Утехи, которые они себе позволяют

«Гей-клубы по всей России, вероятно, закроются, заявили в Госдуме. Это произойдёт в случае принятия закона о запрете пропаганды ЛГБТ. «Уже своим существованием гей-клубы — пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений. Пусть они занимаются этим у себя дома в спальне. Никто не собирается отлавливать геев, запрещать им заниматься утехами, которые они себе позволяют», — заявила глава комитета по вопросам семьи, женщин и детей Нина Останина».       Эта крайне «важная и срочная» новость с комментарием от Марка «Этим выхухолям всё неймётся» прилетела Алексею в третьем часу ночи ровно в тот момент, когда он, уже сидя в постели, дописывал свой традиционный пост-резюме для телеграм-канала о прошедшем эфире с оным.       Мысленно закатив глаза и ухмыльнувшись, Арестович написал в ответ: «Жутко даже представить, что за утехи там позволяют себе эти страшные люди, Господи, прости их грешных😁».       — Лёш, ты спать сегодня планируешь? — свет от экрана смартфона раздраконил уже провалившегося в полудрёму Михаила Подоляка. Он приоткрыл один глаз и положил руку на грудь Алексея, прижавшись лбом к его плечу. — Что ты там хихикаешь и без меня?       — Да снова Марк шлёт дегенератские российские новости. Не, ну анекдот, ей-богу, ты на формулировку посмотри, — ответил Лёша, демонстрируя экран смартфона.       Михаил приподнялся на локте и, развернув к себе гаджет, чтобы лучше видеть, пробежался глазами по посту.       — Да уж, самая серьёзная, требующая незамедлительного разрешения «проблема» в России на сегодняшний день. Вот где собака порылась, оказывается. Оруэлл отдыхает, в словаре новояза у них опять пополнение? — Подоляк устало посмотрел на любимого. — Так и что мы там себе позволяем, не напомнишь?       — Хочешь снова освежить память? — отложив телефон, Алексей, лукаво улыбаясь, наклонился к лицу любимого и мягко коснулся его губ своими. — Пары часов даже не прошло с последнего напоминания, а всё уже выветрилось из твоей светлой головы?       — Ради таких напоминаний готов даже стирать себе память, чтобы переживать это снова и снова, — Миша закинул ногу на бедро мужчины и прижался к его паху своим. — Да и чувствую, твоё напоминание уже в режиме повышенной готовности.       — Подоляк, ты невозможен, ты знаешь об этом? — Лёша водил тёплыми ладонями по обнажённому торсу Михаила, задевая соски, опаляя разгорячённым дыханием нежную кожу шеи.       — Догадывался. Смутно, — выдохнул советник главы ОПУ, отчётливо ощущая возбуждение прижавшегося к нему мужчины.       Михаил взял ладонь Арестовича и потянул в область своего члена, уже требующего пристального внимания, но Лёша, в свою очередь, высвободил руку из Мишиного захвата и навис над ним, рассматривая плотоядным взором.       Алексей любил Мишу любым: сосредоточенным и язвительным, и расслабленным и милым; в строгих деловых костюмах и туфлях, и спортивках и кроссовках (а ещё лучше и вовсе без одежды); с трудом сдерживающим слёзы от ужасающих сознание событий, вызывающим желание обнять и унять боль, и смеющимся от искристого счастья, заражающим своим весельем, отчего хотелось видеть эту улыбку вечно.       Но больше всего любил Лёша Мишу вот таким: домашним и мягким, чуть сонным и взлохмаченным, доверчиво расположившимся в его руках, смотрящим на него с такой любовью во взгляде, что, казалось, огнём этих глаз можно зажечь звёзды в самой отдалённой части Вселенной за тысячи световых лет от Земли. Но их маленькая Вселенная на двоих сейчас была здесь, в этой спальне, и свет их любви достиг их сердец уже давно.       Михаил любил Алексея всяким: серьёзным и собранным, и непосредственным и взволнованным; говорящим о важных вещах и шутящим свои специфические шутки; в расслабленных худи и официальных пиджаках; лукаво улыбающегося, прищурившись, и открыто смотрящего влюблённым взглядом; ласковым и строгим; тихим и громким.       Но более всего любил Миша Лёшу в моменты, когда тот, задыхаясь от наслаждения и восторга, выстанывал его имя в различных вариациях в порыве страсти, трепетно прижимая к себе; в моменты, когда весь мир, рассыпаясь вокруг мириадами частиц бытия, собирался вновь на кончиках пальцев любимых рук.       Исступлённые поцелуи посыпались на кожу Михаила, покрывая её тончайшей вуалью сладострастия и обожания. Сам Адонис скромно отошёл бы в сторону, будучи не в силах противостоять пленительным чарам господина советника, оставив Алексея в одиночку плавиться под их влиянием.       Чувственные ласки и легчайшие прикосновения, единство гармонии и безумия, ритмичные движения и рваные поцелуи — всё слилось в изумительную симфонию дивных ощущений, переливающихся через край, уносящих с собой за пределы представлений о правильном и неправильном, — и, средоточие эмоций, концентрация чувств, — вершина наслаждения, оглушающим звоном отдающаяся в голове и пульсацией в теле; экстаз, словно катарсис, приносящий в сознание божественное очищение и высшую степень удовольствия.       Выравнивая сбившееся дыхание, оба советника лежали, глядя друг другу в глаза в тусклом сиянии ночника, любуясь мерцающими отблесками неяркого света.       — Ну что, Михал Михалыч, напоминание осуществлено успешно? — не преминул сыронизировать Алексей, ласково очерчивая пальцами линию челюсти Миши. — Освежил в памяти детали утех, которые мы себе позволяем, что так пугают русских?       — С тобой — забывчивость каждый раз как рукой снимает, — проваливаясь в обволакивающий, словно мягкое облачко сон, пробормотал Михаил, — напоминай почаще, для профилактики.