Two hurt

Сколько нужно времени для того, чтобы полюбить? Секунда, час, день, а может и целый год? Я так часто задавался этим вопросом, что уже забыл зачем изначально стремился узнать правду. Близкие друзья, коллеги, родственники. Глядя на них, каждую секунду пытался найти ответ, который, на самом деле, всегда был так близок. Стоило лишь протянуть руку и схватить за хвост ускользающую мысль. Но каждый раз она пряталась где-то в завалах повседневных проблем, чтобы потом опять начать свою игру. Чаще всего поздней ночью, когда уставший, с разрывающейся от боли головой, я так жаждал покоя, она снова выползала на поверхность, дразнящими прикосновениями щекоча нервы. Она кружилась, словно беспокойный зверек, прогоняя последние остатки сна, лишая возможности даже закрыть глаза. «Вот же, совсем близко», - смеялась она мне в лицо и, не осознавая этого, я протягивал вперед руку, силясь поймать. Сколько нужно времени для того, чтобы полюбить? Я так часто спрашивал себя, потому что хотел понять, когда же это чувство стало частью меня? Когда оно успело связать нас с тобой так крепко, что порой эти путы мешали даже вздохнуть. Может, мне хватило минуты? Той самой, когда, почувствовав на себе внимательный взгляд, я не выдержал и, разломив булочку пополам, протянул тебе половину. Тогда мы знали лишь имена друг друга, но никогда не общались. Тогда мы были всего лишь подростками, изможденными каждодневными тренировками, ожиданием дебюта, разрушенными надеждами. И страхом, что так и останемся на этой ступени, не имея возможности шагнуть ближе к своей мечте. Мы все были детьми, на которых неожиданно свалилось слишком много взрослых проблем, с которыми невозможно было справиться в одиночку. Мне было чуточку легче чем остальным, ведь у меня были понимающие родители и Хекдже. Человек — который никогда не терял надежды на то, что однажды придет и наш час. У тебя же не было никого, и именно эта мысль управляла мной в ту секунду, когда я разламывал сладкую дынную булочку на две неравные части, пачкая сахарной крошкой свои джинсы. Ты ничего не сказал, но темные глаза наполнились теплом благодарности, и это было намного лучше чем слова. Мог ли я полюбить в ту минуту? Не знаю. Тогда я просто был рад, понимая, что возможно смогу стать для тебя... Кем-то, кто тоже сможет поддержать, и в трудный момент сказать: - « Вот увидишь, придет еще и наш час!» Я был просто счастлив, даже не подозревая, что такое простое действие в корне изменит мою жизнь. Но тогда мы были всего лишь трейни СМ и будущее казалось туманно-размытым, словно запотевшее от дыхания стекло в автобусе, на котором я всегда писал одну и ту же фразу « Ты сможешь!» И мы смогли. Справились, зная, что если подскользнемся, рядом всегда окажется кто-то, кто подхватит и не даст упасть. Можно полюбить человека, которого знаешь, кажется, всю жизнь. Просто однажды вдруг обернуться и почувствовать, как горло сжимают ласковые, но сильные пальцы злодейки — судьбы. Это займет даже меньше минуты, какую-то долю секунды, но она перевернет всю жизнь, заставит смотреть на, казалось бы, обычные вещи в совсем другом свете. Может быть мне хватило именно этой секунды, чтобы все осознать? Не знаю. Я просто был заворожен увиденным. Настолько, что забыл как это — дышать. Тогда ты пел, и это были не партии из нашего репертуара, и даже не твоя сольная песня, которую записывали саундтреком к новому сериалу, а что-то незнакомое, но от этого еще более притягательное. За стенами репетиционной уже давно царствовала ночь, и ты, зная, что никто не услышит, давал выход накопившимся в душе чувствам. Они лились бурным потоком, скользили по голосу, будто это была скоростная автомагистраль и, оказавшись наконец на воле, душили. Сплетаясь с песней в легкую, но прочную нить, они опутывали с ног до головы и тебя, и меня, заставляя задыхаться от нахлынувших чувств и, жадно хватая ртом необходимый воздух, не замечать, как по щекам скатываются редкие горячие капли. Тогда, прикрыв за собой дверь, и стараясь не выдать своего присутствия, я съехал вниз по стене, не чувствуя ничего кроме раздирающей что-то внутри боли. Это была та сторона, о которой не знал никто, которую ты так упорно старался скрыть даже от меня. Жить в тени остальных участников группы было слишком тяжело, но я только тогда начал по-настоящему понимать, как больно тебе было. Я тоже ощущал это, но в меньшей степени. Ведь у меня был Хекдже — человек, всегда готовый подставить свое плечо и не дать мне упасть. Который мог излечить от боли, прогнать все страхи просто одним своим присутствием. А у тебя не было никого, кроме меня, и эти отношения все еще были слишком непрочными, чтобы так легко доверить то сокровенное, что таилось в глубине серца. В те минуты я поклялся себе, что приложу все силы, чтобы защитить. Буду рядом, надеясь, что когда-нибудь наступит тот день, когда последние стены рухнут, а былые страхи исчезнут. Тогда я еще не знал, что буду жалеть об этом обещании. Чтобы полюбить, не обязательно ждать подходящего момента и готовиться к этому долгое время. Просто однажды оказываешься рядом и понимаешь, что готов отдать все, лишь бы эти минуты длились вечно. Наверно именно за тот час, проведенный рядом с тобой, я наконец смог все понять. Возможно... Но я не могу сказать со стопроцентной уверенностью, что так все и было. Тогда рядом с тобой было просто тепло. За окном уже светало, а мы продолжали сидеть за столом на кухне, иногда перебрасываясь несколькими незначительными фразами, в которых было больше смысла, чем в длинных многочасовых разговорах. Скоро мы все должны были разъехаться по своим делам и, возможно стоило поспать, но это было время только для нас двоих, и терять драгоценные минуты совсем не хотелось. Мы пережили провальный дебют, стерпели все оскорбления в наш адрес, нашли силы на то, чтобы двигаться дальше. Появление Кюхена, смерть отца Донхэ, травма Хичоля и та страшная авария, в которой пострадали ребята. Мы пережили все это вместе, и стали ближе, хотя раньше казалось, что ближе уже быть не может. Тебе все еще было тяжело, но уже не так сильно как в первые дни после дебюта. Теперь кроме меня у тебя были преданные фанаты, поддержка остальных мемберов и Реук — твой любимый тонсен. А у меня больше не было Хекдже. Мы так внезапно поменялись местами, я даже не сразу понял, что остался почти один. В груди неожиданно появилось слишком много пустоты, которую нечем было заполнить, и, возможно, именно поэтому я еще больше стал тянуться к тебе. Я буквально разваливался на куски, когда тебя не было рядом. Ты стал единственным важным для меня человеком, и в какой-то момент весь мир сузился лишь до нас двоих. Но в то же время, я впервые осознал, что хочу тебя ненавидеть. За то, что всегда был на вторых ролях. За чувство, что накрывало с головой каждый раз, когда в песне твои строчки шли сразу после моих. Рядом с тобой, на меня почти переставали обращать внимание, но это еще возможно было пережить. Больше всего я желал тебя ненавидеть за то, что ты отнял у меня самое важное — меня самого. Чтобы полюбить по-настоящему нужно пройти расстояние длиною в несколько лет? Оглядываясь назад и думая об этом, я чувствую, что скорее всего это и есть ответ на задаваемый миллионы раз вопрос. За эти годы мы успели пройти вместе через многое. Едва знакомые друг с другом трейни; группа-проект, где в любой момент тебя могли выкинуть, заменив другим человеком; друзья, которые научились наконец доверять. Благодаря тебе я испытал много различных эмоций: жалость, желание быть рядом, страх, боль, ненависть, любовь. Они сменялись так быстро, что порой я не успевал понять, что именно испытывал минуту назад. Но одно не смогу забыть никогда — чувство, когда ты впервые меня сломал. Тогда, поздней ночью в репетиционной комнате. Ты сделал это не нарочно, но что-то внутри меня надломилось и треснуло. И это уже не починить, ни тебе, ни мне. Тогда я впервые подумал, что знакомство с тобой — это испытание, данное мне кем-то свыше. Словно они там хотели посмотреть, справлюсь я или, поддавшись собственным чувствам, стану безвольной серой массой, ничем не выделяющейся из толпы обычных людей. Тогда я еще был сильным и собирался бороться. Потому что верил, что ты не такой. Тогда я еще не знал, что пройдет время, и Ли Сонмин, которого все знали, исчезнет. Ты пел так, что у всех на глазах наворачивались слезы, а внутри меня что-то неведомое покрывалось сетью мелких трещинок. Рассказывал о чем вы вчера ночью болтали с Реуком, и раны углублялись, причиняя невыносимую боль, ведь раньше ты мог говорить до утра лишь со мной. В минуты, когда мне так необходима была твоя поддержка, всего пара ничего не значащих слов, ты отворачивался и уходил, оставляя меня один на один со своими страхами. После этого я часто лежал без сна, вглядываясь в темноту за окном и с ужасом слушал, как внутри что-то рушится. Именно тогда я сильнее всего ощущал желание научиться тебя ненавидеть. Но не мог, каким бы сильным не было это чувство. Во время камбека с Sexy, Free and Single, давление возросло просто до космических пределов. Мы все боялись провала, боялись сделать что-то не так, подвести группу. Тогда я не выдержал, и попросил тебя сказать, что все будет хорошо, что ты всегда будешь рядом. Уговоры самого себя уже не спасали. Я всегда был самодостаточным человеком и меньше всего хотел показывать кому-либо свою слабость, но сейчас услышать это именно от тебя казалось просто жизненно необходимым. Я ждал, чувствуя как дрожат натянутые до предела нервы, но ты сказал лишь: «Думаю, ты и сам это знаешь». Казалось, что в середину моей души кинули камень, и она разлетелась миллиардами мелких стеклянных осколков. Я не мог сказать, когда именно полюбил тебя, но одно знал точно: я ненавидел себя за то, что позволял так с собой обращаться, что не мог ничего сказать. Наверно, так себя чувствует загнанная в клетку птица, которая сама себя калечит о металлические прутья, а потом, в один момент, смирившись со своей судьбой, успокаивается. Ей просто становится все равно. Она отказывается от пищи и воды и медленно умирает, так навсегда и запертая в своей тюрьме. Мне вдруг стало наплевать ранним утром, когда все мы, забравшись в фургон, ехали на репетицию перед очередным выступлением и твое место рядом с моим пустовало. Мне стало все равно в тот момент, когда твоя ладонь коснулась волос сонного Реука, и слегка их взъерошила. Последние осколки Ли Сонмина рассыпались в невидимую глазу пыль и унеслись в открытое окно. Пустота навалилась так неожиданно. Она была словно тяжелое пуховое одеяло. Мешала нормально слышать, видеть, дышать. Но самое главное, она не давала ничего чувствовать. Больше не было ноющей боли в сердце, исчез сковывающий тело холод. Ничего не осталось. Лишь руки продолжали мелко подрагивать, но это скорее по привычке, чем от напряжения. Тогда, прислонившись виском к прохладному оконному стеклу, закрыл глаза, не желая видеть, как мимо проносится жизнь. Я столько лет задавался вопросом, о том, сколько времени понадобилось, чтобы полюбить тебя, и только сейчас наконец понял. Для этого не достаточно и вечности, ведь любовь складывается из секунд, часов, дней и лет проведенных рядом с человеком. Чтобы полюбить не достаточно и целой жизни, а для того, чтобы стало все равно, иногда хватает и секунды.