***
Голые ноги в легкой обуви исследовали пляж, слегка подрагивая и покрываясь мурашками от холодного ветра обдувающего бледную нежную кожу. В один момент остановился, полностью развернувшись к бесконечному морю. Развивались пряди длинных светлых волос, словно шелк отсвечивая свет луны, вместе с красным шарфом, полотном алых роз, опускаясь на кофейного цвета пальто. Из обветренных губ выходил белесый пар, который вмиг рассеялся в воздухе. Легкие при каждом вдохе горят, здесь не так, как в Токио. Холоднее. Шум моря окутывал Рюдзи. Сейчас оно стало наводить неблагоприятные мысли, словно пожирает его темень. Будто все медленно исчезает, заводя в темную мглу. — Если я уйду на дно, будет ли мне наконец спокойно? — молвил он пустоте. Определенно нет. Разум заполонен различными вещами, которые только путают нити здравого ума. Если он не избавится от них в жизни, будут ли они преследовать его? Мысли о своей неполноценной личности, родителях и... Одном белокуром парне. Блондин не знает, чего он хочет. Его никогда не спрашивали родители, что он хочет. Он лишь должен делать только то, что они хотят. Его мнением никто никогда не интересовался в семье. Друзья? Школа? Много раз он слышал простые вопросы от друзей, чтобы узнать его получше как личность. А так же в психологических тестах в школе. И ответ его всегда... Я не знаю. Просто. Я не знаю. Он не привык, он не знает что ответить. Какой ответ будет правильным? И есть ли на самом деле эти правильные ответы? Какой будет неуместным? Или же буквально все может быть уместным в этом контексте? Ведь тебя может интересовать и питье сладкого нежного кофе в кофейне, смотря на вечерний город. Какой будет глупым? Смешным? Не знает. Тот не имеет личности. Он потерян в самом себе, в темноте своей души. Не знает где выход, как выбраться. Навечно ли он в этой пропасти? Или же это просто обман, и на самом деле это не пропасть, а просто пустая темная комната с выходом перед тобой. Но ты чувствуешь какой-то подвох, которого нет, и ты просто не уверен и боишься сделать лишний шаг вперед. Скоро дышать тот перестанет, словно на дне океана. Рюдзи тщетно пытался найти то, что ему действительно нравится. Единственное, в чем он нашел себя — рисование. Давалось ему это легко, будто рука сама знает что да как, а сердце вело эти линии к полноценному рисунку. В те моменты его легкие наполнялись свежим чистым воздухом. Но и это доставляло ему духовное удовлетворение только в детстве со своей бабушкой, в уютном доме, попивая сладкий чай с кислой долькой свежего лимона. Но не это — под присмотром экзаменаторов, в аудитории наполненной неправильной атмосферой, напряженной. Ты рисуешь уже не для себя, а для кого-то. Снова. Для кого-то. Каждое хобби было для кого-то, но не для самого Рюдзи. Для родителей, для учителей, для прохожих. Почему? Зачем это все тогда? Это тяготит. Есть ли ответ на этот вопрос? Может быть. Но его нет у Рюдзи. В его уши вдеты наушники, а глаза закрыты. Темно. — Что бы я не делал, мне становится хуже... — Опустил он голову, смотря себе в ноги. Голос начинает дрожать, срываясь. — Когда же это все закончится наконец? Я хочу умереть. — Зажмурились очи, а в уголках их скапливается влага./«Если ты хочешь умереть, сделай это обнаженным.»/
Тело содрогнулось, распахнулись глаза. — Если я умру не голым, что изменится? — вполголоса спрашивал он, будто ожидая от кого-то ответ./«Если тебе до сих пор есть дело до того, что подумают другие, то тебе еще рано умирать.»/
Все, что сейчас беспокоит Рюдзи — мнение окружающих. Боится что другие подумают о нем плохо, назовут его ненормальным, а ведь такое уже было. Все, что он хотел в тот момент — провалится сквозь землю и исчезнуть. Но появился Ягучи. Чертов Ягучи. Он умен и человечен, чему стоит позавидовать. Хоть он и обратил внимание на его внешность при первой встрече, но никогда бы не сказал ничего плохого, исходя лишь из этого. Со временем их общения, Ятора сказал, что даже в коем-то смысле понимает его. Он помог ему тогда. Слова развивались в белом дыме ароматных сигарет, слезы с горечью падали с подбородка на асфальт. Он ведь стал единственным человеком, который до сих пор держит его в этом мире. Привязанность? — Нет! Ему плевать на меня как и всем остальным. — Нет, Аюкава так не думает. — Пошло все к чертям! Ни к кому я не привязан, никто мне не нужен, как и я сам! — его начала накатывать истерика, напряжение уходило с остатками его новой порцией горячих слез, спускающихся по красным щекам, но в груди что-то неистово болело, дрожало, кололо. Хотелось кричать. Шаг устремился к воде, оставляя следы на мокром песке. Уходит. Снова и снова он уходит от чего-то. От разговоров о смерти, сразу же сменив тему после ответа и новых взглядов на него. Не хочет, чтобы про него подумали иное. Уходит от родителей, толком ничего не сказав, хотя будет ли толк, если бы продолжил эту абсурдную ситуацию? Он убежал, оставив все в себе. Ботинки стучали по асфальту, появлялась отдышка, а в голове лишь: «Не хочу домой.» «Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу домой» Парень отдалялся все дальше и дальше от дома, тело слабело, но останавливаться тот не хотел, все повторяя эти слова. Разум затуманен. «Пожалуйста, только не домой.» — Не хочу домой! — вырвалось из него, таким содрогающимся хриплым голосом. Уходил от темы, когда из уст Ягучи зазвучало: «Я рад, что могу хоть чем-то тебе помочь». Рад. Рюдзи боялся понять его неправильно, надумать лишнего, а потом словить новый взгляд Яторы, мол: «что?» Но Ягучи возвращает его в реальность, не давая Аюкаве погружаться в его же надуманный мир. — Рюдзи! — знакомый голос позади и такая знакомая рука остановили его. Чертов Ягучи теперь не дает убежать дальше. Не дает уходить простым путем, хотя, из-за этого простого пути становится все сложнее. Сложно. Непонятно. Безрассудно. Кожи его коснулась капля. И еще. Холодные и тяжелые, будто камни, ударялись об кожу, стекая вниз, оставляя мокрые дорожки и смешиваясь со слезами. Намокли шелковистые волосы, прилипла ко лбу челка. Алый шарф становится темнее от влаги. Дождь. Освежающий, будто скоро смоет Рюдзи с глаз. Чароит, даже от влаги попадающей на него, не сверкает как раньше. В чем дело? С губ сорвался нервный смешок, в то время как рука закрыла его лицо. — Что может быть лучше в этой ситуации, чем дождь? — это доставило ему смеха, томный, в каком-то смысле сумасшедший смех вырвался с губ. Грудь вздымалась, тряслись плечи. Вторая рука обхватила его тело в районе живота. Тысячи маленьких точек оставляющие небольшие впадинки на песке, хлещут по воде. Хочется погрузиться в зимнее море, утонуть в потоке свежего ветра, в самый его шторм. Резкая ледяная волна коснулась его ног, выводя из истерического смеха. Тихий глубокий вдох, и улыбка спала. Руки опустились. Дождь усиливался.***
В тишине по белому листу мягко скрипел карандаш, оставляя за собой след, и приглушенный шепот моря в ночи. Прерывистые, слегка размашистые движения кистью вырисовывали волны моря, по краям взбиваясь неплотной пеной. Уходила вода, оставляя за собой мокрый след, под единственным отсветом луны, черный как нефть. Янтарные глаза метались от окна к рисунку, от рисунка к окну, пробегаясь по пляжу зрачками, останавливались на фигуре. Её очертания стали появляться на бумаге. Руки той фигуры были по бокам, а сама неподвижно стояла на берегу, смотря вдаль. Волосы опадающие на пальто захлестывал назад поток ветра когда к длинным оголенным ногам подступала вода. Все больше новых линий появлялись на листе со скрипом карандаша. Кисть руки ускорялась, будто скоро фигура пропадет. Фигура подобна птице, отвлечешься — потеряется с виду. Ятора старался закончить свой рисунок как можно быстрее. Теперь особенный для него рисунок. Глаза блестели, а по телу разливалось приятное тепло. За него будто пишет сердце, в быстром такте стука в груди. Рисование доставляло ему огромное удовольствие, даже в холодной аудитории экзаменаторов. Он не терял вдохновение, а приобретал его с новой силой, с каждой минутой, заводя юношу в другую реальность. Ягучи не заметил, как эта фигура стала забирать все внимание на себя, а море — лишь задний план. Проработаны её тени, линии тела. Она дополняла пустоту ночного пляжа, заслоняя своей миловидностью море, хоть и стоя передом к пейзажу, не показывая свое лицо. Но Ягучи знает, на сколько это лицо прекрасно. Это, в своем роде, загадочно. Тихий вздох. Отложив карандаш, начал вглядываться в свое творение. От рисунка веет своенравной умиротворенностью, но будь он сейчас на берегу, поежился. Но... Был бы он сейчас на берегу с Аюкавой, то не волновался бы ни о чем, отдаваясь спокойствию. Рюдзи. Ягучи восхищается его красотой. Плавные черты лица, утонченный нос. Томный красивый голос, такой завораживающий. Большие фиолетовые глаза в какие-то моменты создают ему прелестную мордашку, блестя на свету яркого солнца. А в другой момент: по-лисьи хитрые, властные. Непроизвольно начинаешь подчинятся Чароитам. Тонкие губы, изогнутые в ухмылке. Не хочет, чтобы к ним прикасался кто-то другой. Тонкая шея с плечами всегда прикрыты полотном прямых волос, лишь на кончиках немного уходя волной. Талию его подчеркивают облегающие платья, спускающиеся по рисованным бедрам. На изящные руки длинноволосого блондин готов смотреть вечность, рисуя на холсте как шедевр, созданный природой. Или... В душе хотя держать эту белоснежную руку в своей, даруя ей невесомые поцелуи на костяшках. Сейчас он, стоя на песке, будто отдает свое тепло этой холодной погоде. Ятора ассоциирует его как какао с воздушными мягкими маршмеллоу, себя же — как горький черный кофе. Сочеталось бы сладкое маршмеллоу с горьким кофе? Ягучи больно было смотреть, как длинноволосый плачет, вдыхая горький дым его же сигарет. Он хотел и хочет видеть только горящие глаза и яркую улыбку на его лице, в то время как из уст вырывается бесконечная буря эмоций, завораживающе рассказывая о чем-то. Но этого блондин никогда не видел. Он хочет быть тем, кому может полностью доверится Аюкава. Возможно он пока не заслужил этого, или не заслужит никогда. Это больно. Через мгновение, из его мыслей выводит стук об окна. Подняв голову, видит на стекле прозрачные крапинки, появляющиеся каждую секунду, шлепаясь по поверхности. — Хм, как иронично, — тихо молвил Ятора с приподнятыми уголками губ, облокачиваясь щекой об ладонь. Переводя взгляд на ту же фигуру, уголки губ опускаются, а брови сместились в недопонимании к переносице. Он видит, как рука Рюдзи находится на лице, со временем опуская её. — Плачет? — забеспокоился тот. Но кто знает, сколько времени понадобилось его эмоциям резко перевернутся наизнанку, когда янтари замечают увеличение расстояние между ним и длинноволосым парнем. На песке остаются следы. Он идет вперед. — Рюдзи? — дыхание того перехватывает. Сердце заколотилось, пропуская дрожащие сильные удары, будто собирающиеся расколоть кость ребер. Словно облитое ледяной водой, тело устремилось к выходу из комнаты, кое-как надевая обувь, слегка спотыкаясь из-за резкого вскока в сторону. Глаза бегают в спешке по зданию. На скорости перебирая ноги, спускается на первый этаж, перепрыгивая пару ступенек за раз. Он не боится, что упадет. Упадет — так встанет и побежит дальше. Сейчас ничего не важно, кроме Аюкавы. В его голове всплывают всевозможные сценарии. Ему по-настоящему страшно. Страшно, что один из его сценариев произойдет в жизни. Тревожно за Рюдзи. Ятора хочет узнать, зачем тот идет в ледяную воду глубокой ночью. Хочет знать, что его беспокоит, о чем Аюкава умалчивает. Обувь оставляет следы на мокром песке, приближаясь к длинноволосой фигуре, чьи голые ноги уже по колено омывала ледяная бушующая вода. Появлялась отдышка, белые кубки пара выходили через приоткрытый рот, тяжело выдыхающие воздух, так обжигающий легкие. Но в один миг тот набрал в себя достаточно воздуха и резко пронзительно крикнул, заставляя Рюдзи, сотрясаясь, остановится. — Юка! — громкий вопль иглами вонзился в уши. Крик на секунду заглушил посторонние звуки моря с ветром и дождем, оставляя обоих в некой тихой комнате. В глазах Аюкавы словно произошла вспышка, из-за чего затуманенные зрачки резко сузились вместе с распахнутыми веками. Дыхание вдруг прервалось. Ноги не смели сдвинуться. Другое тело взошло в воду, сопротивляясь ногами потоку волн. Смахивая противный дождь с лица, громко дыша, издавая стон от изнеможения. Штанины насквозь промокли, погружаясь по колено в воду. Парень бежал, словно юноша с фиолетовыми глазами испарится, уплывая ледяными волнами далеко и навсегда. Протянул он руку, резко хватая парня за запястье развернув к себе лицом. Глаза того ошеломленно немигающе глядели на... Единственного пришедшего за ним человека. Всю жизнь юноша убегал, выходя на простой для него путь. Но никто никогда за ним не бежал вслед, крича и останавливая его. Сверкающий однажды Чароит утопал в одиночестве, в непроглядной мгле, покрывающийся матовым слоем. Его поверхность больше не сверкала, его никто не пытался найти. Как вдруг в нему протянулась рука, хватая драгоценность, разгоняя серую пелену. Мягкая рука дарует ласку холодному фиолетовому камню. — Юка, — свободная рука прикоснулась к холодной мокрой щеке. Слезы на ней смешались в проливным дождем, но оставляя за собой красноту в уголках глаз. Большой палец поглаживал кожу, смахивая влагу в сторону. Правая рука спустилась к шее, обвивая. Левая рука, так и не решившись отпустить того запястье, притянула длинноволосого к себе крепко прижимаясь. — Зачем ты пытал..лась это сделать? — его голос выдавался с хрипотцой, выдыхая пары дыхания в оголенную часть шеи. — Я.. не знаю. — Голос был тихим, а тело не сопротивлялось, отдаваясь в объятия. Глаза до сих пор широко раскрыты и не моргают вовсе. — Не знаешь? — между бровей появились небольшие морщинки, а в голосе было что-то недоверчивое. Рюдзи правда этого не знает? — Не знаю. — Ты точно не знаешь из-за чего? — Я... — глубокий прерывистый вздох, глаза сузились, а брови сошлись к переносице. Ком в горле, затаившийся на пару минут, вышел из укрытия, укалывая острыми иглами. — Скажи мне правду, прошу. Я не хочу быть больше в стороне, совершенно ничего о тебе не зная. В стороне, когда тебе нужна помощь, но.. ты не доверяешь мне. Но я хочу быть в центре твоего доверия. — Ятора хотел отодвинутся, посмотрев в его глаза, но Рюдзи в кулаках сминал того толстовку, не давая ему отойти. — Я... — тихий вдох. — Мне страшно, — голос дрогнул, вид в его глазах поплыл из-за скопившихся слез. — Я пытаюсь кому-нибудь доверится, но я боюсь что меня обманут и бросят, как делали это раньше. Я не то что пытаюсь, я хочу этого. Я хочу доверится тебе, хочу тебе поверить, но страх в моей голове не дает делать шаг вперед. — Я сделаю шаг вперед к тебе. Не беспокойся, я буду ждать хоть вечность, я сделаю что угодно для тебя, сделаю все, что ты попросишь, чтобы быть ближе к тебе. — Тела парней прижимались друг к другу, пока по их ногам бьет ледяная вода. — Ятора, я... — тот судорожно сглотнул. — Я, черт возьми, завидую тебе! Завидую твоей целеустремленности, тому, что ты никогда не опускаешь руки и идешь на встречу своим трудностям! И мне стыдно, дико стыдно за это. Стыдно что я не такой, что всегда убегаю от проблем, ища простой путь. И я не могу с этим ничего поделать... — слова сами вырывались из груди, словно вылетали вороны из нутра. Перед фиолетовыми глазами снова появлялась прозрачная пленка, капая безостановочно по щекам. — Именно поэтому я хочу умереть, хочу исчезнуть в этом бескрайнем море. Потому что я жалкий. Я жалкий! — ему хотелось рыдать, кричать и вырвать из души все, что накопилось за эти годы. Голос срывался, из-за чего побаливало горло. Грудь бесконтрольно поднималась и опускалась, сотрясая плечи. Эмоции подобны грозе. Ягучи молчал, поглаживая его спину. Он не может подобрать нужные слова, боится, что сделает хуже. Но из уст вырвалась короткое: «Ты не жалкий, дурак.» И после этого руки потянулись к бедрам, через мгновенье поднимая его из воды, держа на весу. Над ухом пронесся тихий краткий вдох. — Я такой целеустремлённый, потому что боюсь, что будет, если я не продолжу то или иное дело. Я трус и неуверенный в себе. До этого я даже не знал, чего хочу я, а просто выполнял то, что просили мои родители. Но теперь я знаю, чего хочу. И, может быть, я понимаю тебя. — Юноша крепко держал длинноволосого, быстрым шагом направляясь обратно в отель. — Я приму тебя таким, какой ты есть. Я не вижу в тебе недостатков, которые могут меня оттолкнуть. Хоть и немного, но я знаю твою ситуацию с семьей, и могу понять из-за чего ты скрываешь свои эмоции, и то, что ты чувствуешь. Если будет тяжело, я тебе помогу, но никогда не оставлю тебя. Я буду добиваться тебя не смотря ни на что. Зимний, мерзлый ветер и капли дождя сменились теплым светлым помещением. Ятора неторопливо поднимался по лестнице, пока Рюдзи тихо проливал слезы, но уже с маленькой улыбкой на лице, сжимая капюшон блондина. Ноги неприятно покалывало от смены температуры. Входя в комнату, Ягучи посадил юношу на футон, осторожно развязывая насквозь мокрый шарф. Его он отложил на тумбочку рядом, распахивая пальто. Взяв оголенную ногу парня, поставил на свою ляжку, растирая кожу. — Что ты имел ввиду под тем, что будешь добиваться меня не смотря ни на что? — тихо выдал он, вытирая ладонью горящие щеки. Руки на секунду остановились, но снова продолжили действие. — Я люблю тебя, — в комнате стало тихо. — Поэтому я не остаюсь равнодушным, видя твои слезы и боль в голосе. Я даже не могу описать свои чувства, которые были у меня на тот момент, когда увидел тебя, через окно, идущего к воде. — Взгляд было сложно держать на Юке, когда слова снова без подготовки вылетали из рта, но и отводить его не смел. Сердце затрепетало. — И ты сразу побежал ко мне? — подал тот голос. По телу разлилось тепло. Как долго он не слышал таких слов, таких успокаивающих, которые так ему были нужны. В голове разносится первая фраза бесконечным эхом, вызывая легкую улыбку на лице. — Да. — Тогда... останься со мной пожалуйста. Ятора вскинул брови, а в глазах тихо рассеивалось волнение. В легких словно бабочки взлетели ввысь на нежных тонких крыльях, источая тепло. — Останусь.***
На низкой тумбочке стоят две пустые кружки и лежащим рядом раскрытым блокнотом обладателя желтых глаз. До рассвета парни непринужденно в полголоса говорили о том, о сём, расположившись на одном футоне, в то время как один лежит не расправленный в углу комнаты. Длинные пальцы Аюкавы перелистывали блокнот Яторы, на последнем рисунке, слегка вскинув брови и переводил фиолетовые глаза на художника. На лицо светилась та самая легкая смущенная улыбка с прикрытыми длинными ресницами глазами. Длинноволосый мягко улыбался, и через мгновенье тихо зевая и прикрывая рот рукой. Через полу прикрытое жалюзи, в окно проникали желтые лучи встававшего солнца, проходившие по предметам на тумбочке и уже спящим телам, поблескивая на шелковистых волосах и грея оголенные участки. Тепло.