***
Ангел был тихий. Вяло двигался, глубоко дышал, мягко звучал. Всем своим видом внушал апатию, лень и безнадегу. Сначала Аки это ужасно бесило, но в конце концов желание выбить Ангелу белые крошечные зубки сменила жажда вылизать их. Любовь Аки походила на мучительное отчаяние. Ему остались не так много времени, один целый рот и половина рваного сердца, надежно спрятанная за ребрами, как в бомбоубежище. Любовь Аки тихая, тайная, безопасная. Ведь когда его сердце разорвется, Ангела не забрызгает. Он сможет от нее сбежать. — Как-то раз я влюбился, — признался Ангел одной ночью. Аки прильнул к балконной перегородке и стряхнул пепел на головы пешеходов тридцатью пятью этажами ниже. — В одну красавицу. С ней я чувствовал себя человеком. Если бы мог, я бы взял ее в жены. — Что с ней стало? — спросил Аки и лизнул губы. — Неважно, — ответил демон, но сжал перила в ладонях. Бело-золотой божественный дар, луч его нимба звездным флуоресцентным светом целовал небеса. С глубоким вздохом он потянулся к Аки за сигаретой. — Курение убивает, знаешь ли, — сухо предупредил Аки и проследил, как он затянулся. Огонек танцевал в его пальцах, словно солнце. На это Ангел лишь небрежно и тяжко усмехнулся. — Уж надеюсь. Осознание пришло сразу. Без всяких предысторий и эмоциональных американских горок — вот он не был влюблен, и раз, в следующий миг уже был. Был влюблен и тогда, стоя под стеклянным потолком вселенной, слыша слабое Ангельское дыхание совсем рядом. — Что с ней стало? — повторил он мягче. — Не знаю. Очевидная ложь, но Аки не стал сыпать соль на рану и забрал сигарету из обмякшей руки. — Слушай, — прошептал он, — расскажи о себе что-нибудь. Что-нибудь хорошее. Он решил добить себя. Доказательством, что полюбил призрака, полюбил месть, полюбил трагедию. Полюбил Ангела, стоило бы продолжить, но он знает, что ничем хорошим это не кончится. — И что ты хочешь услышать? — Да что угодно, — выдохнул Хаякава вперемешку с дымом. — В другой раз, — вздохнул демон. — Я устал. — Перетерпишь. — Не хочешь сам чем-нибудь поделиться? — он положил голову на плечо и невинно моргнул. — Уверен, что-нибудь да так и вертится на языке. Нимб замерцал. Сколько же звезд ему пришлось проглотить, чтобы так им сверкать? В голове не укладывалось, как этот маленький кусочек рая, отколупленный и извалявшийся в городской пыли, до сих пор существовал. Сколько звезд? — Тебе не понравится. — Спорим. Типичный унылый вечер четверга. Ангел — головой где-то не тут, в небесах — пальцем собирал пыль с балконной решетки; глаза-маленькие солнышки наткнулись на Аки, мизинец тут же соскользнул. — Уверен? — это что вообще за вопрос? Он-то чертовски уверен в своей неуверенности. Ему бы сбежать из Токио, да куда подальше. В какое-нибудь Хоккайдо. Повидать океан. — Ага, — терпеливо поддакивал Ангел, — выкладывай. — Я влюблен в тебя, — безучастно выдал Аки, скинул сигарету и отвернулся к тому времени, как та затушилась об асфальт. — Ох, — так же сухо вздохнул Ангел, — как трагично, Хаякава. — Правда? Вот и я так считаю. Аки снова закурил и облокотился на перила. Он медленно откинул голову, пока не уставился прямо на звездный купол. Только в городе их почти не видно, но хоть парочка самолетов романтично пролетала над их головами. Крошечные пилоты то и дело подмигивали друг другу неоновыми лампочками, одни среди этой бесконечной однотонной черноты, точно болтали друг с другом. Ярче любых звезд, полные любви. — Иди сюда, — подозвал он и сморгнул слезы. — Ты же знаешь, ко мне не притронуться, — предупредил Ангел, но немедля приблизился. — Чертовски обидно, — пролепетал Аки. Ангел попытался отобрать сигарету, но он тут же вздернул кружащуюся голову. Не стоит тебе курить, наставила его как-то мать, выдыхая дым и стряхивая пепел то в окно, то в цветочный горшок. Сожжешь все легкие. Закончишь, как я, Аки. Я хочу быть как ты, ответил он тогда, ведь в семь лет в этом невыносимо огромном мире в самом его центре есть только ты и мама. Она берет тебя за руку, вытирает крошки с твоих щечек, убирает отросшую челку со лба. Мама с ее родными зрачками-спиралями никуда от тебя не денется. Ведь она тебя любит. Вот только мать Аки давно в могиле, и теперь его некому отругать за прокуренные задымленные бронхи. А Ангел так близко, близко-близко, кулаки спрятаны в карманы. Почти носом к носу. Аки не в силах свести взгляд с пухлых губ. — Аки, — шепотом, — ты же не собираешься… Он выпустил воздух, дымом заслонив его лицо, и с тихим восторгом проследил, как глубоко затянулся демон, как затрепетали его ресницы от горечи. Время ударило по тормозам, и на целый краткий безмолвный миг в этом невыносимо огромном мире, в самом его центре среди тишины, тумана и снова тишины остались только Ангел и Хаякава. Мало общего с мелодрамами: сердце не ушло в пятки, щеки не загорелись румянцем, а сбежать из отеля, города, страны так тем более не захотелось. Как и всегда с Ангелом, никакой спешки. Никакого лишнего шума. Их взгляды встретились в дыме, и вот Аки почувствовал, как вот-вот сверху рухнет небо. — Я сейчас членом штаны протру, — прохрипел он, не сводя глаз с приоткрытого рта. — Хочешь попробовать? Ангел вскинул бровь и снова украл сигарету. — Имей в виду, я тут не ради тебя выделываюсь, — промямлил парень и стряхнул пепел. — Вот и отлично, — выдохнул Хаякава и пронаблюдал за тощей рукой, что перекинулась через балкон. — Просто отлично. Ангел выпустил клуб в чужой приоткрытый рот. В нос ударил необъяснимо знакомый запах; Аки с глубоким вдохом прикрыл веки. Он позволил себе аккуратно притронуться к чужому локтю и мягко вывести большим пальцем пару кругов по ткани пиджака, пока мальчик кратко не простонал ему в рот. В трех сантиметрах от забвения. — Дернешься — и я тебя убью, — Ангел смочил языком губы. — Черт. И правда, — но Аки не двинулся. — Безвыходное положение… — Аки. Он отобрал курево и отстранился всего на шаг, все еще поглаживая руку. — Мало? — Знаешь, — тряхнул головой Ангел, — если бы ты не потерял пару лет жизни из-за никотина, то мы бы сейчас этим не занимались. Мог бы даже позволить себе как следует поцеловать меня. — Какая досада. — Никто не заставлял меня спасать. Аки выдохнул прямо ему в лицо, отчего тот хмуро потер зажмуренные глазки. — Ты!.. — Правда думаешь, что я оставил бы тебя там умирать? — недовольствовал он. — Я был в курсе, что это не входит в мои обязанности, и прекрасно осознавал последствия. И все равно спас. Так что завязывай с самобичеванием. — Я и не… — Да-да, «ты не», — фыркнул Хаякава. — Ох, все, заткнись. — А ты заставь. — Отдай, — огрызнулся Ангел и забрал сигарету. — Иди сюда. Аки определенно точно не спешил умереть. Но ангельские поцелуи ресниц в его щеки и закрывающие взор огненные волосы стоили его смерти. Он бы преподнес себя как священную жертву, облаченную в дешевый деловой костюмчик за пару тысяч йен, стоило Ангелу только попросить. Настолько ему одиноко в его свободные от работы минуты. — Вот бы тебя потрогать, — тихо проскулил Хаякава и потянулся кончиками пальцев к чужим. — Не стоит. — Знаю. Так что Аки довольствовался одними ласками предплечий. Рукава рубашки задернулись до самых запястий. Руки так и норовили соскользнуть и огладить голую кожу, хоть на жалкое мгновение. — Аки, — с очаровательным раздражением повторил Ангел. Хотелось забраться внутрь, огладить и усмирить самое его сердце. — Знаю. Просто хочется… дай мне минутку. Черт. — Хорошо, — прошептал парень. Руки на перилах задрожали, ноготь к ногтю Аки. — Не будь я демоном, что бы ты сейчас сделал? Его бездонные зрачки, прикушенная губа — Аки еще ни разу никого не целовал, но несложно догадаться, чем бы они сейчас занялись, будь Ангел человеком с обычными глазами и обычными губами. Вот только перед ним демон, и в последний момент Аки сдержался, чтобы не прижаться к его груди. — Твою мать, — выругался он, в последний раз любуясь на краешки белых зубок. И отшатнулся, потянулся к давно тлеющему фильтру вместо сигареты.***
Что бы ты сделал, не будь я демоном? Любил бы ты меня хоть чуточку меньше, лаская кожу? Я приду в твоих мечтах о рае, Аки. Мы встретимся в лучшем месте.***
Он прилетал к нему во снах. Иногда лишь что-то шептал или шелестел мягкими как сталь перьями, но бывало Аки обнимал его живым. Под покровом теплой ночи, он мог целовать его мягкие уголки губ и разглядывать прикрытые веки. Но даже в грезах Ангел не щадил его. Все-таки гротескная дыра в груди Аки зияла все шире. Даже в мире с самыми яркими его красками не найдется минутка на чувственность. Балкон, на деле скрипучий и ржавый, служил лишь временной декорацией для короткого спектакля. Сонный Ангел изящно выхватил сигарету из длинных пальцев и до боли крепко вжался в чужие губы. Горький от табака язык проскользнул по коренным зубам. Такими же мягкими Аки представлял его руки при жизни. — Надеюсь, если бы ты осмелился на это раньше, я бы остался жив, — пробормотал Аки и отстранил от себя мальчика. — Тебя совсем-совсем никак не потрогать? — Мне-то откуда знать? — тяжело выдохнул Ангел и прислонился к решетке. — Я ведь только у тебя в голове. Аки отобрал папиросу и снова затянулся, глубоко и печально, провожая закат на ангельском лице. Ангел же будто слегка заскучал, немного устал, был чуть-чуть убит горем. Это не помешало Аки выдохнуть ему дым прямо в легкие. Он откинул его голову и нежно выпустил облако меж пухлых губ, чье тепло вот-вот его бы поглотило. Глубокий вдох — теплая влага с языка исчезла. Он открыл глаза: убаюканный Ангел невозмутимо смотрел на него. И вытер слюну рукавом. — Ну как? Лучше, чем все, с чем ты лез ко мне на том балконе? — Еще бы, — пыхнул Аки. — Вот бы так на самом деле. Все это. Ангел снова вздохнул. Дымка вырвалась из его рта, поймав вечерний свет. — Не говори глупостей, Аки, — легко бросил он и сплел их пальцы, прежде чем потянуть к лицу руку с сигаретой.***
Следующим вечером в тот же отель Аки вернулся уже с парами перчаток. Солнце село к тому моменту, когда Ангел ответил на его стук в дверь. Грудь внезапно сжало — он уже стоял в перчатках. — Ты мне снился, — признался Аки и захлопнул за собой дверь. Он почувствовал чужой взгляд еще до того, как развернулся. Бледная кожа неподвижного Ангела будто светилась под мерцанием ламп. Словно скульптура, со смертоносной грацией он замер посреди комнаты. Лицом к преисполненному решительности лицу Аки, будто готовому к битве. Он пришел дать ему по шее? Что ж, было за что. Все-таки Аки — его партнер. А партнер, обреченный на смерть, хуже, чем его отсутствие. — Знаешь, — начал Ангел, — я бы предпочел не влюбляться в ходячий труп. — Я знаю. — Человеческая жизнь и так несправедливо коротка. — Знаю. — Твоя смерть принесет столько хлопот… Эмоциональных. У меня нет сил оплакивать кого-то, кроме тебя. Аки приблизился. Огладил его запястье, опередив любые возражения. Прижал мальчика к груди. — Запомни, — пробубнил он, уткнувшись носом в красные пряди, — я буду вечно жив в твоих воспоминаниях. — Боже, Аки, — шепнул Ангел и скомкал пиджак на спине. — Будто этого достаточно. Мне всегда будет мало. — Я знаю, — кроткий голос задрожал. А после: — Прости. За все это. Я все только усложнил. — Не извиняйся, — шикнул парень и потерся щекой о рубашку. Он звучал так пусто. В горле встал ком. — А стоит. Я не хотел, чтобы все закончилось… вот так. — Поздновато опомнился, — Ангел так сильно вжался, что Аки кое-как вытянул его, словно утопающего. Может, им он и был. — Хватит уже взваливать на себя всю ответственность. Звучишь так, будто я здесь жертва. А что насчет тебя? Хоть раз ты вел себя эгоистично? Прямо сейчас, тут же пришло ему в голову. Каждую минуту рядом с тобой. — Больше у меня ничего не осталось, — каялся Аки. — Ты и чертова табачная зависимость. Ты, Дэнджи, Пауэр — единственная причина, почему я до сих пор живой. Боже, Ангел… это невыносимо. На это Ангел залился чистым и громким смехом. Аки трясло, трясло и трясло. Кошмарное зрелище: кто еще бы хватался за несущего смерть демона, как за спасательный круг? Кто еще бы осмелился к нему прикоснуться? Кто еще бы полюбил это хрупкое тело, рожденное убивать? — Аки, ты идиот. Дернешься хоть на сантиметр, и я стану причиной, почему ты погибнешь, — он успокоился и огладил выпирающий позвоночник. — Я… тебе не пара. Не проблема найти себе человека, с которым можно скоротать последние деньки. — Найти-то можно, — Аки отпустил руку, отступил и связал их чуть потные ладони воедино через два слоя ткани. — Даже таких же как ты. — Вау. Так у тебя типаж? — Ангел, просто я люблю тебя, — с нежностью пролепетал Хаякава. — Люблю сегодня, буду любить завтра и каждый день до самой смерти. Не какого-нибудь похожего хрена Ангел нахмурился. — Просто… — он продолжил. — Просто позволь мне любить тебя еще чуть-чуть. Мне плевать, как близко. И плевать, хочешь ли ты этого вообще. Просто… прошу, Ангел. Еще чуть-чуть. — Если бы я мог позволить тебе больше, — промурчал Ангел. — Аки. — Этого достаточно. Всю жизнь я не видел ничего кроме пушек и дыма, и знаешь, мне это уже чертовски надоело. В детстве думал, что жизнь бесконечна, а сейчас… — Аки протер лицо. — А сейчас просто хочу осчастливить любимых перед уходом. Так уж это ужасно? В последовавшей тишине он прислушался к теплу в руке. — Ты не первый мой возлюбленный, — наконец ответил демон. — Может даже не последний. Тебя это устраивает? — Конечно устраивает. Сам знаешь, что устраивает. — Хорошо, — он снова затих. — Думаю, меня тоже. Лампы звенели над их головами. Вечно живой город шумел под их ногами. — Если я хорошенько тебя попрошу, ты меня поцелуешь? — прошептал Аки. Ангел растерянно проморгался. Уже хотел вырваться из объятий, но тонкая рука безвольно повисла в крепкой хватке. — Ты просишь меня убить тебя? — Я прошу тебя поцеловать меня. Он вернулся. Потерся ногой о ногу. — Не проморгай, — сглотнул он. От этих слов Аки свело желудок. Согласно просьбе, Аки проследил, как облаченная в перчатку рука хлопнула его по лицу. С широко раскрытыми глазами пронаблюдал, как Ангел встал на самые цыпочки. Ни разу не моргнув через гладкую кожу почувствовал, как прямо к его рту осторожно прижались ангельские губы. И тут же оторвались. На все ушло меньше десятка секунд. Ангел все хмурился на него. Аки будто ударили током. — И все? — И все. — Это не поцелуй, — пожаловался Хаякава. — Да, это не поцелуй, — одарил его улыбкой мальчик — прекрасной, и ошеломляющей, и светлой. Раздражающе светлой. Аки захотелось стереть эту ухмылку, пока он не научится мириться с ней, не переживая внутри очередную смерть. — Зато ты все еще жив. — Верно… — А я счастлив. Слезы размыли взор. Одна солнечная улыбка осталась четкой во всем ангельском образе. Все такая же безупречная. И вправду счастливая. — Верно, — душил себя молитвой Аки.***
В детстве Аки не вытянул жребий судьбы. До момента крушения собственного маленького мирка, он считал, что жизнь наказала брата. Привязанный к кровати нескончаемыми одна за другой болезнями, он всегда смотрел на Аки, будто тот светил ему солнцем. И никогда Аки не приходилось задаваться вопросом, каково это — быть любимым. Но Ангел… Куда бы он ни пошел, Ангел освещал ему путь золотым нимбом. И всякий раз, попав под его сухой безразличный взгляд, Аки чувствовал себя своим маленьким братом. Тупым, беспомощным и бесконечно очарованным райским свечением его пылающих волос. Теперь он понял, каково ему было. И как трудно любить что-то неземное, оторванное от этого мира. Каждого человека Ангел пронизывал своим взором. Дико, до раздражения непривычно. Тяжким преступлением ощущалось сосуществовать с ним в одном мире, рядом, всего пару лет. Два года — плевок в вечность для бессмертного существа. Все его время, проведенное с Аки, в конце концов сведется к смутному силуэту воспоминания. И рано или поздно он забудет весь истинный ужас того, что он больше не одинок. Но даже если так, Ангел принял его чувства. Притронулся к нему, как к хрусталю, что треснет от одного только небрежного касания, и так и произошло, но… Все равно. Так что Аки еще ни разу никого не целовал, да даже так и не дотронулся до единственного, ради которого был готов на все. И никогда не снимаемые перчатки так и не позволили ему показать свою любовь, как и ангельские. Только они все равно их носили. На всякий случай. Все-таки им достаточно и одного-единственного ультиматума. Никаких больше камней преткновений. Хватит с них только-дотронься-и-сдохнешь. Возможно, однажды Ангел попросит чудо, и он добровольно упадёт прямо в раскрытую пасть неба. Но даже так он будет любить до последней секунды жизни, зная, что не останется с ним навечно. Не нужно больше сожалений; Ангел недостоин стать одним из них. Может, ему просто не место в столь беспощадном мире, как и всем остальным, кто попадет под обстрел. Но сейчас он не просит больше, чем то, что уже принадлежит ему. Большое-большое сердце. Обернутая в перчатку рука. И кто-то, с кем можно проводить этот последний закат.***
И, боже, каков он был. Как он был красив.