Осознание
. *** Очередная вылазка на кухню закончилась попойкой. Квартет расформировался в дуэт оставшихся выживших. Юля острожно влезает на подоконник. Это было тяжким испытанием для захмеленной студентки, но она блестяще с этим справилась. Кира наблюдает. Под ее чернью глаз плавится все живое существующее. Ее щеки чуть розоваты, после трех бутылок пива. В целом, жить можно. Они обе как синхронистки достают по пачке сигарет. Окно настежь. Чикиной хочется высунуть в него голову что бы остудить пыл. Стыдно признать что ее так размазало после двух банок. Вишневый фильтр касается губ, дым пленит легкие, дурманит и без того, мутный рассудок. Медведева чуть улыбается, видит что по младшей спирт вдарил немного больше. Юля роняет свой взгляд на дымящуюся между указательным и средним сигарету, а затем поднимает на старшую. — Юляш, ты знаешь что такое цыганочка? Чикина медленно-вдумчиво кивает. Затягивается вновь, выпуская дым небольшими кольцами. Соседка ловит их пальцами, разъединяя на полукруги. — Но я никогда не пробовала. Звучала ли эта фраза как призыв к действию, или честный ответ? Два в одном, как кофе, только без еще одного ингредиента. Кира затягивается, наклоняясь к чуть податливой Юле, чьи губы к слову, размыкаются. Выдох в миллиметре от касания чужих губ к своим. Дым отдает ментолом. Старшая не уходит, расстояние не увеличивается. Юля кусает Кирину нижнюю, окончательно и бесповоротно осознавая что их покой никто не нарушит, их идиллию никто не отберёт.</3
7 ноября 2022 г. в 04:12
Примечания:
начнем с главного. я вахуи, вы вахуи, весь фандом пацанок7 вахуи. ВЫ ВИДЕЛИ АНОНС? если кира с юлей хотя бы рядышком встанут, я словлю микроинсульт, клянусь.
спасибо всем тем кто продолжает преданно следить за моим творчеством и оставлять комментарии. это до слез важно для меня.
пб открыта, целую в обе щеки
Зима в детстве ощущается по-другому. Ребенком, вылавливаешь узорчатые снежинки на языке, падаешь пластом в сугроб, зная что мама будет поить облепиховым чаем когда простынешь. В детстве, не обращаешь внимание на то что снег совсем не белоснежный, а в желтоватых разводах. Будучи ребенком, не задумываешься как похудел родительский кошелек после похода в аптеку.
В детстве было так, как не будет больше никогда.
Щели в общажных окнах присвистывают, предательски пропуская часть морозных потуг в здание. В этом году пледов и хлопковых толстовок, явно не напасешься. Отчаянная в голове мысль, расхаживать по кампусу в верхней одежде, словно молодой кочан капусты.
Утром субботы всем положено отсыпаться, лишний раз не шаркая резиновыми тапками в расцветке фуксии, по корпусу. В своем большинстве, студенты соблюдают сакральный покой, наслаждаясь минутами тишины, расплывшись в майскую лужу на перьевых подушках.
Но Диане чхать уподобилось на правила. Ее тонкий силуэт парировал: «Правила созданы для того, что бы на их существование клали хуй».
Конечно, эти слова были золотом среди пыльной меди, но только когда они не касались ее самой. Бесспорно, Янголенко была весьма абстрактным философом. Юле нравилась эта стилистическая манера начитанного похуизма в стиле какого-нибудь повествующего Кафки.
Руки с коротким красным маникюром отпирают дверь уборной. С нее сыпется облупленная белая краска, она вопиюще скрипит. Пока Юля вся от некомфорта жмется слушая эхо коридора, ее платиноволосая спутница юркает в помещение.
— Слава аллаху никто еще посрать сходить не успел. -
Чикина хихикает в растянутый рукав кофты. У них командная работа. Младшая дергает форточку, насквозь распахивая ее. Диана взбирается на перекладину разделяющую «орлиные пропасти», в попытках закосить под снг-шную Лару Крофт. По старой схеме откручивает пожарную сигнализацию. Оборудовать общагу университета сигналками на батарейках было фатальной ошибкой для администрации, и прекрасной перспективой для курящих студентов.
Юля выуживает из толстовки пачку каких-то не очень дорогих сигарет и благородно разделяет их с сообщницей. У каждой своя зажигалка. Чирк-чирк колесиком, и Чикина остается греть кафельную стенку тонким силуэтом спины. Ди нагло умещает тощий зад на бетонной перекладине. Дым опиатными ручьями растекается по юному организму. После третьей затяжки бессовестно ведет. Младшая ненавидит курить на пустой желудок, но это циклично входит в утренний ритуал и занимает особое место в дневном расписании.
— Прикинь, этих полупокеров с юрфака так много, что часть третьего курса подселили к нам.
Янголенко вальяжно растягивает предложение, смакуя губами вишневый фильтр. В ее голосе нотки явственного недовольства.
— Помнишь, мы в прошлом году травили шутки про муравейник?
Юля нервно дергает плечами с долей сарказма закатывая глаза.
— Собсной персоной. -
Ди давит пропитанную ядом ухмылку и Чикина неожиданно ловит себя на мысли что абсолютно разделяет очевидную эмоцию девушки.
Если быть предельно честным, администрация запредельно, в край ахуела. Окна подлатать не могут, а студентов селят с напыщенной улыбкой на роже и сладеньким: «Вам у нас понравится». Юля опускает тяжелые веки. Перед ними беспорядочно мотыляются белые мушки, утягивающие в сон. С таким-то холодом, немудрено.
— Слушай, ну может они нормальными окажутся.
— Может, но чужаков все равно никто не любит.
Диана запрокидывает голову, выводя взглядом по каждой трещине на потолке. Знает что ее соседка лишь успокаивает себя такими мыслишками. И все же, лучше ютить корпус с третьекурсниками, не менее заебанными жизнью, нежели с пугливой детворой первого.
Юлины ресницы дрожат под первыми солнечными лучами, щекочущими по-детски припухлые щеки. Теплый желтый ласкает алебастр кожи, приятно отливая собой россыпь блондинистых прядей, осыпая их золотом.
Из года в год мечтаешь о весне. Такой недоступной, нереальной. Об оттаявших снегах и первых почках на оживающих деревьях. О том запахе мартовских ландышей и свежевыглаженных рубашек, забивающих ноздри. Весна придет совсем не скоро, а пока Чикина лишь может скромно мечтать о долгих-долгих прогулках в одиночестве, под песни Земфиры.
От недосягаяемых мечтаний отрывает мерзкий привкус горелого фильтра. Юля отстреливает окурок двумя пальцами в форточку, переводя сонный взгляд на ограняющую ее взглядом, Янголенко. Кажется она давно покончила с табачным изделием и мерно ждала пока однокурсница выйдет из своеобразной медитации.
— Идем. Я сегодня на весь вечер с Алисой потеряюсь. -
Чикина понимающе кивает, с интересом разглядывая профиль девушки. У них с Алисой отношения – пособник по химии десятого класса. Глаза соседки всегда по-дурному искрят неизведанными для Юли эмоциями. Постоянно она:
«— Алиса хороша, ты бы видела как грациозно она уматывает литруху жигуля за десять минут. А еще Алисе нравятся браслеты из бисера, которые я стругаю на скорую руку. Алиса очень мило сопит во сне.–»
Алиса то, Алиса другое. Это имя набатом стучит по вискам, тянется нугой по извилинам. Не то что бы правда раздражает, скорее утомляет. Тем более, что слышать что-то подобное от Янголенко, которая бесповоротно застряла умом в две тысячи семнадцатом году со своей любимой толстовкой трэшер и «Пять минут назад» на повторе – было в диковину. Обычно она кладет болт на существование кого-либо, но их отношения с Куняшовой это что-то особенное, сакральное и важное.
— Так-то что-то похавать приготовить надо.
— Сделаю вид что не улавливаю намека.
Дуо удаляется из уборной в направлении триста одиннадцатой комнаты.
***
Два часа ночи. Очередной рекорд по бесцельной трате драгоценного времени, побит. Выходной в пустую. Возможно, он бы не был таким, если бы все девчонки из триста одиннадцатой не решили смыться в подозрительно одинаковой манере, оставив блонду наедине с разочарованием в этом дне. В корпусе по-особенному тихо, словно все живое помимо кухонных тараканов и самой девушки, вымерло. Не хватает перекати-поля и августовских полевых сверчков.
Именно сейчас, растекшаяся на подушке Юля, решает зубрить конспект по экономике. Сначала кофе, без него – никуда. Приторно-сладкое с кучей сливок.
Ноги в теплых тапочках шарканьем оббивают коридор на пути к кухне. Длинный, со светом в конце. Смутно напоминает что-то. Снарядившись тетрадью, грязной кружкой и клетчатым пледом поверх плечей, Чикина входит в обитель сюрреализма, фантазии и тараканов.
Взгляд останавливается на предмете кухонной утвари – электрочайнике. Чайник берегли как зеницу ока, ведь скидывался на него, каждый житель третьего этажа. В нем уже имеется жидкость, и лучше не размышлять над тем какого качества она.
Мысли наполнены громким ничем, хочется распасться на молекулы. Холод вновь заставляет тяжелые и без того веки, опускаться в полуприкрытое состояние.
«Состояние нестояния» – саркастично в мыслях.
Когда Чикина открывает конспект, ее лицо искажает гримасу из палитры ужаса, паники и непонимания. Она не может разобрать ни единого слова, листая страницы бездумно, одну за одной. Хмурится.
— Ав…Ават…Аватария?
— Автаркия.
Подсказывает чей-то голос с бархатной хрипотцой. Юля поднимает округленные удивлением шайбы заместо глаз, на источник звука. От чужого взгляда неуютно.
— Не ожидала что кто-то войдет.
Девушка прочищает горло, в растерянности поджимая губы. Похоже, вошедшая тоже не ожидала соседей на кухне в такой-то час.
— Понимаю. Тоже не спится, или желание учиться в заднице заиграло?
Незнакомка проходит вглубь, щелкая налитым чайником. Ее взгляд теперь принадлежит утвари и не свербит где-то по кромкам несчастной душонки.
— Скука от безделья, горе от ума.
Юля рассматривает собеседницу, воссоздавая черты ее лица в голове. На ней клетчатая рубашка поверх футболки и незаурядные спортивки. Кажется, не из тех кто пришел понтоваться шмотками. Своя.
Растрепавшийся пучок роняет платиновые пряди, виски и затылок в ежике под тройку. В ушах тоннели серебрят отливом теплой лампы. Отмечает про себя, широкую линию плеч и спину. Явно занимается атлетикой или чем-то связным.
— Кира, триста тринадцатая комната.
Не оборачиваясь роняет девушка. Имя ей определенно подходит. Чикина отводит взгляд, ведь возможно с ней заговорили лишь по причине: – «Я вижу как ты пялишься мне между лопаток, заебла». Хмыкает, поступок некрасивый.
— Юля, триста одиннадцатая. Получается, соседи соседей.
Кира хмыкает. Короткостриженная скользит небесными глазами к тетрадке. Родная, несчастная и все такая же неразборчивая. Вновь пытается вникнуть хоть в тройку предложений, а результата ноль. А мама когда-то говорила что почерк много чего может сказать о человеке. Судя по почерку, Юля еще та беспонтовая неряха.
— Бля, заварку забыла.
Знакомая чертыхается под нос, но в этой онемевшей тишине будет слышен даже самый спокойный вдох.
— В шкафу, третья полка слева. Они общие, мы в конце месяца скидываемся на подобное барахло.
Чикина как можно тише старается сербнуть из кружки, но получается откровенно плохо. По итогу, давится же своим приторно-сладким кофе с кучей сливок, вызывая еще один хмык у Киры. Захлопывает конспект, очевидно, потеряв веру в человечество.
— Я собираюсь глянуть Астрал. Если ты до сих пор не можешь отличить автаркию от аватарии, то могла бы составить мне компанию.
Юля манерно закатывает глаза и языком цокает в наигранном недовольстве. Раз уж спать она все равно не хочет, чем черт не шутит. Как только встает вопрос о том, на чем они будут смотреть фильм, замечает на столе ноутбук. Что за магия вне Хоггвартса? Его тут не было, клянусь!
— Отличный способ отбить сон в принципе. Для зимней сессии – самое то.
Медведева роняет свой зад на стул, услужливо подвинутый новой знакомой.
Прежде чем перейти к просмотру, они еще немного болтают. Чикина узнает что Кира старше на год, что у нее аллергия на апельсины и начинает петь «Хочешь». Они обе смеются, хотя Юле кажется что Кира смеется крайне редко. И будет права.
Общага сближает, ее стены словно подталкивают к новым знакомствам. И ведь чего тут только не встретишь. Общага – семья. В ней команда соседей борются с тараканами, плесенью и подгоревшими сковородами. Каждый уважающий себя сосед, хоть раз спасал голодного студента заветной пачкой доширака. Когда живешь здесь, ощущения двоякие. То ли попал в КВН при Петросяне, то ли в дешёвенькую пародию на Бесстыжих с низким рейтингом.
Медведева узнает о любви к приторному кофе у своей собеседницы и театрально кладет руку ко лбу в отвращении и испуге. На восьмой минуте узнает что Юля до дрожи боится этих самых ужастиков, но выключить не просит, лишь смеется наивняком и плечиками тонкими ведет.
Когда на экране появляется скример выпрыгивающей Самары Морган, Чикина едва ли не падает со стула. Киру кроет волной неконтролируемого хохота, поплам сгибается. Слушает как та ворчит: «Че ты ржешь, я чуть не обосралась».
Сидят они до пяти утра, изрядно насмеянные и уставшие. Медведева отправляет младшую по койкам, завидев как та перед монитором носом клюет. Кира запоминает девчонку как сонного цыплёнка посреди кухни. Ее небольшая ладошка вяло машет на прощание.
***
Что может быть лучше постоянства в жизни повзрослевших людей? Ничего, верно. По этим принципам живет Юля, по этим принципам выживает Кира.
Бессоные вылазки на кухню продолжаются. Стратегически высчитаное время, когда нужно позвать Чикину на ночное рандеву, Кира приписывает к своим заслугам.
Сама Юля, к своим заслугам приписывает третьекурсницу юридического факультета.
Вы поете песни Земфиры в один звонкий и второй хриплый голос, совсем тихо что бы никто-никто не услышал. Чтобы никто не нарушил покой, не отобрал идиллию.
Вы перестаете смотреть ужастики, вместо них, ситкомы. Ситкомы, потому что длительность дольше. Иногда кажется что они вовсе не закончатся. Как и ваша идиллия.
Вы курите в уборной на третьем, когда одна из вас показывает как откручивать пожарную сигнализацию. Зависаете там долго, растратив половину пачки между философским разговором по типу: «Зачем слону такой длинный хобот?».
Вы делаете экономику вместе, и совершенно не важно что одной из вас она совсем не понадобится. Вы просто хотите убить больше времени вдвоем. Вы молчите об этом. Что бы не нарушить покой, что бы не отобрать идиллию.
Вы ломаете блядскую комедию, когда соприкасаетесь коленями, разлегшись на кровати триста одиннадцатой комнаты, в которой слишком часто не бываает никого. Вы разыгрываете спектакль слепых. Что бы не нарушить покой, что бы не отобрать идиллию.
***
Трезво задумавшись над чужими отношениями, что больше подавали более-менее здоровый их пример, Юля наконец понимает что такое «пособник по химии для десятого класса».
Непонятные ощущения при виде Дианы, мирно сопящей на коленях у читающей книгу Алисы, становятся яснее некуда.
У них любовь.
Пока все эти незаурядные эмоции не касались Чикиной, ей жилось спокойно со своим отвращением. И завистью.
«— Кира разобрала мой почерк, прикинь–».