Одно дыхание на двоих, или понимающие взгляды Хинацуру

      Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох… Электрический разряд проходит через все тело, начиная от пальцев ног, заканчивая кончиками волос. Приятное чувство. И такое родное. Словно привет из далекого прошлого. Вдох, выдох, вдох. Теперь уже воздух вокруг него электризуется, кусая его потресканные губы. Его дыхание для него самого же было безопасно, но ранки все равно щипало. Нужно перестать облизывать и кусать губы. Вдох. Ток проходит по позвоночнику. Предельная концентрация. Ничего не отвлекает. Только размеренный стук сердца и звук очередного выдоха. Слух предельно напряжен, но даже шорох листвы не мешает, хотя и слышится отчетливее и громче. Словно он может на слух определить сколько листочков на том или ином дереве. Сейчас их стало меньше. Вдох, и рука ложится на рукоять катаны. Главное не засыпать, но от такого дыхания его предательски вырубает. «Ты, что, блестяще тупой?», и сон как рукой снимает, грозясь разрушить концентрацию. Нужно развивать себя в сознании, а не в бессознательном. Да, его потенциал, когда Зеницу во сне, доходит до максимума, но одновременно и играет с ним дурную шутку. Он не до конца понимает опасности своих ран. Для последнего рывка, когда ясно, что уже не выживешь, подобная сонная темница идеальна, но не для того, у кого шанс еще есть. Нужно и бодрствуя уметь дать отпор, уничтожать демонов и прилагать все усилия, чтобы выжить. Выдох, и от противного голоса в голове ничего не осталось. Только досада. Ноги уже давно зажили, возвращая его в строй. И почему именно у этого идиота он должен учиться? Из-за того, что дыхание звука является ответвлением грома? Или из-за того, что врожденная особенность и дыхание этого павлина имеют одну природу. Глупый звук! Этому придурку смешно, а сам Зеницу раньше часто мучился головными болями. Как же он его бесит. «Уныло», «блестяще тупо», «посредственно», «скучно»… Сам пусть попробует его технику под себя адаптировать, вот он тогда посмеется и сам будет опускать нерадивого наставника. Да и какой из «Бога Веселья и празднеств, Бога всего блестящего» наставник? Только головная боль и постоянные издевки с пинками. У него уже был наставник и учитель. Хотя… Это деда, дедуля, а не учитель. Деда часто его ругал, но все равно потом жалел, когда Зеницу обливался слезами из-за очередного испуга или нагоняя. Деда его любил. Ни то что этот павлин. Как же хотелось снова оказаться в родных краях, где сочные и сладкие персики свисают крупными плодами и сияют на солнце своими бочками после дождя. Дедуля всегда ворчит, но потом угощает спелым фруктом, или, когда снега намело по щиколотку, вместо тренировки будет лепить с ним снеговиков. Потом, правда, решит, что достаточно с них снежных фигур, и устроит обстрел снежками. Зеницу всегда попадался под удар, а по дедуле сам ни разу не попал. И ладно. Снежки от наставника всегда были мягкими. Деда… Нужно чаще дышать, чтобы не потерять концентрацию, но как бы Зеницу не старался, все уже пошло крахом. Поэтому ему только и оставалось, как выпустить оружие из рук и опуститься на колени, вытирая глаза рукавами хаори. Теперь точно придется начинать все заново, теперь снова на него будут кричать. Несправедливо, и чем больше он думает об этом, тем громче начинает плакать. Не может он рыдать без шума, хотя, когда узнал о беде, ни звука не издал, пока слезы катились градом. Как же он скучает…       — Господи, да сколько можно? Он затыкался сегодня? — Тенгену, стоило ему переступить ворота его поместья, пришлось затыкать уши, хотя плач был слышен и до этого.       — Мой Тенген, с возвращением. — Хинацуру встречала молодого мужчину, отошедшего до этого по делам. — Он только недавно начал. — Девушка неловко улыбнулась, умалчивая о том, что плачет Зеницу уже довольно продолжительное время. — Сума пошла к нему проведать и успокоить.       — Сума? К нему? Успокоить? — Эти три факта явно не сулили ничего хорошего. Что Зеницу, что куноичи — одного поля ягоды. Милые, но постоянно вопят, ревут и орут. Сейчас что-то будет… — Только не говори, что Макио тоже пошла… — Судя по виноватому виду Хинацуру, скорее всего это вот-вот случится и быть новой, еще более громкой беде. Хотя, куда еще громче?       — Сума! Дура! Ты должна была успокоить, а не реветь вместе с ним! — Макио ругалась на девушку, которая плакала вместе с парнем, если не громче него.       — Но это так грустно! — Стоит отдать должное, Зеницу уже не так шумел. На эмоциях девушка обняла ученика Тенгена и вынудила уткнуться себе в грудь. — Такая печальная история! Он так тоскует!       — Отпусти его! Он так задохнется, ты, дурында! — Куноичи схватила Агацуму за руку и дернула на себя. — Эй, ты живой?       — … — Лишь засопел в ответ парень. Что взять с него? Он еще юн, гормоны бушуют, вот и отключился от смущения. Не каждый день прекрасные девы прижимают его к своей мягкой груди.       — Ну, что на этот раз? — Тенген стоял в дверях, смотря на недавно проснувшегося подопечного. Так они ни на сантиметр не сдвинутся в тренировках. Девочек что ли попросить погонять эту головную боль, которая сидит с унылым видом и глаз от пола не поднимает. Ну, хоть не ревет, и то хорошо.       — Тебе какое дело? — Огрызнулся Зеницу, бурча себе под нос.       — Так бы тебе и треснул за твой длинный язык, да Сума просила тебя не трогать. — Тяжкий вздох. Он точно не готов к новым истерикам от кого-либо ни было. Сума снова разревется, если узнает, что он не был мягок с мальчишкой. Она его, что, за тирана считает? Тенген и так с ним носится, как с хрустальным. Так с этим недоразумением точно никто не носился. Если только Танджиро. И Джигоро… Хороший был человек, потрясающе блестящий. — Пройдемся? — Не вопрос, а утверждение. Его прекрасные жены — талантливые куноичи, но уж слишком явно греют уши. И ладно бы только Сума, так Макио и Хинацуру тоже присоединились. Хоть бы прятались лучше. Их точно нужно тоже погонять, а то никакой скрытности.       — Будто бы у меня есть выбор. — Буркнув, парень поднялся с постели и направился на выход, проходя мимо наставника, у которого вены уже на лбу вздулись. Не могут они нормально разговаривать. Не суждено, звезды не сошлись, но лучшая защита — это нападение.       — Как успехи? — Начал Тенген, стоило его поместью скрыться за деревьями. Девчонки оставили их в покое.       — Как видишь, никак. Чем чаще дышу, тем быстрее вырубает. — Хорошо, что уже смеркалось, поэтому можно спокойно смотреть под ноги, списывая нежелание смотреть на этого задиру на нежелание споткнуться о кочку и разбить нос. — Не могу я.       — Ну, ни у кого сразу не получается. Да и, наверное, точь-в-точь повторять пытаешься, а нужно по себя подстроить. Звук и гром отличаются друг от друга, хотя и общее есть. — Ну, хоть хамить перестал, уже хорошо. — Завтра еще попробуем. Есть идея.       — Какая же? — Он битую неделю пытается освоить один вид дыхания, а тут идея у Узуя появилась… А раньше нельзя было? Зачем ему столько нервов выполоскал до этого? Ух, как же хотелось его пнуть…       — Все тебе расскажи, да покажи. — Обернувшись и показав язык, Тенген прибавил шаг, смеясь. Нужно быть более нейтральным к этому мальчишке, но то, как тот начинает беситься или дуться, просто не может оставить бывшего столпа равнодушным. — Завтра, значит — завтра. Нечего себе голову забивать. Почти пришли. — Отодвинув ветви куста, молодой мужчина указал на небольшое озеро. Красивое и тихое место, скрытое от посторонних. — Устроим себе романтический вечер.       — О, с радостью. Как ты догадался, что об этом я мечтаю дни и ночи напролет? — Язвительно выплюнув и чуть не получив за это ветками по лицу, Зеницу прошел за наставником и вслед за ним сел на берегу. Сейчас его будут отчитывать и ругать. Вот только зачем было уходить? Будто девочки не слышали, как они друг на друга орут. — Я слушаю. — Главное не завопить первым. Пусть этот дурак первый не выдержит.       — Будешь смотреть на меня, как на врага народа, я тебя скину в воду. — Вздохнув, а в последнее время он только это и делает, если не закатывает глаза, Тенген сорвал травинку и стал покручивать ее меж пальцев. — Сума не только просила быть к тебе помягче, но и рассказала, из-за чего ты концерт устроил. — Говорить спокойно, не вестись на провокацию. — Сам виноват, что ей все растрепал.       — Ясно. — Зеницу закусил губу. Надо же, как он прокололся. Теперь на него будут смотреть с еще большей жалостью, но он сам не понял, как вывалил все на пришедшую к нему куноичи. Просто так вышло. Ему нужно было выговориться, и Сума для этого отлично подошла. Она ему нравится. Макио пугает, а Хинацуру… Она слишком ему напоминает Танджиро.       — Знаешь, я пересекался с твоим дедом, когда был младше тебя. И, как ты думаешь, что он сделал? — Получив отрицательный кивок от рядом сидящего парня, Тенген продолжил. — Он так меня приложил по голове, что шишка с неделю не сходила. Вроде низенький был, а прыгучий. Так ярко мне двинул, что звезды в глазах стояли. А все из-за того, что он оказался на наших землях, а я решил, что он — враг, и со стариком справлюсь. Блестящий был удар. — Узуй улыбнулся своим воспоминаниям.       — У деды всегда был хороший удар. — Агацума сам не смог сдержать улыбки, пусть и печальной.       — Ага. А после, когда я уже стал истребителем, я снова с ним встретился. Тогда он уже меня не колотил. Старик рассказал, что нашел себе приемника, в которого, представь себе, ударила молния. Я тогда не поверил, что такое может быть. Наследник Бога Грома, в которого попала молния… Судьба, не иначе, быть наследнику ярким и замечательным. Но Джигоро лишь покачал головой, называя меня дураком, ведь мальчонку могло убить, а я так развосхищался. А еще он говорил, что дитя ни разу не назвал его наставником, а все дедой или дедулей зовет. И плачет по любому поводу, и вообще трусливый ребенок, но невероятно добрый, и старику очень жаль, что мальчишке придется рано или поздно сойтись с демоном в бою. Уж больно был нежный этот ребенок. — Скинув изрядно помятую травинку себе в ноги, Тенген сорвал новую. — Это он о тебе так отзывался. Я сразу понял, что это ты, и не по молниям, а по тому, как ты себя вел. Почти сто процентное попадание. Кроме нежности. Ты, между прочим, противный и вредный, но для него ты был беззащитным ребенком. — Отлично, поговорили, блин, даже смотреть не надо, чтобы понять, что у Зеницу снова глаза на мокром месте. — А когда я узнал, что ученик Бога Грома стал демоном, я лично собрался тебе башку снести. Только вот не мог понять, когда ты успел переметнуться. А потом мне объяснили, что учеников было два, но старик мне не говорил о втором. Как думаешь, почему?       — Потому, — слезы уже срывались, не в силах больше цепляться за ресницы, — что я бедовый, и он жаловался?       — Это я думаю, что ты бедовый, дурень. Любил тебя старик. Не как ученика, а как внука. — Ладно, если он с Сумой может совладать, когда та ревет, то и с Зеницу получится. Уже же получалось пару раз. — И гордился тобой, поэтому и рассказал о тебе. Пришлось сесть ближе и положить руку на голову мальчишке, начиная слабо поглаживать. — И, он явно не хотел бы, чтобы тебя убили, когда ты мстить пойдешь, только из-за того, что не развил свой потенциал. Или ты собрался демона в соплях утопить?       — Если бы можно было, я бы уже давно стал самым классным убийцей демонов. — Хихикнув, пусть и нервно, Агацума старался взять себя в руки. — Тогда ты бы признал меня.       — А кто сказал, что я тебя не признаю? — Надо же, снова сработало. Стоить погладить по головке, как Зеницу успокаивается. Не ярко, но даже немного мило. — Если бы не признавал, ноги твоей тут бы не было. Самая прекрасная ойран Ешивары. — Не мог он не поддеть этого бедового парня.       — Ой, да иди ты. Думаешь, я не знаю, что ты меня специально страшненькой сделал, чтобы на меня не засматривались? — Пусть еще и всхлипывая, но ответ он не мог не дать. Это у них уже вошло в привычку. — Просто я скучаю по дедуле и, как бы ты сказал, ярко злюсь на Кайгаку. И ярко ему врежу, когда встречу.       — Ну, пока ты, нынешний ты, только уныло помрешь, а мне этого не надо. А тосковать — это нормально. Поэтому, — Тенген взлохматил чужие волосы и поднялся с земли, — я помогу тебе блестяще победить. Пошли уже, а то Макио мне мозг вынесет из-за того, что тебя голодного в лес утащил.       — Сам виноват. Раз завел себе трех жен, будь добр терпеть ворчания в тройном размере. — Зеницу сморгнул последние слезы и поднялся вслед за бывшим столпом. Что-что, а есть хотелось ужасно. За целый день он только позавтракал и то, это было ранним утром. Пора отведать угощения от Макио.       — Боже, в чем твоя проблема? — С каждой минутой Тенген заводился все сильнее. Зеницу совсем не понимает, что от него хотят. — Ты так орешь постоянно, что твоим легким можно только позавидовать, а простое дыхание не можешь повторить!       — А ты можешь мое?! — Еще немного, и он просто кинется с кулаками на горе-учителя.       — Могу! — В подтверждение своих слов молодой мужчина повторил основу, только без электрических разрядов. Его атрибут звук, в конце концов. — Они похожи. Неужели ты не понимаешь?       — Не понимаю! — С каждой фразой они оба все громче друг на друга кричали. — Покажи еще раз!       — Не ори мне тут! — Не сдержавшись, Узуй шлепнул ученика по плечу. — Успокойся и выдохни! Задрал!       — Сам мне уже поперек глотки встал! — В отвел Агацума, ударил его по ноге.       — Тогда выучи все и вали нахрен! — Да как этот засранец посмел еще ударить?! Совсем не милый.       — С радостью! — И почему ему достался самый противный учитель из всех.       — Они не убили друг друга? — Сума все норовила выглянуть из-за угла, чтобы проверить. Только недавно их поместье чуть ли не дрожало от криков, а теперь все затихло.       — Ты совсем тупая? — Макио в любой момент была готова тормозить плаксу. Им однозначно достанется, если они помешают.       — Думаю, — Хинацуру смогла выглянуть на секунду, успокаивая свои тревоги, — мы можем оставить их. Они живы и учатся.       — Хина, ты слишком хороша. — Сума надула губки, скрещивая руки на груди. Тенген им строго настрого запретил вмешиваться и отвлекать его с Агацумой.       — Это ты слишком палишься. — Облегченно выдохнув, Макио потянула громкую куноичи от угла. Раз все живы, то можно заняться своими делами, а не пытаться подсмотреть.       Зеницу не хотел этого признавать, но все оказалось не так сложно, как казалось в начале. Сейчас, когда Тенген сидит напротив него, смотрит в глаза и медленно делает вдох, Агацуме только и остается, как повторять. Слух ли был тому причиной, но он мог уловить малейшие колебания воздуха, а чужое сердцебиение заглушало его собственное. Словно не только один на двоих у них очередной вздох и выдох, но и сердце одно, только бьется, словно с эхом. Его сердце то и дело сбивается с общего ритма, за что в чужих глазах можно заметить недовольство. Он тоже слышит, и от этого потеют ладони, а щеки начинает печь. Можно отвести взгляд, но тогда он проиграет. И не только в их странные гляделки. Казалось, без этого багряного океана в уцелевшем глазу он разучится вообще дышать, поэтому только и остается, как сжать кулаки и медленно выдыхать. Слишком много ощущений за раз, но прекращать не хотелось. Основа у них одна, и она так проста, что даже смешно, но чем дольше он дышит, как бывший столп, чем больше понимает, что и как можно использовать. Последствия для ног будут кошмарными, намного хуже чем тогда, в Ешиваре, но если он сможет отомстить и выжить, то это того стоит. Нужно лишь время, раздумья и практика, чтобы все получилось. И одно дыхание на двоих, пока не стемнеет. В этот раз сна у Зеницу не было ни в одном глазу.       — Ты точно все взял? — Хинацуру уже в который раз поправила на парне желтое хаори.       — Разумеется. Вы же сами собирали меня. — Надо же, Зеницу почти не краснел, когда прекрасные куноичи провожали его на миссию. Привыкает, может быть?       — Ты еще не ушел, а мне уже тоскливо. — Сума всхлипывала, прижимаясь к Зеницу сбоку. — Давай, ты никуда не пойдешь?       — Сума, это, твоя грудь… — Не привык. Особенно к тому, что его рука оказалась в плену чужих прелестей. Почему все жены этого павлина так развратно одеты?       — Он не может. Ты, что, совсем тупая? — Макио спешила с узелком. Она только закончила собирать обед. Чуть увлеклась, поэтому коробок с едой больше в несколько раз, но мало ли мальчишка проголодается в дороге несколько раз. — На, — всучив стопку коробок, девушка попыталась оттащить уже льющую слезы девушку, — поешь с ребятами. Сума, да отвали ты уже от него! — Ей, может, тоже хочется потискать мальчишку на прощанье.       — Нет! — Запищала чувствительная куноичи и лишь сильнее вцепилась в чужую руку. — А если его поранят? Или убьют? Нет! Не пущу! Мой Зеницу!       — Милая Сума… — Хинацури печально улыбнулась. Она прекрасно понимает, что девушка чувствует. Они все разделяют эту тревогу. Сколько раз они не спали, ожидая возвращения Тенгена, и вздрагивали от любого ворона, боясь, что тот принесет дурную весть. И, вроде их общий дорогой супруг уже отошел от дел, и переживания должны были исчезнуть, так нет же. Сейчас сердце кровью обливается, пока она провожает совсем юного Агацуму. Она же спать не сможет, пока он не вернется. Может, она сможет его проводить? Хотя бы чуть-чуть?       — А ты болтай больше, ворона! — Макио поджимает губы. Волнуется также. — Мы его отругаем, если он пострадает! Но сначала я тебя отшлепаю за то, что накаркала. Да, свали ты уже! — Снова она стала пытаться оторвать от Зеницу плаксу.       — Девочки… — Шмыгнув носом, парень заулыбался. Они так за него волнуются. — Я быстро вернусь и буду осторожен.       — Еще бы ты не был. Я тебе такие тренировки устрою, что молить о смерти будешь. — Как же он ненавидел долгие прощания в купе с назревающим ревом, что попросту не смог больше игнорировать проводы. Да и самому нужно что-то сказать. Бесит. Он тоже уныло волнуется. — Мне сразу к Кочо топать за тобой, или сам домой придешь?       — Сам дойду. — Теперь точно можно идти. Не признается он, что ждал Тенгена. Много чести для этого блестящего засранца. — Да и Танжиро с Иноске справятся. Вряд ли от меня вообще там будет польза. Там обычные демоны, вроде как.       — Все равно не тупи. — Лохмача волосы паренька, Узуй широко улыбнулся. — И не рискуй понапрасну. И дышать не забывай.       — Если я не буду дышать, то помру. — С трудом убрав чужую руку со своей головы, наследник дыхания грома, стал приглаживать свои волосы. Совсем его разлохматил.       — И чтобы все сам съел, ты понял меня? — Знает он того пацана-кабана и его аппетиты. Стоп! Он сейчас точно волнуется из-того, что этот невыносимый крикун останется голодным… Кошмар! Нужно гнать этого громкого дурака, а то ляпнет еще что-то не подумав. Вон как понимающе Хинацуру на него смотрит. Ох уж эти ее понимающие взгляды… — Все, иди, и без башки демона не возвращайся.       — Как будто я смогу ее в руки взять. — Ужаснулся парень воображаемой картине. — Все, пошел я. — Осторожно освободившись из мягкого плена, Зеницу улыбнулся девушкам, а наставнику показал язык и, пока его не прибили, сорвался с места. Он и так задержался, поэтому нужно спешить. Не хотелось бы ему выслушивать вопли кабана из-за его опоздания.       — Надо же, сам великий Тенген почтил нас своим присутствием. — Кочо поставила перед гостем чай. — Неужто пришел за мальчишкой? Он, если ты не поверил мне с первого раза, в порядке. Пару вывихов и по голове прилетело, но жить будет. Я бы его отпустила через пару дней. Не было нужды делать такой долгий путь только для того, чтобы самому в этом убедиться. Не думала, что ты так привяжешься к нему, хотя, стоит отдать должное, он весьма мил.       — Из твоих ядовитых уст звучит это ужасно. — Скривившись то ли от горького чая, то ли из-за интонации этой ведьмы, молодой мужчина отставил кружку. Как же не нравится ему Кочо с ее вечной язвительной манерой общения. — И что такого в том, что я пришел забрать лично своего приемника?       — Ничего. — Девушка заулыбалась уж слишком довольно. — Кроме того, что ты в жизни ни к кому и ни за кем не приходил, кроме Ренгоку.       — Его место свободно, вот и нужно было кем-то заменить. — Точно, может сходить на могилу к другу? Он так и не смог прийти на похороны, так хоть просто проведает. Мерзкая ведьма.       — Как скажешь. — Пожав плечами, Шинобу пригубила чай. — Он в своей обычной палате.       — Ага. — Не став больше терпеть общество этой бабочки, с ее характером она точно никогда не выйдет замуж, Тенген оставил ее, направляясь в сторону больничного крыла. Вечно с этим мелким недоразумением одни проблемы.       По дороге к знакомой двери Узуй готовил речь, весьма гневную. Пацан обещал ему самостоятельно вернуться, а в итоге ему пришлось переться самому за Агацумой. То, что раны несерьезные, роли не играло. Мелкий же в конечном итоге оказался в поместье бабочки. Но, распахнув дверь, отчего то ругаться перехотелось. Сидит на кровати, голова перевязана, ногу прячет под одеялом, а вид такой напуганный, что вот-вот заплачет. Точно быть истерике. Неужели он такой страшный? Или ему уже рассказали, как ярко он появился в доме Кочо с весьма громким и грозным «где»?       — Тенген, ты пришел за мной? — Большие глаза уже были полны слез и лишь сдерживаемые ресницами они не намочили еще поцарапанных щек. — Только не смей на меня орать! Я, вообще-то, ранен! — Лучшая защита — это нападение. Ему рассказали девочки, в какой ярости явился наставник по его душу. Замечательно! Его убьет не демон, а блестящий засранец.       — Господи… — Прикрыв глаз, Узуй потер виски. Если орет, то точно с ним все в порядке. — Я пошел. — Ругаться что-то резко перехотелось.       — Стой! Не уходи! — Стоило ему развернуться, как Зеницу попытался встать, но лишь шлепнулся на пол, запутавшись в одеяле.       — Как легко тебя провести, дурень. — Рассмеявшись с нелепости ученика, Тенген подошел и сам поднял на ноги плаксу, сразу же усаживая его на кровать. Не нужно ему так прыгать, а то Кочо запрет Зеницу еще на неделю, а это удручает. Пару дней бывшего столпа она еще вытерпит, но дольше — вряд ли. Да и ему самому не охота находиться в этом месте дольше необходимого. — Сильно испугался? — Подтянув ногой к себе стул, бывший истребитель сел перед Агацумой. Интересно, это он о демоне спрашивает или о себе? — Что произошло, что мои распрекрасные жены чуть ли не на похороны твои уже собрались? — Сума собралась, разревевшись из-за сообщения от ворона. Хинацури же смогла сдержать лицо, пусть ноги у нее и подкосились, пока Макио уже обувалась, чтобы убедиться в несерьезности ран. Эти женщины слишком привязались к мальчишке.       — Бесполезность случилась. — Лучше бы на него орали, а не разговаривали с ним так мягко. — Сам виноват.       — Ладно, потом проведем работу над ошибками. — Все, пошла жара. Зеницу в слезы ударился. — Ну, чего ты? Не думаю, что все было так плохо. У тебя же блестящий учитель. — Сев еще ближе, Тенген стал вытирать слезы. Главное, чтобы не верещал. О нем и так слухи ходят уже, как о мучителе-садисте. И он даже знает, кто их распускает. Одна вредная и язвительная бабочка. — Главное, руки-ноги на месте, а с остальным мы справимся. — А у него не на месте. Жаль ли? Определенно, но он уже привыкает.       — Я попытался повторить твою технику с чтением мелодии, вот и подставился. — Если Узуй не перестанет с ним так нянькаться, то он точно заверещит. — Понадеялся, что смогу просчитать ритм атак.       — Воу! — Мда, уж. В принципе Зеницу может овладеть читкой, но вот адаптировать для своих атак… Главное, не закипать. — Получилось прочесть?       — Ага, но все равно оказался бесполезен. — Неправда. Из-за того, что Зеницу знал, когда и какой будет удар, ребята смогли одолеть демонов, но все равно он собой не доволен.       — Умница. — Сам не понимая, как так вышло, но в следующий момент Узуй просто притянул к себе паренька, обнимая израненной рукой. Вот, теперь он действительно спокоен. Зеницу начинает реветь, а это намного привычнее, чем сдерживаемые всхлипы. Остается лишь гладить его по спине и плечам, давая так понять, что все в порядке. — Глупый был вопрос. У тебя же такие замечательные ушки.       — И демоны такие страшные были. Рожи кривые, клыки, когти… Я думал, что умру от разрыва сердца. — Пусть издевается столько, сколько хочет. Сейчас Зеницу ему расскажет, как ему было страшно. Идиот! Почему он с ним не пошел? Все равно, что рука теперь одна, да и на пенсии этот блестящий придурок. Он же и такой, самый сильный. — Слюни свои пускали на нас.       — Какой ужас. — Без тени издевки, Узуй изредка комментировал чужой рассказ, прижимаясь щекой к светлой макушке. Как он на самом деле испугался. Не только у Хинацуру земля из-под ног ушла. Нельзя привязываться к истребителям, нельзя заводить дружбу, ведь в любой момент их могут убить. Даже самых лучших и блестящих. Нужно навестить все-таки Ренгоку. — Как они посмели на мою прекраснейшую ойран из Ешивары рот свой поганый открывать? Повезло им, что не я им башку их тупую снес.       — Вот-вот, вообще уже оборзели! — Снова эти тупые шуточки. Ну, да ладно. Зеницу к ним уже привык. — В следующий раз я им так и скажу, что ты их убьешь, если демоны на меня нападут! Убьешь ведь?       — Убью. — Крепче обняв содрогающееся в рыданиях тело, согласился Узуй, оставляя поцелуй на макушке. И не для успокоения он это сделал, а действительно подтвердил. Пусть и без руки, но он еще может драться. В зубах второй клинок понесет, или приделает как-нибудь к культе. Никто не имеет права трогать то, что принадлежит ему. А этот громкий, невыносимый пацан — его собственность. С каких пор? Только что. — Все, давай успокаиваться.       — Ага. — Лишь сильнее заплакал Зеницу. Ему нужно выпустить стресс, а слезы для него — лучший способ. Другого способа пока он не знает. — А после мы сходим на кладбище? Хочу деду проведать и Ренгоку. Все же истребители покоятся в одном месте?       — Сходим. Как Кочо тебя отпустит, обязательно сходим. — И, нет, он не ревнует. Ренгоку был замечательным и светлым, самым ярким и блестящим, поэтому неудивительно, что им проникались все, с кем бы он не встречался. Поэтому то, что Тенген чуть отстраняется и берет Агацуму за подбородок, вынуждая на себя посмотреть, а после подается вперед и оставляет легкий, почти невесомый поцелуй на обкусанных губах, никак не говорит о ревности. Просто сейчас ему так захотелось, а в своих желаниях он был всегда честен. Блестяще и безрассудно честен. А то, что после такого жеста на него кидаются с кулаками, что ж, заслужил. Нельзя целовать прекраснейшую ойран Ешивары без ее согласия. Зато не ревет больше. Миссия выполнена. Только вот чем больше это недоразумение вопит, тем больше хочется еще, чтобы заткнуть бесконечный поток проклятий и ругательств. Такой грязный рот… И от кого его подопечный нахватался такой ругани… Кошмар! Наверное, Макио снова не следит за речью. Нужно потом будет провести с ней воспитательную беседу, а то учит его персональную головную боль дурному, а это непорядок. Но, это позже. Сейчас Тенген перехватывает колотящий его кулак и вновь тянет к себе Агацуму, чтобы прервать поток ругательств очередным поцелуем. Жены ему голову точно оторвут, когда узнают, что в его персональном гареме неожиданное пополнение. Хотя, а бывший столп в этом уверен, Хинацуру уже давно все поняла. Ох уж эти ее понимающие взгляды…