный своему делу. Ты ведь танцор, да?.. Так вот и танцуй… желательно где-нибудь, где господин Сяо не сможет тебя найти…поверь мне парень! Мне будет жаль, если ты пострадаешь…особенно от наших рук… — это уже настолько тихо, что Ибо не может разобрать, но преисполнившись благодарности и немного забеспокоившись парень не удержавшись всё-таки переспрашивает: — Он… Сяо Чжань… настолько опасен? — Не то, чтобы опасен, а скорее… безответственен и…безразличен к чужим чувствам. Он разобьёт твоё маленькое, глупое сердце и не только не поморщиться, но даже не заметит этого. А потом просто тебя не вспомнит и не узнает… Но… Президент Сяо действительно опасен, и я даже не знаю, что хуже или лучше для тебя малыш. То, что его сын, позабавившись, выкинет тебя из своей жизни и забудет за ненадобностью, или же наоборот захочет оставить при себе, вызвав тем самым гнев своего отца и… очень плохие последствия для объекта этого гнева. Понял?.. Но это, между нами, а то если честно мне может не поздоровиться знатно за такие разговоры. — Хорошо, я никому ничего не скажу. И спасибо вам, господин Ли… Бегло осмотрев рюкзак юноши и скейт, а затем попросив разблокировать телефон и покопавшись в нём немного охранник отпустил Ибо, пожелав ему на прощание удачи. А неприятно удивлённый и расстроенный всей этой странной и непонятной ситуацией парень заспешил на тренировку — времени уже было половина одиннадцатого — по дороге прокручивая в голове свой разговор с Ли Бовэнем и вообще все предшествовавшие ему события, как приятные, так и не очень.***
До танцевальной студии юноша добрался спустя почти час, уже полностью измотанный своими мыслями, сомнениями и спорами со своей совестью, и здравым смыслом. «Навряд ли между нами что-то ещё будет… У нас с ним нет надежды на продолжение и, наверное, это к лучшему. Хотя жаль… Он мне нравится и… я его ненавижу! Такой вот заковыристый парадокс моего извращённого сознания» — мелькает последним отголоском и принятым не то решением, не то смирением перед неизбежным. Ван Ибо спускается в полуподвальное помещение, грустно улыбаясь, но берет себя в руки когда толкает дверь в залитый светом просторный зал с низким потолком и одной зеркальной стеной. Он скидывает кеды и уже полностью справившись со своим расхристанным состоянием «не стояния», бодро здоровается с коллегами по команде и соучениками. Из угла на него злобно зыркает Сонджу, слегка помятый и с глубокими тенями под глазами. «Опять не спал и кутил всю ночь» — думает раздраженно юноша, приветственно кивая своему товарищу и партнёру по танцам, здороваясь с ним и не скрывая беспокойства в своём голосе: — Привет Ким Сонджу, ты опять не выспался? Разве можно так себя не беречь и… от тебя что несёт перегаром…? Ты ещё и пил? А потом пришёл пьяным на тренировку? Вообще ошалел что ли… — А тебе то что? — зло шипит Сонджу, отчего Ван Ибо обалдевает ещё больше. — Ты чего друг?!.. Разве я тебя чем-то обидел? Извини если лезу не в своё дело, но что ты делал полночи и всё утро, почему не отдохнул хоть немного? Даже если тебя вчера припахали на приватные танцы, надо было не пить, а отправляться домой и спать… — Припахали?!.. Наверное, можно и так сказать… А скорее вспахали да так, что даже ходить больно… Мудак! — рявкает на Ибо Сонджу, правда понижает голос до шёпота, чтобы остальные, находящиеся в комнате парни и девушки, их не услышали. — Меня знатно оттрахали и чуть не порвали… Правда хорошо заплатили, но унизили и избили… — Чего? Что с тобой сделали?.. — не сдержав удивленного возгласа спрашивает Ван Ибо, округляя глаза от неверия и… шока? — А ты сказал господину Чу или менеджеру?.. А где была охрана в тот момент, когда… когда тебя домогались… Почему они не выставили мудака из клуба и не приложили ему напоследок? — Выставили?.. Приложили?.. Кого?! Ты знаешь КТО это был? Таких, как он, не выставляют… Им кланяются и угодливо заискивают… Хотя откуда тебе знать? Вон какой бодрый и довольный пришёл… Хорошо время провёл со своим богатым господинчиком? Вкусно поел, мягко поспал?.. А денег он тебе прилично отвалил? Не обижал? Жопу не порвал? Девственный ты наш пиончик… — Успокойся друг, зачем ты так? Со мной действительно всё в порядке, хотя не обошлось без эксцессов… Но меня никто не насиловал и ничего нигде не рвал… Просто вышла небольшая размолвка. И секса, кстати, между нами не было… Так потанцевали и… не важно в общем… Не было ничего и моя задница осталась практически девственной и нетронутой. — Практически? — ехидно спрашивает Сонджу, впиваясь в лицо юноши горящим ненавидящим взглядом своих красивых карих глаз. — Ну скажем так, никто меня не трахал в задницу, — примирительно произносит Ван Ибо, принимая раздражение друга за проявление беспокойства о его целомудрии и просто за проявление беспокойства… — Не трахал он тебя значит?!.. Ну что же, мой милый, повезло тебе… Да ещё как… А меня вот трахал, да ещё и отпиздил! — Кто? — всё ещё не понимает юноша, что же такое пытается рассказать ему парень. — Кто-кто — дед Пихто!.. Твой господин Сяо — вот кто! Это он разъебал моё очко до крови и по морде мне заехал на десерт… Правда Вэньханю с ним вроде понравилось. Когда он и его драл, как сидорову козу, то тот даже стонал в голос и дрожал всем телом, утопая в оргазме. — Что ты сказал?.. Кто кого драл и по морде бил?.. — голос парня предательски дрожит, а руки и ноги немеют. Осознание только что услышанного, накрывает его с головой тяжёлым свинцовым покрывалом. «Он. Ебал. Сонджу? И Вэньханя?.. Когда, блядь, он успел?..» Ван Ибо облизывает вмиг пересохшие губы и скрипучим шёпотом сдавленно спрашивает: — Где?.. Где это произошло? И когда?.. Почему?.. Я просто не понимаю… — Где-где… В клубе под утро… Он заявился с охраной и потребовал приват с двумя парнями. Наверное, отвалил бабла менеджеру и тот пригнал нас всех, кто не старше двадцати двух… А он осмотрел предложенных парней и выбрал меня и Вэньханя… Дальше заставил нас исполнять всякие эротические номера ему на потеху, а потом выебал меня жёстко и ударил, предварительно заставив ещё и с Вэньханем порно-шоу устраивать. — Деловито рассказывает Сонджу, ревниво следя за лицом Ибо и пытаясь угадать его реакцию на свои слова. Когда замечает проступившую гримасу боли, то удовлетворенно хмыкает и быстро облизав губы кончиком языка воодушевлённо продолжает, даже не пытаясь скрыть своего торжества от болезненного стона, вырвавшегося из уст юноши на последней фразе. — Его, Вэньханя то есть, уже потом… после шоу… выдрал с таким наслаждением и так… сильно и самозабвенно, что я думал сломает бедного парня нафик. Но Вэньхань на удивление остался доволен еблей с красивым господином Сяо… — он тот ещё изврат походу… Да ещё так доволен и ему так понравилось, что этот идиот даже от денег отказался. Но твой Сяо Чжань настоял и визитку ему сунул, написав на ней свой личный номер, и попросил о дальнейших приватных встречах не в клубе… Вэньхань обещал подумать… Глаза Ван Ибо горят от невыплаканных слёз, а кисти то сжимаются крепко в кулаки до побелевших костяшек, то безвольно разжимаются и всё тело юноши сотрясает крупная нервная дрожь. Всё это конечно не может укрыться от внимательного взгляда Ким Сонджу и тот уже окончательно воспряв духом и наслаждаясь свершенной местью, продолжает щебетать аки щегол весенним утром: — Мне тысячу баксов заплатил «на медицину», он так выразился. И это, если честно, конечно немного компенсирует перенесённые унижения… Дальше Ван Ибо его уже не слышал. Он встал на негнущихся ногах, пошёл и обулся, а потом практически ослепший от слёз вышел на залитую солнцем грязноватую старую улицу и побрёл домой сломленный и подавленный… «Он меня убил» — было той мыслью, которая преследовала его всю дорогу до своей убогой квартирки. «Он изнасиловал Соджу и УДАРИЛ его» — стучало в мозгу, когда юноша поднимался по тёмной грязной лестнице на свой чердачный этаж. «Ему было хорошо с Вэньханем настолько, что он захотел и дальше с ним встречаться, а тот вообще отказался от денег…за секс… Они, блядь, занимались СЕКСОМ и понравились друг другу настолько, что будут и дальше встречаться — будут вместе… А я… А как же я? А ты, Ибо, — набитый дурак! Ты будешь в пролёте… ПРОДОЛЖЕНИЯ НЕ БУДЕТ!» — это последнее, что запомнил Ван Ибо, повалившись на жёсткую тахту и зарывшись лицом в подушки. Он зарыдал глухо и надрывно. Жалея себя и выплакивая все свои противоречивые чувства, освобождая внутри своей юной и открытой души место для холода ненависти, изживая и вытравливая детскую мечту и такую же детскую любовь, лишая себя надежды и запрещая себе мечтать о продолжении. Ван Ибо плакал и плакал, а его хрупкое наивное сердце покрывалось ледяной бронёй. Когда через час или через несколько часов — юноша так и не понял и не вспомнил сколько именно времени он так пролежал, рыдая и забываясь на короткое время беспокойным сном, а потом опять оплакивая своё потерянное и так и не наступившее счастье, своего волшебного мальчика и свои детские мечты — Ибо встал с постели то в его глазах не было больше ни теплоты, ни наивности. Он осмотрел себя в обшарпанном старом зеркале и удивился тому, что из поблёкшего местами и покрытого пятнами отражения на него глянул холодный и расчётливый монстр — ОН САМ! Примечание от автора: *Уиппет (англ. whippet) — небольшая гладкошёрстная порода собак, занимающая среднее положение между грейхаундом и левреткой. Развивает скорость до 50—60 км/ч, по прямой — 70 км/ч. Относятся к группе борзых, а именно к короткошерстным борзым. Рост собак составляет у кобелей — 47—51 см, а у сук — 44—47 см. Их шерсть мягкая, короткая, плотно прилегающая, при этом уиппеты могут быть любой расцветки или иметь различные сочетания окрасов. Срок их жизни довольно продолжительный и составляет от 12 лет до 15 лет. Общая пропорциональность и гармоничность сложения, развитая мускулатура в сочетании с сухостью и крепкими, сильными ногами сразу даёт понять, что эта собака создана для быстрого бега. Англичане называют уиппета «бультерьер среди борзых» за смелость, отличные охранные качества, а так же за фанатичную преданность хозяину и любимому делу — охоте))