???
И как он оказался в такой ситуации? Гравитация впервые мстит ему. Играет против него, прижимая к полу заставляя упираться руками в бетон, стирая огрубевшую кожу до мяса. Кости хрустят и ощущение такое, будто органы внутри лопаются. Что-то внутри Чуи сошло с ума. Что-то решило убить его. Его сила захотела стать косой в руках смерти. Но кто сказал, что это реальность? Может это бред? Может это сон? Накахара жив. Это единственно верно. Сила исчерпалась. Смерть снова, лишь только показавшись смутным силуэтом, сбежала куда-то. А Чуя, смотря на свои изувеченные руки, даже слезы не проронил. Тело жгло ужасной болью, но это не вызывало в нем ничего. Давно ли боль перестала быть для него болезненной? Непонятно откуда взявшийся Дазай притянул напарника к себе и положил голову ему на плечо. Он тоже смотрел на отвратительно выглядящие ладони. И находил в них красоту, красоту такую же мощную и всеобъемлющую, неоспоримую, которую сам находил в своих ранах. Когда течет кровь, когда пальцами можешь проковырять в себе дыру и достать до кости, прощупать все, что находится внутри, чтобы точно убедится, что все на месте и природа не обделила чем-то важным. Вожделение и восхищение всем тем, что приносит те вспышки, которые уже давно не называешь болью. Просто вспышки. Такие яркие, такие приятные, сильнее любого чувства на свете. Самый сильный оргазм помноженный на сотню, истинное блаженство в соответствии разума и тела. Соответствии изувеченного. — Давно ты здесь? Я тебя не заметил. — С самого начала. — И долго будешь наслаждаться моими ладонями? — До самого конца. — Впрочем, ты часто говоришь на непонятном мне языке. — Шляпник, однажды ты вспомнишь и поймешь каждое мое слово.???
С перебинтованными и постоянно ноющими руками было невероятно сложно делать буквально все. Но Осаму был рядом. Он помогал. А когда Чуя не видел, он хватался за нож и вырисовывал на себе абстрактные картины поверх прошлых шрамов. Дазай в своих мыслях называл себя художником. Рисовать он любил не только на своем теле. Его казни не зря считались самыми жестокими. Никто точно не знал, что творится за прочно запертыми толстыми железными дверьми, и, на самом деле, никто и не хотел узнавать. Потому что итог этих процессов всегда был один: преисполненный счастьем Осаму выкладывал всю возможную и невозможную информацию, а труп, в котором невозможно было больше узнать человеческих черт, больше похожий на безумную смесь крови, мышц, раздробленных костей и разорванных органов, предпочитали просто сжигать. И не вспоминать об этом, не то, чтобы обсуждать. — Почему ты не ездишь к семье? — Чуя смотрел вниз, стоя на балконе двадцать первого этажа. — Моя семья это ты. — Перестань увиливать от вопросов таким образом, подхалим. — Накахара бросил на напарника злобный взгляд. Дазай лишь пожал плечами и медленно вышел за стеклянную дверь. Он надел привычное черное водонепроницаемое пальто. Допил бурбон в стакане, слегка поправил прическу в зеркале. Полюбовался на коллекцию ножей, которую так долго и щепетильно собирал его напарник. » 01:19 am » — светилось на электрических часах. Дазай бросил на время скучающий взгляд и направился к выходу из квартиры. — Хочешь посмотреть? — Хочу.???
Накахара уже был пару раз в этом подвальном помещении. Пыточная мафии. Однако он был первым и единственным человеком, которого Дазай пригласил на казнь. И, пожалуй, единственным, кто бы на это согласился. Человек, стоящий посреди комнаты не двигался. Он не был связан или что-то вроде этого. Он был скован страхом и осознанием. Он уже был мертв, но еще дышал, и сердце его билось. Осаму медленно надел на руки черные медицинские перчатки. На столе перед ним было разложено такое огромное количество различных инструментов, что, кажется, здесь можно было найти все что угодно. Его глаза бегали с одного предмета на другой, не зная на чем остановиться. В конце концов рука потянулась к старым ржавым, но еще крепким щипцам, а в карман он закинул маленький сверкающий стилет. Затем Дазай развернулся к своему пленнику и попросил своего напарника обездвижить добычу гравитацией. — Я покажу тебе все секреты этого места, лисеныш. — Кинул очередную фразу своему напарнику Осаму и подошел к живому мертвецу. И началось создание невероятно красивой картины.Я позвал тебя сюда, потому что знаю, что только ты любишь это искусство также как и я.
Пальцы пленника один за другим хрустели под натиском щипцов. А затем, под невозможно громкие крики, слезы, хлюпания, мольбы, кости крошились, кожа, вместе с мышцами и сухожилиями разрывалась на куски. Неповторимый рваный узор украшал край ладони и кровь текла с нее так аккуратно. Звуки, издаваемые жертвой надоели. Они портили весь спектакль. Поэтому Дазай засунул руку как можно глубже в глотку жертвы и, схватив самый корень языка, вырвал его резким рывком. Быстрым движением в руке мучителя блеснул стилет и ахиллесовы сухожилия были разорваны. А затем раны появились и под коленями. Жертва упала на пол, но умирать было еще слишком рано. Осаму провел языком по стилету, слизывая кровь. И не сдержался. Хотел оставить это на потом, но глазное яблоко всегда невыносимо манило его. Тонкий и острый конец ножа аккуратно вошел под веко. Рука профессионала провернула его на триста шестьдесят градусов и вытолкнула глаз из черепа. Поймав этот шарик левой рукой, Дазай какое-то время любовался этой цветной стекляшкой. А потом раздавил ее в руке. Настало время для рисования. Одна линия прошла вокруг шеи и вскрыла алую кровь, но не была убийственно глубока. Кровавые кресты проявились на плечах. Кожа с торса была срезана наподобие шахматной доски: квадратик кожи, а за ним квадратик мышц, потом снова кожа и так далее. На ногах Осаму долго вырисовывал ажурные узоры, отдаленно напоминающие цветы ликориса. Нос был срезан все тем же стилетом. Губы разделены вертикальной линией надвое ровно посередине. Уши были разрезаны пополам и поперек лица тянулась глубокая рана. А вот и смерть. Второй глаз Дазай вытащил уже не так аккуратно. Он воткнул нож прямо в зрачок, пробивая чуть ли не всю голову насквозь и буквально выскреб глазное яблоко. В голове красоты больше не было. Убийца достал из портупеи пистолет и сделал несколько выстрелов в голову жертвы. На ее месте осталась только каша из крови, волос, костей и мозгов. Затем Осаму вспорол торс мертвеца. Он по-очереди доставал органы, из некоторых вырезал какие-то фигурки ржавыми ножницами. Сердце он вырвал рукой и довольно долго смотрел на него. — Это душа? — Это сердце. Души нет. Экзекуция продолжалась, но уже подходила к концу. Дазай перестал аккуратно рисовать болью. Он словно медленно сходил с ума. Топтал останки, перемешивая их толстой подошвой ботинок, хаотично стрелял в кровавое месиво, пока в конце концов не остановился. Он медленно присел, набрал в ладони как можно больше чужой крови. Накахара, до этого завороженно наблюдавший за впечатляющим зрелищем, наконец отмер и присел рядом с напарником. Взгляды обезумевших глаз встретились. Осаму умыл свое лицо чужой кровью, пропустил ее через свои волосы и медленно коснулся грязными руками щек Чуи. Безумный поцелуй — не плод любви, страсти или влечения. Итог наивысшего единения???
— Посмотри на все эти шрамы. — Дазай стоял перед зеркалом, стянув с себя майку, и рассматривал свое тело. Чуя курил рядом, сидя на раковине. — Истинная красота. — Раньше я бы сказал, что ты чудик. — Фыркнул Накахара. — Но теперь я такой же безумный идиот как и ты. Парень докурил и бросил сигарету в раковину, из которой еще не до конца утекла вода. Потом ушел за дверь. Затем опустил еще не зажившую руку в кипящую воду. Он даже не дернулся. Это было приятно. Это было красиво.???
Чуя провинился. Чуя виноват. Чуя наконец познакомится со смертью. Он снова в том подвале. Вот только его вряд ли можно сейчас назвать зрительным залом. Теперь для Накахары это сцена. — И кто же будет моим палачом? — Я. — Голос напарника раздался из-за спины и вызвал у предателя мафии только тихий смех. Ему не было страшно. Он предвкушал. Дазай прошел к стене, на которую Чуя пялился весь последний час, и развернулся. В руке его был один лишь пистолет. Винтажный кольт сорок четвертого калибра. Любимое оружие Накахары. Такое родное. — А где же все твои страшные-ужасные инструменты? Где мое зрелище? — Чуя хотел боли, а не быстрой смерти. — Ты же так любишь издеваться над телами. Осаму направил кольт на своего бывшего напарника и снял предохранитель. — Люблю. Осаму целился четко в сердце. — Ну так что же изменилось? Из-за чего же ты изменил своим привычкам? Неужели не хочешь изувечить… Раздался выстрел. -… Тебя. Чуя уже был прекрасен. Дазай не хотел портить его красоту. Чуя сам изрисовал свое тело ранами. И это произведение было прекраснее всех дазаевских.!!!
Наконец-то Накахара смог рассмотреть смерть. И она была гораздо красивее всех его представлений. Она была нежна, мила, спокойна. Она была матерью, укладывающей ребенка спать. Она была той, кто дала начало жизни, отпустила его в мир и дождалась момента, когда эта душа вернулась к ней. Нет никаких заблудших душ. Теперь Чуя это знает. Матушка-Смерть всех их упокоила и вот настал его черед. И последним подарком, последней ниточкой жизни, которую следовало обрезать, были слова, которые неожиданно обрели смысл.«С самого начала. До самого конца. Шляпник, однажды ты вспомнишь и поймешь каждое мое слово. Моя семья это ты. Хочешь посмотреть? Я открою тебе все секреты этого места, лисеныш. Я позвал тебя сюда, потому что знаю, что только ты любишь это искусство также как и я. Это душа. Посмотри на все эти шрамы. Истинная красота. Я. Люблю. Тебя.»