В Хаосе как в Хаосе - 2

Новость о предстоящей свадьбе чертовски способствует душевному равновесию, когда идет рука об руку с покушением. Свадьба, если кто еще не понял, имеется в виду моя собственная, то есть короля Хаоса Мерлина I, покушение тоже моё, то есть на меня. Я не пострадал, если не считать самолюбия. Оно принялось задавать каверзные вопросы, как скоро я потеряю форму, имея в распоряжении на все случаи жизни такие мощные штуки, как «Колесо-Призрак» и спикарт. Наверное, от шока, что моя персона, сидящая на троне во Дворах, устраивает далеко не всех. Я постарался втолковать ему, что Призрак немалую часть времени занят собственными не всегда понятными делами, а вовсе не охраной моего здоровья, а спикарт может стать невероятно мощным оружием, но даром предвидения носителя не наделяет. Я не стал мешать Даре, занявшейся расследованием в лучших традициях Агаты Кристи, и в очередной раз положился на Призрака, с готовностью согласившегося тайком присмотреть за ее бурной деятельностью. И тут явился из Кашфы мой сводный братец Джарт с той самой новостью. Когда-то он регулярно пытался меня убить, но с тех пор случилось много всякого, и мы стали гораздо лучше понимать друг друга. Я и сейчас далек от того, чтобы считать наши отношения вершиной родственной сердечности и сбрасывать со счетов мысль, что Джарт просто-напросто достаточно поумнел, чтобы не светиться за очередной попыткой, хотя бы из-за Джулии. Но предпочитал думать, что времени прошло слишком мало, чтобы возненавидеть меня за что-нибудь другое. Я не хотел давать для этого ненужных поводов и не возражал против маминой идеи, что Джарту пора набраться опыта в политике, поэтому на переговоры в Кашфе стоит отправиться именно ему. Конечно, я бы заменил его с огромным удовольствием, особенно после донесения, что Рэндом направляет туда отца с Биллом Роттом. Увы. С формальной точки зрения это были всего лишь переговоры между государствами, входящими в сферу влияния Амбера, и Дворам, строго говоря, нечего было там делать. Джарт присутствовал в Кашфе в статусе наблюдателя и, возможно, лишь самую малость намекал на особые отношения Хаоса с тамошней королевской четой. Готов поспорить на что угодно — он не преминул заверить Люка, что я сплю и вижу себя женатым на королеве Кашфы. Даже не в политике дело и не в Талисмане, который Дваркин вживил Корал вместо глаза из высших и ему одному понятных соображений. Просто почему-то каждый, вступив в клуб женатиков, некоторое время активно вербует туда новых членов, и у Джарта этот период был в самом разгаре. Короче, переговоры под эгидой Амбера завершились к полному удовлетворению высоких договаривающихся сторон. Ринальдо Первый получил свой режим наибольшего благоприятствования, а Бегма в утешение — свой кусок Эреньора. Видать, немалый, раз никто не оскорбился, когда Ринальдо объявил, что аннулирует брак с Корал по обоюдному согласию. Джарт с кривой ухмылкой, в смысле, дружелюбно улыбаясь, немедленно предложил от моего имени экс-королеве посетить Дворы. Высокие договаривающиеся стороны, которые прекрасно знали, сколько времени Талисман Закона был собственностью королевского дома Амбера, занервничали. И тут вмешалась сама Корал. Улыбаясь очаровательно и непринужденно, она сообщила, что с удовольствием примет приглашение короля Хаоса при условии, что Дваркин будет сопровождать ее во время этого визита. Теперь занервничал Джарт, не ожидавший такого оборота, но идти на попятный было поздно, и в ближайшие дни нам следовало ждать в гости не только главную претендентку на вакантное место рядом со мной, но и одиозного карлика, которого в Хаосе считали ренегатом, сотворившим амберский Лабиринт в противовес Логрусу с помощью утраченного Змеей Глаза, он же Талисман Закона, если кто забыл. Всё это я очень отчетливо представил, выслушав официальный доклад. Ручаюсь, отец за дверями тронного зала Кашфы немало повеселился. Если бы я мог в этой ситуации оставаться зрителем, мне бы тоже было весело. Корал нравилась мне и была на данный момент единственной, кого я готов был видеть своей королевой. Не прямо сейчас, но когда-нибудь… Рассказ Джарта не намекал, а буквально кричал о том, что моё официальное предложение будет принято, мало того, его от меня ожидают. Я представил эту сцену, очень довольную Дару, невозмутимо-вежливого Мэндора, успевшего с поздравлениями раньше всех, и пожалел, что не убил Джарта в период нашей непримиримой вражды. А потом вспомнил, что он и его будущие потомки оказываются первыми на очереди в случае моей внезапной кончины, и из не столь далекого прошлого потянулись новые ниточки. Первое осознание того, что я готов примерить корону Хаоса на свою голову, если альтернативой окажется Джарт. С тех пор очень многое переменилось, но одно осталось, как тогда: если короне суждено с моей головой когда-то расстаться, пусть это будет мой собственный потомок. Обзавестись же наследником без королевы мне не поможет даже Дваркин, который с этой задачей тоже справлялся не без посторонней помощи. Впрочем, я продолжал надеяться, что его слова о матери моего деда надлежит понимать иносказательно, а не в смысле рождения младенца от прадеда самкой божественного единорога. Вспомнил я и о том, как отец перестал желать трона Амбера, который больше не требовалось отнимать у брата-узурпатора, и присягнул Рэндому, на которого пал выбор Лабиринта — или первоосновы, стоящей за ним? Возможно, когда-нибудь я сам поступлю так же. Это лучше, чем наделать кучу отпрысков, стравливать их друг с другом и наблюдать, кто победит. Но не сейчас, совершенно точно не сейчас. Я знал, что мне нужно для избавления от этих ни к чему не ведущих раздумий, и знал другое: если просто отправиться в Пути Мэндора и напроситься на обед, это не будет иметь ничего общего с охотой на Снарка и, скорее всего, обедом и закончится. Потрясающе вкусным, но всего лишь обедом. *** И Мэндор, и Сугуи признавали, что ситуация складывается патовая. Глаз Змеи возвращается во Дворы Хаоса, закрепляя новое равновесие в многовековом соперничестве Сил. Но владеет им, как и прежде, особа королевской крови Амбера, несущая в себе отпечаток Лабиринта, и отнять у нее Талисман можно только вместе с жизнью. Попытка лишить ее жизни чревата очень неприятными последствиями, и всем, кому она не безразлична, будет абсолютно всё равно, кому последствия причинять. А главное — неизвестно, что придет в голову Дваркину, находящемуся совсем рядом с Логрусом, всё-таки немалый стаж безумия даром не проходит. Скорее всего, Змея предпочтет и дальше оставаться одноглазой, но уж очень велик соблазн… Убивать Джарта мне больше не хотелось, в конце концов, он всего лишь в точности исполнил мамины инструкции в полной уверенности, что мне же будет только лучше. Что-то предпринять сейчас не было никакой возможности, и всё, что я мог себе позволить — это отвлечься. Я поймал себя на том, что хочу оказаться в Отражении Земля, и пустился бы в путь немедленно, если бы не два «но». Первое — разные временные потоки, из-за которых короткая прогулка может растянуться для Хаоса на непозволительно долгий срок. Второе — я не хотел оказаться там в одиночестве. Люку же хватало собственных проблем, а Джулию я и сам не стал бы просить составить мне компанию, и дело было совсем не в том, что Джарт придет в бешенство. — Не бери в голову, папа, — объявил Призрак, когда я поделился с ним сомнениями. — Потоки можно пересечь под разным углом, это вовсе не трудно рассчитать. Можем гулять хоть целый день, а здесь пройдет не больше часа. — Ты не забыл, что физические законы Отражения Земля не позволяют тебе нормально функционировать? — Я намерен всерьез обдумать эту проблему, — Призрак не скрыл недовольства. — Ограниченное всемогущество — это не то, ради чего я себя совершенствовал. — Неограниченного всемогущества не бывает. Всё, что ты можешь — изменить граничные условия. Пока мы рассуждали о пределах всемогущества, явился Мэндор со своим взглядом на предмет дискуссии и сказал, что цена за расширение пределов может быть такова, что всемогущество не будет доставлять ни малейшего удовольствия. Призрак едва не завис: с таким он еще не сталкивался и тотчас вознамерился определить соотношение цены и удовольствия применительно к себе. Он так увлекся, что слишком заспешил с перемещением, и Мэндор схватил меня за руку, когда я нелепо взмахивал ею, на секунду потеряв равновесие. Мы плюхнулись посреди шикарного цветника, и я волей-неволей вспомнил о замашках Маски-Джулии. От ареста нас благополучно спасло наложенное Мэндором заклятие невидимости, а в кармане брюк отыскалась моя старая кредитная карточка, за что я немедленно простил Призраку не самую мягкую посадку. Мы раздобыли в ближайшем Отражении подходящую одежду, взяли напрокат автомобиль и отправились путешествовать. Я затащил Мэндора на нашумевший фильм с непонятным, но глубоким смыслом и выставку авангардного искусства, на бейсбольный матч и в сомнительный бар, где он творил из холодных сэндвичей кулинарные шедевры и смешивал дивный коктейль на глазах ошарашенного бармена, а потом мы на кулаках вынесли за дверь нескольких завсегдатаев, которым не понравились наши физиономии. Мы любовались панорамой со смотровой площадки на крыше небоскреба и карминовым закатом с борта яхты, как похожей на «Звездную Вспышку». Мы знали, чем непременно должен закончиться этот внезапный загул, и никуда не спешили, дождавшись, пока краски потускнеют и сменятся чернотой безлунного неба с россыпью звезд на свободных от облаков участках. В каюте нам показалось слишком тесно, и мы расстелили одеяла прямо на палубе под огромным тентом. Жара окончательно уступила место прохладной свежести, и я, выбравшись из воды, невольно поежился и решил погреться о Мэндора, который не присоединился к купанию. Тот словно не заметил, что я поднял его футболку, сменившую прежние элегантные одежды, и прижался к спине холодным и влажным. — Я не участвовал в таких незатейливых развлечениях со школярских времен, — сказал он. — Хорошо, что мы здесь только вдвоем, и есть занятия куда приятней, чем анализировать, как получается чувствовать себя превосходно и ужасно глупо в одно и то же время. — Пока мы здесь, можно делать самые разные глупости. Не любые, — с легким налетом сожаления вздохнул я, — но те, которые в Хаосе или Амбере даже не взбрели бы в голову. — Мне кажется, я уже позволил себе столько глупостей, что хватит до конца дней, — Мэндор отшвырнул скомканную футболку. — Пора перейти к глупостям более осмысленным, если можно так выразиться. Я был только за, и вскоре на Мэндоре осталось одежды не больше, чем на мне, и мы увлеченно тискались на одеяле. Спутник равнодушно прошел крохотной светящейся точкой над нашей яхтой и скрылся за облаком. — Сегодня нам помогут они, — сказал Мэндор, и между его пальцами появились два темных металлических шарика, очень хорошо мне знакомых. — Ты ведь не станешь меня погружать в бесчувствие? — Меня это не привлекает, — пощекотал он губами мое ухо и мягко спихнул руку со своего паха, наваливаясь сверху. Шарики один за другим прокатились между нашими животами. Оба трущихся друг о друга члена словно опутала мягкая шелковистая сеть; она не стесняла движений, а направляла их так, как нужно, чтобы выжать из них максимум удовольствия. Я вцепился в поджарые ягодицы Мэндора и уперся пятками в одеяло. Прохладный металл изредка задевал яички, и от легчайших покалываний, возникающих от этого, возбуждение странным образом нарастало всё сильнее. А Мэндор никак не унимался: теперь шарик уменьшился и застрял у меня между ягодиц, точно в кольце сфинктера, медленно вращаясь. Я отчаянно напрягал мышцы, чтобы протолкнуть его туда или сюда, но чертов шарик словно издевался надо мной, и я быстро понял, что это очень даже пикантная приправа к ощущениям от трения мэндорова члена о мой, а если маленькая штуковина проскочит внутрь, то я попросту перестану ее замечать. Меня раздирало надвое: одна половина хотела смаковать то, что происходит сейчас, а другая — чтобы Мэндор прекратил свои игрища и трахал меня по-настоящему или позволил мне делать это. Он уже еле сдерживался, оскалившись и тяжело дыша. — Ну же… — просипел я, буквально вдавливая его в себя, и он наконец-то просунул колено мне между ног, подталкивая их в стороны, и я быстренько подтянул колени к груди и ослабил хватку. Мэндор навис надо мной, и закупоривший меня шарик тут же сделался еще меньше и резво юркнул внутрь, освобождая путь члену, вошедшему так легко, словно елозивший в моей дырке металл был покрыт первосортной смазкой. Надеюсь, не той, которая в шарикоподшипниках. Впрочем, всё равно. Я уже сбился со счета. Пара шариков так и кружила у меня в паху, синхронно с толчками Мэндора вытворяя такое, что меня подбрасывало над одеялом, а в глазах вспыхивали целые пучки искр. Еще два или три оторвались от рук Мэндора, проплыли над ним по воздуху, зависли над мерно двигающейся задницей и скрылись из виду. Куда они, интересно, подевались, вы не догадываетесь? Член во мне орудовал всё энергичней, и я понял, что и тот мелкий шарик никуда не исчез. Он там перекатывался, как горошинка, а потом застрял в одном месте и при каждом движении туда-обратно так надавливал, что я едва не взвыл и двинул Мэндору пятками по заду на манер наездника. Он наподдал еще и замер, вскрикнув и упав на меня, но я стараниями вертких шариков уже не замечал ничего, неспособный дальше балансировать на грани взрыва. Шарик выскользнул из меня следом за Мэндором и, видать, увеличился на лету, потому что стукнулся о металлический лист увесисто и сочно. Его приятели успели исчезнуть в руках хозяина. Одеяла уехали неизвестно куда, и лежать стало некомфортно. Я поднялся и ласточкой бросился в темную воду. Повторившийся плеск сообщил, что в этот раз Мэндор последовал за мной. Я вынырнул, перевернулся на спину и, пока волны лениво колыхались вокруг, размышлял, стали бы мэндоровы шарики плавать в воде, или нет. В молчании, потому что слова ничего не значили и ничего не могли изменить, мы довели яхту до причала, и осталось только вызвать «Колесо-Призрак», потому что место наше было не здесь, сколько бы мы ни пытались еще немного продлить отпущенное нам время. Я вытащил Козырь, и в ночном сумраке замерцали светящиеся круги. — Я немного подумал на досуге над проблемой ограниченного всемогущества, — заявил Призрак, готовый вернусь нас во Дворы. — Практически во всех случаях граничные условия можно обойти при минимальных затратах. Если не считать нескольких абстрактных понятий, с которыми невозможно оперировать методами формальной логики.