Время раздать долги

      Каждый в Сумеру, кто хоть раз видел архитектора дворца Алькасар-сарай, знает, что тот на мели. Наряженный в лёгкие одежды из лучших сумерских тканей, он бесстыдно сетует на свое финансовое положение, заставляя собеседников одновременно и сочувствовать, и недоумевать. Обвешанный украшениями, архитектор выворачивает пустые карманы и будничным тоном просит торговцев записать очередную внушительную сумму на счёт своего соседа.       Так Кавех решает вопрос с деньгами, но никто не знает, как именно он отдаёт свои долги.       — Уже последний день месяца, ты ничего не забыл?       Кавех вламывается в комнату после шумной битвы между дверным замком и запасными ключами. Фигура за письменным столом остаётся неподвижной, давно выпестованная беспардонными вторжениями и громким соседским голосом. Только по лицу скользнет полуулыбка и останется незамеченной.       — Нашёл деньги и решил наконец-то со мной расплатиться? — Аль-Хайтам слышит, как сосед распахивает шкафы и, видимо, рассовывает в них покупки в своей торопливой небрежной манере.       — Ты хочешь денег? — звуки за спиной замирают, тишина становится вязкой и плотной. Аль-Хайтаму давно не нужны деньги.       — А что ещё может предложить такой нищий и недальновидный человек, как ты? — голос ровный — так и нужно, ничто не должно выдать клокочущего предвкушения.       — Что-то дороже моры, — звучит прямо над ухом. Кавех может ходить бесшумно, Кавех может делать такой голос, что приходится прикусывать губы, чтобы не сорваться раньше времени. Ну уж нет, раз уж это расплата, пускай отрабатывает в полном объёме.       — Дороже моры могут быть только знания, однако архитектор не располагает той информацией, которая могла бы меня заинтересовать…       — Зануда! — брезгливо бросают над головой Аль-Хайтама. Чужие пальцы впиваются в плечи мертвой хваткой. — Книжный червь… Кислая рожа!       В ответ на это Аль-Хайтам слегка поворачивает голову вправо, говорит бесстрастно, но только он знает, чего стоит всё это маленькое представление:       — Продолжай. Или твой словарный запас настолько мал, что не позволяет…       Конец фразы Аль-Хайтаму заталкивают обратно в глотку — и слава Архонтам! Это их очередное представление уже начало надоедать.       С каждым месяцем обуздать себя становится всё сложнее, выглядеть неприступной крепостью — тоже. Как хорошо, что Кавех намного несдержаннее Аль-Хайтама — так ему удаётся каждый раз сохранить лицо. Но всего раз в месяц… кто угодно начал бы сходить с ума: Аль-Хайтам давно и с грустью признал, что по этой части он ничем не отличается от остальных людей. Сколько бы книжек он ни читал, голова пустеет, стоит ему заметить, как сосед вальяжно растягивается на кровати, облачённый в исподнее и готовый ко сну. Но чаще Аль-Хайтам видит его в ранние утренние часы, когда сползающее покрывало обнажает вздымающуюся грудь, а на изгиб шеи падает первый солнечный луч. В такие моменты Аль-Хайтам ужасается шальным мыслям и спешит поскорее покинуть собственный дом.       Поэтому сейчас он целует глубоко и зло, стараясь запомнить каждое движение языка, чтобы потом в подробностях целый месяц прокручивать в голове. Аль-Хайтам ненавидит Кавеха, потому что именно он сделал с ним это — именно он показал, как тело может отзываться на чужие прикосновения.       Аль-Хайтам ненавидит Кавеха, а ещё очень сильно его желает.       Развязный в своей страсти, Кавех резко садится на колени, подставленные словно бы для него, закидывает руки на плечи, грудью ложится на чужую грудь. Честный в этой слабости, он вжимается сильнее и стонет в открытую, не обременяя себя стыдом. Затем быстро отстраняется и смотрит так, что у Аль-Хайтама уже не хватает сил держать руки на талии. Глядя прямо в золотистые глаза, он подхватывает Кавеха, с силой сжимая ягодицы, и удовлетворённо хмыкает, услышав очередной стон. Поднимает Кавеха легко и, пройдя несколько метров по просторной комнате, опрокидывает на свою кровать. Рука упирается в обнаженный декольте участок груди, фиксируя Кавеха в одном положении.       Тот хмурится, и Аль-Хайтам уже предвкушает тираду:       — Э-э-э, так не пойдёт! Уговор был не такой!       — Торговцам ты так не говоришь, когда они продают побрякушки по тройной цене, — с груди рука перемещается на шею, пальцы нащупывают пульсирующую вену, и Аль-Хайтам чувствует, как что-то древнее и животное, что он весь месяц усмирял исследованиями и чтением научных трудов, с оглушающим рыком прорывается наружу. Кавех что-то говорит, но кровь в ушах стучит громче его голоса, поэтому Аль-Хайтам делает единственное, на что способен сейчас — кусает ключицу и вжимается в пах Кавеха.       Кавех вздрагивает, выгибается в позвоночнике, сжимает кулак и бьет соседа по ребрам. Садится на кровати и бешено впивается взглядом в Аль-Хайтама.       — Я сказал, так не пойдёт! Не выводи меня, Хайтам, — в голосе звучит предупреждение — не то наигранно-сердитое, а настоящее, заставляющее ровно сесть на колени, стряхнуть с себя наваждение. — Был уговор.       Аль-Хайтам цыкает пристыженный, вытягивает руку перед собой. Делает вид, будто его совсем не задело:       — Покончим с ним поскорее.       — До трёх, как обычно, — напоминает Кавех. Щеки всё ещё красит румянец, но голос непривычно серьёзен, поэтому Аль-Хайтам повинуется.       Ножницы режут бумагу. Ножницы ломаются о камень. Выставленный Аль-Хайтамом кулак накрывает ладонь Кавеха.       — Победил.       — Плевать, — лжёт Аль-Хайтам. Он не будет сегодня обладать, а это значит, что проснувшийся зверь обернётся ручным псом.       — Тогда не строй такое лицо. Знаешь, — Кавех лукаво улыбается, медленно снимая рубашку, — если бы не твоя выходка минуту назад, я бы, может, и уступил…       — Не уступил, — Аль-Хайтам жадно следит за каждым движением, попутно освобождаясь от одежд.       — Масло, — командует сосед, и Аль-Хайтам покорно плетется к деревянным полкам. Возвращается и не выдерживает, тянет руки к дурацкому поясу дурацкого Кавеха.       Тот только шипит: «Не порви!», но отстраняться не спешит. Почти нежно прикасается к стоящему члену Аль-Хайтама, поглаживает головку. Невыносимо.       — Ложись, — снова резко, так, чтобы Аль-Хайтам почувствовал себя униженным. Но он уже давно не чувствует.       Кавех каждый месяц исправно платит по счетам, однако в этом контракте есть свои нюансы. Кому в этот раз обладать, а кому — принадлежать, решает глупая детская игра. Ей плевать, сколько раз за этот месяц Аль-Хайтам представлял, как укладывает Кавеха на кровать, как раздвигает его длинные ноги, как Кавех вздрагивает, чувствуя прохладу пальцев и аромат масла, как…       Аль-Хайтам впивается пальцами в подушку, когда Кавех входит в него, кусая алеющие губы. Кавех проходит ладонью от паха к соскам, и на теле Аль-Хайтама остаётся маслянистый след. Кавех прикрывает глаза, растрепавшиеся волосы лезут в рот. Он вытирает испарину на лбу о правое колено Аль-Хайтама.       — Не наглей, — выдавливает тот, рефлекторно пытаясь убрать ногу с чужого плеча, но Кавех держит крепко.       Это другие могут купиться на свободные рукава-паруса, но Аль-Хайтам знает, что сила в руках архитектора вызвана не кипой бумаг с чертежами зданий. Регулярные тренировки с двуручным мечом никому не оставят надежды вырваться из этой хватки. Но Кавеху перед Аль-Хайтамом уже давно нет нужды казаться более хрупким, чем есть на самом деле.       — Ты как?       — Это забота или ты просто решил надо мной…       — О Архонты, ты ещё занудствуешь!       Движения становятся резкими и глубокими, Кавех наклоняется, и Аль-Хайтам обхватывает его шею руками, судорожно притягивая ближе и целуя. Дурацкие волосы лезут в рот, дурацкий Кавех обхватывает его член рукой, и Аль-Хайтам сжимается, стонет в губы, путается в ощущениях как в мокрых простынях. Кто бы что ни говорил, у архитектора тяжёлая рука.       Кавех кусает ключицу и усмехается сквозь тяжелое дыхание:       — Теперь мы квиты, — действительно квиты: теперь у обоих к утру распустится налившийся кровью синеватый цветок. Вот только одежды Аль-Хайтама позволят его спрятать…       Ещё пара движений — Кавех уже практически лежит на Аль-Хайтаме. Кончает первым и принимается быстрее водить рукой вверх-вниз, пока не слышит внизу последний на сегодня стон.       — Оплата прошла успешно? — целует напористо и вытирает обоих так кстати подвернувшейся чёрной майкой. Аль-Хайтам молчит: сил злиться уже не осталось.       — Вполне, — признаётся, чтобы полюбоваться, как в свете луны на искусанных губах расцветает улыбка. До утра он уже не отпустит Кавеха, а через месяц (или, может, раньше?) кто знает, возможно, ему удастся взять реванш.       Каждый в Сумеру, кто хоть раз видел архитектора дворца Алькасар-сарай, знает, что тот на мели. Но из месяца в месяц в назначенный день он исправно платит за аренду комнаты. А его сосед никогда не признается, что ждёт этот день с нетерпением.