Не соскучился, а дорвался

Стоило первым лучам рассвета коснуться его прикрытых век, как Кавех раздражённо цыкнул, сквозь зубы проклиная своего сожителя по пятое колено. Хренов Хайтам, никогда его не слушал. Как он может носить свой заумный титул и отрицать надобность плотных занавесок в спальнях на солнечной стороне, он же сам ненавидит, когда режим сна за него определяет природа, но опять решил нагадить себе же из слепой упертости, ещё и отказался даже прийти на встречу с Кавехом и его старательно сложенной тирадой на тему того, какое Хайтам позорище в его глазах. Безумно оскорбительно. Хайтам и вчера вечером не соизволил обнаружиться в доме. Свалил черт пойми куда, даже записки не оставил. Правда и Кавех, исчезнув по работе парой месяцев назад, запиской себя не обременял…но это уже нюансы. Не он тут повернут на дисциплине. Под ложечкой неприятно заныло, с каждой секундой сожалений о пробуждении было все больше, а желание мстительно исчезнуть ещё на пару месяцев увеличивалось в геометрической прогрессии. Вот же седой ублюдок, занимал столько времени все его мысли, а в нужный момент даже появиться не соизволил. Кавех себе в стольком отказывал, оставлял сокровенные мысли ему, когда должен был рассуждать исключительно о своих проектах. Даже женщин не трогал, хотя было столько желающих ощутить себя под величайшим архитектором своего времени. А он только яро дрочил в кулак раз в пару дней, как позорная школьница, жмурился до влаги в уголках глаз и думал, почему его дорога жизни привела в подобную ситуацию. Внезапно на лоб опустилась тёплая ладонь, едва-едва касаясь кожи. — У тебя щеки красные, — знакомый хриплый голос. Да откуда ж ты тут взялся?! — Себе скажи спасибо, я злой, как чёрт. Тебя где, блять, носит? — Кавех резко дернулся в сторону от чужой руки и пылко взглянул из-под ресниц. — А тебя? — А мне и не положено сидеть в затворниках, я вольная натура. А вот такие унылые придурки, как ты, должны послушно влачить свое жалкое существование по своим петушарням. Когда в ответ послышался лишь сухой смешок, Кавех даже не удивился, и у гения не найдётся ответов на прописные истины. Перехватив в мгновение бледное запястье, архитектор хищно осклабился и дёрнул мужчину на себя. — Далеко собрался? — Ты мне неприятен, Кавех, пытаюсь очистить свою жизнь от твоего присутствия, — однако, Аль-Хайтам даже не попытался выдернуть руку из цепких пальцев, а ведь синяки останутся. Горячо выдохнув сквозь губы, мужчина плавно опустил вторую ладонь на плоский живот партнера. Даже несмотря на взрослость, он едва ли прибавил в плечах со времен Академии, отнюдь, Кавех не был хрупким и уж точно не был тощим, но сохранял все-таки некоторую аристократическую элегантность фигуры. У него были выразительные длинные пальцы, лебединая шея и узкие бедра, Хайтам не был даже близко художником или романтиком, но красоту он эту неизменно подмечал. Только слепой бы упустил подобное, блондин не терял её даже под градусом. А это о многом говорит, под ним он порою терял человеческий вид. Несмотря на очевидную грубость слов, архитектор не нашел в лице напротив привычной глазу большинства холодности, лишь некоторое равнодушие и ожидание продолжения. О, он готов был его предоставить, слишком уж часто приходилось надумывать образ Аль-Хайтама у себя в голове в моменты…определенной слабости. С обманчивой мягкостью Кавех очертил острую линию челюсти, длинные пальцы привычно легли на доверчиво открытое горло. Пульс спокойный. Надо же, раньше от одних только неловких касаний Хайтама всего передергивало, уши краснели не то от злости, не то от стыдливого возбуждения, а теперь вот оно как, даже не шелохнется. Приручился. — Что, давно в своем окружении не видел человека разумного? — не удержался от колкости секретарь и предусмотрительно заткнул Кавеха поцелуем. Сухие теплые губы как-то пространно мазнули по лицу, как бы Хайтам за ними ни следил, они постоянно оставались какими-то обветренными, а порою и вовсе кровоточили, но это уже работа одного определенного человека. Будто дорвавшись до чего-то очень-очень желанного, Кавех дернулся вверх, жадно и мокро ведя языком от подбородка до покорно раскрывшихся навстречу губ, архитектор всегда любил целоваться как-то грязно, словно портовая проститутка, даже когда инициативу проявлял Аль-Хайтам, ее тут же перехватывали и чуть ли не трахали его в рот. Сильные руки по-хозяйски огладили широкий разлет плеч, зарываясь под края тяжелых одежд, Кавех даже не скрывал своего удовольствия, глухо зарычав в чужой рот, и окончательно повалил мужчину на себя. Тот как-то неловко постарался удержать равновесие и не придавить архитектора своим немалым весом, но его тут же толкнули в плечи и опрокинули на спину, наваливаясь сверху. — Что, мышцы накачал, а как использовать их забыл? — Кавех усмехнулся уголком губ и как-то недобро прошелся по предоставленным его вниманию богатствам чужого тела. Хайтам был хорош…это мягко сказано. Черт знает, в каком шкафу их дома он прячет протеин и целый тренажерный зал, но грех, конечно, жаловаться. При всей своей говорливости, блондин абсолютно не умел делать комплименты, чаще отдавая предпочтения колким комментариям по поводу того, что скоро Хайтам начнет отпугивать абитуриентов Академии от поступления одним своим видом, а его крепкой задницей впору колоть орехи. Широкая грудь мерно вздымалась, пока Аль-Хайтам тщетно пытался отдышаться под пытливым взглядом алых глаз. Казалось бы, ученый тут он, а препарируют его. Будучи натурой весьма свободолюбивой и волевой, Кавех особо не обременял себя столь низменными чувствами, такими как ревность, привязанность, собственничество, но это никогда не распространялось на Хайтама, ладонь по крепкой талии скользила весьма хозяйски. Ему безумно повезло, что мужчина от природы нелюдим и не терпит чужих касаний, даже вспоминать страшно, как горели глаза архитектора, когда оказалось, что он украл у Хайтама все первые разы, какие только можно. Даже первый поцелуй. И это в двадцать один год. Одной рукой секретарь перетащил Кавеха на себя, пятерней смахивая с лица тяжелую седую челку, и влажно мазнул языком по бледной шее, от чего архитектор звучно ахнул, цепляя длинными пальцами чужие волосы у самой кожи головы. Стоило потянуть за них, как следует, и Хайтам посыпется в его руках. — О, Архонты, верно Сайно звал тебя бешеной псиной, — Кавех хрипло усмехнулся, когда секретарь особенно сильно прикусил его кадык. Тот резко прервался и взглянул архитектору в глаза, слегка задушено, с разводами собственной слюны на подбородке, но особенно недовольно хмуря брови. — Так и сказал? — надо же, Кавех знал, что его мужчина весьма остро реагирует на генерала махаматра, но чтобы в их собственной постели, да со стояком в штанах… — Он себя-то, блять, давно видел? Передай этому щенку безродному, что- — Хайтам. Я думал ты как-то против третьих мужчин в нашей постели, я же предлагал тебе. Что-то изменилось? — это заткнуло секретаря очень быстро, он лишь недовольно цыкнул и скрылся в изгибе чужого плеча, — к тому же, я ему возразил. По мне так, ты больше походишь на кого-то из рода петуш- ай! Хайтам сжал в ладонях крепкую талию, притягивая архитектора к себе до болезненного близко. Не любящий тактильности в повседневной жизни, в постели он бывал порою до нее особенно голоден, он никогда не говорил Кавеху, что скучает по нему, но опыт былых лет подсказывал, что именно так мужчина проявляет эту свою слабость. В общем-то, почти все свои слабости, что касались чувств, Аль-Хайтам выражал невербально. Например, временами он мог не стирать постельное белье больше недели, вместо привычных расписанию пяти дней, все потому что на нем оставался природный запах Кавеха. Еще иногда он не прерывал по утрам бесконечные разглагольствования архитектора о его новых знакомствах и проектах, даже слушал содержания этих монологов, а их иногда и сам Кавех забывал. Этот список насчитывал уже больше десяти пунктов, но они были слишком личными, чтобы с кем-то ими делиться. Это блондин тоже относил к тому немногому, что ревностно хранил у себя одного. Когда обжигающие ладони скользнули под рубашку, Кавех сдавленно ахнул и прогнулся в пояснице, горячо взглянув на Хайтама сверху. Тот выглядел великолепно: заалевшие щеки, ярко-красные влажные лепестки губ и жадно блестящие желанием глаза. От его взгляда в паху потянуло особенно болезненно, архитектор жалобно заскулил и нырнул за поцелуем, правда на этот раз спустя пару мгновений Хайтам уже сам отстранился и ощутимо толкнул блондина в плечо. В ответ на слегка поддатый растерянный взгляд секретарь многозначительно облизал губы и опустил глаза вниз по чужому торсу и, Архонты, его взглядом можно было испачкаться. И когда душный придурок научился быть таким сексуальным? Скрывать свое удовольствие и смысла не было, тяжесть внизу живота говорила куда более красноречиво, так что Кавех непривычно покорно откинулся на лопатки, передавая Хайтаму бразды правления. Тот замер на добрую минуту и как-то рвано вздохнул. Утренние лучи мягко легли на лицо архитектора, превращая его светлые волосы в росчерки кор-ляписа, а глаза и того вовсе силились повторить своим сиянием радужку самого Гео Архонта. Потребовалось добрых полминуты, чтобы секретарь, славившийся оперативностью своего мышления, отмер и как-то оторопело заправил золотую челку куда-то за ухо. Под столь беззастенчиво обожающим взглядом задавать вопросы или язвить было как-то неловко даже для Кавеха, поэтому когда Аль-Хайтам опустился вниз по груди, следуя за вырезом рубашки, он облегченно прикрыл глаза. Правильно, пусть мысли сейчас поглотит возбуждение. Не отрываясь от мокрых поцелуев, Хайтам слепо, мелко дрожащими руками, принялся стягивать свою тяжелую накидку. Если бы не годы опыта ее ношения, он бы запутался в застежках раз так десять, но уже спустя пару секунд та послушно опустилась на край кровати, а мужчина принялся за наручи. — Ну нет, — Кавех с неким благоговением огладил крепкие мышцы чужих рук и плавно скользнул на грудь, покрытую тугой тканью, — эти штуки оставь, дай я побуду извращенцем. — Ты всегда ведешь себя, как извращенец, — беззлобно фыркнул Аль-Хайтам, и опустил обе руки на узкие бедра, большими пальцами очерчивая выпирающие косточки, покрытые тонким слоем ткани спальных штанов. Те мало что скрывали под собой и держались на одном лишь божьем слове. Годы назад Кавех стал для мужчины первым любовным и сексуальным интересом, он умел вдохнуть волну страсти и похоти одним своим присутствием, побуждая ученый ум Хайтама исследовать новые горизонты своих и чужих ощущений, и он исследовал. Неторопливо опустив голову, он горячо выдохнул на чужой член, от чего Кавех крупно вздрогнул и подался бедрами навстречу, нетерпеливо закусывая ребро ладони. Ничего, все равно просить не станет, он достаточно помучил себя воздержанием, сидя в сраной пустыне, пара минут не заставит его умолять и тешить любовнику самолюбие лишний раз. Благо, тот не заставил себя долго ждать, и с характерной для себя аккуратностью стянул штаны вместе с бельем, почти сразу же коснувшись губами заалевшей головки. Как хорошо… Горячий язык коснулся столь же горячего члена, слегка нажимая и соскальзывая ниже. В такие моменты секретарь не скупился на слюну, обильно покрывая ею нежную кожу. Кавех болезненно зажмурился до выступившей в уголках глаз влаги, внизу стало невероятно мокро, а Хайтам, этот придурок, знал, как блондина ведет от такого. Так горячо, влажно, тесно, умелый рот накрыл член сразу наполовину, слюна неторопливо стекала к мошонке, архитектор весь подобрался, чуть шире раздвигая ноги для удобства. Как на зло, секретарь обвил член пальцами, неторопливо лаская его у основания, а потом резко сжал их и опустился еще ниже, задавая достаточно грубый темп. Архонты, Кавеха несло, изо рта невольно вырвался хриплый стон, и он рефлекторно вскинул бедра навстречу горячему рту, но те были плотно прижаты к постели стальной хваткой рук, что стесняла движения. — Твою мать, не так же-, — архитектор сдавленно ахнул, под рукой постельное белье жалобно заскрипело от натяжения, — Постой… Едва ли была возможность остановить Хайтама в тот момент, он лишь поднял потемневший взгляд, то ли чтобы убедиться в правильности своих действий, то ли чтобы удовлетворить свои незначительные садисткие наклонности. Он знал, что Кавех ненавидел находиться под чужим контролем, но он также знал, как того вело от подобного во время возбуждения. — Перестань. Хайтам, я не шучу, — пальцы сжались у основания члена плотнее, Кавех ударился затылком о подушку и хрипло вскрикнул. Он никогда не был тихим во время секса, но сейчас пытался хоть как-то сдержать себя и собрать мысли в кучу, те предательски разъезжались, указывая лишь на то, какое жалкое зрелище он может из себя представлять в умелых руках после двухмесячного игнорирования собственных потребностей, — стой… Архитектор жалобно всхлипнул, бедра мелко дрожали, а низ живота тянуло так сильно, что пришлось закусить костяшки собственных пальцев до крови, лишь бы отвлечь тело на другой раздражитель. Из последних сил Кавех вскинул руку, зарываясь пальцами в густые седые пряди, и резко рванул вверх, Хайтам сдавленно застонал и таки вскинул голову. У блондина от облегчения все тело будто прошибло током и он тяжело выдохнул. Мышцы гудели, пальцы ног слегка подрагивали, Кавех весь вскинулся и замер, опершись на согнутые локти. — Ты ебанутый! — глаза его сверкали праведной яростью, золотая челка разметалась, все лицо было красное, он весь пылал. Кавех задыхался, по виску стекала капля пота, он раскрыл рот, дабы продолжить, но замер. Любовник тяжело дышал и смотрел на него до нелепости пьяно, на его лице это выражение встречалось так редко, что походило на выдумки помутненного рассудка. Волосы спадали на лицо плотной завесой, лезли в рот и липли к вискам, губы Аль-Хайтама так и остались широко раскрыты, влажно блестели, тонкая ниточка слюны соединяла их с головкой члена, но в итоге беспомощно опала. Изумрудные глаза сверкнули каким-то особенным довольством. Чертыхнувшись себе под нос, Кавех грубо потянул секретаря на себя, с каким-то безумным рвением впиваясь в его губы. Длинные ноги в мгновение крепко сомкнулись за чужой спиной, сжимая тренированное тело тисками и заваливая на себя. — Полоумный придурок, — остервенело прошипел блондин и по-животному оскалил клыки, — ебаный ты урод… — из прокушенной губы Аль-Хайтама живо заструилась горячая кровь, скапливаясь на подбородке, — блядь ты конченная, я же чуть не сдох, — алая капля не успела упасть, как Кавех жадно подхватил ее языком, тут же запихивая его в чужой рот аж до нёба, — в следующий раз пришлю тебе весточку из пустыни, что подох под барханом, чтоб ты примчался и, блять, отсосал мне, как сегодня, ты меня понял? — Хочешь, чтобы я тебя так добил? — еле слышно прохрипел Аль-Хайтам и перехватил руку Кавеха за запястье, та впилась в голое плечо до мяса, да так глубоко, что вся конечность ниже неприятно заныла, но блондин лишь уперся ногтями сильнее, сжимая второй рукой седые волосы так, что у мужчины перед глазами блеснули белые пятна. — Руки, сука, убрал, — взгляд Кавеха говорил сам за себя, зрачки сузились до двух точек, словно у дикого животного. Он смотрел мгновение, не моргая, а затем резко сменил их позиции, рывком опрокидывая Аль-Хайтама на спину. Чёрт его знает, откуда в нем только берется столько сил, видно, от бесов в голове. Перехватив обе руки секретаря за запястья, блондин тисками зажал их по обе стороны от его лица, хищно склонил голову вбок и прищурился, — замри, понял меня? Попробуешь коснуться — и я тебе челюсть выбью. Хайтам лишь молча вскинул бровь, однако архитектор принял это за достаточный ответ, потому что рывком отстранился и наклонился к прикроватной тумбочке с одной очевидной целью — за смазкой. Та оказалась в том же месте, куда Кавех закинул ее два месяца назад, только на этот раз чистая и как следует закрытая. Интересно. — Хорошо тебе? Ничего не болит? — равнодушно поинтересовался архитектор, пока согревал смазку между пальцев, а затем грубо уселся прямо на чужой пах. Не успев и рта раскрыть, Хайтам подавился воздухом, глаз характерно дернулся, в ответ на что Кавех растянул губы в удовлетворенной улыбке и завел руку за спину, скользя пальцами меж ягодиц. В общем целом, растяжка ему была и не особо-то нужна, он знал, на что шел. Столь смелым и горячим в постели секретарь был лишь с ним, а в одиночестве порою мог не баловать себя даже дрочкой месяцами, его либидо работало как-то сильно выборочно и в определенных условиях, так что вероятность того, что он мог бы заранее подготовить себя самостоятельно стремительно близилась к нулю. Почти полный флакон смазки весьма красноречиво говорил сам за себя, так что Кавех в очередной раз похвалил сам себя за предусмотрительность и своевременную подготовку. Как и ожидалось, первые два пальца скользнули внутрь даже более, чем свободно, но это представление Кавех и не для себя устраивал. Точнее, для себя, но рассчитывая на определенную реакцию от определенного человека. Тот покорно оставался в прежней позе, почти не двигался, лишь губы сжал плотнее и впился взглядом в лицо архитектора. Слегка откинув голову, блондин плавно опустился на влажные пальцы и посмотрел в ответ на Хайтама из-под прикрытых в блаженстве глаз. Губы разомкнулись уже в весьма искреннем показателе удовольствия, с них сорвался тихий стон, на свободной руке также осталась смазка, так что Кавех обхватил ею собственный член, неспешно ведя пальцами вдоль ствола. Тот слегка дернулся, с головки на чужой живот упала капля предэакулята, на это секретарь прищурился в легком недовольстве, но ничего не сказал. Кавех смотрел на него с почти жалостью, если бы не был поглощен собственным довольством от стимуляции и внимания к себе. Ни для кого не было секретом, что архитектор был падок на такие вещи, но приковывать к себе взгляд Хайтама ему нравилось больше всего, от него кожа горела и по всему телу била мелкая дрожь, желание столь холодный в повседневной жизни мужчина демонстрировал очень явственно. Когда внутрь вошел третий палец, Кавех толкнулся бедрами в кулак и протяжно застонал, длинно, звучно, как настоящая шлюха. Шлюх Хайтам не любил, но рука у него таки дернулась. Почти незаметно, но пытливый ожидающий взгляд подмечал все. — Что такое? Неужто низменные природные позывы, господин секретарь? Где же Ваша прославленная выдержка? — архитектор елейно улыбнулся и плавно вытащил из себя длинные пальцы, внутри стало неприятно пусто и мокро. Благо, что ненадолго. Рассеянно обтерев пальцы о постельное белье, Кавех уложил ладонь на чужую шею, низко склоняясь над лицом секретаря и почти невесомо целуя его губы. Тот было порвался отвернуть лицо, но был мстительно прижат обратно, — Успокойся. Два легких поцелуя перьями мазнули по скуле и щеке, прежде чем блондин замер на мгновение и прикрыл глаза. Сжал ладонь на собственном члене. Вновь обвел головку и чувственно всхлипнул, сводя брови. Вблизи было видно неприкрытое удовольствие, что Кавех беззастенчиво демонстрировал любовнику, он выглядел почти невинно и так обманчиво доступно, что если б Хайтам знал его чуть хуже, то подумал бы, что тот и правда так нуждается в нем. Только блондин не нуждался. Он издевался. Или… Голые ягодицы неожиданно прошлись по чужому члену, что уже битые минут десять болезненно упирался в грубую ткань тесных брюк. Нет, вот сейчас Кавех начал издеваться. Выдержка Аль-Хайтама лопнула ровно в тот момент, он синхронно схватился за спинку кровати обеими руками и сжал ту до побелевших костяшек, легче совсем не стало, даже когда он гортанно застонал во весь голос. — О, во имя Архонта, какого хуя ты- — Поминаешь Бога в нашей постели? Как грязно, Хайтам…этому теперь в Академии учат? — Да сядь ты уже на мой чёртов член, а то челюсть тебе сломаю уже я! — Ладно-ладно, я всего-то хотел довести тебя до слез… — судя по убийственному взгляду, невинности в словах архитектора Аль-Хайтам не сильно-то и верил. Не то чтобы это первый подобный случай в их сексуальной практике, у Кавеха был какой-то пунктик на эмоциональные издевки, причем касались они как постели, так и повседневной жизни, и Хайтам бы точно задумался, почему он все еще считает эти отношения релевантными, если бы брюки задержались на его бедрах еще хотя бы на мгновение. Влажная от смазки ладонь опустилась на возбужденный до предела член впервые за утро и только после этого секретарь позволил себе удовлетворенно выдохнуть и отпустить ситуацию. Уж что-что, а трахаться Кавех умел, вероятно, даже лучше, чем строить, на этом сказывались веселые деньки бурной молодости еще до их знакомства. Оперевшись ладонью на крепкую грудь, Кавех вжался задницей в чужой стояк и плавно, насколько это возможно скользкими дрожащими руками, протолкнул его в себя. Спустя столько времени внутри наконец было горячо и плотно. Где-то на периферии набатом била мысль, что он, вообще-то, хотел начать неторопливо, прочувствовать, как следует, но она стремительно вылетела из головы вместе с протяжным стоном, когда Хайтам дернул бедрами навстречу. При чем так метко, что головка проехалась ровно по простате, ноги обмякли и стали нещадно разъезжаться по одеялу, вынуждая опуститься до самого основания. Кавех как-то неловко повалился вперед, глаза сверкнули золотом. Его рука с груди скользнула на изрядно разукрашенную шею, пальцы нашли свое место под челюстью и вовремя перехватили судорожный вздох, что спешил вырваться из горла мужчины. Не давая и секунды на передышку, Кавех прогнулся в пояснице и задал резкий, рваный темп, не давая даже толком прочувствовать узость собственного тела, ощущения прошибли до костей, но он не позволил себе прикрыть глаза, пропустить отчаянные метания Хайтама было бы слишком жалко. Тот, дорвавшись до желанного, даже и не думал сопротивляться, плевать на спертое дыхание, на ноющую боль в побелевших от напряжения кончиках пальцев и невыносимый жар внутри и вокруг себя. Капельки пота заструились по шее, виски взмокли, а легкие жгло, было так безумно хорошо, что у Кавеха темнело перед глазами, сердце громко стучало в ушах, перебивая задушенные стоны. В кой-то веке не было сил что-либо говорить, хотелось лишь жаться ближе и рвано вылизывать друг другу губы, Хайтам склонил голову вбок, насколько позволяла крепкая хватка на шее, и из последних сил потянулся за поцелуем. Тот оказался жадным, мокрым, невыносимо горячим, член толкнулся глубже, от чего Кавеха слегка повело и он почти потерял равновесие. Как же хотелось кончить. Блондин даже не успел толком коснуться члена, как его прошибло крупной судорогой оргазма, да так сильно, что руки окончательно подкосились и перестали держать хоть как-то, только на этот раз Хайтам таки перехватил чужое тело, обнимая его одной рукой за плечи. Вторая властно опустилась на поясницу, рывком насаживая на член, Кавеха еще раз пробило дрожью, он как-то глухо заскулил куда-то в изгиб плеча и смазано поцеловал секретаря в шею. Мокрая ладонь скользнула по бледным ягодицам, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие прежнего темпа, пока сам Хайтам задыхался от ощущений и видел перед глазами лишь мутные вспышки. Долгожданный экстаз прошиб до самых костей, на стон уже элементарно не хватило сил и воздуха, только на какой-то жалобный рваный вздох в вихры золотых волос. Вязкая сперма обильно стекала по бедрам, мешалась с потом и холодила до предела раскаленную кожу, но даже этот дискомфорт не способен был заставить Кавеха двинуться хоть куда-то в этот момент. У него не было сил даже слезть с члена и перелечь на бок. Все тело гудело, каждый нерв недовольно отзывался и бил по мозгам. Он улыбнулся. — Мы такие мерзкие, — сипло и как-то равнодушно подметил Аль-Хайтам, тщетно пытаясь выпутать пальцы из взлохмаченных золотых прядей. Они и правда мерзкие: постельное белье безвозвратно испорчено, про одежду обоих и говорить нечего, а состоянию тел остается лишь объявить минуту молчания. Действительно мало приятного. Спустя пару минут Кавех таки нашел в себе силы подтянуться на дрожащих руках и, наконец, перебраться на бок. Живот липкий, ощущение меж ягодиц далеко от определения приятного, но блондин лишь однобоко улыбнулся и подцепил указательным пальцем крошечную слезинку, что стремительно скатилась из уголка чужих глаз. — Ничего нового. А я вот-таки довёл тебя до слез. Ладно, может пару месяцев воздержания в пустыне все же стоили того.